По справедливому замечанию доктора исторических наук Артемьева А.Р., благодаря существованию письменных источников известны названия практически всех острогов и зимовий, созданных на путях проникновения русских на Дальний Восток. Сложнее дело обстоит с хронологией их возведения и особенно неважно – с географической локализацией памятников. Решающее слово здесь остается за археологией (Артемьев А.Р. 1992. Стр. 39).
Однако и правильное прочтение старых текстов, удачные сопоставления различных источников, не выходя за рамки гипотезы, дают возможность археологам более целенаправленно вести поиски. В истории похода Пояркова до сих пор остается загадка: где в низовьях Амура прошла зимовка его отряда? В связи с этим обратимся к некоторым опубликованным первоисточникам русских землепроходцев и к более поздним, принадлежащим исследователям истории Нижнего Амура.
По предположению Н.Е. Спижевого, руководителя группы исследователей, моделировавших на шлюпке движение отряда Пояркова по Амуру от Хабаровска до Лимана, место зимовки могло быть в районе современного селения Каменка, что недалеко от поселка Чныррах (Спижевой Н.Е. 1990. С. 15).
Удобная для зимовки бухта, закрытое от ветров место, ряд археологических находок, обнаруженные остатки землянок дали повод для такого заключения. Не вдаваясь в критику этих сомнительных аргументов, можно лишь удивиться тому, что автор не познакомился с расспросными речами Пояркова. Даже без глубокого анализа ясно, что в них речь идет совсем о другом районе низовья Амура, расположенном на 120 – 150 км выше селения Каменка.
Известно, что отряд Пояркова зимовал в «земле гиляков» в 1644 – 1645 гг. Весной поярковцы приделали к своим дощаникам дополнительные борта-нашивы и пошли в море.
О своей зимовке Поярков сообщает следующее: «А на усть Амура реки зимовали и, божиею милостию и государским счастьем, гиляцких аманатов поймал трех человек, Сельдюгу, да Килему, да Котюгу Доскины. А в расспросе ему, Василию, сказали: у себя, Сельдюга, 2 улуса, в одном, Мингальском, – 100 человек, а в другом Гогудинском, – 150 человек; Килема, у него Ончинского улуса, а в нем 200 человек. А Котюга Доскины сказал: у отца его, Доскины, 5 улусов Калгуйские, а в них 250 человек, да подле них иные улусы живут, чагодальцы, мужик Чеготот Сенбурак, а у него 4 улуса, а людей в них 300 человек; Еульца улус, а в нем князец Муготтел, а у него 40 человек; да того же улусу у Рыгана 30 человек, да Тактинского улуса князец Узиму, у него 100 человек. А с ним, аманатов, взял 12 сороков соболей да 8 шуб собольих; и тех аманатов с собой в Якутский острог привез» (Расспросные речи Пояркова... Русская тихоокеанская эпопея. С. 89).
В одном из названных улусов – «Тактинский» – угадывается современный поселок Тахта, расположенный на правом берегу Амура. Имя собственное Рыган происходит от слова «рыгу» — так нивхи называли негидальцев, проживавших в [325] устье Амгуни, впадающей в Амур. Отсюда понятное место повествуемых событий – район устья Амгуни и п. Тахта.
По логике рассказа пленников понятно, что Сельдюга и Килема — местные жители – указали первыми свои улусы: Мингальский и другие, расположенные недалеко от места их допроса, Котюга же рассказывал об улусах своего, видимо, богатого отца Доскины, имевшего 5 улусов, и об улусах, расположенных рядом с ними. Последним назван Тактинский, так как находился он, по-видимому, дальше всех селений, ниже по Амуру.
Колгуйские улусы находились рядом с «чагодальцами» (измененное – негидальцами), то есть были также привязаны к устью Амгуни. Отсюда следует, что Мингальский, Гогудинский и Ончинский улусы располагались выше устья Амгуни и, вероятно, перечислены сверху вниз по течению Амура. Мингальский, названный первым, по-видимому, являлся верхним из всех улусов.
Из факта поимки пленников в количестве трех человек следует, что пленение их произошло вне населенного пункта, иначе пленников было бы больше. Да и опасно было для казаков нападать на селения с большой численностью аборигенов, тем более во время зимовки. Очевидно, поимка их произошла недалеко от Мингальского улуса, выше по Амуру. Во всяком случае, заточение пленников в остроге и сама зимовка отряда не могли быть ни в селении нивхов, ни ниже, так как строительство его на виду аборигенов, в окружении селений, распугало бы их со всей округи или спровоцировало бы их нападение. Таким образом, зимовье могло располагаться только выше Мингальского улуса и на достаточном расстоянии от него, в безлюдном месте, на возвышении с хорошим обзором вокруг.
Итак, район, расположенный, очевидно, на 5 – 10 км (расстояние безопасности) выше Мингальского поселка, и есть вероятное место зимовки отряда Пояркова. Примерно к такому же заключению пришел Б.П. Полевой (Полевой Б.П. 1959. С. 61).
Поиску его географического положения помогло знакомство с путевым журналом плавания на лодке по Амуру в 1854 году русского исследователя Пермикина Д.В. Он писал: «В этот день встретил семь гиляцких деревень: Мангаль, Денгдала, Ахта, Дырми, Аур, Чильви и Тыр» (Пермикин Д.В. 1856. С. 67). Последняя деревня располагалась на месте современного поселка Тыр, напротив устья Амгуни.
Родство слов Мингальский и Мангаль очевидно, тем более, что речь идет об одном и том же районе Нижнего Амура. «Мангаль» легко трансформируется в «Мингаль» и производное – «мингальский». Вопрос лишь в том, на каком расстоянии от деревни Тыр располагалась деревня Мангаль. Как оказалось, это можно рассчитать.
Как пишет далее Пермикин, на следующий день от деревни Тыр на лодке он дошел до деревни Тальве, которая в числе пройденных за день названа им последней, за деревней Тахта (Пермикин Д.В. 1856. С. 72). Наиболее вероятно, с погрешностью в 3 – 5 км, что она располагалась на месте современного селения. Новотроицкое, так как ниже Тахты нет удобных мест для поселения, кроме него. Расстояние между Тыром и Новотроицком равняется 30 км. Именно такое расстояние прошел Пермикин на лодке за этот день. Кстати, оно соответствует данным Спижевого Н.Е., моделировавшего плавание на лодке по Амуру (Спижевой Н.Е. 1990. С. 15). Скорость течения Амура на участке Тыр – Новотроицкое равняется 2,7 км/ч. Скорость течения Амура на участке Сусанино – Тыр больше, равняется 3,5 км/ч. (Лоцманская карта Нижнего Амура. 1983). Отсюда следует, что за предыдущий день от деревни Мангаль до деревни Тыр он прошел большее расстояние – примерно 40 км. Таким образом, деревня Мангаль располагалась выше современного поселка Тыр на 40 км. Это расстояние точно накладывается на обозначенные на карте развалины какого-то селения на правом берегу Амура, что выше поселка Сусанино на 13,5 км. Выше этого места на 6 км Амур делает [326] резкий поворот, упираясь в отроги горного массива. Это мыс Поворотный, рядом располагается озеро Хилка. Возвышенный берег, лиственные леса, богатые зверем, чистое озеро, в которое впадает горная речка, создают хорошие условия для постройки зимовья. Лучшего места для зимовки в этом районе нет.
Таким образом, мыс Поворотный и расположенное рядом с ним современное нежилое село Большемихайловское являются местом предполагаемого зимовья отряда В.Д. Пояркова, Археологические поиски могли бы проверить эту версию.
Интересно еще одно заключение, касающееся пребывания русских казаков на Нижнем Амуре. Известно, что казаки под руководством Онуфрия Степанова Кузнеца, закрепившись в среднем течении Амура, в Кумарском остроге, с 1655 но 1658 год ходили вверх и вниз по Амуру для сбора ясака. В 1655 году отряд О.С. Кузнеца «сплыл на низ в гиляцкую землю», где зимовал в построенном остроге.
Местонахождение этого острога неизвестно, хотя название его Косогорский указывалось самим Кузнецом. Из отписок его известно, что одной из целей прибытия в гиляцкую землю было криминальное расследование гибели отряда Онички Логинова. Отряд был уничтожен местными жителями в 1654 году. После дознания гиляцкие люди были наказаны и приведены к присяге (Отписка приказного человека О.С. Кузнеца якутскому воеводе... Русская тихоокеанская эпопея. 1979. С. 102). Современный исследователь Н.Е. Спижевой доказывает его расположение на мысе Васса, находящемся на правом берегу Амура напротив поселка Чныррах (Спижевой Н.Е. 1990. С. 15). Ошибочность такого заключения очевидна. Мыс имеет низменный ландшафт, тундровую растительность, зимой открыт всем ветрам. Здесь отсутствует строевой лес, мало пушного зверя. Все это затруднило бы постройку острога и сбор ясака. И уж никак нельзя поставить на этой по существу низменной косе острог с названием Косогорский, подчеркивающим связь его с горой. В 1991 году здесь побывал археолог А.Р. Артемьев, который не нашел следов острога (Артемьев А.Р. 1992. С. 47).
Между тем местоположение этого острога было известно еще Николаю Спафарию из расспроса казаков-землепроходцев. В своем труде он определенно указывал, что Косогорский острог был поставлен против устья реки Амгунь, то есть на месте современного поселка Тыр (Арсеньев Ю.В. 1882).
Косвенным образом указывает на Тырское положение Косогорского острога и подробное описание Спафарием китайских памятников на Тырском утесе, полученное со слов казаков: «А казаки наши, которые прежде 20 лет воевали с китайцами на море и на устье Амура, сказывают, что от устья Амура вверх плыти два днища есть место в утесе акабы копано и на том месте нашли колокол китайский повешен больше 20 пудов. И тут нашли в трех местах китайское письмо в каменных скрыжалках» (Арсеньев Ю.В. 1882). Такое пристальное внимание китайским памятникам могли оказать только люди, долгое время пребывавшие в этом месте.
Г.В. Невельской также указывал, что у гиляков против устья реки Амгуни О.С. Кузнец построил Косогорский острог, в котором остался зимовать (Невельской Г.И. 1969. С. 32).
Кроме того, в отписке О. С. Кузнеца якутскому воеводе сказано, что Федор Пущин собирался весной идти из Косогорского острога на море. Известно также было казакам, что от утеса до устья Амура, то есть до моря, плыть два дня. Это говорит о том, что Тырский утес имел особый статус у казаков на Нижнем Амуре и был точкой отсчета времени пути до моря. Это, во-первых, говорит о том, что казаки уже ходили до моря, а во-вторых, что такой поход можно было планировать, находясь вдалеке от моря, вероятно, в остроге близ Тырского утеса. Располагайся Косогорский острог на мысе Васса, вопрос, идти на море или нет, не стоял бы, так как до него было бы 3 – 4 часа хода.
[327] Местоположение Косогорского острога в районе Тырского утеса удобно также с точки зрения сбора ясака и с амурских нивхов, и с амгуньских негидальцев. А прибрежная гора в Тыре действительно высока и поката и иначе, как косой, ее не назовешь.
По данным приморского историка Груздева А.И., Косогорский острог был основан в 1652 г. отрядом Хабарова (Груздев А.И. 1989. С. 18). Вполне возможно, что это был первый острог, названный Косогорским. Его, вероятно, ставил Степан Поляков, ушедший от Хабарова с отрядом казаков в низовья Амура в результате разногласий. Здесь они «середе гиляцкой земли острог поставили... з башнями и тарасы зарубили и хрящем насыпали для ради иноземного приступу» и начали сбор ясака. Но 30 сентября под стены острога явился Е. Хабаров со своим отрядом, взял острог после осады и сжег его. Перезимовав здесь в своем зимовье, в мае 1653 г. он ушел вверх по Амуру.
События эти, безусловно, были известны О.С. Кузнецу, как и местоположение в гиляцкой земле сгоревшего острога. Сюда он и вернулся, поставил новый острог, название которого среди казаков, возможно, уже существовало. Таким образом, Косогорский острог вновь возродился на старом месте, так как цели и задачи у казаков обоих отрядов были одинаковыми, что предполагало использование уже обжитых прежде мест с удобным для строительства острогов ландшафтом, с учетом оптимальных возможностей объясачивания аборигенов в месте слияния двух рек.
В 1995 году в сборнике «Русские первопроходцы на Дальнем Востоке в XVII – XIX вв.» Б.П. Полевой опубликовал челобитную С. В. Полякова и его спутников о поведении Е. П. Хабарова на Амуре в 1650 – 1653 гг. и свой комментарий к ней. Они явились бесценными источниками для дальнейшего аналитического поиска местонахождения Косогорского острога. Так уж получается, чтобы добраться до истины, приходится критиковать выводы и предположения ведущего и по существу единственного исследователя истории первопроходцев на Дальнем Востоке в вопросе пребывания их в низовьях Амура.
Б.П. Полевой, ссылаясь на якобы четкое указание в челобитной о нахождении Косогорского острога в «Дючерской земле», то есть в земле нанайцев, осторожно расположил его в районе устья реки Сунгари. Для этого он выбрал два основания. Первое, во время зимовки 1655 – 1656 гг. в этом остроге отряда Онуфрия Кузнеца Федор Пущин хотел идти от него якобы в низовья Амура. Однако в тексте отписки О. Кузнеца написано не «в низовье», а «на море». А это существенная разница. Естественно, находясь в низовье Амура, Ф. Пущин мог желать идти только на море, а не в низовье, где он уже и находился. Хочется думать, что это ошибка Б. Полевого, а не подлог. Вторым основанием своего предположения явилась выдержка из текста челобитной: «Тот Чендарей Князец по жену свою приехал, а те князцы в Дючерской земле, в Косогорском улусе».
Действительно, если текст адаптирован на современный язык точно, то вывод такой сделать можно. Но в продолжении текста возникает явное противоречие началу его: «И в то же время Косогорского улуса приехал гиляцкий мужик к нему, Ярофею, и привез тебе государь дорогова зверя черную лисицу в ясак...». На эту часть текста Б. Полевой почему-то не обратил внимания, а при анализе ее возникает сомнение в предположении о том, что Косогорский улус находился в «Дючерской земле». Гиляк, как сказано, был тоже Косогорского улуса. Он привез в ясак одну шкурку лисы. Справедливо поставить вопрос: мог ли жить гиляк в земле нанайцев и за тысячу километров привезти в ясак одну шкурку? Ответ очевиден: этого быть не могло. Отсюда можно сделать вывод, что эта часть текста написана недостаточно грамотно и она также не может быть основанием для предположения Б. Полевого.
[328] Если бы это противоречие существовало в единственном числе, то, вероятно, его можно было бы оспаривать. Но существует еще несколько доказательств в пользу местоположения Косогорского острога в гиляцкой земле и, более того, можно уточнить – на месте современного поселка Тыр.
При внимательном прочтении текста челобитной следует, что не Хабаров с Поляковым встречались с Чекунаем и с Чиндареем в районе устья Шингала (Сунгари), как пишет Б. Полевой, а ушедший от Хабарова отряд С. Полякова в 132 человека. Он захватил по пути следования в низовья Амура 9 августа 1652 года жену Чиндарея и сестру Чекуная в аманаты. И именно к ним приехали те князья зимним путем по Амуру за выкупом своих женщин. В челобитной в «Дючерской земле» упомянуты только два улуса – Ачанский и Кечигин, но о Косогорском не сказано. В Даурской земле их значительно больше, но все они названы, как и дючерские, именами местных князей. Это связано с тем, что казаки за время пребывания на Амуре под руководством Хабарова не построили ни одного острога или зимовья. Название же Косогорский явно русское, и построен он мог быть только русскими казаками — отрядом С. Полякова. Об этом есть и указание в известной челобитной: «...В Гиляцкой земле девять добрых гиляцких князцев поймали и в аманаты посадили и среде Гиляцкой земли острог поставили тебе, государю, з башнями и тарасы зарубили и хрящем насыпали ради иноземного приступу...».
Можно даже предположить достаточно достоверно, что слова эти в челобитной написаны Козьмой Федоровым, товарищем К. Иванова. Это следует из того, что Б. Полевой нашел в архиве более позднюю его челобитную – 1684 г., где он указывал, что на Амуре поймал девять князцей и ясак с них взял. Здесь цифра «девять» подсказывает его авторство.
Б. Полевой, справедливо отождествляя название Косогорский с постройкой острога казаками в гиляцкой земле, вообще выпустил эти слова Козьмы Федорова, ссылаясь только в примечаниях на Федора Пущина, который якобы утверждал, что для зимовки 1665 – 1656 гг. казаки острог в гиляцкой земле поставили. Но здесь мало сказать «утверждал», ведь он был участником зимовки и, надо думать, мог отличить устье Сунгари от устья Амгуни, напротив которого был поставлен острог. Поэтому это утверждение не может подлежать сомнению.
Нельзя усомниться и в указании Н. Спафария в своем произведении «Сказание о великой реке Амур», что Косогорский острог был поставлен против устья реки Амгунь. Сам Б. Полевой выяснил, что Спафария готовил к миссии в Китай в посольском приказе не кто иной, как Степан Поляков, вывезенный с Амура в Москву Д.И. Зиновьевым, Совершенно очевидно, что информация о постройке Косогорского острога в низовье Амура, как и о тырских китайских памятниках, была получена Н. Спафарием от С. Полякова. Авторство Спафария этого труда выяснил в 1882 г. Ю.В. Арсеньев. Это тоже было известно Б. Полевому, но в своих работах он никогда не упоминал о нем.
Несмотря на указания, по крайней мере, четырех участников двух зимовок в Косогорском остроге – К. Федорова, С. Полякова, О. Кузнеца, Ф. Пущина, Б. Полевой все же предполагает, что они могли происходить в Мингальском зимовье. Предположение это также несостоятельно, так как известно из челобитной, что Хабаров ходил походом на Мингальский улус, но взять его не смог, А вожем (проводником) у него был сам гиляцкий князь Мингалча, которого он убил после неудачного приступа улуса. Как указано в челобитной со слов аборигенов, старый князь Мингалча обладал большим авторитетом и был почитаем во всей гиляцкой земле. Не случайно название нивхской деревни Мангаль, происхождение которого, вероятно, связано с именем этого князя и местонахождение которой, как [329] мне кажется, удалось установить, сохранилось до 1854 г., когда она была отмечена Д.В. Пермикиным.
Если расчеты верны, то Мингальский улус (деревня Мангаль) находился в 40 километрах от деревни Тыр, где располагался Косогорский острог. Преодоление этого расстояния по льду Амура вполне можно было бы назвать походом.
В челобитной встречается также название Мингальское зимовье. Здесь имеется в виду строение, так как в нем Хабаров пиво варил и вино курил. Это вызывает вполне реальное предположение, что Мингальское зимовье – это острожек, который остался после зимовки в нем отряда Пояркова. Расчеты показали, что оп находился в 6 – 7 км от деревни Мангаль. Со времени зимовки Пояркова прошло 7 лет. В течение этого срока его постройка вполне могла сохраниться и использоваться Хабаровым как база для нападения на Мингальский улус.
Анализируя челобитную, становится понятным, что писалась она несколькими казаками. Различный стиль письма, повторение одних и тех же событий в разных вариантах, особенности повествования, разная способность выражения своей мысли, а иногда прямое указание на авторство позволяют назвать несколько фамилий соавторов: С. Поляков, К. Иванов, К. Федоров, К. Терентьев, некто Кузька и другие.
Один из последних авторов-челобитчиков и напутал в тексте, переместив Косогорский острог из гиляцкой в «Дючерскую землю».
Челобитная также подтвердила догадку о том, что Онуфрий Степанов Кузнец действительно участвовал в событиях зимовки 1652 – 1653 гг.
А позже в 1655 – 1656 гг., будучи руководителем Амурского войска, вновь зимовал здесь же, поставив на месте сожженного Хабаровым острога новый на правом берегу Амура, напротив устья Амгуни с прежним названием — Косогорский. Если предположить, что назывался он не так, то как же тогда? Без названия острог существовать не мог.
Б. Полевой достоверно определил, что сведения о народе «чижем» – японцах – казаки получили от нивхов Махонского улуса (современный поселок Маго). Он расположен в 45 км ниже п. Тыр. Это расстояние в то время вполне доступно было для постоянных контактов между казаками Косогорского острога и нивхами этого улуса.
Б.П. Полевой в своих публикациях указывал, что до сих пор не найдена, ясачная (налоговая) книга О.С. Кузнеца. Но оказалось, что еще в 1958 году дальневосточный историк Б.О. Долгих в своей статье «Этнический состав и расселение народов Амура в XVII веке по русским источникам» опубликовал название 17 улусов (селений) гиляков, с которых Кузнец собирал ясак в 1655 году с 22 сентября по 18 декабря. Долгих приводит названия их и соответствующие наименования по Шренку, где легко узнать многие названия современных селений или географических объектов низовья Амура, Вот они: Магонский – Маго, Ныкинский – Ныкки, Хезинский – Хессь, Таунский – Танги, Проминский — Пронге, Дугмытский – Дуй, Тобоха – Тебах, Кунгуданков – (?), Кулкунский – Калго, Ватажинский – Вайт, Чагаданский – Чангин (Сахалин), Лагаданский – Лангр (о. Байдукова), Тахтынский – Тахта, Меунский – Мео, Маганзянский – Мангаль, Дебагонский – (?), Коулинский – Коль*.
Последняя запись О.С. Кузнеца о получении ясака с гиляков датирована 18 декабря и сформулирована так: «...с Коулинского улусу от Ламского волоку с рубежу с гилятских мужиков». Здесь имеется в виду доставка налогов с селения [330] Коль, расположенного на побережье Охотского моря и являвшегося границей расселения нивхов на морском побережье.
Декабрь 1655 года достоверно указывает на получение ясака во время зимовки отряда Кузнеца в низовье Амура и опровергает утверждение Б.П. Полевого о том, что в 1655 году О.С. Кузнец основал Косогорский острог в районе устья рек Уссури или Сунгари.
Отсутствие в этом перечне названий нивхских селений Косогорского улуса (или острога) косвенным образом указывает на его существование как центра сбора ясака.
Таким образом, Косогорский острог не мог существовать нигде, кроме места, где находится современный поселок Тыр. Это доказывается исключением его местоположения из районов перечисленных семнадцати улусов,
Таким образом, если разместить Косогорский острог в Тыре, Мингальский улус – в районе п. Сусанино, Махонский улус — в п. Маго, то создается вполне реалистическая картина расположения этих селений, позволяющая без натяжек привязать к этому району многие события, описанные в расспросных речах, отписках и челобитных казаков-первопроходцев Амура.

Литература:

1. Артемьев А.Р. Археологическое изучение памятников XVII – начала XVIII веков на Дальнем Востоке // Русские первопроходцы на Дальнем Востоке в XVII – XIX веках. Владивосток, 1992. С. 39, 47.
2. Арсеньев Ю.В. О происхождении Сказания о великой реке Амур // Записки императорского русского географического общества. Т. 18. Вып. 4. СПб, 1882.
3. Груздев А.И. Хроника освоения Россией Дальнего Востока и Тихого океана. 1639  – 1989. Владивосток, 1989. С. 18.
4. Лоцманская карта Нижнего Амура 1983 г. № 65095. Лист 21, 22,
5. Невельской Г.И. Подвиги русских морских офицеров на крайнем Востоке России. 1849 – 1855. Хабаровск, 1969. С. 32.
6. Отписка приказного человека Онуфрия Степанова Кузнеца якутскому воеводе М.С. Лодыженскому о походе его отряда по Амуру // Русская тихоокеанская эпопея. Хабаровск, 1979. С. 102.
7. Пермикин Д.В. Путевой журнал плавания по реке Амуру // Записи Сибирского отдела императорского Географического общества. Кн. 2. СПб., 1856. С. 67, 72.
8. Полевой Б.П. Первооткрыватели Сахалина. Южно-Сахалинск, 1959. С. 61.
9. Расспросные речи письменного головы Василия Пояркова перед якутскими воеводами о его амурском походе // Русская тихоокеанская эпопея. Хабаровск, 1979. С. 89.
10. Спижевой Н.Е. Экспедиция по маршруту землепроходцев В. Д. Пояркова // Вторые чтения имени Г.И. Невельского. Тезисы докладов. Вып. 1. Хабаровск, 1990. С. 15.
11. Челобитная С.В. Полякова и его спутников о поведении Е.П. Хабарова на Амуре в 1650 – 1653 гг. // Русские первопроходцы на Дальнем Востоке в XVII –  XIX вв. Т. 2. Владивосток, 1995.
12. Полевой Б.П. Известная челобитная С. В. Полякова 1653 г. и ее значение для археологов Приамурья // Русские первопроходцы на Дальнем Востоке в XVII – XIX вв. Т. 2. Владивосток, 1995.

* Долгих Б.О. Этнический состав и расселение народов Амура в XVII веке по русским источникам. Сборник статей по истории Дальнего Востока. М.: AН СССР, 1958, С. 133.

Воспроизводится по:

Вестник Сахалинского музея. Вып. 7.2000. С. 324 – 330.