|
1646 г. после июля 3. —
Отписка пятидесятника Курбата Иванова и Данилы Скробыкина якутскому воеводе Василию Пушкину о постройке нового острога на устье реки Куленги, о необходимости увеличить гарнизон Верхоленского острожка, об устройстве в пашню ссыльных черкасов и о состоянии хлебных посевов по реке Тутуре.
/л.
96/
Государя царя и великого князя Михаила
Федоровича всеа Русии воеводам Василью
Никитичю, Кирилу Осиповичю да диаку
Петру Григорьевичю пятидесятничишко
Курбатко Иванов
[70]
да Данилко Скробыкин челом бьют. В
нынешнем во 154 году маия в 12 день по
государеву цареву и великого князя
Михаила Федоровича всеа Русии указу и по
наказной памяте воевод Василья Никитича
Пушкина, Кирила Осиповича Супонева да
диака Петра Стеншина велено нам быть у
государева царева и великого князя
Михаила Федоровича всеа Русии дела в
Верхоленском в Братцком острошке. И
будучи нам у государева дела, всякие
государевы дела делать по наказу, каков
нам дан наказ за печатьми воевод Василья
Никитича Пушкина, Кирила Осиповича
Супонева и за рукою диака Петра
Григорьевича Стеншина. Да нам же велено
по государеву указу и по вашей наказной
памяте, как сходя в поход с Кузьмою
Семеновичем да сыном боярским с Олексеем
Бедаревым божиею милостию государским
счастием поиск учинитца над брацкими
людьми, которые государю непослушны и
государю ясаку с себя не платят, и
пришед ис походу стать на новом месте с
великим бережением, где быть новому
Братцкому острогу на речке Куленге, в
стрелке, и велеть служилым и охочим
новоприборным людем, сметя по острожному
месту, каков мочно поставить, бревна
ронить и ис тех бревен поставить новой
острог, что на малую статью в длину в
одну сторону был мерою 20 саж. печатных,
а в 3 стороны по тому ж, а на углах
поставить избы по 4 саж. и с нагороднями
и с нижним и с верхним боем по всем по
4-м углам, а среде острогу поставить
аманатцкая изба с острогом, и въезжую
башню с вороты поставить, чтобы была
/л. 97/ высока и караулиста,
и однолишно б нам тем государевым делом
и новым острогом порадеть и вновь
поставить со всякими крепостьми, чтоб в
том острошке жить от приходу немирных
братцких людей жить было безстрашно и
надежно. И божиею милостию и
государьским счастьем в поход сходили и
братцкие улусы погромили, скота и
живота, коней и коров взяли. И как
пришед ис походу перешли за Лену реку на
острожную сторону, где было быть новому
острогу, не дошед перестрела с два, и мы
стали говорить Кузьме и Алексею, что у
нас з Данилом в наказной памяти
написано, велено по государеву указу и
по наказной памяте воевод Василья
Никитича Пушкина с товарыщи, как милости
бог подасть и государьским счастьем
поиск учинитца над непослушными
братцкими людьми, которые государю ясаку
не дают, ис походу пришед, стать на
новом месте на усть Куленги реке, в
стрелке, где быть ныне новому острогу,
со всеми служилыми и с новоприборными
охочими людьми всеми поставить острог и
с проезжую башнею и по углам 4 избы и
аманатцкую избу с острогом середи
острогу, все сказали противо наказной
памяте. И Кузьма и Алексей стали
говорить служилым и охочим промышленым
людем, и служилые люди [говорили], мы де
ево государевы холопи, что де по
государеву указу делать ни заставят,
делать де мы готовы, государев острог
ставить. А охочие промышленые и гулящие
люди закрычали в тоя поры с отказом, не
великие люди, Васька Бугров, Мишка Шадра,
Васька Бурлак, Стенька Вострой, Семейка
Верхотур, Ивашко Ларионов
[71]
Липа, Ивашко Черной, Оверка Никитин,
Мишка Шабаков, Епифанко Шалин, Вторко
Теленок почали крычать, отнюдь де нам
острогу не ставить, то де завод
Курбатков, /л. 98/
он де заводит и бьет челом, он де и
ставь острог. И выступилса из них Федька
Львов, Тренька Бердонов и иные
промышленые, выслушаем де государева
наказу и побьем челом об сроке и
подумаем, за што де за то стоять, что де
не ставить острогу. И мы им про
острожное дело в наказе вычесть велели.
И оне промышленые прошали на 3 дни
сроку. И Кузьма почал говорить, у меня
де в наказе не написано и словом де мне
не приказано от воевод от Василья
Никитича с товарыщи ставить и вы де
ставьте, и поехал в старой острог. И
промышленые и гулящие почали говорить,
посланы де мы на службу с Кузьмою
Семеновичем не острог ставить, и поехали
за ним все в острог. И Олексей,— что де
нам делать и мы де поедем в острог. И
как пришед в острог скот и живот, кони и
коровы розделили и куяки почали имать на
государя, и те ж промышленые люди у
креста Васька Бугров, Ивашко Липа,
Епифанко Шалин с товарыщи почали крычать,
все де заводы Курбатковы, он де у нас
куяки отимает и привез де наказную
память ставить острог, ему де будет
выслуга. И после того на другой день,
собрав всех промышленных людей, и
сказали про острожное дело, чтобы делать
готовились острог. И оне все отказали,
отнюдь де нам острогу не делать. Июля в
3 день велели собрать служилых людей
всех и охочих промышленных гулящих
людей, на конях поехали на новое место
острожное на усть-Куленги. И приехав в
острожное место розмеря, а те
промышленые люди стали собе в кругу, и
по них послали служилых людей и оне
промышленые люди приехали все и сказали,
чтоб оне к утру готовились на острожное
место лес волочить, по 6 бревен
острожных на человека, да на избы и на
башню по 6 ж бревен, и в тех бревнах
ставить острог и избы и проезжую башню.
И Васька Бугров, Васька Бурлак, Мишка
Шадра с товарыщи почали крычать /л.
99/ с отказом невежливо,
отнюдь де нам острогу не ставить, и тово
де мы не слушаем, что у нево Курбатка да
у Данилка написано в наказе. И велели мы
на тех завотчиков и бунтовщиков принесть
служилым людем батогов и хотели им дать
поученье человеком 5-ти, 6-ти, от
которых ставятца бунты, и велено взять
Ваську Бурлака, Мишку Шадру, Ваську
Бугрова, и он Васька Бурлак, Мишка Шадра
даватца не почали. И Васька Бугров, за
што де бить даватца, чево де терпеть. И
за ними все промышленые люди кинулись и
почали служилых людей стегать плетьми и
бить пищальными дулами и многих служилых
людей перебили, на Олексея и на меня
Курбата метались и мы от них прочь
отъехали. И почали грозить, хотя де мы
тобя Курбатка и убьем, за то де нас
государь повесить не велит, а в службу
де ты с нами отнюдь не ходи, посланы де
мы с Кузьмою да с Олексеем, а тобя де мы
отнюдь не слушаем, и бранят всякою
неподобною бранью. Мочно было тем делом
острожным порадеть и Кузьме Семеновичю,
а за такое ослушанье и дурость тех
бунтовщиков мочно было
[72]
человека, другово сослать к вам в
Якутцкой острог, или было тех завотчиков
дать на поруки. И кому приказано больше,
и тот не тянет а нам с миром ничево не
пособить, позабыли мы все, что вы нам
велели жить в совете. А служилых людей
послано с нами в Верхоленской острог 50
человек, и с Олексеем на низ поедет в
Якутцкой острог человек, 7, на усть Куты
послать по семенной хлеб и по хлебные
запасы служилых людей 20 человек, на
Тутуру в страдную пору 10 человек,
потому что больше тово послать неково, а
в остроге останетца 13 человек. А
промышленые охочие люди все хотят итти
до одново человека на низ. И опять будет
в остроге безлюдство; жить будет в
остроге не кем, только от вас из
Якутцково острогу служилых людей в
прибавку не будет, ино будет от братцких
людей жить тесно. Нынечи и большие
/л. 100/ люди в
острошке, и братцкие люди приходили под
острог человек со 100 и больше, и у
скота, у коней и у коров на карауле
стоят днем и ночью по 30-ти человек, и
оне братцкие люди объявитця не смели. Да
прошлого 152-го году в Верхоленском в
Братцком острошке государевых денег было
умерших и побитых служилых людей, что
побиты на Ламе Семейка Скороходов с
товарыщи, их окладов 49 руб. 22 алт. 4
д. И ис тех денег в росход вышло 2 руб.,
в нынешнем в 154-м году куплен котел на
аманатов есть варить, а достальные те
деньги были 47 руб. 22 алт. 4 д. у
целовальника у Максима Григорьева, и он
Максим те деньги из Верхоленсково
Братцково острошку с собою свез, и яз
тово не ведаю, отдал ли он Максим те
государевы деньги в государеву казну на
усть Куты или в Якутцком остроге.
Аманатов в Верхоленском в Братцком
острошке мужиков и робят и з бабою 8
душ, а кормить будет нечем, государеву
запасу всего со мною послано 30 пуд муки
ржаной, и с усть Куты на аманатов той
муки на корм по июня по 5 число вышло 7
пуд, а из войсковово скота на аманатов
не дали, а преж сего ис походов скотин
по 5-ти и по 6-ти имали, всего
жеребенков с 5 дали и селетков и
лонсщаков, 8 человек надобет, что ести,
и яз многих выговаривал и Кузьма, нам де
не указано имать. И впредь корму всего
23 пуда, помереть будет голодною смертию,
а указу об них нет. И с такова скота
мощно было взять скотин 10 и больше. Да
мною ж Курбатком по государеву указу и
по вашей наказной памяте посланы с усть
Куты реки вверх по Лене реке в
Верхоленской в Братцкои острожек
ссыльных черкас по росписи 10 человек з
женами и з детьми. Да на тех ссыльных
черкас для государевой их крестьянской
пашни на 50 десятин яровых семня 60
четей овса, 40 четвертей ячмени, а овса
/л. 101/ по 2 чети
на десятину, ячменя по 2 ж чети на
десятину да 10 лошадей, да на те б
лошади 10 хомутов, 20 сошники с отрезы,
30 кос корбуш, 50 серпов, да тем же
черкасом сентября с 1-го числа да до
майя по 6 число 155-го году 484 пуда 30
гривенок ржи. А велено мне Курбатку тех
черкас 10 человек з женами и з детьми,
пришод вверх Лены реки, прошед
Верхоленсково Братцково острошку, что
поставил пятидесятник Мартын Васильев по
речке Куленге, где быть новому Братцкому
острошку, на
[73]
яланных местех устроить в пашню, и
во всем их от братцких воинских людей
оберегать и ведать. А будет ныне
изпоздают и на Куленге не успеют пахать
заложной земли, и посадить их на усть
Тутуры, что пахал преж сего пашенной
Оверка Елизарьев, сколько тут есть, а
достальная пашня розделя и дать им по
жеребьям. А как они станут пахать, и в
те поры велеть у них быть с оружьем
служилым людем 20-ти человеком
безпрестанно, и на караулех их оберегать
от воинских людей с великим раденьем и
опасеньем, чтоб от братцких людей
уберечь. Июня в 2 день и пришед на усть
Тутуры с великою нужею, вода запала,
суды замелели, а до Куленги итить
изпоздать, а в том грузу и не дойти
было, потому что приказали вы служилым
людем их окладов оставить рожь на усть
Куты, и служилые люди на усть Куты ржи
не оставили и пошли в большом грузу, и
бог милости своей подал, что вода была
велика. И на усть Тутуры ссыльным
черкасом всем велели выгрузитца и
семенную рожь и кормовой хлеб велели
ссыпать в закрам, что осталось за
роздачею гулящих людей. И Оверкиной
пахоты вымерял 10 десятин на государя,
сверх государевых десятин той мякотной
земли осталось 5 десятин, и то им
черкасом розделил по полудесятине
человеку, да по полуторе десятине велел
им припахать заложной земли под зимовую
рожь, а лошади для государевой пашни
даны на усть Куты, /л. 102/
и дал им по сошникам, и оставили для
береженья 5 человек служилых людей,
Поспелка Иванова Нагибу с товарыщи, и
велели караулить безпрестани день и
ночь, беречь накрепко от воинских людей.
И ему Поспелку дана наказная память и в
памяте написано, велено ему Поспелку
ссыльных черкас нарежать и велеть им
спахать на государя 10 десятин Оверкиной
пахоты, [да] на собя, что осталось
мяхкой земли по полудесятине, да
заложной земли спахать по полуторе
десятине человеку. А мы пошли в
Верхоленской в Братцкой острог, из
острогу пошли в поход. И оне ссыльные
черкасы государевых 10 десятин на
мякотной земли спахали, да по
полудесятине на себя, что мякотной земли
было, спахали, а заложной земли не
пахали ни колько, земля де уросла, орать
не мочно, лошади худы дорогою выбились,
а иные лошади и в сохе не пошли. И
которые лошади в сохе не пошли, меняли
на сошные лошаденка, да и те не корысны,
оклад их немал надобет, на чем и впредь
пахать на государя и на собя. Да оне ж
ссыльные черкасы избенка ставят, сена
косят на усть Тутуры, рожь жжать и
измолотить Оверкиной пахоты, и за тем
хлебом будет залетовать и для сенишек и
зимовать, и яровой хлеб сееть будет овес
на мякотную землю, на залог овса не
сеют, ячмень на ниских местех и на залог
сеют. А они ссыльные черкасы бьют челом
государю, чтоб их государь пожаловал,
велел свою государеву пашню пахать на
себя на усть Тутуры, покаместь
Верхоленской острог укрепится служилыми
людьми и от братцких людей жить будет
безстрашно. Да мне ж по государеву указу
и по вашей наказной памяте указано
велеть тем ссыльным черкасам во 155-м
году весною посеять на государя ярового
хлеба по 2 десятины овса, по десятине
ячмени
[74]человеку спахать, да им
же на собя посеять по десятине овса, по
десятине ячмени человеку, итого будет по
5-ти десятин на человека, да во 155-м
году ко 156-му году спахать под рожь
заложной земли озимовой по десятине на
государя, на собя по 2 десятины, итого
6у-/л. 103/дет под яровой
хлеб и под озимовую рожь по 8-ми десятин
на человека. А дано им по одной лошаде,
а лошади в сохе не все пошли, у Ивашка
Рудово лошадь в сохе ни в бороне не
пошла, у Игнашки лошадь в сохе не пошла.
И яз им те лошади велел променять, чтоб
государева пашна не стала. И оне бьют
челом государю, что де нам государева
пашня не в силу, вконец де нам будет
погинуть и государева пашня отстать,
чтоб де нас государь пожаловал, велел
пахать противо сибирской пахоты, противо
ржаных десятин и яровая десятина. А в
сибирских городех государевы пашни пашут
крестьяна, будет на ком положено 2
десятины ржи, 2 десятины и ярового хлеба
сеют, на ком десятина — десятину, на ком
полдесятины — полдесятине ярового. И вы
об тех пашнях что впредь укажете. А
Оверкинской ржи севу к нынешнему 154-му
году на усть Тутуры на 13-ти десятинах,
на 11-ти рожь добра и отцвела, только
бог верхом свершит, а на 2-х десятинах
не родилось. И как хлеб соспеет, рожь
велю зжать и измолотить. И на тот хлеб
велел анбар поставить и в анбар хлеб
сыпать на усть Тутуры, потому что осенью
вода суха. А се безлютство, в
Верхоленской острог не добыть, а без
служилых людей на Тутуре нельзя быть. А
будет и впредь пашенные крестьяна на
Лену будут, и на усть Тутуры на
Березовом Яру вниз по Лене пловучи на
правой руке мочно поставить в одном
месте семей 50, место стройно, пашеному
месту и сенными покосы и под скот
поскотина и дворами поставиться
слободою, место крепко и караулисто. А
что я перво государевым делом радею, и
везде ему праведному государю вечной
прибыли исщу, и за то меня служилые и
промышленные гулясщие люди в завидосщах
не могут навидеть, складывают всякие
небылые дела и челобитные ложно завод[ят].
И мне впредь у таково дела великого
государева быть невозможно много и от
служилых людей подбою, от Офоньки
Медветчика, от Онтипки Сорокина, от
Макарка Никитина, а иные вам вестимы.
На обороте: Государя царя и
великого князя Михаила Федоровича всеа
Русии воеводам Василью Никитичю, Кирилу
Осиповичю да диаку Петру Григорьевичю.
154-го
августа в 12 день подал отписку
Енисейского острогу казак Олешка
Овдокимов Олень.
Архив
ЛО ИИ АН СССР, к. 191, столб. 15, лл. 96
— 103. Печатается по тексту,
опубликованному в КПМЯ, № 18. |
UcoZZ системойой
