В истории русского литературного языка XVIII век занимает особое место, поскольку именно в данную эпоху происходит становление норм национального русского литературного языка. Эволюция делового языка, обусловленная взаимодействием средств приказной традиции и книжно-литературных элементов, сыграла в этом процессе решающую роль.
Для языка деловых памятников изучаемого периода была характерна интерференция книжных и некнижных языковых форм. Активно воздействовали собственно русская, церковнославянская, заимствованная лексика [Смолина 1977, с. 25].
В новых коммуникативных условиях слова церковнославянского источника переосмысляются, специализируют семантику, переходят в терминологическую систему [Сердобинцев 1975, с. 4]. Следствием этого является семантическая и / или стилистическая дифференциация разных по происхождению лексических единиц, вытеснение терминов, связанных с приказной традицией, новыми книжно-славянскими единицами.
Закономерности употребления терминов в памятниках центра и периферии являлись общими, что обусловлено становлением в данный период национального литературного языка и традиционным влиянием центральной деловой письменности на местную [Полякова 1979, с. 71].
В употреблении отдельных терминов наблюдается отличие местной письменности от центра, что позволяет судить о специфике регионального функционирования норм.
[149] В качестве примера рассмотрим терминологию уголовного права, а именно наименования преступлений против чужой собственности в памятниках деловой письменности Забайкалья XVIII века.
Лексика терминологической сферы «преступления против чужой собственности» формировалась в течение длительного периода и включает как термины, сложившиеся в древнерусском и церковнославянском языках, так и собственно русские лексические единицы (разбой, грабеж, воровство, покража, кража, снос). Кроме того, в XVIII веке деловой язык пополняется за счет слов из церковнославянского языка, изменивших свое семантико-стилистическое содержание (похищение).
Термину воровство в деловых документах XVIII века присуще значение «кража, тайное присвоение чужого» (денег, товаров, пожитков, скота и т.д.). Например: «…оказался въ воровстве / из лавки гостиного двора» [НАРБ, ф. 88, оп. 1, д. 644, л. 7; 1792]. При этом не встречается слово воровство в гиперонимичном значении «преступное деяние», в котором оно было известно в приказном языке.
Производное существительное воровство вошло в употребление в качестве родовой номинации в XVI веке. Им обозначали такие преступления, как измена государству, мошенничество, подделка документов; преступления против личности, собственности; должностные преступления и т. д. В таком широком значении термин выступает в Соборном Уложении, в челобитных, уставах и др. [Благова 1998, с. 55]. Например: «… чтобъ на посаде и в слободахъ и уезде воровства грабежу, и убивства, и татьбы, и разбою <…> ни от ково никому не было» [СлРЯ XI — XVII, III, с. 31].
В конце XVII столетия, как отмечает Е.Н. Полякова, термин воровство сужает семантику и постепенно приходит на смену древнейшей лексеме татьба, хотя сохраняется и более общее значение «преступление» [Полякова 1979, с. 77]. Ср.: «…для воровства в голбец лазила и рубашки мужские и женские и масло покрала»; «… не заплатя тех мирских начетных денег ведая за собой то и иные воровства с Кунгура бежал…» [Сл. перм. пам., I, с. 101-102].
Синоним татьба по традиции продолжает употребляться в деловых текстах на протяжении всего XVII — начала XVIII веков. Например: «… распрашиван и пытан в ыных татьбах и в убийствах» [Сл. перм. пам., VI, с. 13]. Во 2-й половине XVIII века термин татьба является устаревшим и используется лишь в цитатах из Соборного Уложения и в устойчивых оборотах.
[150] В качестве юридического термина в памятниках деловой письменности XVIII века выступает книжное слово похищение, служащее для обозначения тайного присвоения чужого. Например: «… я к похищению / <…> вина никогда ево не научал» [НАРБ, ф. 88, оп. 1, д. 626, л. 8; 1790].
По своему происхождению субстантив похищение является церковнославянизмом, на что указывает фонетическое оформление, словообразовательные признаки [Фасмер, IV, с. 239].
В XVIII веке книжные слова похищение, похищать / похитить начинают функционировать в памятниках деловой письменности в качестве терминов права. Например: «Когда кто похитивъ чюжда имения, хощет, но не можеть оного возвратить» [КСРЯ XVIII в.].
При этом слово похищение в деловых текстах находится в конкуренции с разговорной лексемой покража, связанной с приказной традицией. По семантике данные термины близки, но противопоставлены по генетическому и стилистическому признакам.
Наиболее широкой функциональной сферой в изученных документах обладает термин покража, характеризующийся широкими синтагматическими возможностями и использующийся в документах разных жанров. Покража в значении «тайное присвоение чужого» сочетается со словами деньги, имущество, вещи, товар, скот и т.д. Например: «… о покраже / у него неведомыми ворами из дому ево пожитковъ» [НАРБ, ф. 20, оп. 1, д. 813, л. 5; 1787].
Народно-разговорная лексема покража [Сл. рус. нар.-диал. речи в Сибири 1991, с. 114] в качестве термина отмечается в деловых памятниках с XVII века, когда происходит формирование правовой терминологии за счет ресурсов общенародного языка. Например: «… да про ту Муртозину покражю сыскали всякими сыски накрепко» [КСРЯ XI — XVII вв.].
Как уже отмечали, в деловой письменности XVIII века покража конкурирует с книжно-славянским по происхождению термином похищение. В рассматриваемый период слово покража было более распространено. Анализ контекстуальных употреблений дает основание говорить о совпадении семантического объема этих терминов. Ср.: «… в побеге и в покраже Максимовых крестьян Брезовского» [Рег. ист. сл. 2000, с. 213]; «… и в похищении… денежнои / казны и вина» [НАРБ, ф. 20, оп. 1, д. 937, л. 5 об.; 1787].
В сфере терминологии уголовного права применяется лексема кража. Данная лексическая единица регулярно используется в памятниках разных жанров для обозначения тайного присвоения чужого. [151] Например: «О наказании… за кражу из верхнеудинского/ почтоваго правления казенных днгъ / и некоторых вещеи» [НАРБ, ф. 88, оп. 1, д. 353, л. 22; 1785].
Сравнение контекстов употребления слов кража и покража позволяет нам предположить, что в изучаемый период в деловом языке Забайкалья они являлись абсолютными синонимами. Обе лексические единицы служили для обозначения тайного присвоения денег, имущества, товара, скота и т.д. Ср.: «… в краже ими у селенгинского мещанина Пономарева / денегъ …» [НАРБ, ф. 88, оп. 1, д. 506, л. 5; 1787]; «… в покраже … вещей и денегъ…» [НАРБ, ф. 88, оп. 1, д. 674, л. 1; 1789].
О близости терминов свидетельствует их взаимозаменяемость в пределах одного контекста. Например: «… о покраже… лошади следственному делу: /велено по силе прописанных в том / опреде/лени законовъ приличившихся в краже / помянутои лошади» [НАРБ, ф. 88, оп. 1, д. 469, л. 28; 1789].
Общеславянский глагол красть известен был в церковнославянском и древнерусском языках. В древнерусский период для обозначения кражи, воровства использовались субстантивы крадьба и крадение. Существительное кража фиксируется в текстах лишь с XVII века. Его употребление связано с контекстами деловой речи. Например: «… в краже в животинах в воровстве своем винились» [Сл. перм. пам., III, с. 11-12].
В памятниках XVIII века приказной термин кража встречается редко. В «Памятниках московской деловой письменности XVIII века» отмечается несколько случаев употребления лексемы кража. Например: «За кражу на обявленнои фабрике сукон от Манифактур / колегии при собраниии на суконном дворе работных / людеи наказанъ» [ПМДП 1980, с. 127].
В «Словаре народно-разговорной речи г. Томска XVII — начала XVIII века» данный термин не фиксируется. Употребительным является термин покража [Словарь г. Томска 2002, с. 199]. Также не отмечаются случаи употребления слова кража на территории Смоленского края. В данном деловом узусе используется слово покража и региональный вариант крадежъ. Например: «Не имеетъца же за ним какова крадежа и разбою …» [Рег. ист. сл. 2000, с. 121].
Материалы памятников деловой письменности Забайкалья позволяют говорить о синонимичности терминов кража, покража, воровство, что вписывается в общую картину языковой ситуации XVIII века, когда синонимия была распространенным явлением в силу станов-[152]ления норм национального литературного языка. Их объединяет семантика («тайное присвоение чужого») и синтагматические возможности (кража денег, вещей, товаров, скота, имущества и т.д.). Кроме того, возможно их употребление в пределах одного контекста. Ср.: «… в покраже у нево / Понамарева денегъ 53х рулевъ… / и по показанию их … то воровство чинено было вообше /… Власовым» [НАРБ, ф. 88, оп. 1, д. 506, л. 2; 1787]; «… о известнои у селского/заседателя Изосимова краже денегъ и протчаго, сле/дственному делу, приличившихся во ономъ воровстве…» [НАРБ, ф. 88, оп. 1, д. 463, л. 52; 1786].
В употреблении терминов уголовного права приказная традиция сохраняется. Об этом свидетельствует история слов снос, сносить.
В тематической группе «преступления против чужой собственности» лексема снос отличается четкой семантикой «украсть при побеге». Ср.: «… за сносъ и утрату казе/нных и партикулярныхъ вещеи» [НАРБ, ф. 88, оп. 1, д. 266, л. 11 об.; 1781].
Термин известен с XVII века, когда побег дворовых являлся распространенным видом правонарушения. Например: «… та девка от него сошла, а снесла от нево осмнатцат рублевъ денегъ» [Рег. ист. сл. 2000, с. 277].
В XVIII веке кража при побеге вещей, денег остается актуальным преступлением, в связи с чем в деловом языке сохраняется слово снос. Анализ контекстуальных употреблений указывает на отличие семантики термина снос в центральной России и на периферии, что вызвано экстралингвистическими причинами. В деловой письменности центральной части страны снос — кража при побеге дворовыми. Например: «. бежали дворовые ево га/сподина моего люди а имянно Иван Петровъ снъ Маслу/хинъ… снесъ шубу овчинную» [ПМДП 1980, с. 167].
В деловом узусе Забайкалья термин снос и его производные служат для обозначения прежде всего кражи вещей и денег при побеге военными. Ср.: «… салдаты Пе/тушковъ и Олонцовъ так ли все показанные во оном / вещи снесли» [НАРБ, ф. 88, оп. 1, д. 219, л. 7; 1779].
В деловом языке Забайкалья функционирует как термин — субстантив разбой в значении «умышленное нападение с целью ограбления», так и глагольное образование разбить. Например: «… спрашиват где на разбоях были и что гдъ раз/боемъ взяли и какия смертныя убивства <…> чинили» [НАРБ, ф. 88, оп. 1, д. 3, л. 5; 1757].
Лексема разбой, заимствованная из старославянского языка, начинает употребляться в памятниках церковнославянской, деловой письменности с XI века. Исконно данному слову свойственна была широкая семантика. В Русской Правде термин разбой используется [153] для обозначения всякого насильственного преступления. И.И. Срезневский в древнерусском языке выделяет у данного слова следующие значения: «убийство», «грабеж, разбой», «засада», «разбойник», которые сохраняются до XVII века [Срезневский, III, с. 21].
С XVII века разбой используется в терминологическом значении «насильственное изъятие чужого имущества», «нанесение с применением силы материального и (или) физического ущерба». Например: «А будет приведут разбойника, и его пытать; да будет он с пытки повинится, что он розбивал в первые, а убийства не чинил: и у того розбойника за первой розбой после пытки отрезал правое ухо» [Благова 1998, с. 64].
В качестве юридического термина слово разбой чаще всего в XVII веке употреблялся в формуляре деловых бумаг [Благова 1998, с. 64].
В XVIII веке термин разбой служит для номинации насильственного ограбления. Например: «Как де тоя деревни Поткаменной Тита Иванова разбивали и на том де разбое он Нефед был». Часто встречается данный термин в устойчивых оборотах. Например: «… грабежа разбоевъ и смертных / убивствъ не чинил» [ПЗДП 2005, с. 112].
Семантически близким слову разбой является термин грабеж. Данные слова объединяет сема «насильственное похищение». Ср.: «… при том же грабеже те злодеи грабители били меня» [ПЗДП 2005, с. 94]. Наряду с термином грабеж в памятниках деловой письменности употребляется книжное слово грабительство. Например: «… грабителство / денегъ и пожитковъ» [НАРБ, ф. 88, оп. 1, д. 377, л. 27-27 об.; 1785].
Глагол грабить был известен с XI века в значениях «загребать что-либо, собирать», «присваивать, отнимать что-либо», «разорять кого-либо победами» и функционировал в церковнославянских и древнерусских текстах.
Наиболее ранним обозначением грабежа, разграбления, присвоения чужого является лексема грабление [СДРЯ, I, с. 377]. Субстантивы грабеж и грабительство отмечаются в текстах лишь с XIII века [СДРЯ, I, с. 376].
В деловых документах XVII века слово грабеж сохраняет значение «отнятие силой чужой собственности». Например: «… чаять де ихъ походъ для воровства на море, для грабежу великихъ государей бусъ» [СлРЯ XI — XVII, IV, с. 112]. Его употребление характерно было для Судных грамот, судебных актов, Судебников.
[154] В период становления национального литературного языка термин грабеж сохраняется в деловом языке, как и его однокоренные образования. Например: «Пришед воровские люди разбоем без него Федора и пограбили де животы ево без остатку… а наверка ему в том грабежу на прежних приводных воров» [КСРЯ XVIII в.].
При этом существовали региональные варианты данного термина. Так, в смоленских деловых текстах отмечается употребление специфичного термина грабежество [Рег. ист. сл. 2000, с. 66].
Таким образом, синонимичность в терминологической сфере «преступления против чужой собственности» вписывается в общий контекст эпохи становления норм русского литературного языка, для которой характерна была сильная вариативность языковых средств, обусловленная взаимодействием приказной и книжной традиций.

Литература

Благова Н.Г. Лексика и фразеология памятников русского права XVII века (На материале Уложения 1649). — СПб., 1998.
История лексики русского литературного языка конца XVII в. — начала XVIII в. — М., 1981.
Полякова Е.Н. Лексика местных деловых памятников XVII — начала XVIII века и принципы ее изучения. — Пермь, 1979.
Сердобинцев Н.Я. Очерки по истории русского литературного языка первой половины XVIII в. — Саратов, 1975. — Вып. 1.
Смолина К.П. Типы синонимических отношений в русском литературном языке второй половины XVIII в. — М., 1977.

Список сокращений

НАРБ — Национальный архив Республики Бурятия.
КСРЯ XI — XVII вв. — Картотека Словаря русского языка XI — XVII века.
КСРЯ XVIII в. — Картотека Словаря русского языка XVIII века.
ПЗДП — Памятники Забайкальской деловой письменности XVIII в. / Под ред. А.П. Майорова. — Улан-Удэ, 2005.
ПМДП — Памятники Московской деловой письменности XVIII в. / Под ред. С.И. Коткова. — М., 1980.
Рег. ист. сл. — Региональный исторический словарь второй половины XVI — XVIII вв. (по материалам Смоленского края) / Под ред. Е.Н. Борисовой. — Смоленск, 2000.
СДРЯ — Словарь древнерусского языка   вв.). Т. 1, 2, 4. — М., 1988-1991.
Словарь г. Томска — Словарь народно-разговорной речи г. Томска XVII — начала XVIII века / Под ред. В.В. Палагиной, Л.А. Захаровой. — Томск, 2002.
Словарь пермских памятников XVI — начала XVIII века. Вып. 1-6 / Сост. Е.Н. Полякова. — Пермь, 1993-2001.
[155] СлРЯ XI — XVII — Словарь русского языка XI — XVII вв. Вып. 3, 4, 8. — М., 19761981.
Сл. рус. нар.-диал. речи в Сибири — Словарь русской народно-диалектной речи в Сибири XVII — первой половины XVIII в. / Сост. А.Г. Панин. — Новосибирск, 1991.
Срезневский — Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. Т. I — III. — СПб., 1893 — 1913.
Фасмер — Фасмер М. Этимологический словарь. Т. I — IV. — М., 1986 — 1987.

Воспроизводится по:

Филология и человек. 2008. №3