Никаких картографических документов при заключении Нерчинского договора составлено не было. Граница проводилась по природным рубежам. Наиболее существенная, и оказавшаяся весьма неопределенной её часть описана в русском тексте договора следующим образом:
1-е.
Река, именем Горбица, которая впадает идучи вниз, в реку Шилку, с левые стороны, близ реки Черной, рубеж между обоими Государствы постановить.
Такожде от вершины тое реки каменными горами, которые начинаютца от той вершины реки и по самым тех гор вершинам, даже до моря протягненными, обоих государств державу тако разделить, яко всем рекам малым и великим, которые с полудневные [южной – А.П.] стороны сих гор впадают в реку Ажур, быти под владением Хинского государства.
Такожде всем рекам, которые с другие стороны тех гор идут, тем быти под державою Царского Величества Российского государства. Прочие ж реки, которые лежат в средине меж рекою Удью под Российского Государства владением и меж ограниченными горами, которые содержатца близ Амура, владения Хинского Государства, и впадают в море и всякие земли посреди сущие, меж тою вышепомянутою рекою Удью и меж горами, которые до границы надлежат, не ограничены ныне до пребывают, понеже на оные земли заграничение великие и полномочные послы, не имеюще указу царского величества, отлагают не ограничены до иного благополучного времени, в котором при возвращении с обоих сторон послов царское величество изволит и бугдыханово высочество похочет о том обослатися послы и посланники любительными пересылками, и тогда или чрез грамоты, или чрез послов [18] тые назначенные неограниченные земли покойными и пристойными случаи успокоити и разграничить могут...¹
В труде ученого-иезуита Иосифа Себеса опубликован текст Нерчинского договора (на португальском языке с постраничным переводом на английский), приведенный в дневнике португальского иезуита Фомы Перейры – участника Нерчинских переговоров с китайской стороны².
Самыми ранними картами с изображением установленной границы являются две рукописи, сохранившиеся в Архиве Ордена Иезуитов в Риме и опубликованные в труде Иосифа Себеса. Это «Карта путешествия из Москвы в Китай иезуита Дунин Шпота» (Th. I. Dunin Szpot, S.J. Journey from Moscow to China (ARSI, Jap. Sin. 105 I, f. 68) – ABSI = Archivum Romanum Societatis Iesu (The Roman Archives of the Society of Jesus, located at the Curia, Borgo S. Spirito 5, Rome). На этой карте граница показана проходящей по Fl. Herbitci (Fl. Ergoni) – первому притоку Амура немного выше по течению и в непосредственной близости от устья Аргуни, а далее по хребту на северо-восток, хотя показан так же хребет сторого восточной ориентации. К северу от хребта северовосточной ориентации дана надпись MOSCHOVIAE. К югу от хребта восточной ориентации на территории к северу и югу от Амура: PARS TARTARIAE ORIENTALIS.
Точно такая же трактовка границы дана на второй копии, приложенной к исследованию. Далее на северо-восток граница России идет по хребту к «Каменному носу», а граница Цинской империи по хребту строго восточной ориентации. – Copy from the original of A. Thomas, S.J. The Orient. Journey from Moscow, Persia and Mogor to China (ARSI, Jap, Sin. 110, init.). 1690 год.
Несмотря на существенные территориальные потери, Россия продолжала проявлять значительный интерес к географии Восточ-[19]ной Сибири. В 1721 году, по заданию Петра Первого, Академия наук направила в Сибирь немецкого ученого Даниила Готлиба Мессершмидта (1685 – 1735 гг.), который, в частности, исследовал в 1724 году систему рек Аргуни и Шилки. В материалах Мессершмидта хранится карта Речной системы Аргуни и Шилки³, на которой показана река Аргунь со всеми притоками, часть Амура, Шилка. По Аргуни, Шилке и Горбице проведена точечным пунктиром граница. Горбица показана как первый левый приток Шилки выше устья Аргуни.
В конце первой четверти XVIII века, русское правительство использовало вступление на престол в Китае нового императора Юнчжена и направило в июне 1727 года для его поздравления посольство во главе с князем Саввой Лукичом Владиславичем-Рагузинским (ок. 1670 – 1738), В угоду интересам торговли Россия и на этот раз пошла на уступки Китаю, не востребовав возвращения земель по среднему и нижнему течению Амура⁴.
Группа геодезистов, работавшая по заданию С.Л. Владиславича-Рагузинского, занималась съемками не только участков границы, где пограничные комиссары устанавливали пограничные знаки, но обследовала также западную часть границы, установленной Нерчинским договором по Становому хребту. Свидетельством этого является обнаруженная нами в Российском Государственном архиве древних актов фотокопия подлинной карты Петра Скобельцына и Василия Шетилова. Эти геодезисты не только занимались рекогносцировочными съемками района Горбицы, Черной, Амазара и других рек, впадающих в Амур и Шилку недалеко от устья Аргуни, но также ставили пограничные знаки на Становом хребте⁵. Насколько нам известно, подлинник карты пока не обнаружен. Во Франции (Национальная библиотека в Париже) хра-[20]нится копия рассмотренной нами карты, вывезенная из России академиком Жозе-Николя Делилем⁶.
Уже в период работы посольства Рагузинского, в 1728 году проявилось недовольство нерчинских властей и местных племен неудобствами, созданными условиями Нерчинского договора. В столице империи, особенно в ее научных кругах, негативные геополитические последствия потери Приамурья вполне осознавались. К этому периоду относится зарождение в российской администрации и науке двух «геополитических школ» отношения к Нерчинскому договору и его последствиям. Школа «активной», «динамичной» и «экспансионистской» политики была представлена Лоренцем Лангом (L. Lange)⁷, Г.Ф. Миллером, губернатором Сибири В.А. Мятлевым (1694 – 1762/1766?/) и Селенгинским воеводой В.В. Якоби (1687 – 1769), XVIII веке, Г.И. Невельским (1813 –  1876) и Н.Н. Муравьевым (1809 – 1881) – в XIX веке⁸. Консервативная и более осторожная «школа» – граф Савва Рагузинский, Генрих Иоганн Фридрих (Андрей Иванович) Остерман (1686 – 1747), граф Никита Иванович Панин (1718 – 1783) и Екатерина II – в XVIII веке; канцлер, граф А.Р. Воронцов (1741 – 1805) и канцлер, граф К.В. Нессельроде (1780 – 1862) – в XIX веке. Одним из первых и наиболее последовательных противников сохранения неизменными территориальных уступок России по Нерчинскому договору был академик Петербургской академии наук Герард Фридрих Миллер (1705 – 1783).
В рамках континентальной части исследований Второй Камчатской экспедиции Витуса Беринга, Миллер провел целый ряд исторических изысканий и организовал полевые работы по изучению районов границы России с Китаем по Нерчинскому договору.
[21] Материалы исследований Миллера были обобщены в работе История о странах при реке Амуре лежащих, когда оныя состояли под российским владением⁹. Этот труд заложил основу историографии Приамурья и явился исходной точкой и основным источником большинства отечественных и зарубежных исследований XVIII – начала XIX века.
Россияне не могли спокойно смириться с потерей Приамурья, изучением и освоением которого они занимались более полустолетия. Уже в 1746 году участник Второй Камчатской экспедиции Витуса Беринга капитан Алексей Чириков предлагал построить порт в устье Амура и добиться у китайцев права свободного плавания по Амуру. В 1753 году губернатор Мятлев также добивался обеспечения права свободного плавания по Амуру и направил в Сенат проект доставления продовольствия на Камчатку с использованием амурского водного пути. В тот период значение этого пути было очевидно для всех сибиряков. Однако, поверхностные исследования устья Амура, проведенные в 1783 – 1787 гг. Лаперузом, а спустя 10 лет – Браутоном, которые пришли к ошибочному заключению, что Сахалин не остров а полуостров, что устье Амура не имеет свободного протока к северу и забивается наносными мелями и потому недоступно для морских судов, уменьшили в глазах русского правительства значение Амура как реки, способной служить путем на Камчатку. Сказалось обычное для российской администрации преклонение перед иностранными авторитетами, а давно установленные и закрепленные в русских картах XVIII века географические факты (островное положение Сахалина и судоходность Амура) били преданы забвению. А в 1803 году знаменитый отечественный путешественник И.Ф. Крузенштерн повторил ошибку Лаперуза и Браутона. Немалую роль в охлаждении интереса к Амуру сыграло и то, что иркутские и кяхтинские купцы, наживавшие миллионные капиталы на торговле через Кяхту, боялись с присоединением Амура упадка этой торговли и всячески [22] старались распространять во влиятельных сферах в Петербурге мысль о непригодности Амура для судоходства¹⁰.
Свидетельством значительного интереса к Амуру со стороны сибирских властей является тот факт, что в 1832 году в иркутской губернской канцелярии действительным статским советником бароном Шилинсом фон Канштатом была составлена карта реки Амура, представляющая собой перевод на русский язык с оригинальной китайской карты. На ней показано много населенных пунктов на реке Амуре ниже устья Уссури; в устьях Большой Горбицы и Аргуни показаны пограничные столбы¹¹.
Сбор географических сведений о приграничных территориях и их картографирование продолжали пограничные власти и Азиатский департамент Министерства иностранных дел России. Материалы этих работ 1803 – 1842 гг. сохранились в Российском Государственном историческом архиве в Санкт-Петербурге в частном фонде статского советника Н.И. Любимова, сопровождавшего русскую духовную миссию в Пекин. Эти источники свидетельствуют о том, что пограничные власти на Аргуньском участке границы не только занимались исследованием и картографированием района, непосредственно охраняемого ими, но весьма интересовались также Приамурьем. Для получения информации об Амуре использовались любые возможности. Так, в начале XIX века один из уголовников, сосланный в Нерчинский округ, бежал с поселения и прожил около шести лет в китайском Приамурье. По возвращении, по его устным показаниям, было составлено Описание реки Амура от Амурской стрелки, до самого устья...¹².
Н.И. Любимов предпринял в 1842 году полевое обследование границы на Аргуньском и монгольском участках, от Кяхты до [23] Цурухайтуевской крепости, и представил в Азиатский департамент подробный обзор пограничной линии и системы ее охраны.
Необъятные просторы Восточной Сибири постоянно влекли к себе российских ученых. В первой половине XIX века наиболее значительные научные результаты были получены участниками экспедиции, организованной в 1842 году Петербургской Академией наук. Экспедиции, руководство которой было поручено двадцатисемилетнему профессору зоологии А.Ф. Миддендорфу (1815 – 1894 гг.), предписывалось исследовать флору и фауну северных частей Сибири к востоку от Енисея. Помимо этого, согласно инструкции Академии, некоторые сведения о климатологических отношениях того края были бы весьма важны...¹³. На деле экспедиция не ограничивалась проблемами биогеографии и климатологии, а провела, по сути дела, комплексные физико-географические исследования и картографирование Восточной Сибири. Немалую роль она сыграла также в постановке вопроса о возвращении Приамурья России.
Намерение Миддендорфа исследовать китайское Приамурье привело в замешательство даже стоявшую в стороне от политики Академию наук. Его официально предупреждали об опасности попасть в плен без надежды вырваться из него скоро, потому что задуманное им предприятие было бы противно предписаниям. Предупреждения оказались тщетными, и смелый ученый занялся в Приамурье вопросами весьма далекими от своей основной специальности: он расспрашивал туземцев об отношении их к Китаю, разыскивал китайские пограничные знаки («Омбоны», «Обо», «Амбоны»), собирал исторические справки. В своем предварительном отчете он рекомендовал правительству купить у гиляков участок земли и вступить с ними в торговые отношения. Этот отчет весной 1845 года попал в руки императора Николая I, который немедленно потребовал от Миддендорфа подробнейших сведений об Амурских странах¹⁴.
[24] В описании своего путешествия А. Миддендорф серьезное внимание уделяет истории исследования и освоения Приамурья русскими, отзываясь, при этом, весьма нелестно о Головине и подписанном им договоре¹⁵.
Результатом этого путешествия молодого ученого за официальными рубежами Российской империи было то, что, к удивлению, он нашел в природе совсем иную границу, чем та, которая назначена была торжественно утвержденными договорами дипломатов и показывалась на российских картах, – иную даже, чем та, которую принимали местные начальства. По заключению Миддендорфа этот разлад с действительностью был прямым следствием географического тумана, господствовавшего при заключении договора, которым потом, против всякого народного права и против воли, целые племена отрывались от их родной почвы. Миддендорф обосновывал свой смелый вывод с высшей, зоо-географической точки зрения [выделено мною – А.П.]. Следует подчеркнуть, что для того времени господства европейского имперского сознания и права, изыскания и суждения молодого российского академика были весьма необычны, объективны и точны.
Главным итогом, с точки зрения отображения результатов поисков «нерчинской границы» экспедицией Миддендорфа были его карты в атласе на немецком языке Karten-Atlas zu Dr. A. v. Middendorff s Reise in den uussersten Norden und Osten Sibiriens. (St. Petersburg: Buchdruckerei der Kaiserlichen Academie der Wissenschaften, 1859) – карта Tabl. XVIII и карта Притоки Амура, вытекающие из Станового водораздела (по маршрутам и расспросам) в 1844-ом году, помещенная по тем же номером XVIII в его монографии на русском языке. Изображения (пунсонами) обнаруженных Миддендорфом китайских пограничных знаков совершенно идентичны на русском и немецком вариантах карты, за тем исключением, что при пунсонах на немецкой карте нанесены пояснительные надписи – Grenzz[iehung], т.е. – пограничный знак.
В период завершения экспедиции Миддендорфа началась активная подготовка к менее известной и весьма конфиденциальной [25] «Забайкальской экспедиции» под руководством подполковника Генерального штаба Николая Христиановича Агте (1816 – 1867), сыгравшей значительную роль в географическом изучении Забайкалья и Приамурья, а также имевшей немаловажное значение в решении Амурского вопроса.
Если Муравьев и Невельской с самого начала стремились к кардинальному решению этого вопроса, т.е. требовали возвращения России Приамурья, то правительственные ведомства, в недрах которых зародилась идея организации Забайкальской экспедиции (Министерство иностранных дел, Военное министерство и Министерство внутренних дел), исходя из положений Нерчинского, Кяхтинского и Буринского трактатов, пытались разобраться в прохождении границы на местности и подготовить материалы для переговоров по окончательному установлению пограничной черты на территории восточнее устья реки Аргуни. Работы эти начались в 1844 году, общее руководство ими было поручено сенатору, графу [И.П.] Толстому, а основным ответственным исполнителем назначен капитан Агте.
Во время полевого обследования границы в 1844 – 1845 гг. под руководством Агте была проведена рекогносцировочная съемка рек Шилки и Аргуни в масштабе 5 верст в дюйме, а также составлена Раccпросная карта реки Амура и притоков от начала его до бывшего города Албазина в том же масштабе¹⁶.
По результатам работ Агте 2 ноября 1848 года сенатором Толстым были составлены для правительства Соображения... по устройству русско-китайской границы¹⁷. К справке приложена Генеральная карта пограничной линии с китайскими владениями и прилегающей части Забайкальского края, составленная по свидетельству графа Толстого штабс-капитаном Агте по карте, вычерченной при заключении Буринского трактата, исправленной им по материалам полевого обследования¹⁸, а также – карта Размещение пограничных войск.
[26]Материалы обследования русско-китайской границы вызвали живой интерес в правительственных кругах Российской Империи. 11 января 1849 года генерал-квартирмейстер генерального штаба генерал-адъютант Ф.Ф. Берг сообщил об итогах работ Толстого и Агте министру иностранных дел Нессельроде¹⁹.
Ф.Ф. Берг сделал вывод о необходимости создать специальную комиссию для детального изучения районов Приамурья и Станового хребта, граница в которых оставалась крайне неопределенной²⁰.
Осуществление этого предложения с самого начала наткнулось на упорное сопротивление тогдашнего главы внешнеполитического ведомства России графа Нессельроде. Из боязни раздразнить китайцев Нессельроде считал опасным посылать группу для исследования Амура²¹. В апреле 1849 года император, однако, утвердил организацию экспедиции под руководством подполковника генерального штаба Н.Х. Агте²².
Экспедиция была проведена в 1849 – 1852 гг. Исследования ее охватывали область Станового хребта, а также пространство к северу от него до хребта Верхоянского. Но широкой огласки результаты экспедиции не получили, так как она была секретной²³. Материалы и отчеты экспедиции хранятся в Российском государственном военно-историческом (Москва) и Российском государственном историческом (Санкт-Петербург) архивах²⁴. Изданы были лишь [27] Окончательные выводы из астрономических наблюдений, произведенных астрономом Забайкальской экспедиции Л. Шварцем с 1849 до 1853 г. (Записки Военно-топографического депо, 1857 г.) и статьи по геологии Меглицкого.
Забайкальская экспедиция провела значительные съемочные и картосоставительские работы. В частности, была выполнена первая общая съемка Байкала²⁵.
Во время экспедиции Агте на горах Тукурингра и Джакду были найдены три пограничных знака (омбона), поставленных китайцами, а на хребте Гинкан эвенки указали членам экспедиции место четвертого знака. Эти знаки были нанесены на подлинных съемочных материалах экспедиции. Надписи на китайских знаках были скопированы членами экспедиции Агте и копии вместе с переводами с маньчжурского языка на русский были помещены в отчете экспедиции, хранящемся в Российском государственном историческом архиве²⁶.
Немаловажное значение для дальнейшей судьбы Амурского вопроса имел тот факт, что экспедиция Агте обнаружила месторождения золота на реках Амазар и Большой Оюн, а также сделала предварительный вывод о золотоносности Яблонного и Станового хребтов²⁷.
В наиболее общем виде итоги экспедиции Агте нашли отражение на Отчетной карте Забайкальской экспедиции на левом прибрежье рек Амура и Шингала а также в Удском крае и в прилегающей части Якутской области. 1853. (Масштаб 85 верст в дюйме)²⁸.
Генерал-губернатор Восточной Сибири Н.Н. Муравьев, докладывая об итогах экспедиции Агте, сообщил, что ею были сделаны выводы о неясностях и неточностях Нерчинского договора и Буринского трактата. На основании этих выводов высказывается [28] предположение, что китайцы перенесли границу с Амазара на Малую Горбицу уже после заключения Нерчинского трактата²⁹.
По докладу Н.Н. Муравьева правительством было принято решение (от 25 апреля 1853 года) о том, что Россия в одностороннем порядке объявила о присоединении левобережья Амура ниже впадения в него реки Сунгари, причем основанием для этого послужило отсутствие на местности в этом районе китайских пограничных знаков. Такое половинчатое решение не могло удовлетворить Н.Н. Муравьева, стремившегося к полному пересмотру Нерчинского договора, который обеспечил бы возвращение России всего Приамурья без учета линии границы, отмеченной на местности китайскими пограничными знаками, поставленными в одностороннем порядке³⁰.
Правительственный указ о присоединении низовьев Амура в определенной степени «развязал руки» Муравьеву и Невельскому и позволил им с успехом завершить Амурскую экспедицию и окончательное присоединение Приамурья и Приморья.
Завершая статью, считаем необходимым подчеркнуть, что проведенное исследование имеет прямое отношение к развитию событий на Дальнем Востоке в наше время. Как показывает историографический анализ, Сибирь и Российский Дальний Восток были и остаются одной из сфер особого внимания английских и американских исследователей и политиков. Показательно в этом отношении высказывание видного английского географа Е.Г. Равенстэйна (Ernst Georg Ravenstein /1834 – 1913/) первого английского исследователя, откликнувшегося на возвращение Приамурья Россией весьма солидной книгой³¹, на многие годы ставшей основным справочным пособием англоязычных исследователей, занимавшихся историей Амурского вопроса.
Свою книгу Равенстэйн открывает следующей сентенцией:
[29]Прогресс России в Азии, ее быстрые броски в направлении Индии и приобретение у Китая провинций значительно превосходящих по протяжению Британские острова не может не иметь значения для нации с такими обширными интересами в Китае и Азии, какие имеет Англия³². Высказывание это находилось в полном соответствии с политикой «Большой Игры», т.е. «Холодной войны» в Азии, характеризовавшей отношения двух величайших колониальных империй в XIX веке. Отношения эти приводили к необходимости очень детального изучения «театров военных действий» и истории их формирования. Исследования подобного характера проводились обоими государствами на самых разных уровнях, а их результаты оставили обширную историографию. Причем, на самом современном этапе, начатом с разрушения СССР, внимание к российскому сибирскому и дальневосточному порубежью снова возросло, свидетельством чему является значительный увеличение числа английских и американских диссертационных исследований и других публикаций по этому региону.
В результате изучения этой обширной литературы у нас появилась возможность по-новому взглянуть на некоторые аспекты истории изучения российского сибирского и дальневосточного порубежья и, в известной степени, переоценить значение различных ведомств Российской империи в этих исследованиях а так же – в постановке вопроса о возвращении Приамурья России. По крайней мере один вывод представляется нам в данный момент бесспорным, хотя и нуждающимся в некоторых дополнительных обоснованиях.
Заключение это состоит в том, что основной организацией, инициировавшей начало исследования территориальных аспектов границы по Нерчинскому договору, а затем и возвращение Приамурья, была Российская академия наук, а академиками, больше всего сделавшими для успешного осуществления этого проекта были Миллер и Миддендорф. В краткой статье невозможно осветить даже самую малую толику того, что ими было сделано, заметим [30] лишь, что Миллер глубоко рассматривал общегеографические принципы наиболее разумного разграничения соседних государств, а Миддендорф, одним из первых исследователей призвал проводящие границы империи согласовывать устанавливаемые рубежи с существующими биогеографическими особенностями территории и границами культурно-хозяйственных комплексов обитающих на них коренных жителей. Геодезисты при посольстве Саввы Владиславича Рагузинского (1727 – 1734 гг.) и военные топографы капитана Агте (1840-е годы), разыскивавшие и картографировавшие Нерчинскую границу на Становом хребте руководствовались программами, разработанными Санктпетербургской академией наук и Генеральным штабом российской армии.

Примечания:

¹ Цитата по: Русско-китайские договорно-правовые акты. 1689 – 1916. Под общей редакцией В.С. Мясникова. (М.: Памятники исторической мысли, 2004): 27 – 29.
² Joseph Sebes, S. J. The Jesuits and the Sino-Rissian Treaty of Nerchinsk (1689). The Diary of Thomas Pereira, S.J. – Bibliotheca Instituti Historici S. I., Vol. XVIII. (Rome: Institutum Historicum S. I. Via del Penitenzieri, 20; 1961): 174 – 303.
³ Опубликована: Новлянская М.Г. Даниил Готлиб Мессершмидт и его работы по исследованию Сибири. (Л.: «Наука», 1970): 87.
⁴ Текст договора см.: Русско-китайские договорно-правовые акты. 1689 – 1916. Под общей редакцией В.С. Мясникова. (М.: Памятники исторической мысли, 2004): 41 – 47.
⁵ РГАДА, Фонд 192, опись 1, Иркутская губерния, № 12. Те же авторы вместе с Иваном Свистуновым и Дмитрием Баскаковым составили обзорную карту русско-китайской границы, см.: РГВИА, Фонд ВУА, № 25592.
⁶ Бывший заведующий Картографическим отделом Библиотеки Академии наук в Санкт-Петербурге Г.Н. Утин выполнил фотокопию этой карты, которая хранится в настоящее время в БАН; шифр: У Ф2493) 130/7).
⁷ Ланг Лоренц (90-е г. XVII в. – после 1743), швед, инженер-лейтенант, состоял на русской службе. По поручению Петра I дважды был в Китае, 1715 – 1717 и 1720 – 1722 гг. с посольством Л.В. Измайлова.
⁸ Joseph Sebes, S.J. The Jesuits and the Sino-Rissian Treaty of Nerchinsk (1689). The Diary of Thomas Pereira, S.J. – Bibliotheca Instituti Historici S.I., Vol. XVIII. (Rome: Institutum Historicum S. I. Via del Penitenzieri, 20; 1961): 128.
⁹ История о странах при реке Амуре лежащих, когда оныя состояли под российским владением. В книге: Г.Ф. Миллер. Избранные труды. Составление, статья, примечания С.С. Илизарова. (М.: Янус-К «Московские учебники», 2006): 329 – 374.
¹⁰ Васильев А.В. Забайкальские казаки. (Б.м. и д. изд.): 2 – 4.
¹¹ РГВИА, Фонд ВУА, № 23938: Карта течения реки Амура. Переведенная на российский язык с оригинальной китайской карты, подписанной маньчжурскими писменами Действительным статским советником бароном Шиллингом фон Канштатом.
¹² РГИА, Фонд 796, опись 448, № 49: Частный фонд Н.И. Любимова (пристава, сопровождавшего Пекинскую духовную миссию в Пекин) – Материала для отчета по пограничной части и отчет по пограничной части (черновой); 1803 – 1842 гг., листы 7 – 13 об.: Описание реки Амура, от Амурской стрелки, до самого устья, составлено из устных показаний ссыльного Гурья Васильева, проживавшего в разных местах по Амуру около шести лет.
¹³ РГВИА, Фонд 735, опись 2, № 262, 1841 – 1849 гг.: Об отправлении ученой экспедиции в Сибирь. Лист 46.
¹⁴ Приамурье. Факты, цифры, наблюдения. Собраны на Дальнем Востоке сотрудниками общеземской организации. (М., 1909): 35.
¹⁵ Миддендорф А. Путешествие на север и восток Сибири А. Миддендорфа. Часть I. Север и восток Сибири в естественно-историческом. Отдел I. География и гидрография. (Санкт-Петербург, 1860): 134 – 135.
¹⁶ РГВИА, Фонд 386, опись 1, № 513; № 439н.
¹⁷ РГВИА, Фонд 1, опись 1, том 6, № 16108, листы 97 – 248: Соображения [сенатора Толстого] об устройстве границы с Китаем и состоящей на оной Российской стражи.
¹⁸ РГВИА, Фонд 1, опись 1, том 6, № 16108, лист 246.
¹⁹ РГВИА, ФондВУА, № 25597. Дело о представлении сведений о границе России с Китаем и материалы экспедиции по изучению Забайкальского края под руководством подполковника Агте. 30 декабря 1848 г. – 6 октября 1852 г. на 592 листах. Листы 5 – 12 оборот: Справка (доклад по Департаменту генерального штаба графу Нессельроде) генерал-адъютанта Ф.Ф. Берга о русско-китайской границе от 11 января 1849 года за № 3.
²⁰ РГВИА, Фонд ВУА, № 25597, листы 10 оборот – 13.
²¹ РГВИА, Фонд ВУА, № 25597, листы 18 – 19.
²² РГВИА, Фонд ВУА, № 25597, лист 127.
²³ Сухова Н.Г. Физико-географические исследования Восточной Сибири в 19 веке. (М.-Л., 1964): 63 – 64.
²⁴ РГВИА, Фонд ВУА, № 25597, части 1 – 2; Там же, Фонд 1, опись 1, том 6, № 18997; Там же, Фонд ВУА, № 18534: Отчет экспедиции горных инженеров по исследованию Забайкальского края 1849 – 1852 гг., листы 1 – 154; РГИА, Фонд 44, опись 2, № 1006: Дело о назначении горных чинов в Забайкальскую экспедицию (1849 – 1855).
²⁵ РГВИА, Фонд ВУА, № 25597, часть 2, листы 128 – 128 оборот.
²⁶ РГВИА, Фонд ВУА, № 25597, часть 2, листы 201 – 204 – Копии надписей на амбонам (маньчжурский язык); листы 199 – 200 оборот – переводы этих надписей на русский язык.
²⁷ РГВИА, Фонд ВУА, № 25597, часть 2, листы 135 оборот – 136.
²⁸ РГВИА, Фонд ВУА, № 25597, часть 2, лист 158.
²⁹ РГВИА, Фонд 1, опись 1, том 7, 20793, лист 5.
³⁰ Приамурье... (1909): 50.
³¹ Ravenstein, E.G. The Russians on the Amur; Its Discovery, Conquest, and Colonisation, with a Description of the Country, its Inhabitants, Productions, and Commericial Capabilities; and Personal Accounts of Russian Travellers, by E.G. Ravenstein, F.R.G.S. Corresponding Fellow of the Geographical Society of Frankfurt. (London: Trubner and Co., Paternoster Row, 1861)
³² The progress of Russia in Asia, her rapid strides in the direction of India, and the acquisition from China of provinces far exceeding the British Islands in extent, cannot fail of being important to a nation with such vast interests at stake in China and the East as England has. Page VII.

Воспроизводится по:

Наука и техника: Вопросы истории и теории. Тезисы XXIX международной конференции Санкт-Петербургского отделения национального комитета по истории и философии науки и техники РАН (24 – 28 ноября 2008 г.). Выпуск XXIV. – СПб.: СПбФ ИИЕТ РАН, 2008. C. 17 – 30.