947.05(571.5)

О. В. Бычков

Этнографическое бюро г. Иркутска.

БЕЛЬСКАЯ БАШНЯ: К ИСТОРИИ СОЗДАНИЯ ДОЗОРНОГО ФОРПОСТА НА РУССКО-КИТАЙСКОЙ ГРАНИЦЕ.

Основой для написания данной статьи послужила "Историческая справка на сторожевую башню в селе Бельском Усольского района Иркутской области", подготовленная автором в 1985 г. по заданию Производственной группы по охране и эксплуатации памятников истории и культуры Иркутского областного управления культуры. Справка вошла составной частью в сборник научно-методических материалов к проекту реставрации Бельской башни. Необходимо отметить, что в 1985-1986 гг. были выполнены натурные обмеры памятника (архитектор проекта А.В. Бельский), впервые за всю историю памятника проведена археологическая шурфовка непосредственно у башни (руководитель Е.М. Инешин). В 1987 г. на Бельской башне силами Иркутских специализированных научно-производственных мастерских были проведены реставрационные работы.
При написании "Исторической справки..." ставилась задача выявить как можно больший круг источников, касающихся непосредственно сохранившегося оборонительного сооружения, и скомпилировать их. В период, прошедший со дня написания "Исторической справки...", вышли в свет новые обобщающие работы по русскому оборонному зодчеству в Сибири, появились публикации материалов, так или иначе связанных с историей внешней политики России в Центральной Азии. Появились новые идеи у автора. Предлагаемая статья и является результатом такого осмысления.
В Восточной Сибири до недавнего времени находилось пять уникальных памятников оборонного зодчества Древней (Допетровской) Руси - остатки былых острогов, сооруженных в XVII столетии. В 1957-1960 гг. было проведено всестороннее, комплексное исследование башен Братского острога. Вскоре одну из них - [136] северо-западную, перевезли под Москву в историко-архитектурный музей-заповедник "Коломенское". Юго-западная башня Братского острога, проезжие башни Илимского и Якутского острогов в настоящее время так же являются объектами музейного показа. И только Бельская дозорная башня по-прежнему вздымается на угоре, господствующем над долиной реки Белой. Следует отметить, что в конце 1960-х гг. при создании Эскизного проекта Иркутского музея под открытым небом на 47 км Байкальского тракта, его авторы - главный архитектор Г.Г. Оранская, руководитель группы проекта Л.Н. Дмитриева считали, что главным смысловым и экспозиционным ядром Центральной русской зоны музея станет Бельская башня. В Эскизном проекте Иркутского музея, разработанном в 1971 г. в мастерских Всесоюзного производственного научно-реставрационного комбината Министерства культуры СССР (г. Москва), башню предполагалось восстановить с фрагментом острожного тына и венцами-контурами угловых острожных башен (?!) (ИРОМ - ф. ВС N 3928, д. 1-5.). В пояснительной записке к проекту отсутствовали научно-методическое обоснование данного проектного решения и историческая справка на башню. В 1976 г. выходит постановление Совета Министров РСФСР и Иркутского облисполкома о создании на территории села Бельского Усольского района Иркутской области архитектурно-ландшафтного заповедника. Вопрос о переносе Бельской дозорной башни под Иркутск, естественно, отпал. По справедливому замечанию историка Н.М. Полуниной, в ряду сохранившихся памятников крепостной и оборонной архитектуры Восточной Сибири, башня в селе Бельском не столь известна (Полунина Н.М., 1982, с. 128). До сих пор не удалось найти никаких архивных документов, проливающих свет на дату сооружения башни в подошве Восточного Саянского хребта ниже стрелки рек Большой и Малой Белой. Не известно имя приказчика, ведавшего строительством башни. Не знаем мы имен плотников, чьим трудом поднялись "стопа" и шатровые крыши. Более того, у разных исследователей не одинаково трактуется назначение башни. В 1701 г. тобольским зодчим и картографом сыном боярским Семеном Ремезовым специально для Царского двора была составлена подробная, тщательно выполненная с проработкой на отдельных листах "Чертежная книга Сибири". Именно здесь, в чертеже Восточной Сибири, на левом берегу реки Белой, что впадает в Ангару ниже града. Иркуцкого, можно найти селение, которое значится не острогом, [137] а "Сретенской Бельской слободой" (Чертежная книга Сибири... 1882). В этом месте на карту нанесено несколько строений, одно из которых - самое высокое и увенчанное крестом, вероятно, является деревянным Сретинским храмом. Оборонительные сооружения в виде башен в чертеже не указаны. Если судить по чертежу, то Сретенская церковь была окружена лишь деревянным тыном.
Впервые обратил внимание на Бельскую башню кропотливый исследователь сибирской старины И.И. Серебренников. В 1913-1914 гг. по поручению Восточно-Сибирского отдела Императорского Русского Географического общества И.И. Серебренников предпринимает поездку по Иркутской губернии с целью описания и фотофиксации памятников деревянного зодчества XVII-XVIII вв. Результатом его работ стала книга "Памятники старинного деревянного зодчества в Иркутской губернии", где автор посвящает несколько строк достопримечательности села Бельского: "В селе Бельском Балаганского уезда сохранилась, наконец, сторожевая (разрядка И.И. Серебренникова) башня Бельского острога, представляя из себя так же единственный в своем роде памятник старинного крепостного зодчества... Сохранившаяся до нашего времени "дозорная", или "сторожевая", башня в селе Бельском... была построена, по-видимому, в начале XVIII столетия: точной даты о времени ее постройки опять-таки не имеется. Стены у этой башни, как и башен Братского острога, срублены в "обло". Вокруг ее вышки устроен сторожевой балкон. По своим размерам Бельская башня меньше Якутских, но значительно больше Братских. Во многом она похожа на сторожевые башни Якутского острога (Серебренников И.И., 1915, с. 10-11). В приложении книги дается фоторепродукция с натурного рисунка башни, выполненного художником Скорняковым. Башня изображена со стороны входа (Серебренников И.И., 1915, фото N34).
В 1928 г. А.И. Михайловская, публикуя оригинальные материалы по Братскому острогу, отмечала, что "... большую ценность представляют сохранившиеся в районе Иркутска остатки деревянных крепостных сооружений XVII и XVIII вв. в виде башен Братского острога, Илимской Спасской башни, Балаганской надвратной и Бельской сторожевой" (Михайловская А.И., 1928, с. 95).
Сложилась определенная традиция связывать воедино и дату сооружения башни, и дату основания слободы. Так, например, иркутский историк В.Н. Шерстобоев при публикации в 1949 г. в [138] "Илимской пашне" материалов по освоению русскими Прибайкалья в XVII-XVIII вв. дает следующую дату - 1691 г. При этом он опирался на известную воеводскую "отписку", посланную в Москву в Сибирский приказ иркутским стольником и воеводой Леонтием Кислянским в 1691 г.: "В прошлом, Великие государи, во 198 году (7198 г. от сотворения Мира - О.Б.) ... прислано пашенных крестьян и гулящих людей ... женатых 106 человек, холостых 54 человека ... и в нынешнем во 199-м году по вашему Великих Государей указу поселено тех новопришлых пашенных крестьян в Ыркуцком уезде по Белой реке 40 семей..."(Первое столетие Иркутска, 1902, с. 51).
В какой-то мере пролить свет на дату основания Бельска позволяют новые архивные материалы, опубликованные Н.М. Полуниной. Если следовать летописи 1812 г., составленной иркутским губернским архитектором Антоном Лосевым и хранящейся в отделе рукописей ГБЛ, то "... под 1647 годом сделана запись: "В Балаганское зимовье в нынешнем году построенное поселены казаки из Верхоленска. Тогда же построены были остроги: Бельской по реке Белой по течению реки на левой стороне от Балаганска в 100 верстах, Идинский по течению реки Ангары на правой стороне по нижнюю сторону Иды реки выше Балаганского за 60 верст" (Полунина Н.М., 1990, с. 165).
На то, что в Бельской Сретенской слободе в конце XVII в. существовало "крепкое место" (т.е. оборонительное сооружение) указывает следующий факт. В 1696 г. против Иркутского воеводы Афанасия Савелова восстали "заморские" (из-за Байкала) казаки и служилые люди. Переплыв Байкал, они "воинским строем" подошли к Иркутску и несколько дней стояли под острогом, требуя выплаты задержанного за несколько лет жалованья и смещения неугодного воеводы. Когда же у осажденных вышли припасы, то отправились они для "хлебной покупки ... в Каменской (Идинский - О.Б.) И Бельской острожки" (Первое столетие Иркутска, 1902).
Приведенные выше сведения из сборника первоисточников "Первое столетие Иркутска" относительно "Бельского острога" перешли затем в работы Ф.А. Кудрявцева и М.К. Одинцовой, где дается общая характеристика всем ранее известным в Прибайкалье памятникам деревянного зодчества. Новых материалов в научный оборот они не вводили (Кудрявцев Ф.А., 1949; Одинцова М.К., 1958).
1950-1960 гг. стали эпохальными для Приангарья. Началось активное промышленное освоение природных ресурсов края. В связи с [139] угрозой исчезновения целого пласта русской культуры XVII-XIX вв. встал вопрос о выявлении и сохранении ряда памятников различных времен и эпох. В 1957-1960 гг. развернулись работы комплексной Ангарской архитектурно-этнографической экспедиции АН СССР и Министерства культуры СССР. Именно тогда было проведено натурное обследование Бельской дозорной башни. Все работы выполнили сотрудники Института истории культуры - профессор, доктор искусствоведения И.В. Маковецкий и Т.А. Лапшина. Но работа была проделана без привлечения архивных источников, исторических и этнографических материалов. Поэтому их публикация графических материалов в книге "Быт и искусство русского населения Восточной Сибири. Прибайкалье" носит сугубо фиксационный, отчетный характер" (Маковецкий И.В. 1971, с. 106). Опубликованными профессором И.В. Маковецким графическими материалами по Бельску воспользовался новосибирский историк С.Н. Баландин при написании им обобщающей статьи по вопросам развития оборонного зодчества в Сибири в XVII в. (Баландин С.Н., 1974, с. 23, рис 5). В своей статье С.Н. Баландин прямо указывает на то, что Бельская башня являлась самостоятельным оборонным или караульным сооружением и приводит ряд примеров, подтверждающих данный тезис (Баландин С.Н., 1974, с. 22).
В 1966 г. башня в селе Бельском была обследована и обмерена известным советским архитектором А.Я. Ковалевым. Результаты своих работ он публикует в книге "Ангарский каскад": фото, обмеры одного фасада, разрез, планы первого этажа и облама (Ковалев А.Я., 1975, с. 246-247). Вероятно, будет вполне уместно полностью процитировать весь тот небольшой исследовательский материал, который приводит А.Я. Ковалев в своей книге. Это поможет нам в дальнейшем, разбирая конструктивные особенности башни, напрямую обращаться к цитируемому источнику: "Из многочисленных острогов Приангарского края до наших дней дошла еще Бельская сторожевая башня (1691 г.). ... Башня эта, так же как в Братске и Илимске, четырехугольная (4x4 м), рубленная в обло из толстых бревен диаметром 30-33 см. Высота ее до обламов - 16 рядов (4,7 м) и еще обламов 8 рядов (1,64 м). Вершена шатром с вышкою со сторожевым обходом, покрыта тесом. Вход в башню - из острога с южной стороны. Вся высота башни вместе с вышкой - 11,5 м (обмеры 1966 г. - А.К.).
[140] Хорошо сохранившаяся Бельская башня - ценный объект для понимания оборонной организации и конструктивных особенностей крепостных сооружений XVII в. Шатровая крыша устроена на самцах, точно так же, как в церквах и жилых домах того времени. Отсюда можно заключить, что шатровые крыши илимских башен могли быть образованы на самцах. Полы, как и в жилых домах, из массивных плах шириной от 37 до 42 см, уложенных по матицам и врубленных в стену одновременно с возведением сруба. Башня стоит на вертикальных бревнах (сваях) толщиной от 26 до 42 см. ... Она имела три моста с боем для пищалей (размер 6x8 см), вырубленным в верхней части бревна и растесанными в наружную и внутреннюю стороны, и одним боем в верхнем этаже - для пушки" (Ковалев А.Я., 1975, с. 254-255). Следует отметить, что автор не указывает первоисточник, откуда он взял дату возведения башни - 1691 г.
В своей работе "Культура русского населения Сибири XVII-XVIII вв." известный сибиревед А.Н. Копылов сооружение Бельской "дозорной" (выделено у автора,- О.Б.) башни относит на начало XVIII столетия (Копылов А.Н., 1968, с.34).
Не обошел своим вниманием Бельск и известный историк архитектуры А.В. Ополовников. Однако он отказался от каких-либо комментариев относительно башни (рис. 1; 2), использовав в своей книге "Сокровища Русского Севера" только фотофиксацию и графическую реконструкцию памятника (Ополовников А.В., 1989, с. 316-319).
В обобщающем труде другого историка архитектуры Н.П. Крадина "Русское деревянное оборонное зодчество" Бельскому острогу посвящен отдельный, но краткий очерк (Крадин Н.П., 1988, с. 144-148). Дату постройки башни исследователь относит к концу XVII в. В то же время, если следовать его вполне справедливому комментарию к изображению Бельска в "Чертежной книге Сибири" С.У. Ремезова, где последним была суммирована вся информация "оборонного" характера на 1 января 1701 г., то "это был типичный безбашенный острог "малой статьи".... Через несколько лет появилась башня, поставленная на фундамент из бревенчатых обрубков, врытых в землю вертикально вплотную друг к другу по всему периметру сруба" (Крадин Н.П., 1988, с. 148). В этой связи остается лишь проанализировать русско-китайские отношения первой трети XVIII в. с тем, чтобы [141] попытаться определить возможную дату постройки Бельской дозорной башни.
Города, остроги, укрепленные пункты как в Сибири, так и во всем Русском государстве в XVI-XVIII вв., возникали и росли не стихийно. Межевание, закладка, строительство, заселение новых мест проводились с ведома правительства по единой и достаточно четко разработанной системе (Алферова Г.В., 1979, 1980, 1989; Кириллов В.В., 1980; Кочедамов В.И., 1978). Возведение всех без исключения оборонительных сооружений на вновь осваиваемых территориях было делом государственным и, следовательно, планируемым. Государство определяло и источник финансирования строительства того или иного сооружения. Вначале Казанский, а затем Сибирский приказ непосредственно занимались определением мест под закладку новых острогов, засечных и сторожевых линий и форпостов. Поместный, Разрядный и Сибирский приказы в помощь сибирским воеводам выделяли нужных специалистов: зодчих-градостроителей, фортификаторов, художников. Укрепления, правительственные и общественные здания строились на государственные средства. В русских войсках в составе "нарядов" (гарнизонов) для острожных башен уже в XVI в. специально назначались воротники, кузнецы и "древоделы" (плотники). Более того, сложились особые школы военно-инженерного искусства, в том числе и в Северо-Восточной Руси (в отличие от Северо-Западной), фортификационные принципы которой в большинстве случаев лежали в основе оборонного зодчества Сибири. В Сибири в конце XVI - начале XVIII в. господствовала одна пространственно-планировочная схема, принесенная с Северо-Востока Русского государства. Это так называемое мысовое местоположение укреплений, которое было полностью подчинено особенностям топографии местности (Баландин С.Н., 1974, с. 31, 33). В соответствии с этими фортификационными принципами и была возведена Вельская башня в Сретенской слободе ниже слияния Большой и Малой Белой, берущих свое начало в Бельском гольце Передового Хребта Восточно-Саянской горной страны.
Возникает закономерный вопрос, какой характер носили укрепления в Бельской Сретенской слободе? Является ли сохранившаяся в селе Бельском башня одной из нескольких башен бывшего острога или это была дозорная башня, усиленная тыновой оградой - "острогом"?
[142] Сразу следует выяснить, что в XVI-XVIII вв. подразумевалось под "острогом", поскольку за указанный хронологический период это понятие сильно изменилось, утратив первоначальный смысл. В XVI - первой половине XVII в. под острогом подразумевали как стеновую конструкцию, так и тип крепостного укрепления со стенами и башнями. Типичный образчик "острога" середины XVII столетия мы находим в отписке Онуфрия Степанова о нападении маньчжуров на Комарский острог: "... А острог у нас был поставлен на валу стоячей (здесь "острог", - тыновая конструкция, - О.Б.), а по углам выложены были быки, а тот острог ставлен по снегу в самом заморозе во 2 день, а круг того ров копали зимою, мерзлой земли секли секли в вышину сажень печатную, а ров в ширину две сажени, а круг того рву бит чеснок деревянной, а круг того чесноку деревянного бит чеснок железный стрелной опотайной..., а в остроге били исподней и верней бои, а внутрь острожной стены засыпали хрящем с нижнего бою и до верху от пушечного бою" (Дополнения к Актам историческим, т.4, 1851, с.29).
В конце XVII - начале XVIII вв. острогом стали называть сложное фортификационное укрепление с развитой системой обороны (башни - стены, дополненные рвом - валом, подпорными стенками и прочими инженерными сооружениями). Острог, как правило, являлся так же административным, фискальным, ясачным, культовым центром обширной провинции. Острог имел посадское и "служилое" (городовые казаки) население. Именно эти остроги наиболее часто фигурировали в официальных документах той поры.
Бельская же Сретенская слобода, как точно подметила Н. Полунина, ни в коей мере не может сравниться по значению ни с Илимским воеводским острогом-градом, ни с Якутским рубленым городом, ни с Братским острогом, поскольку сам Бельск, а вернее село Бельское, с момента своего основания и весь последующий период ; практически всегда оставался рядовым поселением сибирских пашенных крестьян. Поэтому-то, в острожном списке XVII в. историка И.В. Щеглова нет "Бельского острога" окрест Иркутска (Щеглов И.В., 1883, с. 465-466). Не упоминается о Бельском остроге в Прибайкалье и в работе В.В. Воробьева "Города южной части Восточной Сибири" (1959).
Вероятно, в Бельской Сретенской слободе в конце XVII столетия было лишь "крепкое место" - тыновой острожек, что, кстати, [143] косвенно подтверждается уже приводившимся выше архивным материалом относительно отправки казаков за хлебом в "... Бельский острожек" в 1696 г.
В поисках информации о Бельском остроге следует помнить о том, что острог с таким же названием действительно существовал в XVII - начале XVIII в. на границе Восточной и Западной Сибири - в 120 км юго-западнее г. Енисейска. О Бельском остроге Енисейского воеводства имеются многочисленные упоминания, так как через острог в данный период проходила столбовая дорога, связывавшая Москву, Западную Сибирь с Восточными районами Российского государства. Например, в книге, изданной в Петербурге в 1776 году под названием "Белевы путешествия через Россию в разные Асиятские земли" читаем: "... Оттуда приехали мы в Бельский острог, где мы переменили лошадей и продолжили паки свой путь. От сего места до Енисейска земля везде лежит паханая и хорошо засеяная... По путешествии днем и ночью прибыли мы 23 числа в Енисейск" (РКО; 1978, т. 1, с. 503-504).
Вернемся же к обзору эволюции термина "острог". Большинство старых сибирских острогов в первой половине XVIII столетия теряют свое оборонное значение. Граница Российской империи уходила все дальше и дальше на юг, в степь, в горы. Преобразования Петровской эпохи заметно повлияли на русскую военно-инженерную мысль. На пограничных сибирских рубежах в середине XVIII в. уже возводились крепости с иной, чем у острогов предыдущей эпохи, пространственно-планировочной схемой (Колесников А.Д., 1986, с. 4-22). "Острогами" стали все чаще и чаще называть тюремные и этапные постройки. В XIX в. понятие "острог" и "тюрьма" были уже равнозначны.
Нам следует выяснить следующий вопрос: зачем в начале нового века в области, давно присоединенной к России, понадобилось рубить башню в Бельской Сретенской слободе?
Вот, например, что отмечает исследовательница российских древностей Г.В. Алферова: "Одна из основных задач, которую должны были выполнять административные, промышленные, торговые и другие по назначению города Московского государства, - оборона. Более того, к обороне приспосабливались и сельские населения. ... В сельской местности строилась еще на дальних и ближних подступах целая сеть оборонительных сооружений. К этим сооружениям [144] относились укрепленные слободы, "служилые", "жилые", "осадные", "земляные" городки. Кроме этого, в наиболее опасных местах у дорог и "перелазов" (перевалов, горных проходов - О.Б.) ставились отдельно стоящие "глухие" или "проезжие" осадные башни (разрядка наша – О.Б.). Вся система укреплений образовывала засечные черты, идущие на тысячи километров (Алферова Г.В., 1980, с.20).
Аналогичный материал, но уже с привязкой к сибирскому региону, находим у С.Н. Баландина: "Крепостные башни служили важнейшими элементами оборонительных систем населенных пунктов. Башни иногда ставились как самостоятельные оборонительные сооружения или как караульные. Иван Галкин в 1630 г. укрепил уже существовавшее в устье р. Идирмы ясачное зимовье и построил там же башню "для караула". На гравюре середины XVIII в., изображающей Кузнецк, можно видеть отдельно стоящие по вершинам сопок, окружающих поселение, караульные башни" (Баландин С.Н., 1974, с. 22). Как наглядный, сохранившийся образец такой башни, у автора выступает Бельская, у которой как раз вокруг верхней вышки над скатами покрытия устроена обходная галерея для караульных.
Прокомментировать причину появления Бельской дозорной башни в Предсаянье можно следующим образом. После заключения в 1689 г. неудачного для России Нерчинского договора и уступки Цинскому Китаю Албазинского уезда обстановка на русско-маньчжурской (китайской) границе так и не стабилизировались. Оба государства не собирались отказываться от активной внешней политики. Более того, в 1690 г. Цинская династия развязала войну против Джунгарского (Ойратского) ханства, объединившего в 30-х годах XVII столетия под единой властью различные родо-племенные группы западных монголов. В результате Цинско-Джунгарской войны 1690-1697 гг. маньчжурам удалось захватить Восточную и Центральную Монголию и выйти на русские рубежи на широком участке от Аргуни до Тункинской долины. В Западной же Монголии и Урянхайском крае (Туве) началась феодальная усобица. Участились набеги монгольских князей, теперь уже подданных маньчжурского императора, в русские пределы. Урянхи, тоджинцы, сойоты, карагасы, кочевавшие по обеим покатям Восточного Саянского хребта, оказались в положении двоеданцев. Участились случаи перехода немаркированной в то время границы, т.к. тувинцам было выгоднее [145] платить ясак русским (Моисеев В.А., 1983, с. 34-35). С другой стороны, появились перебежчики - буряты, уходившие из Российских владений в Северную Монголию. Так, для бурят, числившихся при Иркутском и Балаганском острогах, наиболее короткий путь в Монголию лежал как раз через долину реки Большой Белой. Подтверждением тому, что Бельск в конце XVII-первой трети XVIII в. оказался в активно функционирующей пограничной полосе, является тот факт, что события, связанные с ним, фигурируют в "Выписке, составленной в Сибирской губернской канцелярии из материалов, собранных тобольским дворянином С. Фефиловым, о монгольских перебежчиках" за 1725 г. Уместно привести здесь часть этого документа: "Да у следования и розыску о новых выходцах из Мунгальской землицы в Селенгинску на съезжем дворе предъявил доношением иркуцких конных казаков пятидесятник Михайло Курдюков. А в доношении ево написано: в прошлом де 7206 году(1697/1698 гг.) по его императорского величества указу отец де ево Евдоким Курдюков в Бельском остроге был на приказе, и дворовые ево крепостные люди, новокрещенцы Дмитрей да Григорей, отца ево, Евдокима Курдюкова, и дворовую их девку, именем Ульяну, убили смертным убили смертным убивством и после убивства отца ево пожитков пограбили [на] 1000 рублев денег да на 1000 рублев // кабал подрали 30 крепостей на дворовых людей, в том числе и на себя, да платья изрубили сулемами рублев на 100 и бежали в Мунгальскую землицу з женою и з детьми, и подговоря другую дворовую их женку, именем Степаниду, и в бегах на дороге трех детей своих убили, два сына да дочь свою, да выбрав ис табуна их 15 лошадей добрых, увели с собою и живут с вышеименованными женками в Мунгальской землице у беглого тайши ис-под Селенгинска, у Чебак Элден-засака, а Дмитрею мунгальское имя Борук, Григорью - Ходоро." (РКО, 1990, т.2, с.72).
Во время второй маньчжуро-джунгарской войны 1715 - 1722 гг. военные действия были перенесены уже собственно в Урянхай. Многие тувинские племена, платившие ясак России, оказались разгромленными и уведенными в Монголию (Моисеев В.А., 1983, с. 38). Маньчжуро-китайская армия вела свои операции фактически на русской границе. Создалась тревожная обстановка в южной части Иркутской провинции.
Русское правительство через сибирских воинских начальников не замедлило предпринять меры по охране границы. В Забайкалье [146] были усилены старые остроги, увеличены их гарнизоны. Правда, еще в 1709 г. в Тункинской долине был сооружен новый острог взамен старого, основанного в 1676 г. Однако живым откликом на военные действия в Туве и Западной Монголии стало строительство в 1716 -1717 гг. Косогольского острога, который, находясь на северном берегу озера Косогол (Хубсугул), закрывал тем самым свободный доступ в Тункинскую долину из Северной Монголии (рис.3). Он же был призван защитить от набегов восточных урянхов (тувинцев), находившихся до 1727 г. в ведении Красноярской и Иркутской администрации (РКО, 1979, т. 1, с. 615). Лишь по требованию Цинского императора Сюань Е (Канси) Косогольский острог был снесен (РКО, 1990,т. 2,с. 574-575).
Для Цинской династии вторая маньчжуро-джунгарская война также завершилась удачно. Фактически, Китай установил свой контроль над верховьями Енисея. Это не могло не войти в противоречие с русской внешнеполитической доктриной касательно южных границ Сибири в Центральной Азии: "... а искони Сибирские земли граничат от устья тех рек, где впали в море и до вершин, откуда из которых гор потекли, тако ж и в те реки, которые впали реки, тако же до вершин их Сибирская земля" (Колесников А.Д., 1989, с. 10).
Обе стороны были крайне заинтересованы в размежевании границы западнее Аргуни. Более того, к 1721 г. относится попытка Цинского двора отправить экспедицию в верховья реки Оки (правый приток Ангары), якобы на поиски каменного изваяния, находящегося на северных покатях Восточного Саянского хребта. Для понимания роли Бельского форпоста в системе охраны русской границы того времени, необходимо отметить следующий факт. Верховья Оки и ее притоки берут свое начало на расстоянии всего лишь 10-20 км от верховьев Большой Белой. Именно здесь и находились "перелазы" (горные перевалы), которыми пользовались многочисленные перебежчики как с той, так и с другой стороны. Именно здесь по долине Белой и ее притоку Урику проходил самый короткий путь из Аларских и Нукутских степей Приангарья в Северную Монголию, минуя Тункинскую долину с казачьими разъездами. Именно на эти "перелазы и замахнулись маньчжурские резиденты.
Русскому агенту в Пекине Лоренцу Лангу удалось выяснить истинную причину, стоящую за поисками "каменного идола" (РКО, 1979, т. 1, с. 615; РКО, 1990, т. 2, с. 172-175). Ввиду предстоящего разведения границы китайцы хотели бы установить здесь межевые [147] знаки с тем, чтобы апеллируя к ним, как древним, на переговорах о границах высказать претензии на Тункинскую долину, Тункинские и Окинские гольцы.
Нет нужды здесь подробно освещать ход дипломатических коллизий, связанных с деятельностью посольства графа С.Л. Владиславича-Рагузинского (1725-1728 гг.) по установлению русско-китайской границы. Вероятно, стоит перечислить мероприятия по усилению ее обороноспособности, проведенные графом С.Л. Рагузинским в Прибайкалье.
Учитывая военную активность маньчжур и монголов непосредственно на границе, Рагузинский перед посещением Пекина поздней осенью 1726 г. проводит ревизию оборонительных сооружений в приграничной полосе. После неутешительного заключения о состоянии сибирских острогов - "... во всей Сибири ни одного крепкого города не обретается, наипаче по сю сторону моря Байкальского", - по его приказу в 1726 г. Иркутск полностью обносится крепким палисадом со рвом. Строится 14 земляных люнетов. Спустя два года в 1728 г. заново отстраивается и собственно Иркутский острог (Манассеин В.С., 1936, с. 20, 21). Особенно активно укрепляется граница в 1728 - 1729 гг., когда наряду с ее размежеванием идет строительство новых фортификационных сооружений. Бельская Сретенская слобода оказалась пограничным дозорным форпостом, непосредственно прикрывавшим Иркутск с северо-запада. В этой связи можно утверждать, что сооружение дозорной башни в Бельске как раз и приходится на 1726 - 1728 гг. Ее строительство, вероятно, было увязано с общим планом фортификационных работ по укреплению границы на юге Прибайкалья.
Значение Бельска с его казачьим дозорным гарнизоном возросло в период разграничения границы непосредственно на местности. Известно, что работы по установлению пограничных знаков на горных перевалах были поручены сибирским казакам, которые привлекали для этого и местное аборигенное население (Моисеев В. А., 1983, с. 46-47). Воспоминания об этих событиях были живы у русского старожилого населения Бельской округи еще в начале нынешнего столетия. Так, в примечаниях к "Заметке о мунгалах", автор И.А. Можаев, проживавший в селе Голуметь, что в 40 км от Бельска, отмечает: "Верхне-Окинские Сойоты называются "Абошинами". Это имя производят от слова "Або". Это вот почему. Предание говорит, что предки этого племени устанавливали границу между Сибирью и Монголией, причем по границе делали возвышения из камней, [148] которые называются "Або". От этого слова Окинские Сойоты называются "Абошины" (Можаев И.А., 1905, с. 84).
Нестабильная внешнеполитическая ситуация на юге Сибири в 1750 - 1760-х гг. заставила Российский Императорский двор провести в 1764 г. ряд мероприятий по укреплению русско-китайской границы. Вероятно, иркутский губернатор не оставил без внимания укрепления Бельского форпоста. Принимая во внимание хорошую физическую сохранность башни в сравнении с аналогичными памятниками, можно предположить, что в Бельске могли производиться ремонтные или фортификационные работы и в 1760-х гг.
Бельск оставался пограничным пунктом фактически до 1914 г. Подтверждение этому мы опять находим у И.А. Можаева: "В половине ноября 1904 г. приезжали в Голуметь Кончинские Сойоты (данная группа сойотов кочевала в верховьях рр. Белой и Урика - О.Б.) на восьми оленях, два брата Базыр и Болдын Пастуевы, и кроме них приезжали еще две артели, человека по два. В нынешнем году сойоты едва ли еще пойдут в Голуметь. Их очень напугали сторожевые посты, находящиеся на таежных дорогах, поставленные (из сельской полиции) для предупреждения прохода японских шпионов из Монголии, хотя эти посты никаких притеснений для проезжающих сойот не делают" (Можаев И.А., 1905, с. 84).
Конструктивные и строительные приемы, использовавшиеся при возведении Бельской дозорной башни в XVIII в., не выходили за рамки традиций предыдущего столетия. Анализ ее конструктивных особенностей облегчается тем, что имеются хорошо известные аналоги - Братские острожные башни, Илимская и Якутская проезжие башни. Относительно породы дерева, из которого рублена башня, можно смело утверждать, что это ангарская сосна - основной строительный материал в Приангарье на всем протяжении XVII-XIX вв. Следуя тогдашней строительной практике, лиственницу ложили лишь на нижние, окладные венцы. Как показывают многочисленные этнографические источники, в Сибири лиственницу в стопу сруба не укладывали из-за трудности ее обработки и "мерзлой" (промерзающей в морозы) древесины (Этнография..., 1981, с. 102-142). Исключение составляли остроги в тех районах Сибири, где в силу природных условий иного строительного материала, кроме как лиственницы, использовать было нельзя (нижнее течение Енисея, Якутия, Северо-Восток Сибири).
Бельская башня рублена в "обло" ("чашу") с остатком и выборкой паза в нижней части каждого верхнего венца. Подобный прием [149] рубки - "с остатком", был наиболее характерным для жилых и хозяйственных построек. В Сибири им пользовались повсеместно в XVII-XIX вв., так как выступающие при таком соединении концы бревен предохраняли углы сруба от промерзания. Бельская башня поставлена в "холодную" без конопатки мхом, что лишний раз подтверждает сугубо боевое назначение сооружения, его позднюю постройку в уже имеющемся селении. В башне три моста-пола с "пищальным боем" в стенах и четвертый мост-пол - дозорный на самом верху. Плахи мостов выполнены из полубревен и покоятся на матицах, которые врублены в стены перпендикулярно входу. Все этажи сообщаются между собой посредством лазов, идущих вдоль внутренней западной стены башни. Вход на дозорную галерею с южной стороны. Изнутри бревна стопы сруба не затесаны, т.е. отсутствует обработка в "лас". Облам ("аблам") - основная боевая часть башни имеет 8 венцов при общей высоте сруба 1,75 м. В перекрытии нависающей части башни оставлены незабранными щели-проемы, через которые можно было бы вести стрельбу по нападающим.
Дозорная вышка башни рублена в "лапу" из полубруса. Имеет три круглых смотровых отверстия. Над галереей устроен тесовый навес. Шатер башни, или собственно ее "костер", так же крыт долгим тесом в разбежку.
Как нам кажется, нельзя согласиться с мнением А.Я. Ковалева относительно того, что в верхнем этаже башни - в обламе имелся "бой" для пушек (Ковалев А.Я., 1975, с.255). Данные отверстия мало приспособлены для пушечного боя, поскольку сектор обстрела минимальный, а, кроме этого, "бойницы" находятся на неудобной для практического применения высоте. Подобное же несоответствие в трактовке отверстий "верхнего боя", их реального применения отмечала и М.К. Одинцова, разбирая конструктивные особенности башни Якутского острога (Одинцова М.К., 1958, с. 50, 52). Можно предположить, что в Бельской башне в обламе находилась сигнальная пищаль, а имеющиеся отверстия предназначались именно для нее.
В кратком заключении хотелось бы согласиться с мнением И.И. Серебренникова в том, что Бельская сторожевая башня была возведена в начале XVIII в. (Серебренников И.И., 1915, с. 10). Вероятно, это произошло в 1726 - 1728 гг. в связи с правительственными Мероприятиями по размежеванию и усилению русско-китайской границы на юге Восточной Сибири. Функционально Бельская башня является пограничным дозорным форпостом. Конструктивно же она [150] повторяет образцы русского деревянного оборонного зодчества XVI - XVII столетий.

[151]

[152]

[153]