|
Яков Солодкин
Начальные люди
Иерархия власти
Обычно современные историки, повествуя
об основании первых русских
городов-крепостей в Сибири, лишь мельком
упоминают тех посланцев Москвы, которые
возглавляли новые походы и строительство
новых острогов. Между тем, лица эти были
вовсе не второстепенными в тогдашней
военно-административной иерархии
Русского государства. Их деятельность,
как правило, вовсе не ограничивалась
одними лишь сибирскими поручениями. Это
отлично видно на примере «начальных
людей» Сургута. Из представленных в этой
небольшой статье биографических «анкет»
хорошо просматривается, что первые
воеводы, письменные головы, атаманы
Сургута были деятелями, весьма заметными
в масштабах всей тогдашней Руси. Почти
все они так или иначе участвовали в
противоречивейших коллизиях охватившей
страну Смуты, а «географические карты»
их судеб охватывали практически все
тогдашние пределы Российского
государства!
Основатель «Сургуцкого
города»
«Отец сибирской истории» академик Герард
Фридрих Миллер, исходя из текста
царского наказа о сооружении Пелыма,
склонен был думать, что Сургут заложили
служилые люди под началом князей Михаила
Волконского и Матвея Львова. Вскоре,
внимательно прочитав «инструкцию» об
«устроении» русского города «на
Таре-реке», знаменитый ученый объявил
основателем крепости
близ устья Сальмы Владимира Аничкова
(или, как нередко называется он в
документах, Оничкова). С находкой в
конце XIX века предписания царя Федора
Ивановича о постройке Сургута
большинство историков стало утверждать,
что город при впадении речки Бардаковки
в «великую Обь» «срубили» князь Федор
Барятинский и Владимир Аничков. Скорее
всего, это предписание, однако, не было
исполнено в точности. Изучение
«государева» наказа о возведении Тары
позволяет вслед за Миллером честь
основания Сургута приписать Владимиру
Владимировичу (точнее, как говорили в
Московской Руси, Владимирову сыну)
Аничкову.
Многочисленные Аничковы, проживавшие
большей частью в Новгородской земле,
вели свой род от ордынского царевича
Берки, в крещении Иоаникия. Незадолго до
смерти Ивана Грозного несколько
новгородцев в опале (о ее причинах
остается только гадать) было сослано в
Казанский край. Среди испытавших царскую
немилость оказались, вероятно, Владимир
Аничков с сыном Воином. Их наделили
поместьями в Казанском и Нижегородском
уездах. Доставшееся Владимиру село
Подвязье на Оке, хотя славилось тем, что
в окрестностях водилось много рыбы,
запустело «от черемисские войны», то
есть в ходе антирусского восстания
местных народностей.
Воин Аничков, который в начале
царствования Федора Ивановича носил
относительно высокий чин стрелецкого
головы, еще в 1582 году посылался в
Пермь, чтобы вместе с здешними и
вятскими ратниками, а также казаками
Ермака «воевать вогулич и отяков». Ввиду
ухода ермаковцев за Урал этот поход не
состоялся. (Некоторые исследователи
ошибочно считают, что Воин Аничков был
тогда пермским наместником).
19 февраля 1594 года появился наказ царя
Федора Ивановича о «поставлении»
Сургута. Возможно, в тот же или на
следующий день это
распоряжение было вручено Владимиру
Аничкову. Из Москвы через Лозьву и
недавно выстроенный Пелым казанскому
«жильцу» и нижегородскому помещику
надлежало добраться до Тобольска. В этой
крепости, которой суждено было скоро
стать сибирской столицей, ратников,
возглавляемых Аничковым, ждал со
служилыми людьми князь Федор
Барятинский. Предполагалось, что следом
объединенный отряд достигнет Обского
городка, где пополнится березовскими
казаками и воинами кодского властителя
Игичея Алачева. После этого Барятинский
с Аничковым обязывались сжечь заложенный
Иваном Мансуровым острог и, включив в
свою рать несших там службу
«годовальщиков», двинуться на
правобережье Оби и «в Сургуте» либо
«Безекове волости в Лумпекех» построить
крепость. Замысел сооружения еще одного
русского города в «далечайшей стране»,
как иногда называли Сибирь, не был
полностью осуществлен. Можно думать,
оттого, что одновременно шла подготовка
экспедиции в Среднее Прииртышье, на
Тару. Судя по наказу князю Андрею
Елецкому о строительстве на ее берегу
крепости, летом — в первые недели осени
1594 года Сургут стал возводиться под
руководством Владимира Аничкова, а Федор
Борятинский явился из Тобольска во
владения остяцкого князя Бардака, когда
там уже поднялись стены и башни нового
города.
Сейчас трудно решить, почему при
назначении первого письменного головы
Сургута выбор пал на казанского и
нижегородского дворянина. Быть может, к
тому времени Аничков имел опыт
сооружения городов в Поволжье либо
службы в Сибири.
Новопостроенной крепостью, место которой
скорее всего он сам и определил,
Владимир Владимирович управлял (поначалу
в одиночку) около года. С назначением в
Сургут в феврале 1595 года воеводы Осипа
Плещеева и письменного головы Ивана
Колемина Аничков остался в Сургуте,
видимо, в прежней должности. Государевым
наказом предусматривалось «посылати на
всякие посылки воеводе Осипу Володимера
Оничкова, а с ним посылати, выбрав
лутчих людей, литву и казаков добрых, с
вогненным боем», то есть огнестрельным
оружием. Как видно, отныне главной
задачей первого сургутского
администратора сделалось подчинение
местных «инородцев», нередко
отказывавшихся платить ясак, и защита
обширного уезда от возможных нападений
непокорного хана Кучума и его сыновей.
Весной 1604 года в награду за сибирскую
службу Аничкову в Москве выдали
жалование (при этом он расписался и за
сына). Как известно, «Володимер» пробыл
в Сургуте не более двух с половиной лет.
Поэтому можно думать, что в самом начале
«бунташного» XVII века Аничков снова нес
службу где-то в Сибири.
Вскоре в Московском государстве
разразилась затяжная Смута, на арене
которой один за другим появлялись
бесчисленные самозванцы. В 1607 — 1608
годах астраханский «царевич» Иван
Иванович осаждал Саратов. Воеводы
Замятня Сабуров и Владимир Аничков
сумели отразить приступы отрядов «вора».
Летом 1610 года верные «боярскому» царю
Василию Шуйскому войска во главе со
стольником князем Алексеем Львовым и
Аничковым, выступившие из Нижнего
Новгорода, овладели державшим сторону
Лжедмитрия II Арзамасом; воевода
самозванца Федор Киреев был убит. В
последующие месяцы Владимир
Владимирович, дослужившийся до высокого
чина дворянина московского, управлял
Нижним Новгородом и соседней Балахной.
Через месяц после избрания на русский
престол Михаила Федоровича Романова,
сумевшего покончить с «межъусобной
бранью», Аничкова послали из столицы «в
Городецкий уезд» (что возле Твери).
Воевода должен был отвести к Пскову,
которому угрожали шведы, сражавшихся
накануне с «литвой» и татарами казаков.
Аничков, посулив, видимо, этой вольнице
«государево жалованье», смог выполнить
поручение боярского правительства,
продолжавшего ведать «царствующим
градом» до приезда из Костромы молодого
самодержца. Следом вместе со стольником
князем Борисом Хилковым Владимир
Владимирович воеводствовал в Уфе. В 1616
году Аничков провожал из Москвы до
хорошо ему знакомых Нижнего Новгорода и
Казани персидского посланника Булак
Бека, после чего вернулся в столицу.
Вскоре расположившемуся с небольшим
отрядом у Водяных ворот первому
сургутскому голове пришлось защищать
Москву от войск польского королевича
Владислава, хотевшего силой заставить
русских признать себя царем. То была
едва ли не последняя служба
провинциального помещика, в преклонные
годы сумевшего пробиться в ряды
московского дворянства.
Первый Воевода
Сослуживец Владимира Аничкова по Сургуту
Федор Петрович Барятинский принадлежал к
ветви черниговских князей, прежде не
игравших заметных ролей на политической
сцене Московской Руси. Старший из пяти
сыновей Петра Ивановича, опричника
«гордояростного» царя Ивана IV, Федор в
конце 1580-х годов имел младший
придворный чин жильца. Вскоре князя
Петра, отказавшегося подчиниться более
родовитым воеводам, со всеми детьми
сослали в Сибирь. Когда отца назначили
управлять Тюменью, Федор, как можно
полагать, стал его помощником. Летом — в
начале осени 1594 года Барятинский,
видимо, занимался подготовкой экспедиции
«на Тару-реку», а вслед за выступлением
в Среднее Прииртышье полуторатысячной
рати князя Андрея Елецкого из Тобольска
отправился в Сургут с двадцатью
плотниками-пермичами, чтобы довершить
«рублю» новой крепости и ведать ею.
В городе, выросшем на правобережье Оби,
Федор Петрович провел менее года.
«Отпущенный» в столицу, первый
сургутский воевода в прежнем чине
участвовал в избрании на царство Бориса
Годунова, а затем, уже в звании
дворянина московского, сопровождал
казахского султана Ораз-Мохаммада,
наделенного городом Касимовым и ставшего
коронованным вассалом «земского
государя». (Этот султан, кстати, попал в
русский плен в Тобольске при его
основателе Даниле Чулкове). По том
Барятинский оказался одним из воевод
недавно заложенного на южной границе
России Царева-Борисова. Направленный с
дьяком Дорофеем Бохиным послом к
крымскому хану, князь Федор был выслан
из Бахчисарая за отказ усмирить
«воровских» казаков, напавших на
татарские владения. Год спустя
Барятинскому вместе с князем Дмитрием
Аксаком Бельским приказали ехать в Колу
для размежевания русских и датских
земель в «Лопи Дикой» (Лапландии).
В начале царствования Василия Шуйского
Федор Петрович воеводствовал в
Ивангороде, защищавшем северо-западный
рубеж страны. Очевидно, такая роль
Барятинского не устраивала, и с
появлением «второлживого» Дмитрия
Ивановича князь переметнулся
на его сторону. Федор Петрович стал
боярином «Тушинского вора» и был
назначен воеводой в богатый Ярославль.
Поблизости от этого города князь
«присмотрел» земли, о которых «бил
челом» и самому «царю Дмитрию», и
литовскому гетману Яну Сапеге. При
деятельном участии Барятинского «Вору»
«целовали крест» как своему государю
жители Вологды.
Миновало, однако, всего несколько
месяцев, и население северо-восточных
уездов, возмущенное бесконечными
поборами и прямыми грабежами тушинцев,
поднялось против самозванца. Федор
Петрович, которого называли вождем
городской «черни», вынужден был бежать
из Ярославля. Но князь сохранил верность
«царику», как называли Лжедмитрия II, и
тогда, когда тот поневоле сделал своей
резиденцией Калугу. «Воровской» боярин
Барятинский теперь получил назначение в
Новгород Северский.
Там, уже под началом брата Михаила,
князь Федор в головах нес службу и после
избрания царем «великой России» юного
Романова. Направленный с отрядом под
Стародуб Северский, Барятинский привел
его жителей к присяге на имя нового
государя. В январе 1614 года во главе
нескольких сотен дворян, детей боярских
и казаков Федор Петрович выжег
окрестности литовского города Гомея и
разбил осажденных, когда те устроили
вылазку (тогда под князем убили коня).
Барятинский, накануне жаловавшийся на
то, что не имеет ни вотчин, ни поместий,
за «гомейскую службу» удостоился щедрых
наград: от имени царя Михаила ему
поднесли чарку, камку (отрез дорогой
ткани), 40 шкурок куниц, «новгородку
золотую» (эта монета являлась
своеобразной медалью), почти вдвое
увеличили денежный оклад.
После недолгого воеводства в Рязани
Федору Петровичу было поручено собирать
служилых людей Торжка в поход против
шведов, удерживавших под своей властью
Новгород Великий. Барятинский участвовал
в переговорах со шведскими дипломатами
на пограничной реке Ловце и ездил в
Стокгольм для ратификации мирного
соглашения, заключенного в деревне
Столбово. По возвращении денежный оклад
князя снова был почти удвоен, составив
солидную по тем временам сумму — 140
рублей. Вознаграждением за успешную
посольскую миссию может считаться и
назначение на воеводство в Казань (с
боярином Борисом Лыковым). Умер князь
Федор около 1628 года, не оставив детей.
Потомок
старомосковских бояр
Князя Федора Барятинского сменил на
сургутском воеводстве Осип Тимофеев сын
Плещеев, отпрыск плодовитого рода
нетитулованных бояр, служивших еще князю
Василию III .
Сын одного из опричников Ивана Грозного,
Осип Плещеев в конце 1580-х годов, имея
заурядный чин дворянина московского,
участвовал в походе к Нарве
(древнерусскому Ругодиву) против шведов.
Затем, будучи вторым воеводой, управлял
псковским пригородом Гдовом, нес
крымскую службу на берегах Оки и
сражался с татарами, когда в 1591 году
им удалось в последний раз прорваться к
русской столице.
Ведая недавно выстроенным Сургуцким
городом, Плещеев деятельно занимался
сбором ясака с местных остяков и
снарядил экспедицию письменного головы
Ивана Колемина на Пегую Орду, властитель
которой, князь Воня, был союзником хана
Кучума, никак не желавшего сделаться
вассалом московского царя.
По возвращении из Сибири Осип Плещеев
воеводствовал в Астрахани, а в 1603 году
вместе с Иваном Бутурлиным, князем
Владимиром Бахтеяровым-Ростовским и
Иваном Полевым предводительствовал
несколькими тысячами ратных людей,
двинутыми по согласованию с персидским
шахом на Грузию. Под Тарками русское
войско было наголову разбито
северокавказским правителем шамхалом,
которого поддерживал турецкий султан. В
числе многих павших оказались и сам
Плещеев, и его сыновья – Богдан и Лев.
Отпрыск ростовских
князей
Преемником Осипа Плещеева в граде,
заложенном на Оби, стал князь Семен
Михайлович Лобанов-Ростовский. К Тому
времени его послужной список был уже
весьма внушительным. Он еще в 1577 году
принадлежал к кругу выборных, то есть
самых богатых и влиятельных, дворян
Рязанского края. Позднее в чине головы
Лобанов-Ростовский служил в Серпухове,
которому постоянно угрожали крымские
татары, на исходе Ливонской войны
воеводствовал в Новгороде Великом и
соседних с ним Порхове и Ладоге. А когда
князю Дмитрию Елецкому и другим русским
дипломатам удалось заключить перемирие с
Речью Посполитой, они послали Семена
Михайловича с «сеунчем», то есть
радостной вестью об этом, к царю Ивану
Васильевичу.
После вступления на московский трон
Федора Ивановича князь Семен побывал
наместником Брянска, воеводствовал в
Дедилове и Рязани, возглавлял столичный
Разбойный приказ. В конце 1580-х годов
знатный дворянин собирал в Ряжске
служилых людей в поход против шведов, во
время которого в чине головы участвовал
в неудачном штурме Нарвы (когда, между
прочим, мог и познакомиться с Осипом
Плещеевым). Позднее Лобнов-Ростовский
состоял у наряду (то есть артиллерии) на
Оке в ожидании возможного нападения
татар, в середине 1590-х годов был
воронежским воеводой, а вскоре после
избрания на царство Бориса Годунова
отправился в Серпухов в рядах
многочисленной армии, направленной на
возможное отражение Крымской орды.
Честолюбец «с Резани»
Как и старший сын Петра Барятинского,
недолго пробыл в Сургуте Иван Никитич
Ржевский — письменный голова при воеводе
князе Семене Михайловиче
Лобанове-Ростовском. Из крепости,
срубленной у впадения в Обь Бардаковки,
его перевели на тобольское воеводство —
в сослуживцы к знатному Ефиму
Варфоломеевичу Бутурлину.
Видный (так называемый выборный)
рязанский дворянин, имевший высокий
земельный оклад, со временем
увеличившийся, Иван Никитич летом 1585
года нес службу при дворе нового царя
Федора Ивановича, а четыре года спустя
собирал под Коломной ратных людей в
поход на шведов. Из Сибири в Москву он
вернулся через Верхотурье, доставив
«государеву казну» (главным образом
«соболью»), а вскоре с дьяком Постником
Дмитриевым отправился посланником в
Данию.
В Смутное время Ржевский воеводствовал в Ладоге
и сражался с «ворами» под Москвой. Перейдя в
стан Лжедмитрия II, рязанский дворянин
удостоился боярского звания. Когда Иван Никитич
покинул лагерь самозванца, московские власти
«разжаловали» его в окольничие, но уже осенью
1610 года бывший сургутский голова бил челом
Сигизмунду III — отцу избранного на русский
престол польского королевича Владислава — о
переводе в бояре. Новоявленный окольничий с
сыном Иваном просил Сигизмунда
наделить их землями. Обманувшись, видимо, в
надеждах на короля и верную ему московскую
«семибоярщину», Ржевский примкнул к Первому
ополчению, целью которого было изгнание
польско-литовских завоевателей.
В ополчении, возглавленном рязанским
воеводой Прокопием Петровичем Ляпуновым,
быстро возник разлад между дворянами и
казаками. Чтобы углубить раскол в
земской рати, осадившей Москву,
командовавший оккупационным гарнизоном
Александр Госевский приказал подбросить
в казачьи «таборы» грамоты с призывом
истреблять казаков, подписанные якобы
Ляпуновым. Вызванного для объяснения в
казачий круг Прокопия «разнесли на
саблях». При этом, по свидетельству
летописца, Ляпунова (тоже по
происхождению рязанского дворянина)
бросился защищать Ржевский, хотя прежде
был ему «великий недруг». Казаки
зарубили и Ивана Никитича; его столичный
двор вскоре подвергся разграблению.
Вместе с Ляпуновым Ржевского похоронили
в окрестностях Москвы — в Благовещенской
церкви на Воронцовском поле.
Будущий боярин
В самом конце XVI века сургутское
воеводство занимал Федор Тимофеевич
Долгорукий из старинного рода князей
Оболенских.
Дворянин московский, он в 1585 года был
оставлен в столице на время поездки царя
Федора Ивановича в Троице-Сергиев
монастырь, через пять лет с братьями
Владимиром и Григорием участвовал в
походе против шведов (его кульминацией
стала неудачная осада Нарвы), позднее
командовал отрядами, расположившимися в
ожидании крымского вторжения на берегу
Оки и под Тулой, проверял засеки,
сооруженные на южных рубежах, чтобы
задержать продвижение татар в
центральные уезды страны. Незадолго до
отправки в Сибирь Долгорукий избирал на
Земском соборе российским государем
Бориса Годунова, шурина прежнего царя
Федора.
Вторжение в страну осенью 1604 года
отрядов первого самозванца положило
начало многолетней Смуте или «разорению
русскому». Федор Тимофеевич, тогда
воевода Курска, оказавшегося посреди
театра боевых действий, подобно
«начальным людям» многих других
пограничных городов и острогов
переметнулся на сторону «царевича
Димитрия Ивановича» и встречал его у
стен Москвы. Новый государь, именовавший
себя «цесарем» (императором), пожаловал
Долгорукого в бояре и пригласил на свою
свадьбу.
Осенью 1606 года против Василия
Шуйского, сменившего на троне
Лжедмитрия, вспыхнуло восстание под
предводительством Ивана Болотникова.
Когда мятежники вышли на ближние
подступы к Москве, князь Федор с
митрополитом Крутицким Пафнутием, скорее
всего без официальной санкции,
попытались вступить в переговоры с
болотниковцами, дабы замедлить их
продвижение. На время похода царя
Василия к Туле, ставшей последним
прибежищем восставших, Долгорукий был
оставлен в столице. Несколько лет кряду
вместе с Прокопием Ляпуновым князь
воеводствовал в Рязани, затем управлял
Коломной, где поочередно присягнул
Лжедмитрию II и польскому королевичу
Владиславу. Умер Долгорукий в начале
«безгосударного времени» (разделяющего
низложение Шуйского и избрание на трон
Михаила Федоровича) — в конце 1610 года
или в первые месяцы следующего.
Пасынок Ивана Грозного
В письменных головах при воеводе
Долгоруком в «Сургуцком городе» нес
службу Афанасий Иванович
Мелентьев-Курлаков — сын дьяка, вдова
которого Василиса стала предпоследней,
шестой женой или же, как тогда
выражались, женищей (сожительницей) царя
Ивана Васильевича.
В конце 1570-х — начале 1580-х годов,
будучи стряпчим (в иерархии придворных
чинов это звание считалось весьма
престижным), Афанасий возил награды
(«золотые») воеводам в Прибалтику,
присутствовал на свадьбе московского
самодержца с Марией Нагой и приеме в
столице папского дипломата Антонио
Поссевино, бывшего посредником в
русско-польских переговорах.
При царях Федоре и Борисе, имея высокие
земельные оклады, Мелентьев входил в
число «лучших»(так называемых выборных)
дворян Вяземского уезда. Он участвовал
тогда в войне со Швецией и
поимке разбойников, которых, по словам
летописца, «зело умножилось
в Русской земле». .
Лжедмитрий I, представлявшийся младшим сыном
Ивана Грозного, направил своего «родственника»
гонцом в Крым. Афанасий Мелентьев ездил туда и
после коронации Василия Шуйского, опять-таки с
известием о воцарении нового московского
государя.
«Не ласкою, а
жесточью»
Так, прибегая к кнуту и тюрьме, по
утверждениям местных остяков, собирал с
них ясак воеводствовавший в Сургуте в
самом начале XVII в. Яков Петрович
Барятинский — родной брат знакомого нам
князя Федора.
В конце 1580-х годов считавшийся одно
время лучшим в своем роду отпрыск
Черниговского правящего дома носил
скромный придворный чин жильца. Через
десять лет, вернувшись из Сибири (где
поневоле очутился со строптивым отцом и,
видимо, помогал ему управлять Тюменью),
Яков Петрович уже относился к элитному
слою столичных дворян, но вскоре был
понижен до «выборного» Тульского уезда.
Поэтому отдельные историки полагают, что
назначение Барятинского в Сургут было
почетной ссылкой. Такое суждение,
впрочем, малоосновательно. Ведь на
сибирских воеводствах «сидели» и дворяне
московские, не говоря уже про
«выборных», то есть виднейших
провинциальных. .
Жестокое обращение князя Якова с сургутскими
остяками правительство царя Бориса позднее
квалифицировало как «воровство», следствием
которого стали «измена инородцев» и даже их
открытый бунт, прежде всего у Нарыма. Но
столичные власти не закрывали глаза на заслуги
воеводы: по его приказам новгородские дворяне
Марк Лодыгин и Иван Мещерский заложили Кетский
острог, а полсотни служилых людей направились
«ставить» такое же укрепленное поселение на
Енисей.
Барятинский был в числе воевод Новгорода
Северского, сумевших отстоять крепость,
когда осенью 1604 года ее осадил
Лжедмитрий Первый с польско-литовскими
шляхтичами и запорожскими казаками. При
самозванце Яков Петрович наделял
жалованьем костромских и ярославских
служилых людей. .
Вскоре после воцарения Шуйского, снова став
дворянином московским, князь ходил против
мятежников к Кромам. Его отказ подчиниться
боярам Борису Лыкову и Михаилу Нагому стал одной
из причин неудачи, постигшей тогда
правительственные войска. Яков Петрович оборонял
Москву от болотниковцев, а в сражении с ними на
реке Пчельне близ Калуги оказался единственным
из трех главных воевод, которому удалось
спастись. Осенью 1607 года князь управлял
Алексином на Оке, недавно отбитым у повстанцев.
Когда к Москве подошел новый Лжедмитрий
, Барятинского во главе
разведывательного отряда послали
навстречу ему по Калужской дороге. Яков
Петрович оборонял «царствующий град» от
тушинцев, участвовал в походе (правда,
безуспешном) против них к
Троице-Сергиеву монастырю, провожал на
родину жену первого самозванца Марину
Мнишек (возле литовского рубежа ее
перехватили сторонники «Вора» и
доставили в ставку «второлживого»
правителя, которого дочь польского
воеводы поспешила признать мужем).
Направленный для сбора войск к
Смоленску, князь разбил ротмистра Чижа у
Дорогобужа и очистил этот город от
приверженцев «государя Димитрия
Ивановича». Летом 1609 года в Торжке
отряд Барятинского, выступивший из
Смоленска к Москве, соединился с
новгородско-шведской ратью царского
племянника Михаила Васильевича
Скопина-Шуйского. Сторожевой полк князя
Якова бился с тушинцами у стен Калязина
монастыря, под Кашином, Костромой,
Суздалем, Ржевой и Белой. (Федор же
Петрович, брат Якова, напомним, был в ту
пору боярином «Вора»).
Предвидя скорый крах самозванничества в
России, польско-литовский король
Сигизмунд решил сам захватить Москву.
Его армию, однако, почти на два года
сковала осада Смоленска. Тогда Сигизмунд
двинул к Москве часть своих сил под
командованием гетмана Жолкевского. В
июне 1610 года в битве у села Клушино
полякам удалось разгромить московских
воевод, в числе которых находился и
Барятинский. Спустя три недели
оставшийся без войска царь Василий был
низложен заговорщиками, и под нажимом
подступившего к русской столице
Жолкевского временное боярское
правительство провозгласило новым
государем королевича Владислава. Якова
Петровича включили в состав «великого
посольства», которому надлежало
договориться с Сигизмундом III об
условиях возведения его сына на
московский престол. В ходе переговоров
под Смоленском, однако, быстро
выяснилось, что король сам хотел
сделаться царем «великой России». Не
желавших согласиться с кандидатурой
Сигизмунда русских послов арестовали и
выслали в Литву. Среди них был и
Барятинский. Прах князя, скончавшегося в
неволе, привезли на родину после
заключения русско-польского перемирия в
1619 году.
Разжалованный
окольничий
Якова Барятинского сменил на сургутском
воеводстве Федор Васильевич Головин,
принадлежавший к аристократической
семье, которая вела свое происхождение
из Византии.
Федор (в крещении Перфилий), средний сын
видного московского дворянина, числился
рындой (телохранителем) царевича Ивана
Ивановича во время похода в Прибалтику в
начале 1570-х годов. Вскоре Головин
получил придворный чин стольника, затем
— чашника. Дворовый Ивана Грозного,
Федор Васильевич участвовал в его
последней, шестой, свадьбе, собирал под
Орешком детей боярских для обороны этой
крепости от шведов, возглавлял отряд
служилых людей в окрестностях Серпухова,
где могли появиться татары. В правление
и царствование Бориса Годунова почти все
Головины подверглись опале. Федор
Васильевич управлял тогда небольшими
городками Казанского края —
Царевосанчурском, Яранском, Лаишевом,
Царевококшайском. В качестве почетной
ссылки обычно рассматривают и пребывание
Головина на сургутском воеводстве.
Находившемуся в немилости знатному
дворянину пришлось искоренять «шатость»
местных остяков, вызванную откровенным
произволом его предшественника.
Возвращением в Москву Головины были
обязаны Лжедмитрию I. При царе Василии
Федор в чине окольничего стал заседать в
Боярской думе, но не играл важной
политической роли. .
В конце 1607 года Головин посылался с войсками к
Туле против Лжедмитрия Второго, потом оборонял
от него Москву, располагаясь возле Яузы. В
походе на тушинцев, завершившемся сражением у
села Рахманцева близ Троице-Сергиева монастыря,
Федор Васильевич командовал сторожевым полком.
Окольничий трусливо бежал с поля боя. Получивший
отставку по болезни, Головин через несколько
месяцев после этого разгрома правительственных
войск принял участие в новом походе против
«Вора». Царь Василий Иванович, узнав в то время
о намерении ряда своих воевод перейти к
самозванцу, повелел вернуть армию с реки Незнань
в Москву.
После свержения Шуйского с престола
Головин вошел в состав «семибоярщины».
От короля Сигизмунда, распоряжавшегося
московскими делами в начале
«междуцарствия», Федор Васильевич
получил земли на Смоленщине. .
В начале 1613 года Головин
присутствовал на заседаниях Земского
собора, избравшего на царский престол
Михаила Романова. Соборную грамоту с
известием об этом, посланную в
Холмогоры, подписал и Федор Васильевич.
Вслед за избранием московского государя,
ставшего родоначальником новой династии, Головин
ездил в Кострому просить юного Романова принять
царский скипетр. Определенный воеводой на
Белоозеро, он собирал деньги для снаряжения
ратных людей против поляков и «литвы», а
вернувшись в столицу, наделял новиков
(«поспевших в службу» дворян и детей боярских)
поместными и денежными окладами. В 1618 году
вместе с другим «думным человеком» Владимиром
Вешняковым Федор Васильевич защищал от войск
королевича Владислава Чертольские ворота Москвы.
В течение трех лет, когда ему довелось
возглавлять приказ сыскных дел, Головин
не раз обедал за царским столом и
сопровождал молодого самодержца в
поездке в Троице-Сергиев монастырь. В
1622 году Федора Васильевича назначили
воеводой в пограничную Вязьму, но вскоре
отозвали оттуда, как и его помощников.
Головин по неясной нам причине вновь
оказался в опале. Царь Михаил даже
распорядился отобрать у него чин
окольничего. Умер Головин в 1625 году,
накануне постригшись в монахи под именем
Пафнутия.
Первостроитель
«Томского города»
Письменным головой Сургута, когда там
воеводствовал Головин, был Гаврила
Иванович Писемский.
В начале «царства» Федора Ивановича
Писемский служил при дворе жильцом.
Через несколько лет Гаврила в память об
отце (в монашестве Иоре) внес немалую
сумму — 50 рублей — в казну
прославленной Троице-Сергиевой обители.
В бытность сургутским головой Писемский
уже имел чин выборного дворянина
Тульского уезда; с высоким окладом (600
четвертей, то есть свыше 300 гектаров).
В 1604 году со служилыми людьми Пелыма,
Березова, Тобольска, Тюмени, Сургута,
татарами и остяками Гаврила Иванович и
верхотурский сын боярский Василий Фомич
Тырков на правобережье Томи, у впадения
в нее речки Ушайки заложили новую
русскую крепость за «Камнем». В том же
чине, что и в «Сургуцком городе»,
Писемский в течение полутора лет
управлял «градом», построенным в «улусе»
Тояна, князца томских татар-эуштинцев.
В последние годы российской Смуты
Гаврила Иванович, получив высокий чин
столичного дворянина, был воеводой
Алатыря (что в Среднем Поволжье), там и
в соседнем Арзамасе собирал ратников и
деньги в помощь ополченцам, державшим в
осаде захваченную поляками и «литвой»
Москву. Под Арзамасом Писемскому
принадлежало и поместье, которое у него
отобрали по распоряжению нового царя
Михаила Федоровича. Гаврила Иванович
владел землями и возле старинного
верхневолжского города Углича. В начале
царствования Михаила Романова Писемский
служил на северо-западе страны — вторым
воеводой в Невле (первым был Василий
Волынский), а потом занимался
размежеванием русских и
польско-литовских земель.
«Служил всякие
государевы службы»
Так говорил о себе на закате жизни
атаман сургутских казаков Тугарин
Федоров.
Он появился в Сибири в начале 1590-х
годов. Бился ли прежде Тугарин с
татарами в Диком поле (раскинувшемся
между русскими землями и крымскими
кочевьями) или в Поволжье, либо нес
государеву службу в северных уездах, мы
скорее всего не узнаем, как и то, откуда
и из какой среды был родом атаман,
«ставивший» Пелым и Сургут.
В 1598 году русские власти снарядили
экспедицию на Пегую орду, князец которой
Воня оставался союзником непокорного
Кучума. Чтобы держать в повиновении
завоеванный край, было решено соорудить
Нарымский острог. Основал это укрепление
и поначалу управлял им Тугарин. По
распоряжению сургутского воеводы князя
Семена Михайловича Лобанова-Ростовского
из Нарыма атаман отправился на Томь, где
собрал ясак с местных татар и привел их
«под государеву руку», то есть заставил
принять подданство московского царя.
Новые «начальные люди» Сургута — воевода
князь Федор Тимофеевич Долгорукий и
письменный голова Алексей Иванович
Голохвастов — послали Тугарина и его
казаков на среднее течение Енисея. И
здесь Федоров «ясак взял» и принудил
«инородцев» платить его впредь. При этом
атаман «непослушников воевал и многих
побил, а иных князцов и лутчих людей в
Сургут привел».
Когда от России попыталась «отложиться»
Пегая орда, управлявшие « «Сургуцким
городом» воевода князь Яков Петрович
Барятинский и письменный голова Владимир
Васильевич Пивов отправили против
мятежников в 1601 году отряд под началом
дворянина Марка Лодыгина. Тугарин строил
тогда на Кети острог и собрал там ясак.
Через десять лет, кстати, атаман с
Первушкой Колпашником и другими
сургутскими казаками уверял московских
приказных людей в ведавшем Сибирью
«Казанском дворце», что Нарым и Кетск
«стали не у места», и предложил оставить
их, «срубив» взамен город или острог «на
Кетцком устье на Роздоре», по левую
сторону Оби. Но кетский воевода Григорий
Елизаров «скаску» сургутян назвал ложью,
и по его настоянию новый острог
выстроили поблизости от прежнего, «вверх
по Кети, к озеру». Вскоре Федоров
«годовал» в этом остроге с десятком
казаков.
Весьма привычной была для Тугарина и
служба, которую он выполнял в 1607 году
— возил в Тобольск из Верхотурья,
считавшегося воротами в Сибирь, печати
этих городов, топоры, сукна, мед.
Накануне же, выехав в Москву с ясачной
«казной», сургутянин оказался впервые
втянутым в события Смутного времени: под
Калугой, в полку прославленного боярина
Михаила Васильевича Скопина-Шуйского,
Тугарин сражался с болотниковцами, затем
в рядах сотни Гаврилы Посевьева овладел
Лихвинской засекой. Сибиряк был ранен,
но взял немало языков. Вновь
отправившийся из Сургута на «Русь»,
Федоров «без съезду», иначе говоря, не
покидая ополчения, осаждал Москву и
«бился явственно» с поляками, «литвой»,
русскими «ворами», причем снова
«многижды был ранен».
Вернувшись с освобождением «царствующего града»
в Сургут, Тугарин, получая солидные оклады —
денежный и хлебный — возглавлял местных казаков
до 1626 году, когда бил челом об отставке и
просил «за службишка и за кровь» определить на
свое место 20-летнего сына Петра. |
UcoZ системойой
