Олгоблин Н.Н. 

ОСТЯЦКИЯ «ЗНАМЕНА» XVII ВЕКА.

В нашей исторической литературе очень мало собрано материалов по бытовой истории сибирских инородцев, сослуживших России своею «ясачною» повинностию не маловажную службу: обогащая московское правительство ценною «мягкою рухлядью», эти скромныя инородческия племена значительно содействовали поднятию русских финансов XVII века... Во имя уже одной этой заслуги не мешало бы русским историкам повнимательнее относиться к прошлому первонасельников Сибири. В свое оправдание историки не могут сослаться даже на обычную в подобных случаях отговорку — на «отсутствие материалов». Напротив, этих материалов — непочатый угол и в обнародованных уже документах по истории Сибири (напр. — в изданиях Археографической Комиссии), и еще более в мало тронутых архивных богатствах Сибирскаго Приказа и подведомственных ему местных административных учреждений (в Моск. архивах м-ва юстиции и м-ва иностр. дел, в «портфелях» сибирскаго историографа Миллера, хранящихся в Академии Наук и проч.). В XVII — XVIII вв. жизнь малочисленная тогда в Сибири русскаго населения так тесно переплеталась с жизнью инородцев, что большая часть сибирских документов того времени имеет прямое или косвенное отношение к истории остяков, тунгусов, якутов, бурят, камчадалов и пр. и пр. Немудрено, поэтому, что в сибирских актах находится масса разнообразных данных и по бытовой истории инородцев. Для примера остановлюсь на одном — мелком на первый взгляд, но в сущности довольно ценном и [136] любопытном материале, очень резко бросающемся в глаза при изучении сибирских архивных документов XVII в.

Известно, что неграмотные сибирские (как и другие) инородцы заменяли письменныя рукоприкладства (подписи) грамотных людей на различных актах — «знаменами», т. е. изображениями различных фигур, знаков, начертаний и проч., которыя писались на актах в назначенных для подписи местах. Каждый представитель семьи, или точнее каждый взрослый инородец имел свое «знамя», которым и пользовался в необходимых случаях. Это были, так сказать, именныя печати, отчасти даже фамильные гербы (тамга у монгольских племен), не имевшие, впрочем, характера вечной принадлежности инородческих родов и семей: рисунки «знамен» не редко менялись по произволу употреблявших их лиц. Притом, иногда видим, что одним и тем же знаменем пользовалась группа лиц из разных родов или семей, соединившихся для какой-нибудь временной цели (напр. — для подачи царю общей «челобитной» и т. п.). Словом, это были только зачатки гербов и печатей.

На знамена прежде всего нужно смотреть, как на зародыши примитивнаго искусства живописи у этих бедных детей природы. Известно, что знамена всегда (может быть за редкими исключениями) рисовались на актах самими инородцами. Представляя разнаго рода фигуры из мира животнаго или растительнаго, или из предметов домашней обстановки и проч., знамена — своими робкими, неопределенными и неверными штрихами очень близки именно к первым попыткам карандаша в детских руках.

Но гораздо более ценны знамена в том отношении, что они рисуют с некоторых сторон жизнь и миросозерцание инородцев: что их более всего интересовало в окружающем мире, что они находили там наиболее пригоднаго для себя, над чем более всего работала их мысль и взгляд, то, несомненно, они и избирали своим «знаменем», т. е. — своей эмблемой, гербом. Таким образом, изображения знамен дают нам отчасти понятие о мире, окружавшем инородцев, об их интересах, занятиях, даже отчасти об их взглядах на мир. Животныя, орудия борьбы с ними, растения, домашняя обстановка, средства передвижения, даже религиозныя верования и проч. — все это находим в знаменах. Правда, в рисунках знамен мы видим скорее намеки на изображаемые предметы, чем действительныя копии самих предметов, но и эти намеки в большинстве случаев настолько ясны, что смысл их очевиден с перваго взгляда.

В делах Сибирскаго Приказа, хранящихся в Московском архиве м-ва юстиции, эти «знамена» встречаются в большом количестве главным образом на «челобитных» [137] ясачных людей, подававшихся царю (чрез воевод, редко лично) по разным случаям. Немало также знамен и в «сысках» («обысках»), когда «сыщикам» (следователям), посланным для разследования известнаго дела, приходилось снимать со свидетелей и окольных людей так называемыя «сыскныя (обыскныя) речи». Для примера остановлюсь на знаменах, находящихся в «сыскном деле», производившемся в 1628 — 32 гг. в Приказе Казанскаго дворца (предшественник Сибирскаго приказа) о переписи «вотчин» остяцких князей Михаила и Лобана Алачеевых¹). Сущность дела в следующем:

В 1628 году посланные из Тобольска «письменный голова» Василий Теприцкой и подьячий Иван Костюрин производили в Березовском и Сургутском уездах перепись вотчин князей Алачеевых. В 1629 году кн. Алачеевы неожиданно (без разрешения правительства) приехали в Москву с жалобами на «дозорщиков» Теприцкаго и Костюрина, которые будто бы из корыстолюбивых побуждений (требовали у князей «посулу» 300 р., но получили отказ), неверно составили «дозорныя книги» Алачеевских вотчин, именно: в число ясачных людей внесли многих умерших остяков, старых, увечных и «недорослей», еще «не поспевших в ясак», а также княжеских «дворовых людей», (все эти лица обыкновенно исключались из ясака). Кн. М. Алачеев представил свою «роспись» ясачных людей, в которой оказалось много разностей с «дозорными книгами» Теприцкаго и Костюрина. Последние, наоборот, уверяли, что Алачеевы «утаили» в своей «росписи» 260 ясачных людей и допустили другия неправильности. Князья требовали посылки новых «дозорщиков» и новой переписи своих вотчин. В 1630 г. и были посланы для этого, по просьбе Алачеевых — из Москвы, а не из Тобольска — боярский сын Александр Воейков и подьячий поместнаго приказа Максим Козлов.

В 1632 г. они вернулись в Москву и подали Приказу Казанскаго Дворца свой «сыск» в Березовском и Сургутском уездах об обстоятельствах «дозора» Теприцкаго и Костюрина и о действительном количестве ясачных людей в Алачеевских вотчинах. «Сыск» состоит главным образом из «обыскных речей» ясачных остяков разных волостей — о количестве ясачных людей у Алачеевых, об убыли и прибыли их и проч. Согласно «наказу», данному Воейкову и Козлову в Москве и требовавшему, чтобы дозорщики «к тем (обыскным) речам велели им (остякам) знамена свои приложити» — все «обыскныя речи» или «скаски» (лл. 277 — 413) остяков наполнены на обороте листов разнообразными «знаменами».

[138] Остяки подали 16 «скасок». На первой сказке (остяков Белогородской волости Березовскаго уезда) находится 14 «знамен», на 2-й — 9 знамен, на 3-й — 21 знамя и т. д. Всего на 16 сказках находится более 300 знамен. Все они нагромождены в беспорядке на оборотной (чистой от текста) стороне листов и не сопровождаются никакими надписями, какия часто встречаются при знаменах в других документах. Надписи эти делались подьячими и другими лицами, писавшими «обыскныя речи». В надписях говорится — кому именно принадлежит данное знамя. Но особенно ценны те надписи, где, кроме имени лица, приводятся еще объяснения и смысла знамен.

При знаменах Алачеевскаго дела нет таких объяснений, но они встречаются в другом почти одновременном «сыске» остяков Березовскаго уезда, именно — в «сыске» 1640 г., который производил Березовский служилый человек Константин Чюкомин об убылых (умерших, убитых, старых, увечных и проч.) и прибылых (недорослях, «поспевших в ясак») ясачных людях уезда²). Многия знамена этого «сыска» повторяются в Алачеевском «сыске», так что является возможность объяснить документально смысл многих не понятных по одному рисунку знамен последняго сыска. Кроме «сыска» Чюкомина, пользуюсь объяснительными надписями и некоторых других современных Алачеевскому сыску документов.

Из 300 знамен Алачеевскаго сыска выбираю и снимаю 83 знамени — из наиболее характерных и интересных в тех или других отношениях.

Самыми любимыми фигурами в остяцких знаменах XVII века следует признать фигуры из мира животных: из 83 знамен почти половина — 36 знамен представляют именно изображения разнаго рода земноводных, птиц и рыб. Это вполне понятно: в животном царстве заключалось и главное богатство остяков, и главный предмет их интересов и стремлений. Добыть зверя и для уплаты ясака, и для собственнаго пропитания и одеяния — это была существенная задача в жизни остяков.

Представляю прежде всего ряд «знамен», изображающих оленей — самых близких и полезных домашних животных остяка. Хотя они нарисованы очень примитивно, тем не менее их сразу можно узнать, особенно по тем линиям у голов, которыя должны представлять рога этих животных. В некоторых фигурах рога очень недурно вырисованы. Начинаю с трех очень похожих друг на друга оленей, представленных без хвостов — [139]

Два следующих оленя с хвостами, при чем у второго невероятный хвост — в форме какой-то затычки.

Но всего страннее последний олень — по голове с характерными рогами — это, несомненно, олень, но у него всего две ноги пять боковых отростков (ребра ?), не считая хвоста. Очевидно, здесь мы имеем дело с фантазией рисовальщика...

Из других домашних животных иногда встречаются собака и конь, например —

Перехожу к зверям. Чаще всего попадаются в знаменах Изображения столь дорогих остякам соболей. Они изображались очень разнообразно, так что по одним рисункам нельзя было бы узнать их. Но из объяснительных надписей «сыска» Чюкомина и других документов оказывается, что под этими неопределенными фигурами остяки разумели именно «соболей» —

[140]

Затем нередки изображения «розсомак» (россомах) в таком виде—

В следующем знамени можно видеть лисицу —

Медведь изображался в таком роде —

Что именно изображают остальныя фигуры животных — трудно сказать решительно: оне так неопределенны, что под ними можно разуметь, что угодно, а объяснительных надписей к ним мне не приходилось встречать. Вот группа этих не понятных фигур, среди которых особенно бросается в глаза какое-то гигантское животное (быть может — предание о находимых в тех краях замерзших допотопных мамонтах?..) —

Особенно часто попадаются в Алачеевском деле неопределенныя животныя (по туловищу напоминающия птиц) следующаго типа —

[141]

Но собственно птицы изображались остяками другим манером — очень примитивным. Нижеследующия крестообразныя фигуры, менее всего напоминающия птиц, оказываются — с точки зрения остяков — именно изображениями птиц. Именно такого рода фигуры, но с некоторыми незначительными приставками (завитушками и проч.) и другими видоизменениями, носят в объяснительных надписях «сыска» Чюкомина такия названия: «птица», «пташка», «пичюшка», иногда более определенно— «птица плиска», «дятел» и проч. Вот эти остяцкия «пташки» —

Наивный смысл этих рисунков все-таки понятен. Очевидно, мысль и взгляд остяков более всего поражались летательными способностями птиц, и, именно, это птичье качество они и силились изобразить крестообразными фигурами, отчасти напоминающими летящих и распростертых в воздухе птиц.

Кроме этих неопределенных «пташек», часто встречается среди знамен вероятно хорошо знакомая остякам птица — «филин». Но она изображалась иначе и довольно оригинально (напоминая скорее черепаху), именно так —

К миру животных относится еще одно знамя, недурно изображающее лапу какого-то животнаго или птицы;

[142]

Особенно удачно и красиво рисовались остяками рыбы :

В следующую группу ставлю повидимому морских животных:

Все трое по корпусу и хвосту напоминают рыб, но в двух первых нет голов, а из места ея расположения выходить какой-то отросток. Третья фигура имеет голову с 2 глазами. Если перевернуть эту фигуру и поставить ее на хвост, головою вверх, то вся она напоминает поясную фигуру средневекового воина в латах и шлеме...

Перехожу к знаменам из царства растительнаго. Скудная северная растительность не обращала на себя большого внимания остяков, так как не доставляла им большой пользы. Оттого растения довольно редко фигурируют в остяцких знаменах. Формы их, как и в действительности — очень однообразны. Вот знамена, изображающия «ели»—

Следующее знамя изображает растение (кустарник), повидимому с ягодами или цветами (черточки и крапинки около ветвей) —

Два знамени представляют какие-то корнеплоды, вероятно употреблявшиеся в пищу неприхотливыми и не избалованными дарами природы остяками:

[143]

Более любопытна другая рисуемая знаменами область — предметы окружавшей остяков обстановки. Из этой области всего чаще встречаются в знаменах «луки» — самое главное оружие остяков для борьбы с людьми и животными. Первые два рисунка луков (с наложенной стрелой на первом) очень недурны. Точное повторение перваго знамени встречается в «сыске» Чюкомина с такою объяснительною надписью: «знамя Ворлима Окрасова — лук».

Другие рисунки луков менее удачны и неполны, например —

Из других орудий остяков нередко встречаются остроги (орудие ловли крупных морских животных) различных форм, чаще всего — двузубцы, реже трезубцы.

[144] Попадаются иногда двузубцы с какими-то шарами на конце, перед зубцами. Может быть это намек на свернутую веревку, на какой посылают издали острогу в крупных рыб и морских животных...

[145] Знамена, изображающия весла — довольно правильнаго рисунка. В двух веслах концы удлиненные, а в третьем — короткий и широкий конец.

Встречаются среди знамен и предметы домашней рухляди остяков. Так, первое знамя предоставляет, несомненно, каменный топор. Вторая фигура очень часто встречается между знаменами и, повидимому, должна изображать остяцкия нарты (сани).

Нередки в знаменах следующие непонятные предметы — как бы ящики какие —

Мало понятны и следующия знамена. Впрочем, в первом можно видеть сосуд с удлиненным горлышком, а во втором — или сосуд, или камень на веревке (в качестве оружия?..).

Совсем уж непонятны следующия знамена, изображающия повидимому какие-то предметы:

Первое знамя изображаете круг с какими-то линейными начертаниями на поверхности его, остальныя — неправильные четыреугольники с выходящими с двух боков линиями. Последния фигуры довольно часты между знаменами.

[147]

Оказывается, что эти три скромныя черты обозначают «шайтана» — остяцкаго (и других сибирских инородцев) духа тьмы. В частности же, как говорят объяснительныя надписи «сыска» Чюкомина — это знамя изображало в представлении остяков ни что иное, как «шайтанову рожу» («рожа» на языке XVII в. — не в нашем обидном смысле, а в значении всякаго вообще человеческаго и человекообразнаго лица). При этих знаменах стоят такого рода надписи: «Ахматка Уждентыков знамя свое приложил — шайтанову рожу», или так: «знамя (такого-то...), имя ему — шайтанова рожа».

«Шайтанова рожа» изображалась чаще всего именно так, как выше снято, т. е. — тремя вертикальными чертами, как бы напоминающими 2 глаза и нос лица. Но иногда эти 3 черты клались и горизонтально:  

Очень редко встречается еще более простейшая форма «шайтановой рожи», когда все 3 черты клались горизонтально же, но в один ряд:

Первыя две формы «шайтана» так часты в «сыске» Чюкомина, что решительно преобладают над всеми остальными знаменами этого «сыска». Очень любопытно это странное влечение остяков к изображениям духа тьмы...

Встречается в «сыске» Чюкомина одна надпись при «шайтановой роже», свидетельствующая, что у остяков существовали идолы, именно: «знамя Шила Кодаева сына, имя ему — болван» (истукан). Отчасти к области религиозных же верований остяков нужно отнести и следующия фигуры, очень часто употреблявшияся в качестве знамен:

Из «сыска» Чюкомина видно, что в этих фигурах нужно видеть примитивным изображения солнца. Подле одного подобнаго знамени читаем такую надпись: «знамя Кандаси Ротопова, имя ему — сонце». Живительное светило — источник света и тепла — не могло не привлекать взоров и мыслей остяков, более всего обиженных природою именно относительно света и тепла.

В одной остяцкой «скаске» Алачеевского «сыска» подле знамени, изображающаго солнце, стоит другое знамя, в котором следует видеть луну. По крайней мере в «сыске» Чюкомина находим подобное же знамя с ясным обозначением, что это — «месець».

[148] Вот и все 83 знамени Алачеевскаго «сыска», на которыя я считал нужным обратить внимание. Любопытно, что между всеми 300 остяцкими знаменами этого «сыска» не встречалось ни одной человеческой фигуры. Но оне встречаются в других документах, напр. на «челобитной» царю ясачных людей Нарымскаго уезда об облегчении их ямской повиности, 1635 г.⁴). На обороте челобитной находится 12 знамен, из них — 2 знамени изображают человеческия фигуры. Первую фигуру привожу с сопровождающею ее надписью:

Надпись читается так: «знамя Парабельской волости князьца Алгира».

Следующее знамя, как показывает надпись, принадлежало «князьцу» Тогурской волости:

Знамя «князьца» Алгира повторяется и в другом позднейшем документе, именно — на челобитной ясачных людей того же Нарымскаго уезда, поданной царю в 1641 г.⁵). И здесь «знамя князьца Алгира с товарищи» представляет ту же самую человеческую фигуру, но только без глаз и с более резко выдвинутыми линиями, обозначающими ступни ног.

Остановлюсь еще на одном виде знамен, имеющем отношение к вопросу о происхождении этих остяцких иероглифов. На вышеупомянутом Березовском «сыске» 1642 г.⁶) встречаются 4 следующих простейших знамени: |, /, /, \. Оказывается, что эти — одна прямая и три косых линии не простые «рубежи» (черты), но особенные знаки, имевшие большой смысл для клавших их остяков. Подле этих знамен стоят такия объяснительныя надписи: «знамя..., имя ему — рубец , порезано на руке».

Очевидно — у этих 4 остяков были какие-то рубцы от порезания рук и эти-то рубцы, почему-либо особенно памятные остякам (воспоминание о каком-нибудь «бое» с людьми или зверями и т. п.), они и сделали своим «знаменем». Отсюда следует [149] заключить, что и в других случаях остяки, выбирая своим знаменем те или другие одушевленные и неодушевленные предметы, или какие-либо символические знаки, выражавшие известныя понятия и представления, основывались в своем выборе именно на личном значении для них этих предметов представлений и проч. Остается еще заметить, что редкия сибирския инородческия племена не употребляли знамен. Такой редкий случай представляет челобитная «князьцов» Красноярских «подгородных ясачных татар», перекочевавших «из киргиз» в 1641 г. и просивших отсрочить им внесение ясака за этот год до зимы следующаго 1742 г.⁷). Челобитная их на обороте совершенно чистая — не имеет ни знамен, ни письменных рукоприкладств. Воевода, представляя в Москву эту необычайную челобитную, так объясняет в своей «отписке» (л. 564) отсутствие на ней знамен: «знамен, государь у тое их челобитные нет никаких, потому что истари не повелося» у этих «татар» ставить знамена на документах.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹) Сибирскаго Приказа столбец № 26, лл. 1 — 456.

²) Сибирскаго Приказа столбец 105, лл. 174 — 191.

³) Сибир. Приказа столбец № 111, лл. 90 — 98.

⁴) Сибир. Приказа столбец № 40, лл. 243 — 244.

⁵) Сибир. Приказа столбец № 112, л. 427 — 428.

⁶) Ibid. № 111, лл. 90 — 98.

⁷) Сибир. Приказа столбец № 112, л. 567.

Опубликовано:

Исторический вестник, 1889. – Т. 38. - № 10. – С. 135-149.

Стиль, пунктуация и орфография сохранены, буквы старого русского алфавита заменены современными.

Сетевая версия – В. Трухин, 2010