В 1951 г. член-кор. АН СССР А.В. Ефимов в 24-м сборнике «Вопросов географии» (см. с. 425–130) опубликовал статью «К вопросу о повторении походя по трассе исторического плавания С. Дежнева 1618 г.», в которой Впервые обратил внимание на то, что якутские власти летом 1661 г. выдали казачьему десятнику Ивану Меркурьеву Рубцу восьмисаженный коч «на службу за море на Анадырь реку». А.В. Ефимов [7, с. 101] справедливо отмечал: «Само собой разумеется, что через Анадырский хребет мореходный коч по сухопутью доставить в «Заносье» никакими средствами не было возможности». И, Ефимов, естественно, сделал единственно возможный вывод, что этот факт «свидетельствует о намерении послать И. Рубца на Анадырь морем, причем, в отличие от похода Дежнева, этот поход был назначен не из Нижнеколымского зимовья¹, а из Якутского острога»[там же].
Ефимов писал о «намерении», ибо по документам стало известно, что уже 4 августа 1661 г., «плавучи вниз по Лене реке повыше Нижнего Столба в лайдах», коч Рубца был разбит в бурю [14, с. 333]. Казалось, этот план так и остался неосуществленным. Несколько позже даже само «намерение» якутских властей было взято под сомнение. Дело в том, что год спустя, 17 июля 1662 г., в Якутске тоже был дан большой коч казачьему десятнику Панфилу Мокрошубову для службы «па Анандырь реку» [14, с. 331–335]. Однако документально установлено, что Мокрошубов на коче доплыл только до Колымы [24, с. 290], а оттуда пошел зимним сухим путем с колымского Анюя к верховьям Анадыря.
Но была ли гипотеза А.В. Ефимова опровергнута? Наши архивные изыскания показали, что она заслуживает самого пристального внимания. Выяснилось, что Иван Рубец все-таки совершил плавание, которое может быть отнесено к числу самых замечательных русских плавании па востоке в XVII в. В публикуемой статье мы последовательно расскажем, как это удалось установить.
Начнем с анализа любопытнейшего черновика «наказной памяти», врученной Ивану Рубцу в Якутске в июле 1661 г. [I, л. 26–42]. Этот ценный документ, хранящийся в архиве Ленинградского отделения истории СССР, к сожалению, не был знаком А. В. Ефимову. На первый взгляд кажется, что его текст является почти дословным повторением аналогичной, более ранней «наказной памяти» стрелецкому сотнику Амосу Михайлову, посланному на Анадырь в июле 1656 г. [6. с. 70–80]. Однако в ней оказались существенные изменения. По тексту чернового варианта «памяти» видно, что первоначально Рубец должен был морем дойти только до Алазеи, а оттуда посуху перейти в первую «колымскую столицу» Среднеколымский острожек и уже потом отравиться обычным путем с колымского Анюя через волок на Анадырь. Однако позже вводную часть «памяти» изменили и она стала гласить: «...служилому человеку десятнику казачью Ивашку Рубцу, да с ним служилым людям: итти им на великого государя службу из Якутцкого острогу вниз по Лене до устья Лены реки, где пала в море и по морю на Индигирку и на Алазейку и на Ковыму реки и с Ковыми на новую на Ананлырь реку для того, что в прошлом во 164-м (1650— Б. П.) году писали в Якутцкий острог к стольнику и воеводе к Михаилу Лотыженскому да к дьяку к Федору Тонкову с той Анандыря реки служилые охочие люди Сенька Дежнев, да Микитка Семенов, а в отписке написано нашли они на усть Анандыря реки за губою коргу вышла в море, а на той корге морской зверь морж ложитца много и того моржевого заморного зуба на той корге служилые и с ним промышленные люди промышляли и заморный зуб брали» [I, л. 26]. Уже этот отрывок создает впечатление, что Ивану Рубцу было поручено морским путем идти от Лены до того самого места, где на море за Анадырской губой, на корге, велся промысел моржовой кости. Любопытно особое запрещение, включенное в последнюю часть той же «наказной памяти»: «Да ему ж, Ивашку с товарищи, пловучи вниз Леною и морем до Индигирки и до Алазейки и до Ковыми и до Анандыря рек, в дороге беглых и безпроезжих никого служилых и торговых и промышленных людей на суды к себе отнюдь не принимать и на Анандырь не свозить» [I, л. 39] Но эта фраза чисто механически повторяла то, что уже было в тексте «памяти» Амосу Михайлову [6, с. 80].
Особенно показательно разрешение Ивану Рубwу использовать на корге служилых людей, «которые ныне с ним посланы и которых примет на усть Анандыря реки» [I, л. 27]. Итак, первых анадырских казаков Иван Рубец должен был принять не в Анадырском остроге, куда он обязан был пройти после промысла, а еще на устье Анадыря. Следовательно. А. В. Ефимов был прав: в Якутске, действительно, желали, чтобы Иван Рубец как можно быстрее морем добрался до корги около устья Анадыря — до «промыслища» моржовой кости. Чем же было вызвано это решение?
Конечно, прежде всего важным открытием Семена Дежнева. Ведь Дежнев не только открыл недалеко от устья Анадыря богатейшую моржовую коргу², но и доказал, что к устью Анадыря можно пройти морем. А необходимость отправки Ивана Рубца морем определялась тем, что для успешного промысла моржовой кости в районе корги пеобходимо было иметь более надежный морской коч усть-кутской постройки. Ведь еще С.И. Дежнев сообщал, что на Анадыре лес плохой [6, с. 22: 22, с. 139]. Следовательно, на Анадыре кочи строились менее надежные, чем ленские. Кроме того, на Анадырскую коргу надо было доставить немалые грузы, которые было бы трудно перевезти через волок посуху, да и в первую очередь они нужны были на самой корге. О том, что именно было выдано Ивану Рубцу в 1661 г. и что он должен был доставить на Анадырь, можно судить по следующей записи в «Книге расходной судов и судовых припасов за 169» (1661 г. — Б. П.): «Июня в 6 день посланы великого государя на службу за море на Анандырь реку, десятник козачей Ивашко Рубец, а с ним послано якутцких служилых людей 6 человек. И тем служилым людям дан коч мерою 8 сажен (более 17 м. — Б. П.), да судовых снастей 2 дрога, да завозу мерою 30 сажен, да ног и возжей и скутов и роки и подзору 120 сажен, завозу 50 сажен, на обшиваны к парусу 48 сажен, бечевы, лотка шестерик, шейм 23 сажени, да из бечевы на возжи 40 сажен, якорь весом полтора пуда, якорь же весом полтретья пуда, 2 напарьи, долото, пешня, да для звериного промысла 30 спиц железных моржевых, 2 сверла, тесла, да 11 гривенок прядена на шитье к парусу и на починку к сетям, да на парус 600 аршин холсту нового, да 16 гвоздей четверных да 600 скоб судовых, да для весу кости рыбья зубу, безмен пудовой, гиря медная» [14, с. 328–329, в подлиннике цифры даны словами, IIIк, л. 65–65 об.]³.
Из другого архивного документа видно, что Ивану Рубцу дополнительно было дано значительное количество олова, куяк (панцырь), якутские пальмы (ножи) — 10 штук, 150 саженей сетей, большой тяжелый котел и др. [I, л. 42].
Ясно, что такой коч нужен был в первую очередь для службы на море, а основные тяжелые грузы, особенно 30 железных «спиц» и большой котел, — для расширения промысла на самой корге.
Удалось найти и еще одну запись о посылке Рубца на Анадырь, в «Заносье», морским путем. В росписи судовых запасов в Якутске в 1662 г. оказалась запись о том, что «Иван Бакшеев Рубец»⁴ был «в 169 году» отпущен «за Нос на коче с служилыми людьми» [IIIв, л. 46].
Но одно — планы, а другое — их реализация. Тут у Рубца возникли немалые трудности. Мы уже знаем, что в низовьях Лены погиб его коч. Погибла и часть грузов [14, с. 333]. Однако эти несчастья не остановили Рубца. Он пересел на коч казака Ивана Хворова, который был отправлен на службу на притоки Колымы — Омолон (Блудную), Пенжину и Чендон (Гижигу).
Свое совместное плавание Иван Рубец и Иван Хворый начали с низовьев Лены. Весною «170 года», т. е. 1662 г., они вышли из устья Лены. В пути они заходили в Нижнеянское зимовье. Впоследствии предшественник Ивана Рубца на Анадыре Курбат Иванов писал: «...в 170 году Иван Рубец шел морем и продовал на Яне холсты» [23, с. 347].
Иван Хворый должен был идти по морю на коче только до Колымы. В низовьях Колымы ему предложено было пересесть на дощаник для дальнейшего плавания на колымский Омолон [I, л. 1]. Этот дощаник он должен был получить у колымского приказного «Втора Катаева» [там же]. А Иван Рубец отправился на Анадырь. Но как? Вот тут-то и оказались странные «неувязки». Если бы он, как до сих пор полагали, пошел традиционным путем с Колымы на Анюй и далее через волок на верховья Анадыря, то, очевидно, он должен был бы в первую очередь попасть в Анадырский острог. До Колымы Рубец дошел летом «170 г.», а в Анадырский острог он смог попасть, по его собственным словам, почему-то только «в 172 г.». В своих челобитных и отписках он неоднократно повторял: «...в 172 году по указу великого государя пришел он, Ивашка, в Анадырский острожек и принял великого государя казну и аманатов и ясачное зимовье у Курбата Иванова» [IIIз, л. 3 и 5].
«Наказная память» обязывала Ивана Рубца по прибытии в Анадырский острожек немедленно «выслать» Курбата Иванова «с ясачною и з десятиною соболиною и з денежною и со всякою казною и с костью рыбья зуба, что у него Курбата заедет и с книгами в Яктцкий острог» [II, л. 26]. Иван Рубец так и поступил, но только «в 172 г.» (так утверждал он). Анюнские юкагиры тоже отмечали, что после сдачи Анадырского острога Курбат Иванов волоком перешел на Колыму «в 172 г.» [9, с. 112]. Однако сам Курбат Иванов впоследствии (30 июля 1065 г.) писал, что он дошел до Колымы еще «в 171 г.» [23, с. 289]. Анадырские казаки и промышленные люди также утверждали, что Рубец смог дойти до Анадырского острога «в осень во 171 году» [IIIд. л. 18].
Сопоставляя все эти даты, можно уверенно сделать вывод, что прием Анадырского острога Иваном Рубцом от Курбата Иванова происходил лишь осенью 1663 г.: ведь «171 г.» кончился 31 августа 1663 г., а «172 г.» начался с 1 сентября 1663 г. И тут, естественно, возникает новый вопрос: где же пребывал Рубец с лета 1662 г. до осени 1663 г.?
Поиски ответа на этот вопрос в архивных документах привели к нескольким новым важным находкам. Прежде всего удалось найти любопытнейшую жалобу 48 анадырцев (от 30 июля 173 г, т. е. 1665 г.), в которой оказалось ценнейшее упоминание о том, что Иван Рубец «в прошлом де 170-м году» пришел «для промыслу кости моржевого зуба» на Анадырскую коргу «двемя кочами с служилыми и торговыми и охочьими людьми» [IIIд. л. 18; см. подтверждение: IIIж, л. 18]. Показательно, что за несколько месяцев до этого —16 сентября 1651 г. — анадырский приказной Курбат Иванов сообщил с тревогой, что он на Анадыре остался без кочей. Последний его коч около Анадырской корги (за несколько сот километров от Анадырского острога, откуда писал К. Иванов) был раздавлен льдами. И Курбат Иванов сетовал: «...а коч покинули и судовую снасть..., а вперед коча нет и итти будет неведомо на чем на коргу» [IIIб, л. 180]. А теперь сразу же у корги появились целых два коча!
Вспомним, что в том же «170 г.», летом, Рубец еще плыл с устья Лены на Яну и Колыму. И в том же «170 г.» он оказался на Анадырской корге, не побывав в Анадырском остроге, не встретившись с Курбатом Ивановым. Естественно, невольно возникает мысль, что Иван Рубец смог исполнить основное требование его «наказной памяти» — пройти на коче прямо, морем за одну навигацию на Анадырскую коргу. Видимо, он воспользовался тем самым кочем. на котором он до Колымы плыл вместе с Иваном Xворовым. В пользу этого предположения говорит и еще одна деталь: на Колыме от приказного Втора Катаева ходивший с Рубцом Федор Лаптев получил из казны «лодку набойницу для заносной службы» [IIIб, л. 83]. На запрос, куда девалась эта лодка, Лаптев сообщил, что выданный ему «карбас» (!) находится уже на Анадыре и там он был оценен торговыми людьми в 2 рубля [IIIб, л. 84].
Второй коч, поплывший вместе с кочем Ивана Рубца на Анадырскую коргу, явно принадлежал «промышленным людям», которые примкнули к Рубцу в надежде принять личное участие в сборе ценнейшего «рыбьего зуба» — моржовой кости. И тот факт, что оба коча тогда же, летом «170» (1662) г., дошли до Анадырской корги. говорит о том, что это были хорошие, быстроходные «ленские кочи» (усть-кутской постройки).
В пользу этого же вывода говорит и выявленный автором текст росписи XVII в., в которой сказано, что русские мореходы с Колымы «как льды пропустят бывают парусом на кочах однем летом, а как льды не пропустят и тогда ход бывает по три года до промыслища» [II, л. 20].
Да это так и было. Семен Дежнев впервые с Колымы поплыл на восток еще в 1646 г., а свое успешное плавание он смог совершить лишь на третий год, в 1618 г. Но плавание 1648 г. можно считать лишь условно плаванием «до промышлища», ибо Семен Дежнев открыл Анадырскую моржовую коргу только в 1652 г. А вот плавание П.М. Рубца было, как видно по его «наказной памяти», специально предпринято «до промыслища». И цитированный текст [II, л. 20], как и аналогичный, несколько искаженный текст росписи к чертежу Сибири 1673 г. [26, с. 53–51], ясно показывает, что Чукотский полуостров («нос», который «насилу обходят») огибал не только Семен Дежнев.
Таким образом, приведенные данные, действительно, говорят о том, что казачий десятник Иван Меркурьев Рубец, по-видимому, смог успешно исполнить данный ему главный наказ — морем дойти до самой Анадырской моржовой корги и также в соответствии с «наказной памятью» [I, л. 27] в том же «170» (1662) г. попытаться начать там промысел.
Но на Анадырской корге Ивана Рубца ожидало полное разочарование: ни «заморной» кости, ни моржей, несмотря на наличие специальных «спиц» для их убоя, он так и не смог добыть. Причина была одна — сказались последствия хищнического промысла предшествующих лет. Еще в 1661 г. предшественник Ивана Рубца Курбат Иванов сетовал: «...а зверь морж стал напуган, выйти из моря на берег и летчи не смеет» [IIIа, л. 184]. Так было и летом 1662 г.: «Зверь в море отпятился»,— жаловались анадырцы [IIIд, л. 18].
Именно из-за неудачи промысла на корге Иван Рубец решил на двух кочах плыть на юг в поисках новых лежбищ. Он знал, что моржи имеются и южнее Анадыря. Еще в конце 50-х годов XVII в. казаки, служившие на Чендоне (Гижиге), проведали о существовании моржей на Беринговом море, где-то в северной части Камчатки [подробнее см. 16, с. 232].
Интересовала Ивана Рубца и возможность присоединения к русскому государству «новых землиц». «Наказная намять» обязывала его обратить особое внимание на те из них, которые «поблиску прилегли к той же Анандыре реке» [I, л. 28]. Он должен был подчинить Московскому государству «новых землиц неясачных юкагирей и всяких иноземцев розных языков, которые по тем рекам и по иным стороним рекам живут» [там же]. Вместе с тем ему поручалось начать собирать «соболи добрые с пупки и с хвосты и шубы собольи и ожерелья и напольники и пластины собольи и шубы горностальные и бобры и кошлоки черные и чернокарии и карие и рыжие и лисицы черные и чернобрые и бурые и черночеревые и сиводушатые и рыси и выдры и песцы черные и голубые с лапы и хвосты [I, л. 29]. Естественно, такую пушнину надо было искать тоже в основном южнее Анадыря, в лесных районах. Вот почему Иван Рубец с Анадырской корги охотно пошел на двух кочах на юг.
Этот южный поход продолжался долго. И именно поэтому Иван Рубец попал в Анадырский острог так нескоро — лишь осенью 1663 г. При этом из-за неосторожности и самонадеянности он погубил свои кочи, на которых плавал в 1662–1663 гг. 30 июля 1665 г. анадырцы, перечисляя «озорнячества» Рубца, с горечью отмечали: «...как шел с моря с корги и пришед в осень во 171 году кочи покинул недошед до Анадырского острогу верст 10 и больши, а все [в] невсоветице своей и пришед неясачные люди коряки те кочи сожгли и под острогом 3 человека убили» [IIIд. л. 18]. До острога участники плавания дошли на карбасах. А это означает, что кочи были «покинуты» не потому, что они вмерзли в лед, а потому что они из-за малой воды не смогли подняться выше, к острогу. Следовательно, эти кочи имели большую осадку, чем кочи, строившиеся на Анадыре.
Так впервые Иван Рубец появился в Анадырском остроге. После Семена Дежнева именно он первым пришел в район Анадырского острога со стороны моря. Все остальные анадырские приказные XVII в. приходили в острог со стороны колымского (анюйского) волока.
В Анадырский острог Рубец явился с весьма большой добычей. И ему не терпелось ее поскорее вывезти на Лену. Поэтому вскоре после ухода Курбата Иванова Рубец сам решил уйти с Анадыря на Колыму через анюйский волок [IIIд, л. 45]. Он самовольно сдал острог Даниилу Филиппову, который в прошлом служил еще с Семеном Дежневым. Впоследствии, в 1665 г., анадырцы с гневом писали: «...он до Ивашко, наплутав и... не дождався в свое место перемены з государевы службы збежал покиня Анадырской острог и великого государя аманатов и казну» [IIIд, л. 19]. В пути, «на камне на Анандырском хрепту», Иван Рубец встретил казака П. Мокрошубова и почему-то решил вернуться назад, на Анадырь. Полагают, что он «убоялся» наказания за самовольно оставленное место службы на Анадыре. Возможно, он хотел сдать острог Мокрошубову, но этот акт почему-то не состоялся. Позже Рубец утверждал, что он пошел в сторону колымского Анюя будто бы только для сбора ясака с местных чюванцев.
Дальнейшее изучение документов показало, что после самовольной отлучки зимой 1663/64 г. на анадырско-аиюйскнй волок Иван Рубец уже ни разу не покидал Анадырь вплоть до 1666 г., когда его сменил новый приказной Никита Катасонов. Видимо, Рубец опасался за судьбу своих богатств, привезенных из южного похода. Катасонов арестовал его в 1666 г. за попытку скрыть от казны свои «прибытки». Он утверждал, что Рубцу удалось для себя собрать всякого добра на целых 1050 рублей [IIIг, л. 66]. Для тех времен это была колоссальная сумма: ведь тогда рядовой казак получал всего 6 рублей годового жалованья. Почти все добытое Рубцом было у него отобрано. В описи «якутской архивы» 1703 г. [IIIн, л. 229] упомянут «Столп, в нем дело казака Ивашка Рубца в грабеже животов ево в Онадырском острожке прикащика сына боярского Никиты Катасонова 180 (1671–1672 — Б. П.) года... В нем двести сорок ставов». К сожалению, пока это дело разыскать не удалось. А оно, безусловно, представило бы для нас большой интерес, потому что в этом деле шла речь и о вещах, добытых Рубцом еще во время южного похода 1662–1663 гг. И позже анадырцы обвиняли Рубца в том, что он в походе лично ходил с барабаном от юрты к юрте, отбирая добро у местных жителей [IIIд, л. 6, 12–13].
Но спрашивается: куда же на юг так долго, в 1662–1663 гг., ходил Иван Рубец?
Мне уже приходилось писать о находке челобитной Ивана Рубца 1668 г., в которой говорилось, что в прошлом он сам ходил «вверх реки Камчатки» [15]. Еще в 1964 г. я указывал, что это могло быть не ранее 1662 г. и не позднее 1668 г. Теперь становится очевидным, что Иван Рубец смог попасть на р. Камчатку в 1662–1663 гг. Видимо, в 1662 г. он доплыл до р. Камчатки, зиму 1662/63 г. провел в верховьях Камчатки. Скорее всего, он зимовал на р. Никул в верховьях Камчатки. На чертеже Камчатки Ивана Козырсвского 1726 г. у р. Никул стояло пояснение: «Зимовья два были. В прошлых годах из Якуцка города морем на кочах были на Камчатке люди, а которые у них в аманатах сидели, те камчадалы и сказывали, а в наши годы с оных стариков ясак брали, два коча сказывали и зимовья знать и поныне» [1, с. 221; 13, с. 43].
Это известие поразительно точно соответствует добытым нами новым сведениям о плавании Ивана Рубца. Действительно, Рубец шел из Якутска и дошел морем до самой р. Камчатки, и у него на последнем этапе плавания было именно два коча. Но на это можно возразить: еще П.И. Огрызко [13, с. 36–47] утверждал, что это сообщение относилось к дежневцу Федоту Алексееву Попову. Однако что же более вероятно: пребывание здесь Федота Алексеева или Ивана Рубца?
Документы середины XVII в. говорят, что Федот Алекссеев умер от цинги где-то около устья Анадыря. Об этом сообщалось еще в отписке С.И. Дежнева 1655 г. [6, с. 27; 22, с. 132]. Иван Рубец, как теперь установлено документально, действительно, ходил «вверх реки Камчатки» [15, с. 130–131].
Если Иван Рубец как анадырский приказной имел право организовать сбор ясака, то торговый человек Федот Алексеев такого права не имел. Потому-то еще в мае 1648 г. Федоту Алексееву вместе с другими «торговыми и промышленными людьми» пришлось у колымского приказного Втора Гаврилова особо «прошать» отпустить в поход в качестве приказного казака Семена Дежнева [17]. Но Семен Дежнев явно на Камчатке не был, и потому один Федот Алексеев Попов, безусловно, не имел права как торговый человек собирать ясак.
Особенно показателен следующий расчет. Ительмены в начале XVIII в. не отличались большим долголетнем. К тому же ительмены часто убивали своих стариков. Иван Кирилов [8, с. 30] еще в конце 20-х годов XVIII в. писал об ительменах: «...об них сказывают, когда кто состареется, таких живых в землю закопывают». Даже если допустить, что старикам-ительменам при появлении юного Ивана Козыревского на верхней Камчатке — в 1703 г. — было уже 60 лет, то в 1648 г. им было 5 лет, а в 1662 г.— 19 лет. Поэтому сообщение Ивана Козыревского о русских, живших на р. Никул, скорее могло относиться к плаванию Рубца, чем к плаванию Федота Алексеева Попова. Показательно, что в начале XVIII в., во время пребывания на Камчатке Ивана Козыревского, во всем Ленском крае уже не осталось в живых ни одного дежневца, хотя русские в отличие от ительменов нередко доживали до глубокой старости. Да и сама версия о плавании дежневца Федота Алексеева Попова до р. Камчатки давно вызывала сомнение у серьезных исследователей: ведь она возникла только 88 лет спустя после плавания С.И. Дежнева. Впервые ее выдвинул в 1737 г. историк Г.Ф. Миллер, да и то только в качестве гипотезы. Но даже его ученик С.П. Крашенинников, главный виновник ее широкого распространения, сам признавал [10, с. 474], что «несколько сумнительно» как само пребывание дежневца Федота Алексеева на Камчатке, так и то, что «Никул речка Федотовщиной по имени его называется», поскольку из отписки С.И. Дежнева видно, что Федот Алексеев умер от цинги недалеко от Анадыря.
Л.С. Берг [2, с. 3] в нескольких своих работах также относил версию о пребывании дежневца Федота Алексеева на Камчатке к числу «темных слухов». Однако после находки хорошо известной Г.Ф. Миллеру и С.И. Крашенинникову карты Камчатки И.П. Козыревского 1726 г. с цитированной надписью о двух кочах историк И.И. Огрызко [13] поспешил объявить, что ему удалось снять «налет сомнения» и «окончательно доказать», что на Никуле поселились дежневцы. При этом И.И. Огрызко [13, с. 45] патетически вопрошал: «Кто же еще из русских мог быть в середине XVII в. на Камчатке?». Наша статья как раз и дала на этот вопрос документально обоснованный ответ. Умаляет ли это сколько-нибудь значение исторического плавания Семена Дежнева? Нисколько! Наоборот, раскрывает еще одну большую заслугу Дежнева: ведь если бы до Якутска своевременно не дошла информация об его открытиях, то плавание Ивана Рубца с Лены до р. Камчатки вообще не состоялось бы, ибо именно он (Дежнев) указал на существование прямого водного пути до Камчатки и возможность его практического использования.
По-новому можно истолковать и некоторые сообщения С.П. Крашенинникова о русских, живших в середине XVII в. на р. Никул. Когда в 1738 г. С.П. Крашенинников расспрашивал старожилов Камчатки, то старейший казак Михаил Кобычев заявил, что среди первых русских, прибывших па р. Камчатку, находился также «Фома промышленный» [10. с. 470]. Несомненно, здесь идет речь о старейшем «промышленном человеке» Анадыря Фоме Семенове Пермяке, у которого, как видно по анадырским документам 60-х годов, тогда было два прозвища — «Медведь» [IIIл, л. 2] и «Старик» [IIIл, л. 2; IIIм, л. 1]. С Анадырской корги он плавал с Рубцом. Но на Анадыре он, действительно, служил еще при Семене Дежневе.
Вместе с тем подтверждаются также и сообщения С.П. Крашенинникова [10, с. 740], а также Г.В. Стеллера [30, с. 222] о том, что среди прибывших на Камчатку были серьезные распри из-за женщин. Сами анадырские казаки, промышленные и торговые люди в 1665 г. жаловались на то, что на корге и в море Иван Рубец «...з 2 бабами... всегда был... в беззаконстве и в потехе... и с служилыми и торговыми и с охочими и промышленными людьми не в совете о бабах» [IIIд, л. 18]. И анадырцы многие свои неудачи — вплоть до исчезновения моржей на корге — приписывали «несблудству» Рубца [там же].
Конечно, эти совпадения очень показательны. И они также говорят в пользу того, что именно группа Ивана Рубца смогла морем дойти на двух кочах до р. Камчатки.
Напомним, что в ряде письменных источников конца XVII — начала XVIII в. имелись сообщения о каком-то неизвестном плавании с р. Лены прямо до Камчатки. Так, в знаменитой книге «Северная и восточная Татария» голландского географа Николая Витсена имеется следующее известие: «Ледяной мыс (Чукотский полуостров. — Б. П.), согласно мнению многих, заканчивается островами. В Ледовитое морс промышленные люди выходят из реки Лены, плывут в течение лета вдоль берегов, огибают этот мыс и доходят до берегов около реки Камчатки, где бьют китов и тюленей, и на то, чтобы доплыть дотуда и провести там промысел и вернуться назад, они затрачивают три с половиною или четыре месяца» [31, с. 376]. Действительно, Иван Рубец смог за одно лето 1662 г. доплыть с устья Лены до р. Камчатки, да еще ради морского промысла.
Впрочем, Н. Витсен отнюдь не был первым иностранцем, который услышал о плавании 1662 г. Еще в середине 60-х годов XVII в. какие-то сведения о таком плавании дошли до поляка Адама («Гришки») Каменского-Длужика, находившегося в 1662–1668 гг. в якутской ссылке. И когда уже в Польше в начале 70-х годов XVII в. Каменский-Длужик написал свои воспоминания о пребывании в Сибири, он даже сочинил рассказ о своем участии в трудном морском плавании с р. Лены вокруг всей северо-восточной части Сибири вплоть до... Амура! [См.: 23, с. 388; 20, с. 276]. Видимо, до Каменского-Длужика в Якутске дошли какие-то слухи о плавании 1662 г.
В 1715 г. Григорий Новицкий в своем тобольском «Кратком описании о народе остяцком» тоже отмечал, что отдельные русские мореходы, плававшие в «льдистое окиян морс», и «самыя дальние камчатские страны иногда ветром носимы досязают» [11, с. 23].
В 1726 г. в Лейдене был опубликован на французском языке перевод «Истории» хивинского историка Абульгази, который был обнаружен в Тобольске шведскими пленными. К этому переводу была приложена «Новая карта Северной Азии», на которой с южной стороны Чукотки стояла надпись: «Здесь проходили суда русских, чтобы идти в Камчатской». А в примечаниях к указанной книге говорилось: «Вплоть до нашего времени полагали, что Азия на северо-востоке соединяется с Америкой и поэтому считали, что Ледяным морем невозможно плыть в море Восточное. Но после открытия страны Камчатки положительно известно, что Америка не соединяется с Азией, поскольку суда России плывя вдоль твердой земли миновали мыс Святого носа и отправились торговать с камчадалами на берегу моря Восточного к широте 50° и для этого им пришлось пройти между материком и великим островом («Большой землей»! — Б. П.), который имеется на северо-востоке мыса Святой нос» [28. с. 108–109].
В 1727 г. в Амстердаме вышла аналогичная карта «Азиатской России». На ней у того же Святого носа по-французски было написано: «Русские, идущие с Лены и других рек, прошли здесь с их судами, чтобы начать торговлю с камчадалами» [29, перед с. 221]. Наконец, в 1730 г. вышла знаменитая Большая карта Сибири самого Страленберга, на которой у Святого носа, находящегося между устьями Яны и Индигирки, начиналась длинная надпись на латинском языке: «Отсюда русские, пересекая море, загроможденное льдом, который северным ветром пригоняет к берегу, а южным отгоняет обратно, достигали с огромным трудом и опасностью для жизни земли Камчатки» [12, с. 61].
Теперь стало очевидным, что это известие относилось к плаванию 1662 г. Напомню, что Иван Рубец был уроженцем г. Тобольска и последние годы своей жизни провел на родине.
В Тобольске, Енисейске и Якутске аналогичные сообщения услышал в 1725–1726 гг. Витус Беринг. Даже в «Санкт-Петербургских ведомостях» от 16 марта 1730 г. (№ 22, с. 88) в кратком сообщении о Первой Камчатской экспедиции указывалось, что Беринг «от тамошних жителей известился, что пред 50 или 60 летами некое судно из Лены к Камчатке прибыло» [4, с. 108–112; 5. с. 38]. Здесь, несомненно, шла речь о коче Ивана Рубца! Когда Беринг впервые услышал это в Сибири, после плавания Рубца прошло 63 года, а плавания Семена Дежнева — 77 лет. Аналогичное сообщение 1728 г. о прибытии судна «из устья Лены... в Камчатку» еще за «50—60 лет до этого» было включено и в известную Черепановскую летопись [25, с. 59].
Примерно в те же годы английский купец Кремон, прибывший в Петербург для ведения торга в Персии, услышал от руководителя адмиралтейства Н.Ф. Головина пересказ сообщения местных жителей, живущих по рекам северо-востока, о том, что в прошлом предки русских «часто» (!) плавали через северо-восточный пролив до Камчатки [27, с. L–LI].
О плаваниях русских в XVII в. вокруг Чукотского полуострова не раз писали участники Второй Камчатской экспедиции — Яков Линденау, Мартин Шпанберг, акад. Г. Ф. Миллер и др.
Конечно, при анализе такого рода известий необходимо всегда стараться понять, где шла речь о плавании Семена Дежнева в 1648 г., а в каком случае — о плавании Ивана Рубца в 1662 г. Так, скажем, в сообщении Якова Линденау [23, с. 110] о плавании на многих кочах от Колымского среднего зимовья, «где прежде ярмонга бывала», вокруг Чукотской земли, несомненно, говорилось о плавании Семена Дежнева, Которое началось не из Нижнеколымска, а из Среднеколымска.
Поиск новых документов о плавании Ивана Рубца и его спутников в 1662 г., безусловно, необходимо еще продолжить. Но надежд на успешные находки не так уж много. Многие документы, составленные в тот период на Анадыре и близлежащих реках, погибли. Сам Рубец однажды выразил свое сожаление, что его различные «росписи идучи в Якутцкой острог на море с ясачными книгами потонули» [IIIе, л. 110]. И в самом Якутске также отмечали: «...против его Ивашки челобитья выписать неисчева и ведать не почему, потому что с Анандыря реки о той ево, Ивашкиной, косте в Якутцком остроге в съезжей избе отписок и книг и ведома никакова нет» [IIIз, л. 6].
Вместе с тем следует учесть, что в период своей службы на Анадыре Иван Рубец предпочитал не упоминать о р. Камчатке. Дело в том, что «наказная память» запрещала ему «сходить» на «дальние реки». Он имел право собирать ясак лишь «поблиску» от Анадыря. И поэтому он предпочитал говорить весьма туманно лишь о походе «в коряки». Тем не менее еще в 1664 г. какие-то сведения о самовольном походе Рубца дошли до Якутска, а поэтому в 1665 г. посланному на Анадырь новому приказному Никите Катасонову якутский воевода И.Ф. Кутузов-Голенищев повелел «сыскать про приказного человека Ивана Рубца» и его поход [III, л. 2]. К сожалению, пока остается неизвестным, что же смог Н. Катасонов узнать про поход Рубца.
Видимо, нельзя считать случайным, что всего через несколько месяцев после возвращения Ивана Рубца в Якутск с Лены отправился казачий десятник Иван Ермолин с заданием попасть на реки Пенжину и Камчатку [21]. В 70-х годах Рубец считался в Якутске знатоком земель, расположенных к югу от Анадыря. В 1676 г. И.М. Рубец вместе с дежневцем Артемием Солдатом и казачьим пятидесятником Федором Яковлевым Кузнецом отвечали на вопросы якутского воеводы А.А. Барнешлева о землях, народах и промыслах тех южных районов [15, с. 134]. Любопытно отметить, что, когда сын Федора Яковлева. Василий Федоров Кузнецов, принял Анадырский острог, он немедленно, в июле 1688 г., организовал с Анадырской корги плавание на двух кочах в сторону Камчатки. Это плавание закончилось трагически. Сперва Кузнецов потерял в бурю оба коча. 23 ноября 1688 г. его группа с великим трудом вернулась на Анадырскую коргу. Возвращаясь в Анадырский острог, Кузнецов решил посетить ясачных восточных чукчей. Тут-то 6 декабря все мужчины, участники похода, были вероломно убиты. Любопытно отметить, что казак Иван Котельник, посланный в 1689 г. из Анадырского острога на поиски В.Ф. Кузнецова и его товарищей, тоже ходил с Анадыря в южном направлении, а полтора года спустя в Якутске ему предъявили обвинение в том, что он будто бы собирался стать «вожем» у тех якутских казаков, которые собирались бежать «на реки Анадырь и Камчатку» [19; IIIи, л. 1]. Предводителем же этих казаков был объявлен Филипп Щербаков, который в молодости участвовал в плавании Ивана Рубца [15; IIIд, л. 28].
Итак, весьма вероятно, что неоднократно повторявшиеся сообщения о старинном плавании на кочах от Лены до Камчатки, скорее всего, относились именно к 1662 г., когда Иван Рубец за один навигационный сезон смог пройти из низовьев Лены до р. Камчатки. Но это не означает, что на поставленный в названии статьи вопрос уже можно дать безоговорочно положительный ответ. Во-первых, этот маршрут столь велик, что. действительно, трудно поверить в то, что он мог быть проделан еще в XVII в. в один навигационный сезон. Во-вторых, до сих пор не удалось найти ни одного документа, в котором рассказывалось бы, как Рубец плыл морем от Колымы до Анадырской корги. Поэтому невольно возникает сомнение: а не мог ли все-таки Рубец проследовать с Колымы на Анадырь каким-то особым путем, не заходя в Анадырский острог, воспользовавшись кочами каких-то других промышленных людей? Дело в том, что в одной из росписей тех лет [16. с. 228] имеется глухое упоминание о возможности перехода с верховьев Блудной (Омолона) также и на р. Анадырь, и позднее, когда восставшие чюванцы перекрывали русским путь с Колымы на Анадырь через анюйский волок, русские иногда выходили на Колыму этим южным путем. Уж не пошел ли Рубец с Иваном Хворым на Омолон и оттуда прошел в Прианадырье? Чтобы освободиться от подобных сомнений, безусловно, еще следует продолжить архивные изыскания.
В заключение необходимо сделать еще одну оговорку: Иван Рубец отнюдь не возглавлял самый первый русский поход на р. Камчатку. В следующей нашей статье — «Открытие Камчатки со стороны Пенжины» — мы покажем, что у Ивана Рубца были предшественники.

Примечания:

¹ Новые данные [17] показали, что это плаванье было начато не из Нижнеколымска, а со Средней Колымы, вероятнее всего. из Среднеколымска.
² В «наказной памяти» Рубцу указывалось, что на Анадырской корге моржи располагались «на самом де мысу вкруг тое корги с морскою сторону на полверсты и больше, а в гору сажень на тритцать и на сорок, а весь зверь с воды с моря на землю не вылягает, потому что ево гораздо много» [1, л. 26]. Нетрудно убедится, что здесь почти дословно повторялось сообщение С. И. Дежнева 1665 г. об открытии корги [см. 22, с. 136]
³ Дроги — канаты для укрепления паруса. Завоз — небольшой якорь (верп) и одновременно канат, на котором закреплен этот якорь. Ноги и возжи — канаты для крепления паруса, скуты (шкоты) — снасти для управления парусом. Роки, подзоры и обшиваны — материал для подшивки парусов Лотка шестерик — лодка длиной в шесть саженей. Шейма — якорный канат. Напарни — буравы, пешня — железный лом для скалывания льда. Гвозди четверные — гвозди в 4 раза толще большого пальца. Безмен пудовый — весы для взвешивания моржовой кости весом до пуда.
⁴ Надо учесть, что у русских землепроходцев XVII в. часто было два отчества. Так. организатор первого русского походя на Тихий океан Дмитрий Копылов имел отчества «Епифанович» и «Иванович»; Петр Бекетов, основатель Якутска и других сибирских городов, имел отчества «Иванович» и «Никитич»; колымский землепроходец Тарас Стадухин— «Васильевич» и «Терентьевич». Иван Рубец тоже имел два отчества: в одних случаях «сын Меркурьев», в других — «сын Бакшеев» (он как-то был связан с тобольскими татарами).

Литература:

1. Баскин С.И. Большой чертеж Камчадальской земли. — Изв. Всес, геогр. о-ва. 1949, вып. 2, с 226.
2. Берг Л.С. Известия о Беринговом проливе и его берегах до Беринга и Кука. — Зап. по гидрографии. 1920 (1919), т. II (XLIII), вып. 2, с. 1.
3. Берг Л.С. Открытие Камчатки и экспедиции Беринга. 1725—1742. М. – Л.: Изд-во АН СССР, 1946. 379 с.
4. Греков В.И. Наиболее раннее печатное известие о Первой Камчатской экспедиции (1725-1730 гг.) — Изв. АН СССР. Сер. геогр., 1956, № 6, с. 108.
5. Греков В.И. Очерки истории русских географических исследований в 1725—1765 гг. М.: Изд-во АН СССР, 1960. 425 с.
6. Дополнения к Актам историческим. Т. 4 СПб., 1851. 416+11+12 с.
7. Ефимов А.В. Из истории великих русских географических открытий. М.: «Наука», 1971. 300 с.
8. Кирилов И.К. Цветущее состояние Всероссийского государства. М.: «Наука», 1977. 411 с.
9. Колониальная политика Московского государства в Якутии XVII в. Сб. арх. док. Л.: Изд-во Ин-та народов Севера ЦИК СССР им. Смидовича, 1936. 282 с.
10. Крашенинников С.П. Описание земли Камчатки. М. – Л.: Изд-во Главсевморпути, 1949. 841 с.
11. Новицкий Г.И. Краткое описание о народе остяцком, 1715 г. Новосибирск, 1941.
12. Новлянская М.Г. Филипп Иоганн Страленберг. Его работы по исследованию Сибири. М. – Л.: «Наука», 1966. 95 с.
13. Огрызко И.И. Экспедиция Семена Дежнева и открытие Камчатки.— Вестн. Ленингр. ун-та, 1948, № 12, с. 36.
14. Открытие русских землепроходцев и полярных мореходов XVII века на северо-востоке Азии. Сб. докум. Сост. Орловой Н. С. /Под ред. Ефимова А. В. М.: Географгиз, 1951. 618 с.
15. Полевой Б.П. Забытый поход И. М. Рубца на Камчатку в 60-х гг. XVII века. — Изв. АН СССР. Сер. геогр., 1964. № 4, с 130.
16. Полевой Б.П. К истории формирования географических представлений о северо-восточной оконечности Азии в XVII в — Сиб. геогр. сб. М. – Л., 1961, вып. 3. с. 224.
17 Полевой Б.П. Новое о начале исторического плавания С. И. Дежнева 1648 г. — Изв. Вост.-Сиб. отд. Геогр. о-ва СССР, т. 63. Иркутск, 1965. с. 51.
18. Полевой Б.П. О точном тексте двух отписок Семена Дежнева 1655 года. — Изв. АН СССР. Сер. геогр., 1965, № 2, с. 101.
19. Полевой Б.П. Дело 1690 г. о «бунте» в Якутске (по документам Якутской приказной избы). — Якут. арх., вып. IV. Якутск, 1972, с. 149.
20. Полевой Б.П. О пребывании в России Адама Каменского Длужика, автора первого польского сочинения о Сибири. — В кн.: Historia кontaktоw polsko rosyjskich w dziedzinie geologii i geografii. Wroclaw, 1972, с 275.
21. Полевой Б.П. Поход Ивана Ермолина 1669-1671 гг. — Изв. АН СССР. Сер. геогр., 1976, с. 123.
22. Русские арктические экспедиции XVII-XX вв. Сборник статей. Л.: Гидрометеоиздат, 1964, 232 с.
23. Русские мореходы в Ледовитом и Тихом океанах. Сборник докладов. Сост. Белов М. И. Л.-М.: Изд-во Главсевморпути, 1952. 385 с.
24. Русские открытияв Тихом океане и Северной Америке в в XVIII в. Сборник докладов /Под ред. и со вступит. ст. Андреева А. И. М.: Географгиз, 1948. 383 с.
25. Спасский Г.И. История плаваний россиян из рек сибирских в Ледовитое море. — Сиб. вестн., 1822, ч. 19, с. 126.
26. Титов А.А. Сибирь в XVII веке. Сборник старинных русских статей о Сибири и прилежащих к ней земель. Издал Юдин Г. М., 1890. с. ХI+216+ХXII.
27. Cook J. The voyage of the “Resolution” and “Discovery”, 1776–1780/Ed. Beaglehole J. C. The Hakluyt Society, v. II, pt I. Cambridge, Engl., 1967. LXV+1647 p.
28. Histoire genealogique des Tartars par D. Leyde, 1726.
29. Kamienski-Dluzyk. Dyaryusz wiezienia moskiewskigo miast i miejsc spisany przez Adama Kamienskiego. — Warta. Ksiazka zbiorowa. Poznan, 1874, S. 378.
30. Recueil de voyages au Nord. T. VIII. Amsterdam, 1727.
31. Steller G.W. Beschreibung von dem Lande Kamtschatka, dessen Einwohnern, deren Sitten, Nahmen, Lebensart und verschiedenen Gewohnheiten. Frankfurt und Leipzig, 1774. 384 S.
32. Witsen N. Noort en oost Tartarye. Amsterdam. 1705. S. 49+968.

Архивы

I. Архив Ленинградского отделения Института истории СССР. Якутские акты, картон 17, стб 19.
II. Рукописное отделение Государственной Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Эрмитаж, собр. № 376.
III. Центральный гос. архив древних актов: а) Якутская приказная изба, опись 3, 1660, № 63; б) там же, 1662, № 36; в) там же, 1662, № 42; г) там же, 1669, № 1; д) там же, 1669, № 30; е) там же, 1672, № 66; ж) там же, 1772, № 70; з) там же, 1673, № 57; и) там же, 1690, № 1; к) там же, опись 4, кн. 271; л) там же, кн. 813; м) там же, кн. 840; н) книга Сибирского приказа № 1396.

Воспроизводится по:

Известия Академии Наук СССР. Серия географическая. № 6. Москва. 1981. С. 130-140.