Евдокимова С.В.

Население и хозяйственная жизнь городов Забайкалья в ХVII - ХVIII вв.

Процесс освоения Забайкалья, становления здесь городов и острогов тесно связан с политикой колонизации России. Одним из серьезных вопросов этого процесса была проблема заселения.

Местное население было немногочисленно, а территория огромна. Остроги и зимовья стояли на большом расстоянии друг от друга, служилых не хватало Поэтому правительство проводило здесь оправдавшую себя политику, направленную на заселение земель русскими крестьянами. Это способствовало закреплению русской власти на местах, утверждению, усилению и развитию острогов, установлению контактов с местным населением.

Проникновение в Сибирь было связано с упорной борьбой за пушнину, полезные, ископаемые, сопровождалось развитием пашенного дела, но неизменно способствовало заселению края. И поскольку города в Забайкалье предшествовали появлению деревни, то вместе с их основанием связан и процесс их заселения.

Первыми засельщиками сибирских городов были служилые люди, духовенство, посадские, крестьяне, ссыльные и пр.

В Забайкальских городах на протяжении длительного времени основной социальный состав жителей оставался в неизменном виде. До конца ХVII века забайкальские города сохраняли вид военной крепости. Во все это время основная часть населения городов состояла из служилых людей, казаков, главной обязанностью которым была военная служба, сбор ясака, управление краем.

Кроме казаков и служилых людей, которые осваивали край и, естественно, становились и первыми поселенцами, сюда шло много "вольных" людей. Поток их в Сибирь начинается сразу же после основания первых городов. Такое добровольное переселение в ХVII веке всячески поощрялось, более того, правительство предписывало всем сибирским воеводам "пашенных и посадских людей призывать из Перми, с Вятки, из Солей". Во всех этих городах выдавались "отпускные памяти" на проезд в сибирские города, "где будет мочно. христовым именем голова кормить".

Тот факт, что первые переселенцы Сибири, равно как и Забайкалья, оказались в подавляющем большинстве своем выходцами из поморских областей европейской части России, объясняется тем, что вплоть до второй половины ХVI века, пока в 1552 г. не было присоединено Казанское ханство, путь в Сибирь шел северным путем - через Северную Двину и Печору. И это направление, безусловно, наложило известный отпечаток на характер последующего продвижения населения в Сибирь.

В заселении Забайкалья выделялось два потока: легально-государственный и вольнонародный. Преимущество было за первым. Это были казаки, стрельцы, крестьяне, провинившиеся дворяне и дети боярские, раскольники и т.д. Ко 2-й группе относились разного рода "охочие" и "гуляющие" люди: безземельные крестьяне, беглые холопы, преступники, которые шли в Сибирь с намерением изменить свое имущественное положение. Часть этих людей оседала в городах и пополняла собою чаще всего тяглую массу формирующегося посадского населения.

Вместе с тем сибирские власти получали предписания, запрещающие принимать людей без особого на то разрешения из русских городов. В этом смысле правительство старалось не нарушать общего процесса развития городов России. Совершенно очевидно, что свободное передвижение населения из городов в Сибирь значительно подорвало бы экономическое состояние последних. Правительство следило за этим, хотя в то же время проводило в определенном смысле покровительственную политику в деле заселения городов Сибири. В отношении городов Забайкалья эта политика носила еще более выраженный покровительственный характер, всеми мерами способствующая заселению края. Но тем не менее и к концу ХVIII века Забайкалье оставалось крайне малолюдным, это обстоятельство сказывалось на хозяйственном развитии городов. В отличие от Западной Сибири города Забайкалья длительное время выступают не только как центры административные, торгово-промышленные, но и земледельческие. Присылаемое сюда крестьянство селилось, как правило, возле уже существующих острогов, что указывает на то, что города здесь предшествовали появлению деревни. Очевидно, этим объясняется то обстоятельство, что и после появления здесь деревни города были центрами и в определенном смысле даже рассадниками земледелия в Забайкалье. Только в ХVIII веке в городах Забайкалья создается торговое и промышленное население. В связи с этим меняется роль городов в хозяйственной и политической жизни края.

Однако при всем этом длительное время устойчивой оставалась одна из специфических функций города - внеэкономическое принуждение местного населения к платежу ясака. Таким образом, административные функции в городах не только предшествовали экономическим, но и длительное время оставались господствующими. Эти административные и военные функции на протяжении длительного времени выполняли служилые люди.

Правительство практиковало два способа посылки служилых людей в Сибирь - "прибор" и "перевод". Как правило, посылаемым в Сибирь воеводам давалось задание создать себе отряд из служилых и всяких "охочих" людей. Назначаемый воевода набирал себе сотников, тем давалось задание найти десятников, а десятникам - рядовых казаков и стрельцов. Десятники давали "запись", в которой обязывались "жить в определенном городе в стрельцах или казаках, служить государеву службу, корчмы и блядни не держать, зернью не играть, не красть и не бежать". Поскольку набор в служилые происходил таким вольным способом, то вполне понятно, что чаще всего набирались они из случайных людей, имеющих целью личное обогащение. "В достижении своих корыстных целей они не останавливались ни перед чем, были беспощадны и безжалостны к окружающим, поражали и "своей беспечной удалью и нечеловеческой выносливостью и вместе с тем алчностью к добыче и хладнокровной жестокостью". Наряду с этим нельзя не признавать той, без сомнения положительной роли, которую сыграли служилые люди в освоении местного края. Сперанский - генерал-губернатор Восточной Сибири, назвал Сибирь "страной Дон Кихотов". Действительно, сюда шли только смелые, отчаянные, одержимые, целеустремленные. "Упорство в достижении цели, неразборчивость в средствах, предприимчивость, практическая сметка и не знающая удержу смелость", - все это прекрасно характеризует первопроходцев Сибири. На местах служилые люди были хозяевами положения. Часто воеводы получали жалобы местного населения на служилых людей острогов и городов.

В 1676 г. монгольские посланцы Карма, Билютка, Манжи Талаб, Гурюк, выступая от имени монгольских ханов Очароя-Саин, Кутухты и Батуря-Кантайши, жаловались на селенгинцев в "нанесенных им обидам, грабеже и разоренье".

Любопытны случаи, когда служилые люди острогов самовольничали, не подчинялись существующим указам. Так, енисейский воевода доносил в Сибирский приказ, что служилые люди Селенгинска "самовольны, указных памятей не слушают и делают сами по своим прихотям".

Действительно, на "совести" у селенгинцев были подобного рода "грешные" дела. Они отпустили самовольно в Иркутский острог присланного сюда в ссылку Андрюшку Корытанова, по своему усмотрению верстали в казачью службу в свой острог посадских и пашенных людей, иногда распоряжались собираемой "соболиной казной" и т.д.

Очевидно, учитывая подобную вольность духа в остроге, воевода не сразу выполнил царский указ о посылке сюда ссыльного запорожского гетмана Д. Многогрешного. На этом же основании не были посланы сюда и астраханец толмач Ивашка Романов, и сотник Сенка Чюркин, чтобы "не завели какого воровства и побегу". Таких примеров можно назвать немало. Все это способствовало развитию своеволия сибирских местных властей, от которого будет страдать население.

Тяжела была служба и жизнь служилых в Забайкалье. На первых порах они находились целиком на иждивении государства. Вплоть до конца ХVII века из Москвы сюда отправлялось годовое хлебное и денежное жалованье. Но оно, как свидетельствуют документы, выдавалось нерегулярно, часто служилым приходилось нищенствовать, порою это жалование и вовсе не доходило до острогов. Кроме этого, служилые должны были получать сукна разных цветов на кафтаны, нашивки, снурки, сети неводные, холсты, соль, муку и т.д., т.е. все необходимое для существования. Но из-за расстояний, неорганизованности, алчности властей все это редко доходило до дальних острогов. Поэтому не случайно в отписках служилые указывали на это: наряду с тем, что "государеву службу служили и ясак... собирали" они и "рыбу ловили и сосну, и корень, и траву ели".

Особенно тяжело было первым жителям острогов. Случалось, так, что, поставив острог, основатели его уходили назад или, наоборот, шли дальше, оставляя во вновь поставленном остроге горстку служилых для удержания власти и сбора ясака, и сюда по несколько лет никто не заглядывал. Оторванные от всего мира, окруженные враждебными племенами, плохо оснащенные оружием и продовольствием, служилые, бывало, убегали или самовольно уходили в другие остроги. Так, служилые Ангарского острога в расспросных речах отмечали, что "2 годы про русских людей вести и слухи ниоткуды ни от кого не было", "поэтому они сами уходят в Баргузинский острог, потому что "у них стало пить и есть нечего".

Трудно было осуществить правительственную политику, направленную на присоединение сибирских народов: служилые часто голодали. Документы буквально пестрят сообщениями о том, что в острогах была нужда во всем: "хлебных запасов ничего нет", "товарной подарошной казны и писчей бумаги нет", "горячего вина нет, чем: ясачных людей у ясачного сбору поить" и т.д. Все просьбы в таких челобитных сводились к тому, чтобы прислали "в прибавку и служилых людей и хлебных запасов", иначе им "...помереть будет с голоду..."

Не только местные власти вынуждены были признавать это. Бедность и нужда на первых порах были настолько очевидны, что это бросалось в глаза всем, кто сталкивался с этим краем. Так, один из послов Избрант Идес, будучи в Забайкалье в 1692 году, отмечал, что повсеместно "есть умилительное рыдание" всего приборного войска по поводу скудости его содержания и недоплаты жалования. На некоторых служилых "жалостно было смотреть потому, что у них, почитай, нечего есть, ни пить, ни на тело облечь нет".

Поскольку служба в Забайкалье была сопряжена с неимоверно тяжелыми условиями, то срок ее определялся 1-2 годами. Правда, чаще служилые несли ее и более продолжительное время.

Государство пыталось привлекать сюда на службу различными льготами: "а будет которые служилые люди нам великому государю похитят служити... болши 4 годов, или похотят... служить вечно и им наше государево жалованье против иных сибирских городов служилых людей будет с прибавкою". Правительство практиковало дополнительное жалованье за усердную службу деньгами, а чаще - вещами: кубками, ковшами, материей и пр. В многочисленных челобитных делах ХVII века наблюдаются записи, подобные этой:
"...Великий государь... пожаловали сим ковшем, весом в 2 фунта, устюжанина Петра Родионова сына Худякова, за многой радетельной таможенного и кабацкого збору прибор, что он, будучи в Сибири, в Нерчинску, в четырех годах, против прежних большого збору четырех же годов учинил... казне прибыли 78924 рубли 24 алтына 5 денег". Но несмотря на такие старания правительства, гарнизоны острогов были малочисленны. К тому же эти служилые люди в крае были непосредственными проводниками всей политики правительства. Они занимались сбором ясака, присоединением новых территорий, освоением богатств и т.д. По этой причине они часто уходили из острогов надолго и на большие расстояния. В острогах оставалось мало людей, которые были в постоянной опасности. Так, в 1681 г. из 135 служилых в Селенгинске - 20 находились на службе в Верхнеудинске, 20 - "для обережки ясашных по заимкам", 40 были отправлены за хлебными запасами, 16 - в Нерчинск. Из 103 служилых в 1683 г. в Нерчинске - на месте было 46, остальные ходили за хлебными запасами, ясаком и т.д.

Ввиду этого многочисленные отписки, челобитные, расспросные речи местных воевод, приказчиков, острожных голов, казаков, служилых людей пестрят такого рода жалобами: "остроги ставить некем", "запасов ничего нет", и просьбами "прислать прибавочных людей... наскоро", оружия "для ради нужного всякого осадного времени" и т.д. Воеводы, порою, были в отчаяньи: Ларион Толбузин, приехавший в Нерчинск в 1662 году сообщал, что "в нем всего 75 человек", что "хлеб: не родитца", что "служить их великих государей службы никакими мерами не мочно, и в ясачном сборе им... больше прибыли учинить некем и :остроги от немирных земель людей оберегать некому". А в 1683 году Федор Воейков сообщал, что он живет "с великим опасением, а бердышев и рогатин и топорков... в казне и нерчинских казаков нет..."

Не лучшим было положение и во всех других острогах в крае. В конечном счете справедливо сетовали отовсюду служилые люди на то, что "новых ясачных призывать трудно". Более того, видя малолюдство острогов, отъезжали назад те ясачные люди, которые были подвластны русским. Таким образом, все это затягивало процесс утверждения Русского государства в Забайкалье, а с другой стороны свидетельствуют о больших трудностях, которые пришлось испытать русским прежде, чем это утверждение состоялось. Вся эта тяжесть легла в первую очередь на плечи простого служилого населения.

Главной обязанностью и занятием служилых, на первых порах, был ревностный сбор положенного ясака с местного населения и приискание "новых народов" и "новых землиц". Служилые люди были последовательными проводниками этой правительственной политики, которая была и целенаправленной, и весьма осторожной. Так служилые люди следили за тем, чтобы местные жили мирно не только с русскими, но и меж собою, ибо в результате столкновений между родами многие из них уходили в леса, откуда было трудно их "выманивать".

Не всегда достойно вели себя при этом и русские местные власти. Известен случай, когда после нападения баргузинских бурят на коленкурский род (добровольно присягнувший Селенгинскому острогу) баргузинский голова Самойла Первой "наказал" инициаторов этого столкновения тем, что "за всякою угрозою взял себе скот и живот и ясырь... их". Это привело к тому, что и другие инородцы - убоялись тако же смертного убойства отшатились прочь и разбрелися по лесам".

В противовес этому правительство предписывало действовать в отношении этих народов "ласкотою" и "добротою", выдавало средства на "приманку", для угощения ясачных. Наряду с денежным и хлебным жалованьем в остроги отправлялась так называемая подарошная казна". Часто ее не хватало, поэтому приказчики и воеводы, чтобы "чем бы было... иноземцев... всячески удобрять к новым острогам, всегда просили "вина горячего, и сукна красного, и олова, и меди в котлах..." и т.д.

Не имея достаточно военных сил и для уверенности в сборе ясака, русское правительство практиковало здесь систему аманатства.

Царские указы, адресованные ясачным сборщикам, служилым людям, требовали "держать аманатов за крепкими караулы, днем и ночью неотступно, чтобы аманаты вашей оплошкою из острожки никуда не ушли... и дурна б какого не учинили". С другой стороны, указывалось "жесточи бы тем аманатам напрасно не чинить и государевым жалованьем кормить и поить доволно и держать к ним ласка и привет".

Таким образом, правительственная политика в этом отношении как бы гарантировала подчинение местного зависимого населения. Обеспечить эту гарантию на местах призваны были служилые люди.

Они же обязаны были всемерно содействовать осуществлению и еще одной важной цели, которую преследовало правительство при основании острогов разысканию полезных ископаемых. Царские грамоты повелевали жителям острогов узнавать "...про золотую руду, и про серебро, и про жемчуг, и камены, и медь, и олово, и свинец, и железо...". В 1681 г. селенгинскому воеводе Ивану Власову особо было предписано "серебряных, и золотых руд и селитренных земель приискивать" и если таковые будут найдены, то "тех мест досмотреть и сметить, и описать". Нерчинский воевода Самуил Николаев должен был по указу же сосредоточить внимание на "отыскивании сердоликов и иных таких надобных вещей собою". Такие же инструкции получали и другие остроги. Выполнять эти указания надлежало "с великим радением, неоплошно", "всякими мерами", приискивать для этого мастеров и т.д.

Служилые выполняли многочисленные административные функции - были приказчиками, острожными и таможенными головами, альдерманами, целовальниками, кружечниками, лавошными сидельцами и пр.

Постепенно правительство перестает посылать в Забайкалье жалованье. Денежное - служилые получали за счет "соболиной казны", а хлебное отменяется вообще, поскольку огромные расстояния делали для правительства невыгодным это. Поэтому сначала устраиваются складочные пункты, куда какое-то время ездили за хлебом, а потом служилые сами начинают заниматься земледелием, хлебопашеством, скотоводством. Своеобразными "застрельщиками" этого начинания были жители Нерчинского острога. В своей отписке нерчинский воевода Федор Войеков сообщал, что он велел "для опыту хлебного роду в остроге людишкам своим пашню пахать и посеять пшеницу". По-видимому, эти опыты удались, потому что, сообщая о результатах, воевода заключает, что земля здесь "подобна русским самым добрым землям".

Подобные опыты практиковали служилые люди и возле Селенгинска. Посланный сюда в 1673 г. для описания острога Степан Поляков сообщал, что казачий десятник Любимко Федоров 1670 г. "для опыта и поселения" недалеко от острога посеял 4 пуда ржи, "в ужине той ржи было 40 снопов, а в умолотах вымолочено того хлеба 84 пуда".

В 1682 г. из Баргузина писал пятидесятник Козьма Федоров о том, что "на полуторах десятинах ужато 1630 снопов, а в умолоте де тех снопов из 10 умолочено 20 без чети ржи", здесь же была посеяна "для опыту и озимь", которая "взошла крепко ж добра".

Исходя из всего этого, ясно, что служилые люди городов имели свою пахоту, сеяли пшеницу, рожь, ячмень, овес, гречиху, ярицу, коноплю, горох, репу.

Вначале для этого раздавались земли в черте города, затем рядом. И если таковых не хватало, то служилые получали их в стороне от города, на так называемых "отъезжих полях". В связи с тем, что многие городские жители активно занимались сельским хозяйством, подолгу отличались из города на заимки, это вызывало недовольство остальных, так как посадское тягло за них несли оставшиеся в городе. По этому поводу часто служилые выступали с челобитными. Так, селенгинцы докладывали о том, что некоторые из их острога "живут дворами и поселились пашнями" на заимках в Ильинском и Кабанском острогах и в Селенгинском на годовых службах и в посадских записях никто не бывает". Тем не менее, развитие земледелия в городах способствовало появлению здесь крестьян, деревни, в целом хозяйственному развитию края.

Хозяйственная жизнь городов этого периода была уже связана с торговлей, о чем свидетельствуют "записные книги". Содействуя развитию хозяйства в крае, правительство разрешило торговать, открывать кабаки, заниматься пивной продажей и т.д. В 1698 г. было положено начало устройству казенных кабаков в острогах Забайкалья. По справке в Сибирский приказ в 1700 г. здесь была открыта пивная продажа и торговые бани. Причем, право преимущества "курить" вино, как на то указывают "винокурние книги", имели служилые старших чинов - дети боярские, подьячие, таможенные и кружечные головы, целовальники. Менялись винокуры ежегодно и даже несколько раз в год. Все это свидетельствует о том, что винокурение здесь было монополией государства и привилегированных лиц в городе. Очевидно, винокурение являлось выгодным мероприятием, поскольку поручалось отдельным лицам в качестве награды. Вместе с тем, "винокурные книги" иногда упоминают о винокурах, как специальности, которые вели дело под руководством назначенных за это ответственных лиц. По нерчинской "винокуренной книге" 1701 г. можно подробно проследить всю технологию этого производства, здесь же подводятся итоги о продаже вина: 151 ведро 2 чети вина "проданы оптом", ведрами по 4 руб. ведро, а 168 ведер 2 чети вина проданы на кружечном дворе, "распивочное - "в ковш по 4 руб. 4 алт. 2 деньги ведро" и т.д. Прибыль государству от одной этой партии составная 859 руб. 25 алтын 3 деньги. Различные документы ("книги пивных варей", "питейные книги", "явочные книги" и пр.) свидетельствуют о том, что государство строго следило за развитием винокуренного дела, так как оно давало немалый источник дохода.

Домашним винокурением занимались в городах по особым разрешениям, выдаваемым но случаю "крестин", свадеб, "для племяновых родителей", "к празднику Екатерины", "к Миколину дню", "к сырной неделе", "к рождению Христову", "к пасхе" и т.д. Следовательно, винокурением занимались все сословия горожан, что, безусловно, способствовало развитию экономической жизни в городах.

Кроме служилых людей в забайкальских городах важное место занимало духовенство, которое содействовало осуществлению целей государства. Это обусловило наличие их в составе первых жителей городов, и неудивительно, что именно эта категория населения в местных городах займет главенствующее положение.

Постепенно состав жителей будет меняться, сформируется посад, как составная часть города и, соответственно, посадское население. Во многих забайкальских городах посады формируются в начале ХVIII века. К этому времени ослабнет военное значение городов, начнет развиваться русско-китайская торговля, сельское хозяйство, промыслы, ремесла. Все это и приведет к тому, что в городах появится неслужилая часть населения - посадские. В основном, эта часть населения будет формироваться за счет выходцев из Поморья и Западного Приуралья, состоящих из промышленников и торговцев. Вначале это были так называемые жилецкие люди, жизнь которых мало отличалась от деревенской: в городах, как уже известно, занимались земледелием, разводили скот, имели сенокосные угодья. Наряду с этим, горожане занимались и ремеслом, которое развивалось слабо.

Все посадские люди обязательно приписывались к городам. Это обеспечивало доход государству - выплату многочисленных налогов и сборов, которыми были обременены городские жители во все время их существования.

Сборы с горожан в ХVII-ХVIII вв. делились на "окладные" и "неокладные". Посадские платили за хлеб и покосные угодья, за торговые лавки, постоялые дворы, бани, мельницы, за право торговать, заниматься промыслами и ремеслами. Деятельность горожан буквально сковывалась различными откупами на право писать, заниматься производством вина, кваса, рыбной ловли.

С посадских брали пошлины "судные", "мировые", "приводные", "правого десятка", "с поверстки", "явчих с пив и браг", за торговые сделки, за наем на работу и т.д.

Все налоги выплачивались ежегодно. Для более успешного обеспечения сбора податей и налогов в городах создастся целый штат - приказчиков, старост, "окладчиков", "сборщиков", "целовальников" и пр., которые следили за своевременным сбором их и вели документацию. Это указывает на то, что в ХVII-ХVIII вв. жизнь горожан была тяжелой. Как справедливо писал об этом сибирский исследователь П. М. Головачев: "...действительно для сибирского горожанина... исключительный жизненный интерес представляла именно та система чисто материальных, хозяйственных, фискальных отношений, обязанностей, вопросов, которые господствовали над всем его существованием и охватывала все стороны его несложной жизни". Тем не менее, деятельность именно этой части населения привела к окончательному утверждению городов, как хозяйственных и общественных центров в Забайкалье.

Итак, население городов - это его обитатели. Постепенно в название города переходит только один разряд населения - городское сословие. "Город стал означать общество людей этого сословия, принадлежащих к известному месту и самое то место, к которому они считались принадлежащими". И если вначале своей истории городской житель мало чем отличался от сельского, то к концу ХVIII века ясно определяется его место в составе населения страны.

На протяжении ХVII-ХVIII вв. заселение забайкальских городов шло медленно. Край был суровый, неизведанный. Желающих переселяться сюда "волею" было немного. Поэтому, как уже отмечалось, правительство принимало различные меры, способствующие заселению городов и в целом края - от добровольного переселения до насильственных ссылок за "предерзости", преступления и пр.

С ХVII в. в крае начинается регламентация и руководство жизнью при помощи воевод и приказчиков, с именем которых, как указывают хроники и летописи, связаны "тяжелые времена" Сибири.

Длительное время в городах сосредоточивалась воеводская власть, которая устанавливалась царскими указами через Разрядный приказ. В первые годы Сибирского царства воеводами посылались бояре и окольничьи "с товарищи", которые "ведают те государства, с пригороды и с уезды, во всяких государственных и земляных делах против того ж, как ведают на Москве бояре и думные люди Приказы..."

Примечательно, что забайкальские города по своему национальному составу длительное время оставались преимущественно русскими. Это объясняется тем, что основатели городов были преимущественно выходцами из России.

Основывались города средствами центральной власти и по ее указанию, поэтому с самого начала проникновения русских в Забайкалье вместе с острогами устанавливалась и государственная власть.
С 1583 г. по 1710 г. для управления Сибирью существовал специально учрежденный Сибирский приказ. В течение ХVII века здесь действовало воеводское управление, которое осуществляло по наказам этого приказа полицейскую, финансовую власть, занималось вопросами сбора ясака, податей, суда, оно же занималось и вопросами строительства новых городов. В частности, основание почти всех забайкальских городов связано было в той или иной степени с деятельностью енисейских воевод. По мере продвижения в Забайкалье, с основанием острогов, "для важности тамошних мест" здесь и устанавливается воеводская власть.

Каждому из назначаемых воевод и приказчиков вменялось в острогах "служилых и торговых и промышленных и гулящих и приезжих всяких чинов людей Великих государей ясак збирать с "великим радением". Сбору ясака придавалось особое значение. На первых порах это была чуть ли не единственная функция воеводской власти, поэтому рекомендовалось взимать ясак, чтоб было "неоплошно перед прежним с прибылью", чтоб "казне было прибыльнее, а ясашным людем не в оскорбленье".

В Забайкалье как подлинный центр воеводской власти выделялся Нерчинск. Некоторое время функции воеводской власти выполняли и селенгинские приказчики.

Воеводы занимались всеми хозяйственными вопросами, судом, они же следили за поведением жителей, и т.д. Об этом можно судить по "наказу" нерчинского воеводы Ивана Власова на время отъезда в Селенгинск замещающему его Никифору Парфенть-евичу. "Наказ" строго повелевал "ведать" острогом, "казной великих государей" и "аманатами, следить за всеми жителями края и приезжими", "суд и расправу чинить" и "ото всякого дурна унимать и чинить наказанье". Никифор должен был проследить за уборкой урожая, сбором ясака ("послать служилых людей вовсе ясачные места"). И далее давалась установка днем и ночью нести "крепкий караул" в остроге и за острогом, "вина не курить и продажного питья не держать, да и над служилыми людьми смотреть накрепко". Следовательно, в ведении воеводы находилась вся власть на местах, он же нес за все ответственность перед правительством. Документы позволяют судить о том, что жизнь населения была суровой, полна лишений: приходилось терпеть всякую нужду и бедность, и холод, и голод, и от иноземцев насилства, и обиды, и грабеж..." Неудивительно, что даже самые обеспеченные жители - воеводы - и те не выдерживали трудностей, бросали свои должности до истечения срока полномочий или не дождавшись преемника, уезжали.

В связи с этими обстоятельствами в 1695 г. вышел Именной Указ, по которому предназначалось сибирским воеводам оставаться бессменно на местах по 4-6 лет. И "впредь - сурово гласил указ - в сибирских городах быть воеводам не частыми переме-ны". Отныне не "дождавшись себе на перемену нового воеводы и не дав во всем отчету и не расписався... без Великого Государя указу и без грамот к Москве" воеводы не могли уезжать. При этом в вину воеводам ставились их злоупотребления: "себе в такие малые годы великие пожитки и богатство наживают, а служилым и ясачным людем в тех городах впредь не проча великие обиды, налоги и грабежи чинят и для челобитья их к Москве не допускают..." С этого времени впредь для всякого страха чтоб... казне и людем разорительных поступков унять" воеводам запрещалось под страхом жестокого наказания и "крайнего разорения пожитков своих" злоупотреблять своими полномочиями. Том не менее во все времена существования здесь воеводской власти воеводы оставались хозяевами положения.

Уже указывалось, что воеводская власть в Забайкалье устанавливалась в Нерчинске, на некоторое время в Селенгинске. В остальных городах всю власть на местах осуществляли приказчики и острожные головы, которые в принципе обладали теми же функциями управления, что и воеводы. Они не имели только права суда, но что "смотря по вине", "чинили наказанья" во всех случаях, кроме "татиных и разбойных и убивственных и волшебных дел". По этим делам следовало на местах вести следствия и "держать за крепкими караулы скованных" виноватых до особого распоряжения воевод.

В сибирских городах с самого начала складывается устойчивая администрация, состоящая из дьяков, письменных голов, подьячих, казачьих и стрелецких голов, сотников, пятидесятников. В штате каждого забайкальского города были "заплечные мастера" - палачи, толмачи, кабацкие головы, таможенные заставники и т.д. Весь этот аппарат призван был не только осваивать край, но и эксплуатировать народ. По характеристике летописца ХVII-ХVIII веков "Сибирь была наполнена присяжными разбойниками, кормящимися властями... для коих украсть, ограбить, даже убить человека из-за денег, продать душу за алтын считалось ни во что". Даже законы вынуждены были признать, что "многие воеводы воруют лучшие ясачные соболя", "емлют себе многие взятки" и т.д. Все это характерно и для забайкальских властей.

Длительное время русская власть в Забайкалье не была прочной: не хватало людей, провианта, испытывалось, порою, бессилие в борьбе с местными и соседними племенами.

Иногда в литературе высказываются мнения о том, что пришедшие вслед за казаками московские воеводы, "ознаменовали присоединение Забайкалья жестокостями, не имевшими подобных претендентов на других участках русской колонизации Сибири". С этим мнением нельзя согласиться. Понятно, что утверждение здесь стоило русским большого напряжения сил, требовало особого внимания, сопровождалось столкновениями с местными племенами. В отдельных случаях служилым русским приходилось временами прибегать к особым мерам, да и сам характер "шествия" в Сибирь носил в какой-то степени разбойный характер на первых порах, но основания говорить о какой-то особой "жестокости" нет. Более того, присоединение народов Забайкалья носило в основном все-таки добровольный характер и имело и положительное значение. В ХVII веке русские, бурятские и эвенкийские племена вели совместную борьбу, в течение ХVIII века эти взаимоотношения окрепли еще больше. Средоточием, вокруг которого тяготели эти народы, были остроги и города, как административные центры и воеводская власть.

Нельзя не признать и духа своеволия местных воевод. Хотя жизнь и компетенции их были регламентированы многочисленными указами, строгими наказами, грамотами, это не мешало им творить вопиющие злоупотребления, проявлять корыстолюбие, "лихоимство", "лютость" и т.д.

Один из первых исследователей сибирских восстаний ХVII века Оглоблин писал по этому поводу: "нигде кроме Сибири злоупотребления воевод не доходили до той грандиозной степени, когда населению становилось совершенно "не можно жить", и оно после бесплодных воплей к великому государю о смене воевод, открыто поднимало против них бунт и пыталось своими силами и средствами оградить себя от "воевод-разорителей, грабителей, мучителей".

Таким образом, бесчинства местных властей приводили к столкновениям со служилыми людьми и даже к восстаниям. Хотя это не единственная причина таких выступлений. Н. Н. Оглоблин, говоря о причинах восстаний, ограничивается в основном злоупотреблениями воевод. Известный сибирский исследователь Ф. А. Кудрявцев рассматривает это как "ближайший" повод к восстанию, а основные причины видит в социально политическом строе всей крепостнической системы России: на этой социальной почве и вырастали "лихие" воеводы, от которых становилось "не можно жить" сибирскому трудовому населению". Все восстания эпохи феодализма - порождение крепостнической системы Русского государства, являются следствием ее усиления. Поскольку воеводы и приказчики были проводниками этой политики, то выступавшие направляли свои действия прежде всего против них.

Так, в 1673 - 76 гг. в Нерчинском остроге проходило восстание, связанное с "деятельностью" приказчика Павла Шульгина, который "...за взятки выпускал бурятских аманатов..., скупал хлеб, курил из него вино, варил пиво, продавал, а другим есть нечего было по дороговизне хлеба, питались травою и кореньями; бил служилых кнутом и батогами, велел брать в руку батогов по пяти и шести".

Доведенные до отчаяния "нужны и бедны" казаки отказались повиноваться приказчику. Дело приняло серьезный оборот: казаки не пустили его в приказную избу, выбрали нового приказчика. Такие случаи "отказа воеводств" были часты в Сибири. В том же Нерчинске 8 октября 1695 года вспыхнуло новое восстание. Из отписки в Сибирский приказ Иркутского воеводы явствует, что "Антону Савелову нерчинские служилые люди и всяких чинов жители от воеводства отказали и "держали ево, Антона, за караулом и выбрали, де, меж собой для расправ двух человек, сына боярского Исака Аршинского да пятидесятника Филипа Свешникова". До прибытия сюда в 1697 г. нового воеводы С. Николаева всеми делами воеводского ведомства занимались эти выборные лица. Воспользовавшись отсутствием приказчика, служилые намеревались сменить власть. В 1696 г. приказчик Герасим Турчанинов жаловался на баргузинских казаков, называя их ворами, разбойниками, грабителями; "...по ведомостям и за клятвою удинских и селенгинских бунтовщиков и грабителей, и душегубцев, напали па меня, на домишко мое и разрубили все без остатку, и женишку мою мучили и вязали, также и людишек моих в воду бросали" и т.д. Все это указывает на мятежный дух простого населения острогов.

Служилые люди забайкальских острогов пытались организовать "войсковой совет", как орган самоуправления. В частности, в договоре служилых людей Селенгинского, Удинского, Кабанского, Ильинского острогов, составленном в апреле 1696 г. говорится: "есть ли начальные люди, воеводы и приказные учнут нам чинить какие напрасные обиды и налоги и какое разоренье и на них... государем бить челом. А друг друга в обидах и в налогах и во всяких напрасных разореньях не выдавать и всякое вспоможенье чинить и быть нам: служилым людям всем заодно вместе". При этом служилые, борясь за собственные интересы, старались относиться критически и к себе, внося в договоры пункты, по которым должны были следить за своим поведением: "меж собою на друг друга напрасные вражды начальным людям никакой... не приносить и от зерни, карты и пития друг друга унимать", а кто "учнет меж городы Удинска и Селенгинска... чинить какие ссоры напрасные или зернью и карты учнут играть или покупное пить и бражничать и на таких людей великим государем бить челом и начальным людям докладывать". Следовательно, сами восставшие пытались регулировать свои действия. Но при всем этом очевидна главная причина классовых выступлений - система зависимых отношений, в противовес которой и делались попытки создавать подобные советы, выдвигать своих приказчиков и пр.

Пожалуй, наиболее серьезным было восстание, связанное с деятельностью иркутского воеводы Афанасия Савелова. За короткое время этот воевода оставил о себе память поистине "легендарную". Иркутские летописцы оставили красноречивую характеристику этого деятеля: "весьма корыстолюбив, с подчиненными обращался дерзко, жителям делал разные притеснения и обиды, казакам не выдавал хлебного жалованья.. В бытность свою чинил служилым немалые нападки и обиды.., от выдачи жалованья немалые брал взятки..." Кроме того, он "без указа великого государя и без грамоты верстал многих людей в дети боярские, а иных в атаманы,.. пятидесятники и десятники, а иным к прежним окладам чинил придачи многие", присваивая себе денежное жалованье казаков, "брал у иных целые, а у иных на половины окладов нападками писал себе отписи на подьяческие имена", служилым "чинил... многие убытки и разоренья".

Забайкальские жители жаловались, что он "приезжал к ним за море для своих взятков на дощанике и имел с собою заплечного мастера, а в подводы пашенных крестьян в деловую пору". Таким образом, много "грехов" было на совести у воеводы Савелова. И хотя он и оправдывался тем, что "за собою великого государя дела и измены никакой нет", деятельность его не прошла бесследно.

В ответ на его бесчинства в 1696 г. казаки и служилые люди Селенгинского и Верхнеудинского острогов подняли восстание. Из документов мы узнаем о том, что "селенгинский сын боярский Петрушка Арсеньев да удинские полковые стрелки забунтовали подговорив селегинских и прочих служилых людей".

Восстание приобрело серьезный характер и размах: Верхнеудинский приказчик Андрей Бейтон в челобитной писал, что "удинские казаки взбунтовались и пограбили животы Василия Арсеньева и впредь грабить хвалятся, а унять их невозможно". Восставшие из Забайкалья прибыли к Иркутску, "пришед бунтом к городу... в многолюдстве и просили государева денежного, хлебного и соляного жалования".

Трижды подступали восставшие к городу. В своей отписке в Москву сам Афанасий Савелов изображал события следующим образом: "приваля к городу бунтом, умысля воровски... с ружьем к городу и к воеводскому двору к нему, Афанасию, приступили и из пищалей к стрельбе на него, Афанасия и на градских всяких чинов жителей прикладывались и хотели иркутских всяких чинов из ружья побить и город и дворы со стороны хотели зажечь" и далее о том, что восставшие "в разговор не дались и от города не пошли". в конце концов, восставшие уйдут в Забайкалье, в свои остроги, немало напугав воеводу. Это восстание более других обнаружило противоречия существующего строя.

В "верстальных" и "разборных" книгах, "разыскных делах" первых забайкальских острогов упоминаются дела о "сыске многих мятежей".

Следствием всех этих выступлений следует рассматривать указ, который ставил в вину воеводам недоборы в казне, обиды и разоренья людей, взятки, налоги по своему усмотрению установленные и т.д. Таким образом, воеводское управление привело к тому, что правительство вынуждено было обратить серьезное внимание на этот край и прибегнуть к решительным мерам. Об этом свидетельствует тот факт, что за один год (с 1695 по 1696) из 17 указов, относящихся к Сибири, в 12 говорится о злоупотреблениях воевод. В указах обращалось внимание на то, что "многие воеводы воруют лучшие ясачные соболи", "емлют себе многие взятки... заставляют с иноземцев брать и грабить посильно:" и т.д. Все это приводит к тому, что в 1696 г. в целях более успешного контроля над воеводами правительство составило карту Сибири. И тогда же был издан Наказ Нерчинским воеводам, по которому конкретно определялись гражданские, и военные обязанности воевод в управлении. По существу, это было первое систематическое изложение правительственного руководства по управлению забайкальскими землями.

Таким образом, история Забайкалья в ХVII-ХVIII вв. это история борьбы угнетенного населения, которая лишний раз убеждает в закономерности развития общества и в том, что история городов - ее составная часть. Города Забайкалья сыграли исключительно важную роль, являясь административными, военными, хозяйственными, культурными, политическими центрами и центрами классовой борьбы. В этом смысле еще более убедительно звучит мысль известного исследователя В. А. Александрова о том, что "классовая борьба сопутствовала всему процессу присоединения и колонизации Восточной Сибири, разрастаясь и усиливаясь по мере роста производительных сил, распространения и укрепления феодальных отношений, гнета и эксплуатации".

В виду всего изложенного определяется и место первых городов в жизни края.

Основание городов совпало с общим процессом освоения Забайкалья, отсюда и та важная первоначальная роль, которую суждено было им сыграть, как военным, административным, экономическим и культурным центрам.