ЗАПИСКИ Ф. ЖЕРБИЙОНА

ДНЕВНИК ФРАНСУА ЖЕРБИЙОНА 1

за время путешествия по Татарии миссионеров иезуитского ордена в Китае Жербийона и Перейры по повелению императора

Канси в 1689 году

1. Жербийон и Перейра в составе посольства выезжают из Пекина

13 июня (3 июня. Здесь и далее даты григорианского календаря переведены на юлианский.) 1689 г. мы вместе с послами вышли из Пекина. В этот день мы проделали 90 ли в северо-восточном направлении, следуя все время по дороге на Миюньсянь. Выйдя за стены города, мы соединились с отрядом кавалерии, который должен был сопровождать послов. Он был выстроен по обеим сторонам дороги с офицерами во главе. Мне сказали, что отряд состоял почти из двух тысяч солдат. Командиры были отобраны из восьми знамен Пекинского гарнизона; каждый имел свое шелковое знамя с присвоенным ему гербом.

Утро выдалось довольно свежее, и солнце почти все время пряталось за облака; к полудню стало жарко, но временами шел дождь, к вечеру погода прояснилась.

14 июня (4 июня.) мы проделали 90 ли в северо-восточном направлении, из них почти 40 до Миюньсяня и 50 после него. К востоку и к западу от нас почти непрерывной грядой тянулись горы. Мы разбили лагерь в Тяоюйтай, что в переводе значит «место, где ловят рыбу». По мере приближения к горам земля становилась все более каменистой и усеянной щебнем, хотя было немало участков с хорошей почвой и хорошо обработанных.

2. По Монголии

Погода еще не установилась, утром накрапывал дождь, после полудня небо прояснилось, и, так как не было ветра, стало жарко и душно.

15 июня (5 июня.) мы проделали 50 ли в том же северо-восточном направлении. Мы разбили лагерь на небольшой песчаной равнине, усеянной камнями, у самого подножия Великой стены. Пройдя по берегу небольшой речки, протекающей по этой долине вдоль Великой стены, мы наткнулись на небольшое местечко, возле которого стояла дрянная и плохо содержащаяся крепость почти без гарнизона. Она зовется по-китайски Губэйкоу, а по-татарски Молотохо-тоу-ка. Местность почти везде была гористой, и нам приходилось то подниматься, то спускаться, но горы эти не были высокими и обрывистыми. Не доходя 2 лье² до Губэйкоу, мы все еще видели Великую стену, появившуюся перед нами на западе еще вчера.

Погода была почти весь день облачной. Дул довольно сильный жаркий ветер с юга.

16 июня (6 июня.) мы прошли 80 ли, двигаясь почти все время на север, на самом же [733] деле из-за изгибов дороги мы продвинулись на 60 ли, так как нам то и дело приходилось идти в обратном направлении. Лагерь мы разбили в Ланшане, находившемся в четырех или пяти лье от большого села Аньцзятунь. Мы шли между высоких гор. Ущелья часто были очень узкими. Много раз мы переправлялись через речку Ланьхэ, которая течет вдоль долин с северо-запада на юго-восток; мы разбили лагерь на ее берегу.

Погода была очень неустойчивой. Небо почти все время было покрыто облаками, но дождя не было.

17 июня (7 июня.) мы прошли 60 ли на север, не раз мы шли в обратном направлении из-за гор; несколько раз переходили речку Ланьхэ и, наконец, остановились на бивуак на ее берегу в местечке Цзыцзяньинь, где долина несколько раздается; рельеф местности здесь такой же, как мы прошли вчера.

Погода была довольно ясная, дул южный ветер, но все же было очень жарко.

18 июня (8 июня.) мы прошли 50 ли на север, уклоняясь иногда на запад; опять много раз переходили Ланьхэ и снова заночевали па ее берегу в местечке Ючжаоин. Не раз нам встречались ущелья в горах, кое-где горы раздвигались, и в долинах были расположены деревни и возделаны поля.

Все утро погода стояла ясной, дул сильный северный ветер. После полудня небо затянулось облаками, упало несколько капель дождя, но вскоре небо вновь прояснилось.

19 июня (9 июня.) мы прошли еще 60 ли па север, лишь кое-где уклоняясь на запад, опять несколько раз переходили Ланьхэ и опять остановились на ночлег на ее берегу в долине, китайское название которой Саньтаин. Эта долина немного шире, чем предыдущая. Мы нашли в ней прекрасный корм для животных. До нее мы перешли гору, к северу от которой местность казалась гораздо ниже, чем к югу; но в действительности она должна повышаться, поскольку речка Ланьхэ течет с севера на юг.

Утром до восхода солнца было очень холодно, потом же очень жарко. Небо было весь день ясным.

20 июня (10 июня.) мы прошли 50 ли в северном направлении среди таких же гор, что и ранее, с той, однако, разницей, что вместо вчерашних лиственных деревьев — дуба и других — теперь холмы были покрыты хвойными деревьями. Долины, по которым мы проходили, были покрыты прекрасной травой для скота. Их орошали ручейки рек Ланьхэ и Куркир. Река Куркир тоже течет с севера на юг и юго-запад, она берет свое начало в горах Петча, затем довольно долго течет на юго-запад и на юг, пока, наконец, обогнув горы, не впадает в Ланьхэ.

Мы расположились лагерем на берегу реки Куркир, которую тоже можно перейти вброд, как и Ланьхэ, что нам пришлось сделать не раз. В этих горах водится много зверей, например оленей, косуль и тигров. Мы видели много косуль, на которых наши послы и их свита открыли охоту, убив двух; в этих долинах водятся также фазаны и перепела.

Утро было очень холодное, дул пронизывающий северный ветер, так что многие надели меха, и, хотя на мне поверх летней одежды были надеты две суконные куртки, я все же дрожал от холода. К полудню, когда северный ветер сменился южным, стало очень жарко. Погода стояла ясной, хотя солнце то и дело пряталось в облаках.

Ночь мы провели в долине реки Куркир, ширина которой примерно три четверти лье, покрытой лугами.

21 июня (11 июня.) мы прошли еще 60 ли на север вдоль реки Куркир, на берегу которой мы вновь раскинули лагерь. Местность здесь была уже более открытой и менее бесплодной и приятной. Виднеющиеся на горизонте горы с севера, северо-запада и северо-востока уже не были покрыты лесами и выглядели лысыми; луговая трава была не столь обильна и не так хороша. Мы расположились лагерем у истока реки Куркир; в реке было очень много рыбы, и наши люди наловили большое количество, но рыба была невкусной.

Утром было еще довольно холодно, но не так, как вчера, после же восхода солнца потеплело. Весь день дул южный ветер и было нестерпимо жарко.

22 июня (12 июня.) мы прошли 60 ли на северо-северо-восток по совершенно голой и довольно однообразной местности. С правой и левой стороны тянулись почти обнаженные холмы, лишь кое-где попадались деревья. Большая часть местности была покрыта сочной травой, но кругом почти не было людей. Мы заночевали на берегу небольшой реки Искяр, что берет начало в горах Петча. Эта река течет на запад и юго-запад и впадает в Ланьхэ, которая тоже берет начало в горах Петча. Ланьхэ течет сначала на запад, потом на юго-запад, далее на юг, опять возвращается на восток и юго-восток и. пополнившись впадающими в нее многочисленными реками и ручьями, впадает в Восточное море. Вблизи этой реки на лугах мы нашли источник с прекрасной и свежей водой, местность же, в которой мы заночевали, зовется Турген Искар.

[734] Когда мы разбили бивуак, было еще рано, и я воспользовался этим, чтобы измерить высоту солнца в полдень. Она оказалась равной примерно 70 градусам 30 минутам. Облака временами закрывали солнце, поэтому я не совсем уверен в результате моих измерений.

Погода весь день была непостоянной. Временами появлялись облака, дул сильный южный ветер.

День 23 июня (13 июня.) мы провели в нашем лагере в Искяре в ожидании прибытия всех сановников, командиров и солдат свиты, так как мы шли не все вместе, а растянулись из-за [узких] проходов через ущелья в горах. Нужно было выяснить, все ли было в порядке, и решить, как мы проделаем остаток пути.

3. Визит знатного монгола

В этот день один из наиболее могущественных царьков монголов, являющихся вассалами китайского императора, в сопровождении трех тайчжи нанес визит нашим послам. Тайчжи — это принцы, сыновья или родственники других царьков. Принадлежащие им земли расположены вблизи нашего бивуака, двор же царька отстоит примерно в 20 или 30 лье к востоку.

Поскольку он один из самых могущественных царьков, он слывет и наиболее цивилизованным в этих местах. Он живет в определенном месте, где построены настоящие дома, что довольно редко встречается у татар ³.

Наши люди наловили много рыбы, крупной и мелкой, в основном в этой же реке.

Погода была, как и вчера.

24 июня (14 июня.) мы прошли 70 ли на север и северо-северо-запад примерно по такой же открытой местности, где лишь изредко встречались холмы и совсем редко деревья или кустарник. Мы остановились на берегу очень быстрой небольшой речки, текущей с севера на юг с небольшим уклоном на запад; здесь было много хорошей травы. Местность эта называлась Устукурэ.

4. Движущиеся пески

После полудня пошел затяжной дождь. 25-го (15 июня.) мы сделали 75 ли, передвигаясь то на север, то на восток, большей же частью на северо-восток. Мы делали эти повороты, чтобы избежать, насколько это было возможно, движущихся песков, которыми полна эта округа. Эти песчаные холмы образуются с помощью ветра. По ним приходится то подниматься, то опускаться. Это делает дороги очень трудными, в особенности для повозок.

Мы разбили лагерь у большого озера или пруда окружностью в 3 или 4 лье. Это озеро питается, по-видимому, несколькими источниками, так как, несмотря на свое мелководье, оно никогда не пересыхает. Вода его свежая и вкусная, дно илистое; в нем много превосходной жирной рыбы; наши люди лишь опустили сеть и вытащили ее с четырьмя рыбинами. В этом озере не видно ни травы, ни тростника, ни камыша, но мы встретили несколько диких гусей, уток и лебедей. Сосань лао-е ⁴ велел спустить на воду подаренную ему императором лодку (ее можно было разбирать и возить на верблюдах). Он убил 4 или 5 лебедей и несколько диких уток, ни у тех ни у других не было перьев на крыльях, из-за чего они не могли летать. Говорят, что они линяют в это время года.

Только мы разбили бивуак на берегу озера, как огонь охватил сухую траву, покрывающую эту местность. Так как дул сильный западный ветер, огонь распространился на всю округу и заставил часть наших людей сняться и уйти, а нас всех принять решение никогда не располагаться лагерем в местах, где много сухой травы.

Утро было очень холодное, и цзю-цзю ⁵ был вынужден надеть на себя две меховые одежды, но, когда солнце поднялось выше, стало теплее. Небо было ясное, временами слегка облачное, дул очень сильный западный ветер.

26 июня (16 июня.) мы прошли всего лишь 38 ли в северном и часто в северо-западном направлении, чтобы избежать встречающихся здесь песчаных дюн. Мы прошли так мало, так как были вынуждены ждать повозок, которые застревали в дюнах. Лагерь мы разбили в местности, со всех сторон окруженной дюнами. Так как здесь не было ни рек, ни озер, нам пришлось копать колодцы. Вода в них была очень холодной. Во многих колодцах мы находили в воде большие куски льда, но в большинстве их вода имела привкус ила. К счастью, в двух ли от нашего лагеря мы обнаружили источник с холодной и вкусной водой.

Весь день был ясным, и, как вчера, дул сильный западный ветер.

[735] 5. Археологические находки

27 июня (17 июня.) мы прошли 60 ли на север по еще более пустынной местности, чем в предыдущие дни; мы опять миновали множество движущихся песков, особенно в районе, находившемся в 12 — 15 ли от того места, где мы разбили лагерь; это было на равнине вблизи пресного озера окружностью в добрых 3 лье. Монголы называли его Таганнор. К западу от этого озера возвышался небольшой скалистый холм, а перед ним совершенно разрушенная пагода, от которой остались лишь три стены все в трещинах.

К югу от этой пагоды видны остатки домика, к северу же находится пещера, а в ней видны развалины кумирни с несколькими скульптурными изображениями идолов. В этой кумирне мы нашли два разбитых сундука с рукописями на монгольском языке и на двух других языках, мне неизвестных. Я взял с собой образчики этих бумаг с тремя разными видами письмен. Вероятно, все это были молитвы, выбранные из священных книг лам; большая часть их была написана на длинных и узких полосках бумаги.

Перед пещерой стоит колонна из белого мрамора, высотой примерно в 10 — 12 футов и шириной в 4 фута, со скульптурным изображением драконов на мраморной плите, толщина которой у основания примерно фут. По этой плите выгравировано множество довольно удобочитаемых китайских иероглифов, повествующих о том, что пагода построена в честь будды Ио-сы ⁶ из трибунала го-лао в те годы, когда монголы мирно правили Китаем и всей Татарией; в надписи обозначено имя правившего тогда императора; я очень хотел скопировать эту надпись, но мне не удалось.

Посетив развалины этой пагоды, с которой видна обширная равнина окружностью в 15 или 20 лье, вся окруженная холмами, за исключением западной стороны, где она сливается с другой равниной, мы отправились посмотреть большое озеро периметром 15 или 16 лье. Это озеро расположено не более чем в полулье от пагоды и в одном лье от нашего бивуака. Называется оно по-монгольски Тааньнор, вода в нем солоновата; мне сказали, что в него впадает четыре небольшие реки.

6. Удивительная рыбная ловля

С южной стороны, где мы стояли, озеро было очень мелководным, но нам сказали, что в середине оно глубокое. У берегов нет ни травы, ни тростника, ни камыша, дно песчаное. Здесь мы видели лебедей, диких уток, гусей и другую водоплавающую дичь; в озере столько рыбы, что, забросив три раза невод, подаренный императором нашим послам для развлечения рыбной ловлей, мы вытащили, без преувеличения, более 20 тысяч рыбин различной величины, каждая не более фута в длину.

Чешуя этой рыбы, как у карпа, но рыба эта не такая жирная. Хотя невод тащили более 50 или 60 человек, к берегу подтащили его с большим трудом. Сеть была черная от обилия рыбы; некоторую рыбу били специально сделанными для этой цели острогами с несколькими зубцами, большую же часть просто брали руками.

У Сосаня был еще другой невод, поменьше, улов при помощи которого был пропорционален его величине. Я считаю, что три заброса этих двух неводов принесли по меньшей мере 30 тысяч рыбин. Этого было достаточно, чтобы насытить те 6 или 7 тысяч человек, которые составляли свиту послов, но ловля продолжалась до тех пор, пока рыбу некуда было девать. Из лагеря набежало множество людей: кто с мешками, кто с тележками, кое-кто привел верблюдов, многие лошадей, чтобы запастись рыбой и доставить ее в лагерь.

Удивительно, что ловили рыбу в местах, где глубина не превышала двух с половиной футов. Нет никакого сомнения, что в более глубоких местах ее должно быть больше и рыба должна быть крупнее, поскольку по мере отдаления от берега рыбы становилось больше и была она крупнее. Вся рыба была одной породы. Я встретил две рыбины, у которых сверху жабр были наросты, похожие на скопление икры. Все без исключения говорили, что никогда не слышали о таком скоплении рыбы ⁷.

Утром было холодно, а почти весь день ясно и безветренно.

28 июня (18 июня.) мы прошли 53 ли на северо-восток с небольшим уклонением на восток по чрезвычайно однообразной сухой песчаной равнине; дважды мы переправлялись через речку, текущую с юго-запада на северо-восток и, как меня заверили, впадающую в озеро Тааньнор; мы разбили лагерь на берегу другой небольшой речки, бегущей змейкой по равнине с севера на юг и с северо-востока на юго-запад и именуемой Куркури; эта река очень мелководна, и ее повсюду можно перейти вброд; вода в ней чистая и вкусная, дно песчаное, берега ее богаты прекрасными и сочными травами, так что наши люди удобно разместились вдоль нее со всем своим снаряжением; она берет свое начало в горах к северо-востоку от равнины.

[736] 7. Послы и свита возносят благодарения императору

Перед выступлением в путь все сановники свиты собрались у обоих послов, и все мы согласно обычаю возблагодарили императора девятью земными поклонами за то, что он обеспечил нас быками, баранами, лошадьми, верблюдами, рисом и т. д., которые его величество прислал нам сюда в сопровождении двух чиновников. Оба они отправились в обратный путь, чтобы доложить о выполнении поручения.

Вчера оба этих чиновника показали часть привезенной провизии нашим послам; мы увидели 200 быков и 3 тысячи баранов; нам сказали, что другой дорогой гнали столько же, да еще 3 тысячи коней и тысячу верблюдов, груженных рисом, и что они либо встретятся с нами в Нерчинске (Здесь и далее в записках: Нипчу.), либо по дороге, если это будет нужно. Место нашей стоянки называлось Обулон.

Погода весь день была ясной и очень теплой. Дул слабый западный ветер.

29 июня (19 июня.) мы прошли 60 ли в северо-северо-восточном направлении. Сначала мы шли по равнине, где мы останавливались лагерем, потом миновали три небольшие дюны, между которыми лежали две долины с очень хорошей травой и несколькими водоемами, образованными подземными источниками.

Миновав третью дюну, мы вступили на равнину, более обширную и приятную, чем две предыдущие; она была покрыта кормовыми травами, и по ней протекал ручей с севера на юг и с юго-запада на северо-восток; вода в нем была чистая, не хватало лишь леса, чтобы пребывание здесь было блаженством. Ручей этот зовется Чикир-секьен, то есть источник Чикир.

Утро было теплое, но, когда подул юго-западный ветер, стало прохладно и облачно. После полудня прошла гроза, гремел гром и дул сильный юго-западный ветер, рассеивший дождь; погода прояснилась, но ночью вновь пошел дождь.

30 июня (20 июня.) мы провели день в нашем лагере в Чикир-секьен, так как все утро шел дождь. После полудня погода прояснилась, но к вечеру дождь и гром возобновились. Подул западный и северо-западный ветер.

1 июля (21 июня.) мы проделали 66 ли. Сначала мы шли в северо-северо-восточном направлении, потом на северо-восток и затем прямо на север. Пройдя 45 или 50 ли, мы вошли в горные проходы, более глубокие, чем прежде, и почти совсем голые. Лишь изредка попадались деревья или кустарники; у подножия этих гор мы не раз переправлялись через Чикир, которая змейкой бежит по этим равнинам; течение ее повсюду быстрое, из чего следует, что местность к северу понижается. С тех пор как мы попали в эти горы, мы все время шли то на северо-восток, то на северо-запад, из чего я заключаю, что мы сделали не более 55 ли на северо-северо-запад.

Равнины, орошаемые этой маленькой речкой Чикир, покрыты сочными кормовыми травами. Мы расположились лагерем в долине, именуемой Хапшели-пул. Здесь река Чикир очень мелководна, и ее можно принять за ручей. Все утро было холодно, до полудня небо было затянуто облаками. Три часа шел дождь, потом погода прояснилась.

2 июля (22 июня.) мы прошли 68 ли на север, иногда чуть-чуть уклоняясь к востоку, иногда к западу. Мы шли по большой равнине, простирающейся больше чем на 5 или 6 лье с запада на восток и кажущейся бесконечной, если смотреть на юг и на север. Та же река Чикир петляет по этой равнине, но воды в ней очень мало. На равнине мы встретили много желтых коз, наши люди пытались догнать их и нескольких убили. Мы разбили лагерь на берегу Чикир, где она почти совершенно пересохла.

До восхода солнца было очень холодно, а весь день свежо; к полудню прошла небольшая гроза и подул сильный северный ветер. Прошел небольшой дождь, ослабивший ветер, после этого погода прояснилась.

3 июля (23 июня.) мы сделали 70 ли, из них 40 по широкой равнине, после чего мы вступили в полосу движущихся песков, затем повернули на запад и шли по этому румбу по равнине, оставив позади пески, простирающиеся в этой местности лишь на 3 — 4 лье. Мы разбили лагерь на этой равнине в местности Шарипуритун, что по-монгольски значит «есть дрова для костра», на берегу той же реки Чикир, здесь более полноводной, чем на предыдущей остановке. Вблизи лагеря была довольно хорошая кормовая трава.

По дорогам мы видели желтых коз. Бегают они ошеломляюще быстро. Наши люди гнались за ними так же, как за зайцами в зарослях кустарника. Их много в дюнах и в высокой траве по равнине, где мы стояли, нескольких коз они убили. В долине есть песчаные куропатки, а также настоящие куропатки.

[737] Рано утром было очень холодно, но после восхода солнца наступила сильная жара, продержавшаяся весь день, ветра не было, к вечеру небо покрылось облаками.

4 июля (24 июня.) мы сделали 63 ли на северо-северо-запад, немного больше к западу. Почти все время мы шли по довольно ровной и однообразной местности, местами покрытой движущимися песками, совершенно открытой и безлесной. Мы опять заночевали на берегу здесь очень мелководной реки Чикир, на равнине Улеге, что значит, что здесь есть трава и вода.

Все утро шел проливной дождь. До двух часов пополудни он начинался еще несколько раз. Весь день дул сильный северный ветер. Вечером небо прояснилось и ветер почти совсем стих.

5 июля (25 июня.) мы прошли 79 ли на север, временами чуть-чуть уклоняясь к западу. Пройдя несколько ли по равнине, где мы расположились лагерем, мы миновали небольшой холм и очутились на огромной и бесплодной равнине, почти целиком песчаной, с небольшими вкраплениями плохой земли. Здесь почти не было травы, лишь кое-где виднелись пучки каких-то низкорослых растений, которые могли есть одни лишь верблюды. Мы заночевали на небольшом возвышенном месте немного к западу от этой равнины и вблизи источника в ложбине у этой высоты. По-монгольски это место зовется Тезипулак. Вода в нем хорошая для питья.

Утром было холодно и весь день свежо, но небо было ясным. Сильный северный ветер умерял жару.

6 июля (26 июня.) мы прошли 67 ли, следуя почти все время на север, лишь иногда немного уклоняясь к востоку. Местность была такой же ровной и бесплодной, как и накануне. По дороге мы видели множество желтых коз и зайцев, за которыми наши люди гонялись. Мы заночевали в месте, называемом Сурхутупулак, где имелся источник воды, пригодной для питья, и поблизости кое-какая кормовая трава. Мне сказали, что немного восточнее находится пруд или водоем, где можно было напоить животных.

Утром было облачно. Дул слабый, но холодный северный ветер, временами накрапывал дождь; после обеда погода была ясной и тихой.

7 июля (27 июня.) мы прошли 86 ли. Пройдя немного на север, мы попали в холмистую местность и следовали по ней около 20 ли, после этого мы продолжали наш путь на север по однообразной местности, если не считать двух небольших высот. Далее, идя по течению почти пересохшего ручья, мы прошли через ущелье между холмов, а выйдя из него, повернули на запад. На берегу этого ручья в местности, называемой монголами Хоуластай, где была вода, вполне пригодная для питья, и сносный корм для животных, мы разбили лагерь. Нашлись и дрова для костров, поскольку по берегам ручья росли деревья.

Почти весь день погода была дождливая, вечером была гроза с громом и градом, ветра, однако же, не было, и погода постепенно разгулялась.

8. За пределами подвластной императору территории

8 июля (28 июня.) мы прошли 30 ли на север, иногда слегка уклоняясь на запад по более неровной местности, чем вчера, но не менее бесплодной. Мы ночевали в местности Тоннедаду Нохасукин на берегу сравнительно близко протекающего ручья Уисчин. Было достаточно воды и кормовых трав, вблизи был источник с очень хорошей водой. Эта местность находится уже за пределами подвластной императору территории, но это еще не собственно империя Халхи, а скорее нейтральная часть, соединяющая обе империи. Эти рубежи называют Кару.

Я высчитал, что полуденная высота солнца равна 65 градусам 30 минутам или 66 градусам. Я не уверен, какое из этих измерений точнее, так как было облачно и солнце проглядывало только временами.

День выдался очень дождливый, прямо в лицо нам дул сильный северный ветер с дождем, доставивший много неприятностей, заставивший сократить наш рабочий день. Были слышны сильные раскаты грома.

9 июля (29 июня.) мы прошли 42 ли в северо-северо-восточном направлении по неровной вначале местности, впоследствии ставшей более удобной для передвижения. Поскольку в предыдущие дни все время шел дождь, почти повсюду были хорошие пастбища. Мы расположились на ночлег за рубежами обеих империй вблизи речки Чоно.

[738] 9. Нас посещают монгольские тайчжи. Быт монголов

По прибытии наших послов нас посетил один из тайчжи, или принц крови ханов Халхи. Приблизившись к нам, он спешился и, подойдя совсем близко, стал на колени и спросил о здоровье императора. Поднявшись, он приветствовал наших послов, прикоснувшись своими руками к их рукам, после чего сел на лошадь и уехал. Он казался старым. Лицо его было белым и плоским; с ним было мало свиты, если не считать трех или четырех его сыновей или близких родственников. Они были одеты в шелковые куртки, однако в целом одеты они были очень плохо и представляли собой жалкое зрелище.

Вечером он прислал послам в подарок трех коней, трех верблюдов, шесть быков и 150 овец. Послы приняли только быков и овец и заплатили за них вдвое кусками шелка и материи, чаем и табаком — это единственно, что ценят татары, не знающие серебра или других редкостей.

Нам сказали, что этот тайчжи покинул земли, лежащие к северу, так как испугался москвитян, с которыми татары не ладят, а также и потому, что он боится элеутов ⁸, которые в минувшем году разорили Халхасское королевство и заставили хана укрыться в землях китайского императора, где он находится и по сей день.

Как нам сказали, у этого тайчжи есть примерно тысяча подданных или, вернее, рабов. Они стояли лагерем недалеко от нас; они бедны и ведут самое плачевное существование; летом они питаются молоком верблюдов, лошадей, коров, овец и коз, примешивая к нему немного самого дешевого чая, доставляемого из Китая, на который они меняют свой скот.

Зимой, когда скот не дает молока, они пьют лишь этот дурной чай. Они берут на день две ложечки чая, прибавляют к нему кусочек мяса величиной с куриное яйцо, а мясо это предварительно высушено на солнце или на огне. Едят они мясо и диких и домашних животных. Из кислого молока они гонят также нечто вроде очень крепкого и отвратительного на вкус самогона. Татарская знать и более богатые люди упиваются им.

Носят они длинные одеяния, большей частью холщовые, зимой же подбиваемые овчиной или другим мехом, и часто летом и зимой они носят один лишь меховой халат. При этом они целыми днями бездельничают, так как вся их задача — это пасти скот круглый год, что значит предоставить его самому себе днем и ночью. Осенью они иногда охотятся на желтых коз на открытых местах, в лесах же на других животных, остальное время проводят в своих жалких палатках в полной праздности, без игр, без книг, без всякого занятия, только пьют, когда есть самогон, и спят.

Весь день погода была переменная: то шел дождь, то прояснялось. Нам сказали, что накануне была гроза и громом убило одного человека и двух быков.

10 июля (30 июня.) мы провели в лагере, так как интенданты попросили послов дать им день, чтобы запастись быками и баранами и выменять у татар за несколько кусков шелка, чая или табака утомленных верблюдов и коней на более свежих. Послы велели также оставить наиболее утомленных коней и верблюдов на откорм здесь на хорошей траве и чистой воде, с тем чтобы на обратном пути забрать их.

Почти весь день было ясно, дул свежий южный и юго-западный ветер.

11 июля (1 июля.) мы прошли 51 ли прямо на север. Местность была ровная и удобная для похода, всюду были травы, правда не очень хорошие, так как в этот год в этой части Татарии, так же как в северных провинциях Китая, была засуха. Лишь в начале этого месяца стали выпадать дожди и расти трава.

Мы расположились лагерем в месте, называемом Чорчи Кебур. Здесь был небольшой пруд или. скорее, большая лужа, где скопилась дождевая вода. Был также источник, но вода в нем имела скверный запах, и ее нельзя было пить сырой, пока она не отстоялась. Мы вырыли несколько колодцев; в них вода была хорошей.

В этот день по прибытии в лагерь я высчитал, что полуденная высота солнца равна 65 градусам и 15 или 30 минутам. Я взял ее двумя четвертями круга [квадрантами], больший — радиусом в 1 фут — дал 65 градусов 15 минут, меньший — 65 градусов 30 минут.

 Погода была весь день ясной и теплой. Дул легкий юго-восточный ветер.

12 июля (2 июля.) мы прошли 78 ли прямо на север по совершенно открытой местности, то ровной, то холмистой, почти повсюду песок был плотно утрамбован, что облегчало продвижение. Кое-где попадались кормовые травы. Пройдя немногим более 40 ли, мы достигли двух болотистых водоемов, где и решили заночевать. Однако же вода оказалась совсем плохой, и наши послы решили продолжать путь. Мы заночевали в месте, называемом Холостайпулак, на небольших холмах, под которыми был обильный источник свежей холодной воды. Он орошал долину, раскинувшуюся у подножия этих холмов, которая была покрыта прекрасными лугами. Погода была еще очень теплой примерно до двух часов, когда поднялся ветерок с юга. К вечеру небо заволокло тучами.

[739] 10. Охота облавой

13 июля (3 июля.) мы прошли 33 ли на север. Местность напоминала вчерашнюю, то есть была неровной и слегка холмистой. Почти повсюду были более или менее сносные травы. Мы передвигались и одновременно охотились. Послы приказали кавалерии всех восьми знамен встать по рангу с командирами во главе и образовать большой полумесяц; этот полумесяц, постепенно смыкаясь, должен был окружить дичь. Когда мы прибыли на место, где нам предстояло ночевать, края полукруга оказались сомкнутыми и в образовавшийся круг попали зайцы и желтые козы, не считая тех, что были убиты по дороге, когда пытались вырваться отсюда.

Когда круг полностью замкнулся, всадники спешились и побежали за дичью. Если животные пытались выбежать из круга, их убивали. Не хотелось упускать стадо желтых коз, и по ним беспрерывно стреляли из луков. Все же большая часть животных, пользуясь быстрым бегом, ускользнула, тем более что не было лошадей для погони. Нам удалось убить 50 или 60 животных, но это были главным образом ягнята этого года; удалось убить также двух молодых волков.

11. Дикий мул

Кроме того, удалось убить несколько зайцев и небольшого дикого мула, которого монголы называли чиктей; он был похож на жеребенка мула возрастом в несколько месяцев: большие уши, длинные ноги, тонкий корпус, длинная голова. Этот вид мулов размножается. Шерсть у них пепельно-серого цвета, копыта и ноги, как у мулов. Это была самка, и ее убили, когда она пыталась прорваться через круг к своей матери и многим другим диким мулам, которых вначале старались замкнуть в круг, но которые убежали (а бегают они так же быстро, как и желтые козы). Послы раздали всех желтых коз солдатам восьми знамен. Таким образом мы дошли до нашей стоянки, что была расположена у источника с очень хорошей водой в месте, именуемом Хоупту.

Утром было еще облачно, но затем небо прояснилось. Было очень жарко до полудня, потом поднялся южный ветер, который дул уже весь остаток дня.

14 июля (4 июля.) мы проделали 68 ли на север по такой же местности, как и вчера, — неровной, холмистой и покрытой повсюду луговой травой; видели множество желтых коз, в низине их собралось несколько тысяч, но наши люди не погнались за ними, так как они были слишком далеко, да и время было позднее и лошади уже устали. Мы заночевали в месте, называемом Эрден Толохей. Там было два водоема. Так как дождей последние дни выпало много, воды было более чем достаточно, чтобы напоить наших животных; у подножия же холма, где мы остановились, было выкопано несколько колодцев, откуда нам доставляли воду для употребления.

По прибытии на это место один халхаский тайчжи, проживающий довольно далеко к востоку, приехал с визитом к нашим послам с намерением преподнести им лошадей, быков, овец, но наши послы отказались принять какие бы то ни было подарки.

У этого тайчжи вид был немного лучше, чем у приезжавших до него; он был одет в красную камку, а на сопровождавших его были зеленые халаты, у одних шелковые, у других холщовые.

Через короткое время после того, как мы остановились на ночлег, конные люди привели маленького дикого мула; он еще был жив, хотя был ранен в переднюю ногу. У меня было достаточно времени рассмотреть его как следует, и я убедился, что он был точно таким, каким я его ранее описал; опять же это была самка примерно той же масти.

Погода была ясной и очень теплой весь день. Лишь к полудню подул легкий южный ветер.

15 июля (5 июля.) мы прошли 62 ли, половину пути на север, а затем на северо-северо-запад по примерно такой же местности, что и раньше, по-прежнему изобилующей желтыми козами. Мы видели вдали много тысяч их на одной из равнин, в глубине которой было большое болото. Наши послы решили окружить их, но во время скачки они ускользнули и удалось убить лишь нескольких. Мы заночевали в месте, называемом Кеду, или Конду, вблизи болота, которое якобы образовалось от источника. Но вода в нем не была свежей и чистой, хотя и не имела неприятного привкуса.

Утром было холодновато, так как солнце часто пряталось в облаках и до восьми часов утра дул свежий северо-восточный ветер, а потом подул западный ветерок. Большую часть ночи шел дождь.

[740] 12. Послы шлют гонцов к нерчинскому воеводе с уведомлением о своем прибытии

В этот день послы объявили, что они хотят послать нескольких офицеров к московским уполномоченным с визитом вежливости и чтобы известить их о своем прибытии. Почти все офицеры стали добиваться, чтобы с этим поручением послали их. Многие просили об этом на коленях, некоторые снимали головные уборы и били головой о землю, что для татар является в высшей степени унижением; они думали, что этим путем добьются отличия и станут известны самому императору.

16 июля (6 июля.) мы прошли 49 ли на север по такой же, как и до этого, местности, более или менее открытой и полной хороших трав, но все же без лесов, кустарников и сколько-нибудь крупных холмов. На пути нам встретилось болото, и мы заночевали на берегу реки Керлон в прекрасной луговой местности, где травы по берегам были выше фута.

Керлон небольшая река; она берет свое начало в горах Кентей, которые находятся в 170 или 180 лье к северо-западу отсюда. Река в этом месте не шире 15 геометрических шагов⁹, а глубина не превышает трех футов. Она течет с запада на восток, временами немного уклоняясь то на юг, то на север. Мы перешли ее в 25 или 30 лье от того места, где она впадает в большое озеро, называемое по-татарски Кулон, а москвитяне называли его Далай. В этой реке много рыбы, дно илистое, и наши наловили в ней сетями, которые послам подарил император, хорошей и крупной рыбы. Поймали мы много карпов разных по величине и одну замечательную белую рыбу, мясо которой очень жирное и нежное .

В этот день я высчитал, что полуденная высота солнца равна 63 градусам 15 минутам при помощи большого квадранта и 63 градусам 30 минутам — меньшего. Весь день было довольно свежо, хотя и ясно. Дул легкий северный ветер, умерявший жар.

17 июля (7 июля.) мы проделали 88 ли, идя почти все время на север. Сначала мы шли по довольно неровной местности, позже она стала более ровной, хотя кое-где встречались холмы; в конце дня местность вновь стала неровной, но повсюду появились довольно высокие луговые травы. Почва становилась менее песчаной, хотя не было видно ни деревьев, ни кустарника. К концу дня мы повернули несколько на запад, так как в начале пути мы свернули на восток. Вода по пути не попадалась вплоть до местности Чираки, где мы и заночевали. Здесь было громадное болото, вода в котором была пригодна для питья животных. Для нас были вырыты колодцы, вода в которых была довольно хорошая и свежая с каким-то сладковатым привкусом.

Погода простояла почти весь день ясной, хотя время от времени появлялись легкие облачка; температура держалась умеренной, в особенности после полудня, когда поднявшийся небольшой северный ветер стал понемногу усиливаться.

18-го (8 июля.) мы прошли 77 ли, следуя все время на север, лишь слегка уклоняясь на восток. Местность была почти такой же, как и в предшествовавшие дни. По пути мы миновали два небольших озера, из которых большее было на востоке у подножия небольшой гряды холмов; другое раскинулось прямо около дороги, довольно близко от того места, где мы разбили лагерь на берегу третьего озера и где было много водяной дичи, а также недалеко от источника, вода в котором была ледяной, чистой, прозрачной и пригодной для питья.

Когда мы снимались с лагеря, приехал халхаский тайчжи в сопровождении своих четырех или пяти братьев приветствовать наших послов и предложить им коней, верблюдов и баранов, но они от этих подарков отказались. Приблизившись к нашим послам, эти четыре или пять принцев спешились, встали на колени и спросили о здоровье императора. После довольно короткого разговора они вновь сели в седла, наши же послы попросили их не тратить времени на проводы. Вечером прибыли еще двое других тайчжи приветствовать наших послов. Страх перед москвитянами заставил их уйти за Керлон.

С утра было довольно свежо, но, как только поднялось солнце, подул легкий северный ветер, стало очень жарко. После полудня небо заволокло, и к вечеру начался небольшой дождь и загремел гром. Место нашей остановки называлось Хутубайду.

19-го (9 июля.) мы прошли 92 ли, следуя почти все время на северо-северо-восток, примерно по такой же местности с прекрасными лугами. Пройдя около 60 ли, мы увидели озеро, над которым показались утки. Встретились нам также животные, которых монголы называют тарбики ¹⁰, они вырывают себе норы в земле и в них живут, питаются они травами, зимой не выходят из нор, питаясь запасами, которые сделали летом, они приблизительно такого же цвета, как волки, но шерсть у них ниже и мягче, они такого же размера, как выдры. Говорят, что мясо их очень нежно. Было также много перепелов, и птицы наших послов поймали немало их.

Погода была ясной и прохладной, так как весь день дул довольно сильный северозападный ветер.

[741] Мы остановились в местности, называемой Обдунор, вблизи большого пруда и около довольно большого родника, образующего впадающий в этот пруд ручеек; вода этого родника превосходна. Явилось еще двое тайчжи приветствовать наших послов. Они живут по ту сторону Керлона.

20 июля (10 июля.) мы прошли 55 ли, из которых примерно половину на северо-северо-восток, остальные на север. Местность была такая же ровная и луговая. По дороге нам попадалось множество водоемов, один из них находился недалеко от места нашей стоянки, называвшейся Олоннор, поблизости от довольно большого пруда. Мы миновали родник, из которого вытекает ручеек, орошающий большую равнину. В этот день нам стали попадаться комары. Так как трава была высокая, в ней было полно комаров, которые страшно мучили нас, пока не поднялся южный ветер, постепенно избавивший нас от их преследования.

Утро было теплое, но время от времени небо затягивало облаками. После полудня шел дождь, но потом погода прояснилась.

21 июля (11 июля.) мы прошли 71 ли на север. Последние 20 ли были на северо-северо-восток. Местность была более неровной, чем в предшествующие дни, почва была лучше, за исключением нескольких участков, где она была смешана с песком; травы было много, но довольно грубой. Здесь было много комаров, отравлявших нам жизнь. Водоемов было много, один из них, довольно большой, над которым летало много диких уток, находился в 20 ли от места, где мы разбили лагерь. Мы заночевали на холмах Хуляочипулак на берегу ручья с хорошей свежей водой; этот ручей течет среди небольших холмов, покрытых сочными травами. Но здесь нет ни деревьев, ни кустарника.

Утром был густой и холодный туман, но он разошелся после восхода солнца; в остальное время дня было очень тепло, солнце жгло немилосердно. Небо было совершенно ясным, день безветренный.

22 июля (12 июля.) мы прошли 74 ли прямо на север. Местность была более неровная, чем раньше. Исключением были последние 20 ли, которые мы проделали по огромной равнине, окаймленной с севера высокими холмами, в низинах ее стояла вода. К середине пути мы повстречали довольно большой ручей. Земля здесь казалась лучше, кругом было много кормовых трав. Мы решили, что, если бы здесь посеять пшеницу или более мелкое зерно, оно бы хорошо росло.

Повернув немного на запад, мы заночевали на холме примерно в 1 лье от речушки Порчи, ширина которой 15—20 геометрических шагов. Она так разлилась от дождей, которые накануне здесь прошли, что мы не смогли ее пересечь, так как не нашли брода и не смогли заночевать на ее берегах, так как повсюду стояла вода. Река эта берет свое начало в горах, возвышающихся на востоке-юго-востоке от того места, где мы заночевали. Быстрое течение несет ее воды на запад-северо-запад. Она впадает в большую реку Сахалян, протекающую у Нерчинска. Вода этой маленькой речки чистая и вкусная, дно песчаное, берега ее окаймляют громадные ивы, что придает ей прекрасный вид. Нас опять заели комары, которых полно в этой местности, и это несмотря на то, что дул сильный восточный ветер, постепенно сменившийся юго-восточным.

Утром до восхода солнца накрапывал дождь и вслед за дождем поднялся сильный восточный ветер, стало так холодно, что часть наших людей хотя и надели меховые одежды, а кто и две, но не переставали жаловаться на холод. Наконец опять показалось солнце, подул юго-восточный ветер, и оставшуюся часть дня было тепло.

К вечеру вся наша партия, найдя брод, переправилась через реку.

23 июля (13 июля.) мы прошли не более 8 ли. Мы поднялись рано, чтобы перейти реку, но, обнаружив, что она разлилась еще больше, отправились искать другой брод, вместо того, по которому уже перешла часть наших людей, и мы нашли его южнее. Верблюды могли бы перейти через реку, почти не замочив вьюков, если бы входы и выходы не были чрезвычайно трудными. Подчас приходилось садиться на коня, но тут же слезать в жирную грязь, в которой часто застревали верблюды и лошади. Они выбирались из этой грязи с помощью людей, и то после того, как их развьючили. Все же нам удалось переправить большую часть навьюченных животных, не боявшихся воды. Остальной груз, который нельзя было мочить, перевезли на двух лодках, подаренных послам императором. Наши лошади перешли реку, овцам же пришлось перебираться вплавь. Наши проводники, и в особенности новые маньчжуры или татары, родившиеся в истинной Татарии, откуда происходит царствующий император, сильно намучились в этот день. Они провели много часов на реке. Лагерем мы расположились за поллье от разлившейся реки, которая затопила эту большую равнину на западе и на востоке, причем намного больше на севере, чем на юге. Двое наших людей при переправе упали с лошадей и, так как они не умели плавать, утонули.

Утром было холодно и весь день довольно свежо. Небо было покрыто облаками, и дул северо-северо-западный ветер. Временами шел дождь. К закату небо прояснилось.

[742] 24 июля (14 июля.) мы прошли 84 ли прямо на север, все по той же равнине, которая оставалась ровной и была покрыта хорошими травами. Ее орошает множество источников и ручьев; попадались и пруды, повсюду встречались перепела и норы тарбиков. Последние выкапывают свои норы в буграх, где трава выше и гуще. Монголы делают из их шкурок шапки, а также отделывают ими свои халаты.

Я обратил внимание на то, чего я не замечал прежде, хотя и встречался с этим в прошлом году в стране подданных императора монголов, а сейчас и в других местах: большие запасы трав у входа в крысиные норы, которые делают крысы для того, чтобы прокормиться зимой. По всей равнине виднелось бесконечное количество таких нор с заготовками; это запасы состояли из свежескошенных трав.

По дороге один из командиров нашего авангарда, которого татары называли капчан, привел к нашим послам 14 халхаских татар, которых он встретил по дороге. Это были бродяги, занимавшиеся грабежами московских земель; по их словам, они убили татарина-солона, московского подданного, и похитили несколько женщин и детей, которых позже бросили. Они удовольствовались тем, что увели дюжину коней, захваченных вблизи одного из поселений москвитян; они проводили нас до нашего лагеря, откуда их отправили с выданным послами паспортом.

Погода была ясной и прохладной весь день. Хотя солнце грело вовсю, жар умерялся северным ветром, спасавшим нас к тому же от кишмя кишащих здесь комаров.

Мы разбили лагерь на берегу речки Сунде, берущей свое начало в горах к востоку и востоку-юго-востоку от этого места. Течет она на запад и запад-северо-запад и впадает в Сахалян. Течение ее очень быстрое, хотя она и извивается по равнине.

25 июля (15 июля.) мы прошли 80 ли, которые фактически равны 70, причем первые 40 шли прямо на север, а затем петляли в горах, с северо-востока на северо-запад. Миновав возвышенность, расположенную севернее нашего лагеря, мы перешли через речушку Турге-Пира, немного более полноводную, чем Зунде; переход, однако же, был более трудным из-за густой грязи в начале и конце брода. Река течет в том же направлении, что и Зунде.

За бродом равнина суживается. Далее тянутся холмы, по которым растет лишь трава; однако же в 30 ли от брода они покрыты лесами. По вершинам видны сосны, остальные деревья почти все одной породы, подобной которой я в Европе не встречал. Китайцы зовут эти деревья хуачу. Они средней величины и напоминают нашу осину, у которой тоже белая кора. Из коры китайцы делают футляры для ножей и другие поделки.

Пройдя 50 ли от места нашей стоянки, мы пришли в небольшой лесок, через который пройти нашим вьючным животным было не просто. Нашим вьючным лошадям и особенно верблюдам еще труднее было выйти из него из-за глубоких рытвин. Многие из них увязали, и приходилось их развьючивать и помогать им выбираться из грязи.

Лесок этот был не шире половины лье в том месте, где мы его перешли. Мы продолжали свой путь между невысоких гор. Некоторые горы были полностью покрыты лесами, другие только частично, и совсем редким лес становится по мере приближения к северу. В ущельях и даже на склонах гор множество источников и ручьев и много труднопроходимых мест из-за грязи и колдобин, образуемых этими водами.

В общем на этом участке пути кормовых трав вдоволь, во многих местах они достигали полутора футов в вышину, и мне кажется, что, если бы здесь посеять хлеб, урожай был бы превосходен. Мы заночевали на голых холмах в месте Хуланькоу. В 8 или 10 ли отсюда протекает река того же наименования. Она течет на север в низине и немного больше тех двух, что нам уже повстречались. Нам следовало бы разбить лагерь за ней, но до этого было столько труднопроходимых мест и вьючные животные настолько утомились, что было решено дальше не продвигаться.

Погода была ясной, теплой и почти безветренной. На пройденном нами лесистом участке пути было множество комаров, потом их стало меньше, и весь остаток дороги они нас не так сильно мучили.

26 июля (16 июля.) мы прошли всего лишь 47 ли, которые фактически равнялись 40, поскольку дорога была трудной, полной рытвин и тяжелой грязи и поскольку у нас ушло много времени на переправу через две реки. Первая была неширокой и неглубокой и находилась всего лишь в 10 ли от лагеря, в котором мы стояли, но подходы к ней и выходы были полны колдобин, где застревали лошади и верблюды. Наши послы велели скосить траву, которая была очень высокой по берегам, и набросить ее вязанками у подступов и у выхода из реки. Лишь после этого можно было переправиться. Два часа они сами провели у переправы, чтобы обеспечить порядок и скорость переправы вьюков.

[743] 13. Опасные переправы

После этого мы продолжали путь по течению реки, которое было очень быстрое. Река течет на север и северо-северо-восток. Впадает в реку Унту. Мы перешли выше того места, где у брода в нее впадает другая река. Здесь ширина реки около 100 геометрических шагов, глубина же не более 5 футов. Лошади среднего роста переходят ее вплавь, однако этот брод настолько узок, а течение в этом месте настолько быстрое, что, если бы не были предприняты меры, оно унесло бы вьючных лошадей и верблюдов.

Наши послы приложили все усилия, чтобы переправа осуществлялась спокойно и безопасно, но все же течение унесло в глубоких местах множество верблюдов и лошадей, навьюченных и порожних. Поскольку на берегах было достаточно людей, чтобы протягивать шесты и помогать, большинство животных удалось спасти. Тех верблюдов и лошадей, которые сами подходили к берегу, предварительно развьючивали, однако, несмотря на все меры предосторожности, утонуло 4 человека, около 30 лошадей и 7 или 8 верблюдов. Всех их унесло течение.

Дорога между этими реками тянется приблизительно на 30 ли, извиваясь среди довольно высоких и во многих местах обрывистых гор. Поэтому нам пришлось идти по полной грязи и колдобин нижней дорогой. Особенно хлопотным оказался переход через встретившийся нам на полпути ручеек. До сих пор у нас не было еще такого хлопотного и опасного для транспорта денька.

Мы разбили лагерь в 10 ли за переправой на лугах по северному склону; в этот день путь наш шел на север и северо-запад, так что, считая его северо-северо-западным, по этому румбу получается не более 40 ли.

Нам рассказали, что в этой реке очень много рыбы, особенно большой, и она очень вкусная. Москвитяне часто приходят сюда ловить рыбу и приводят свой скот на приречные луга с их сочными травами.

Погода была облачной и безветренной, весь день собирался дождь. Люди, которых наши послы направили приветствовать московских послов, оставили на дороге нам письмо. Оно было прикреплено к высокой жерди, воткнутой на бугре в качестве сигнала. В письме сообщалось, что они прошли это место 24 числа и что здесь было много оленей, лисиц, соболя и горностая. Однако же трудная дорога отбила у наших послов всякую охоту гнаться за ними; также казалось, что шум нашего авангарда обратил всю дичь в бегство.

14. Возвращение гонца из Нерчинска. Прием гонцов воеводой. Военный флот маньчжуров прибыл в Нерчинск

27 июля (17 июля.) мы провели на стоянке, чтобы дать возможность отставшим при переправе подтянуться. Один из гонцов, посланный нашими послами в Нерчинск, чтобы сообщить, что мы едем, вернулся и рассказал, что 25 июля они прибыли в Нерчинск, на следующий день увидели воеводу. Он вышел из дому, чтобы принять их, и обошелся с ними с величайшей вежливостью; спросив о здоровье наших послов, он отвесил земной поклон. Вслед за тем он сообщил, что уполномоченные его господ великих князей еще не прибыли в Нерчинск и что он послал навстречу им гонца, чтобы уведомить их о прибытии наших послов, и что он уверен, что они не замедлят явиться. От этого же нашего гонца мы узнали, что Мао-лао-е ¹¹ со всеми солдатами, которых он должен был привести из Айгу, и его суда, груженные продовольствием, уже прибыли 25-го (15 июля.) и остановились ввиду Нерчинска.

15. Посольство приближается к Нерчинску

Поскольку наши послы знали, что остаток пути отсюда до Нерчинска трудный из-за грязи и колдобин, они выслали вперед отряд в 500 — 600 человек, чтобы привести в порядок дороги, забросать их травой и ветвями деревьев, чтобы вьючные животные могли пройти по ним, не увязая в грязи.

Всю ночь и часть дня шел дождь при северо-восточном ветре.

28 июля (18 июля.) мы прошли всего лишь 36 ли, так как было очень много грязи и рытвин, из которых наши вьючные животные никогда бы не выбрались, если бы наиболее трудные участки не были бы заранее забросаны ветками, листьями и травой. Мы шли все время по горам, то вверх, то вниз, и большей частью густым лесом, состоящим из упомянутых мною деревьев хуачу; в горах не было ни подлеска, ни колючего кустарника, ни терновника, и все было бы хорошо, если бы не грязь. Повсюду попадались родники и [744] множество плодовых деревьев; мы собрали немного земляники, по виду и вкусу похожей на европейскую.

Люди наших послов, ходившие на охоту в горы и убившие нескольких оленей, поведали нам, что они видели много медвежьих следов; слышали мы также, что в этих лесах были бродячие и почти совсем дикие татары. Путь наш лежал почти прямо на север, хотя нам приходилось немного уклоняться то на восток, то на запад. Мы разбили лагерь на холмах по ту сторону ручья Теленгон.

Как только мы устроились, прибыли офицеры, посланные гонцами в Нерчинск, чтобы сообщить московским послам о нашем приближении; они в один голос хвалили воеводу за его вежливость и любезный прием.

День выдался дождливый, как и предшествующая ночь.

29 июля (19 июля.) мы провели на стоянке, пережидая, пока не поправят дороги, которые, по словам людей, высланных на рекогносцировку, были в таком же плохом состоянии, как и прежние.

16. Прибытие гонцов нерчинского воеводы

К вечеру этого дня прибыл посланец воеводы из Нерчинска, чтобы приветствовать наших послов. Его сопровождали 10 москвитян. Это был мелкий люд, имевший грубый и скорее варварский вид; они были одеты в грубые материи в противоположность их главе, выглядевшему более прилично; его переводчиком был малоразвитый элеут, сразу же растерявшийся в непривычном для него обществе.

Посланец стоя приветствовал послов и, лишь отвесив поклон, по обычаю своей страны надел шапку. Он спросил о здоровье наших послов. Его и его спутников усадили и задали им множество вопросов. Он спросил, в каком месте наши послы намерены разбить лагерь, с тем чтобы его подготовить для них, и сказал, что и московские послы не замедлят прибыть. Им подали чаю, после чего они уехали.

Погода большую часть дня была облачной, дождливой и прояснилась лишь к вечеру.

30 июля (20 июля.) мы прошли 42 ли. Мы шли через леса и горы то на север, то на северо-северо-восток, так что можно считать, что в действительности мы прошли 30 ли к северо-северо-востоку. Мы миновали множество ручейков; все эти леса переполнены родниками, грязью и рытвинами; но, так как дороги были немного отремонтированы, на что было дано время, и так как наши послы следили за тем, чтобы наши всадники не портили дорогу с тем, чтобы и вьючные животные легко проходили по ним, было меньше задержек и инцидентов, чем накануне; мы не имели возможности собирать лесную землянику, которой было много в лесу.

17. Русское население, узнав о приближении маньчжуров, бежит в Нерчинск

В этих лесах растут деревья хуачу, похожие на ясень (а может быть, это и есть ясень), и ели, а елей здесь много, и они очень красивые. По дороге в двух или трех местах нам повстречались дома, если так можно назвать жалкие избы, сколоченные из еловых бревен, положенных друг на друга без всякого плана. В этих домах не было видно москвитян; наши люди сказали нам, что, как только они узнали о нашем приближении, они все ушли в Нерчинск. В одном из этих поселков была более умело построенная деревянная часовня. Ее легко было опознать по кресту наверху.

Вблизи этих мест видны обработанные поля. Мы видели хорошее просо и другое мелкое зерно. Здесь распахивают склоны и пасут скот на лугах у подножья этих склонов вдоль ручьев; для этого делают большие изгороди, чтобы скот не забредал на пахотную землю. Эта местность зовется Аергон. Мы расположились лагерем за вторым поселком на холмах. Под ними протекает ручей, тоже зовущийся Аергон, откуда поселок и берет свое название. Как ни мал этот ручей, в нем водится рыба.

Утром было ясно и спокойно, но весь день было жарко. Я заметил, что, хотя утро было ясным, мы не чувствовали того пронизывающего холода, какой мы испытывали раньше при безоблачной погоде. Мы даже не ощущали свежести или холодка.

31 июля (21 июля.) мы прошли 44 ли частично на северо-северо-восток, частично прямо на восток, но если провести весь путь в северо-восточном направлении, то, по моему соображению, мы сделали не более 36 ли. Местность продолжала оставаться гористой, но более открытой, если не считать лесистых участков дороги. Мы перешли три речки, миновали сосновую рощу на берегу Сахаляна в пол-лье от Нерчинска. Здесь река не шире одного ли. Говорят, что она везде довольно глубокая. В этой роще мы обнаружили штабеля сосны, заготовленной москвитянами для сплава в Нерчинск.

[745] Ма-лао-е — один из членов мирной делегации, цзянцзюнь, или генерал, войск императора в Айгуни и всех земель к северу от Ула, два куфайчэня, или глав восьми знамен империи, и множество других важных чиновников вышли на целое лье навстречу нашим послам; все спешились, так как сановники хотели справиться о здоровье императора, а это делается, лишь стоя на коленях.

18. Встреча со ссыльными

Далее по пути нам встретилась другая группа бывших чиновников, сосланных в Ула, Айгунь, Нингуту и другие подобные места в Восточной Татарии и теперь служивших на судах простыми солдатами. Они доведены до ужасного положения условиями ссылки, их используют на самых тяжелых работах: либо на повалке леса для государственных нужд, либо на бурлачении судов; одежда у них была страшная и заношенная, у большинства были седеющие или совершенно седые бороды.

19. Прибытие в Нерчинск

Итак, мы прибыли наконец в Нерчинск. Мы заметили, что там, где мы должны были остановиться, стоят суда, привезшие солдат и провизию из Ула и Айгуни. Они стояли друг за другом вдоль берега. На берегу были разбиты палатки солдат и командиров, каждая соответствовала своему знамени; все суда вывесили вымпелы и свои знамена в честь наших послов; рядом с этими судами стояла еще сотня других средней величины, похожих на галеры, которые могли идти под парусами или на веслах, однако обычно их тянули на бечеве идущие по берегу люди.

20. Численность посольства

Мне сказали, что на этих судах прибыло полторы тысячи солдат и что если к этому прибавить прислугу, то получится 3 тысячи. Кроме того, сухопутным путем прибыли 1400 солдат, офицеры и чиновники, личная охрана обоих послов, их довольно многочисленная свита, рабочие и большое число прислуги. Таким образом, общая численность достигала 9 или 10 тыс. человек. С нами было 3—4 тысячи верблюдов и по меньшей мере 15 тысяч лошадей; у одного Сосань лао-е было более 300 верблюдов, 500 лошадей и 100 человек личной прислуги; у цзю-цзю никак не менее 300 лошадей, приблизительно 130 верблюдов и 80 слуг; у остальных сановников пропорционально их рангу.

21. Жалоба воеводы на поведение прибывшего по реке маньчжурского отряда

Мы знали, что прибытие наших судов и военного отряда на них несколько поразило воеводу Нерчинска, поскольку он не получил об этом никакого уведомления. Он даже сказал офицерам, которых наши послы сразу же отправили с приветствием московским уполномоченным, что у него все основания жаловаться на прибывший по реке отряд; люди из отряда вели себя так, как будто они прибыли не договариваться о мире, а воевать и грабить. Они расположились вокруг крепости и ничего не сообщили ни о своем прибытии, ни о своих намерениях; а когда их спросили об этом, они ответили, что не намерены ни перед кем отчитываться и что они пойдут туда, куда им захочется.

В то же время воевода не мог нахвалиться вежливостью глав посольства, прибывших сухопутным путем, и тем, что они в согласии с общепринятым обычаем любезно уведомили его о своем прибытии. После того как оба посла убедились в том, что поведение их отряда, прибывшего по реке, полностью противоречило желаниям императора, они испугались, что оно может дать повод московским послам не ездить в Нерчинск или, если они находятся вблизи крепости, скрыть свое прибытие, пока они не узнают точнее о наших намерениях и о численности наших войск. В соответствии с этим они и попросили командование прибывшего по реке отряда отойти подальше от крепости и не давать повода москвитянам жаловаться на них, что и было с точностью выполнено.

22. Устройство маньчжурского лагеря

Поскольку еще накануне вперед был выслан меречен, или квартирмейстер, и другие чиновники, чтобы определить и разметить места стоянки нашего лагеря на равнине, тянувшейся по берегу Сахаляна, теперь наши люди начали осваивать эту равнину. Все солдаты придерживались знамени своего отряда, а каждый отряд размещался большим кругом, где были расставлены солдатские палатки, но они не были поставлены впритык одна к другой, между ними было оставлено место, где могла бы уместиться еще [746] палатка. Вокруг всех палаток были натянуты веревки, одна поверху палаток, другая — посередине и третья — понизу. Веревки ограждали солдатские палатки так, что никто, ни животные, ни даже люди, не могли войти в круг без позволения. Оставался лишь довольно большой промежуток, служивший воротами и расположенный прямо против палатки командира отряда. Эта палатка со знаменем впереди, так же как и палатки других начальников, была расположена внутри круга. Меньшие же офицеры знаменного отряда и все другие чиновники, которые не были военными, квартировали вне круга, но в непосредственной близости. Наши послы разместились посреди круга, образованного отрядом того знамени, к которому каждый из них принадлежал, с той разницей, что у ворот круга стояли четыре небольших полевых орудия, по два с каждой стороны, два парчевых знамени с золотыми драконами империи и шесть пик перед их шатрами. Стража дежурила каждую ночь у знамен, а каждый день у ворот круга, который они называли каран.

По прибытии мы вместе с послами и главными лицами их свиты направились к судну куфайчэня Лан-лао-е, то есть самого главного военного начальника; он остановился в красивом месте, прямо напротив крепости Нерчинск, которая удобно расположена в глубине большой бухты, где сливаются две реки. Одна из них зовется Нерча, откуда и название крепости.

К востоку от крепости, на расстоянии пушечного выстрела, видны невысокие горы, к западу — живописные холмы, покрытые лесами и пашнями, к северу простирается равнина покуда хватает глаз, а на юге разместилась упомянутая бухта шириной почти в четверть лье.

23. Обед у главного военачальника; обмен музыкальными приветствиями с Нерчинском

Мы обедали в зеленой беседке, которую военачальник велел поставить на берегу, прямо у его судна. Он и другие командиры судов преподнесли обоим послам множество пойманных ими по дороге сюда хищных птиц. Наши послы нашли это место настолько удобным и приятным, что решили приезжать сюда каждый день и здесь совещаться; в тот день они оставались здесь до ночи; мы же удалились в наш лагерь сразу же после обеда; тем временем прибыло двое офицеров от нерчинского воеводы приветствовать послов по случаю их прибытия.

Поскольку было полнолуние, к вечеру на судах били в литавры и каждый вывесил фонарь на своей мачте. Москвитяне в крепости отозвались на китайские литавры звуками труб. Три или четыре трубы много раз очень приятно сыграли свою партию; это подтвердило наши опасения, что московские послы были неподалеку от Нерчинска, иначе откуда бы здешнему воеводе взять три или четыре исправные трубы.

Утро было ясным, вечером появились облака и начал собираться дождь, но прогремел только гром. Весь день было жарко.

24. Послы шлют письмо московским уполномоченным. Содержание письма

1 августа (22 июля.) наши послы написали московским уполномоченным, чтобы поторопить их с приездом или по крайней мере узнать точную дату его. Они послали за нами, чтобы мы перевели его, что мы и сделали. В нем было сказано только, что, прибыв со всей поспешностью, они были поражены тем, что ничего не узнали о приезде москвичей; что, если те не ускорят свой приезд, они будут вынуждены переправиться через реку, чтобы найти более удобное и обширное место, чем теперешнее, где им уже не хватает пастбищ, и что им нежелательно переправляться через реку, чтобы не давать повод к подозрениям по поводу их намерения заключить мир. Письмо это было отправлено нерчинскому воеводе с просьбой со всей поспешностью передать его послам.

25. Послы получают подарки и принимают посланца

В тот день нерчинский воевода прислал в подарок 10 довольно жирных быков и 15 баранов. Нам передали, что быками нас жаловал его владыка царь, овцы же были от воеводы. Наши послы одарили каждого из трех человек, привезших эти подарки, куском атласа, лодочникам же дали материи и табаку.

Утром был туман, потом он рассеялся, но погода была неустойчивой. Ждали дождя, но он не пошел. После полудня стало очень жарко.

2 августа (23 июля.) в наш лагерь прибыл посланец москвитян с приветом нашим послам.

[747] Это был довольно ладный молодой человек, воспитанный и светский. Он был одет хорошо, но просто, если не считать, что перед его шапки бы расшит жемчугом. Послы его усадили недалеко от себя; с ним было 10 человек свиты и толмач; все эти люди имели довольно дикий и свирепый вид; одеты они были очень пестро; они все время стояли без шапок из уважения к посланцу.

Посланец же говорил сидя и в шапке, с достаточной уверенностью для такого молодого человека. Он не горячился, хотя к нему обратились с довольно трудным вопросом, почему запоздали послы, которые, согласно сведениям этих людей в Пекине, выехали в Нерчинск из Селенги в начале февраля. Молодой человек спокойно и просто отвечал на все вопросы. В свою очередь он задал несколько вопросов послам. Прежде всего он спросил, прибыли ли они воевать. Если они искренне желают начать переговоры о мире, то почему с ними пришло столько солдат и почему так недопустимо ведет себя тот отряд, что прибыл по реке. Особенно он пожаловался на то, что двое их людей были убиты вблизи Албазина (Здесь и далее в записках: Якса.) в то время, когда наши суда проходили там. Вероятно, они были убиты маньчжурскими солдатами. Наши послы решительно отрицали это.

Он спросил также, почему последний посланец московских послов в Пекин еще не вернулся, хотя он выехал раньше нас. Ему ответили, что он вез очень много товара на телегах, которые предоставил ему император, и продвигался он, по всей вероятности, очень медленно. Мы также всячески пытались заверить его, что у наших послов, кроме желания вести переговоры о мире, никаких других намерений не было. Но он продолжал настаивать на своем, сказав, что на конференции должно быть равное число людей с обеих сторон, и тут же заметил, что московских послов сопровождало всего лишь 500 солдат и что больший конвой они отказались взять, так как они прибыли только для переговоров о мире, без всякого намерения воевать.

Пришлось приложить много усилий, чтобы убедить его, что мы только и думаем о заключении прочного и долгого мира. Казалось, что он поверил нашим словам, он сказал, что московские послы вот-вот должны приехать, и этим несколько ободрил наших послов, которые были несколько раздражены возникшими трудностями.

Его угостили чаем по-татарски и посадили рядом с ним молодого чиновника, которому тоже поднесли чай. Это сделали, по-видимому, вот с какой целью. Молодой чиновник пил чай на коленях, затем он по татарскому обычаю сделал земной поклон; они надеялись, что московский посланец сделает то же. Но тот только спокойно поглядел на чиновника, кланявшегося до земли и после этого пившего чай, и тоже продолжал пить чай, не сделав ни малейшего движения. Принесли вино, и тогда он поднялся, снял шапку и, поклонившись послам, стоя выпил за их здоровье. После этого он снова сел, уже сидя выпил еще две или три чашки и, наконец, поднявшись и снова сняв шапку, поклонился послам в знак благодарности.

Два наших чиновника сопровождали его до того места на берегу, где они его встретили. Он сказал им на прощанье, что он очень доволен той встречей, которую ему оказали.

Утром шел дождь, потом стало ясно и тепло, к вечеру снова появились облака и пошел дождь.

4 августа (25 июля.) я подсчитал как по большому квадранту, так и при помощи полуокружности герцога де Мэна ¹², что высота солнца равна 55 градусам 15 минутам. Я думаю, что широту я определил точно, так как я принял все меры предосторожности и оба инструмента дали одинаковые показания — 51 градус 46 минут для высоты полюса. Весь день было тепло и ясно, дул слабый юго-восточный ветер.

5  августа (26 июля.) было облачно и после полудня начался дождь, продолжавшийся до вечера; почти всю ночь не было ветра.

6  августа (27 июля.) было все еще облачно. Почти весь день шел дождь и дул слабый северо-западный ветер.

26. Новый посланец москвитян

7 августа (28 июля.) прибыл еще один посланец от московской делегации с приветом нашим послам; нам сказали, что это был секретарь главы посольства; он сказал, что его хозяин приедет только через девять дней, хотя и находится недалеко, так как вынужден дожидаться своей свиты, которая из-за бездорожья движется очень медленно. Он повторил вопрос о московском посланце в Пекин и сказал, что его хозяин с нетерпением дожидается его возвращения.

Наши послы предложили со своей стороны послать человека навстречу ему, и, если нерчинский воевода захочет послать своего человека, они снабдят их почтовыми [748] лошадьми, чтобы ускорить его прибытие. Они решили также послать двух офицеров навстречу московским послам, чтобы передать им приветствие, и уведомили об этом воеводу.

Утром было пасмурно, к десяти часам прояснилось, дул довольно сильный северо-западный ветер, температура весь день была умеренной, река сильно вздулась.

8 августа (29 июля.) я вновь определил полуденную высоту солнца при помощи двух моих квадрантов и полуокружности герцога де Мэна. Сделал я это на досуге и с большой тщательностью. Получилось 54 градуса 15 минут. Вычисления на всех инструментах разошлись только на несколько минут; и я полностью уверен, что солнце было в зените; таким образом, высота полюса в Нерчинске 41 градус 49 минут.

Весь день было ясно, почти не было ветра. 9 августа (30 июля.) стало свежо, то находили облака, то опять становилось ясно. К ночи пошел небольшой дождь.

27. Послы получают ответ от Головина. Он обещает прибыть 21 августа (11 августа.). Впечатление, произведенное его письмом

10 августа (31 июля.) посланец московского посла привез ответ на письмо наших послов. Этот ответ начинался с выражения удовлетворения по поводу высказанного ими в письме беспокойства о его приезде; он объяснял свою задержку тем, что его посланец в Пекин дал ему понять, что они приедут не скоро, и тем, что в письме, которое они сами прислали из Пекина, говорилось, что они прибудут лишь в августе, поэтому он не торопился и этим избежал тягостей поездки. Теперь же он постарается приехать побыстрее, чтобы они не беспокоились, и будет следить за тем, чтобы их лошади и другие животные были обеспечены кормом. Однако ж, говорилось в письме, он не может закрыть глаза на то, что вопреки обычаям любой страны мира пришедшие в чужую страну для мирных переговоров подошли вплотную к крепости. Он просил их отойти на некоторое расстояние и освободить то место, где они разбили лагерь, ему, чтобы на нем он разбил свой, так как было бы более нормальным, чтобы он расположился вблизи крепости, а не они. Он добавил, что, если они немного отойдут, [их животные], конечно, будут лучше обеспечены кормом. Далее он обещал им, что с божьей помощью, если никакие обстоятельства не помешают переговорам о вечном мире на регулярных заседаниях, он прибудет в Нерчинск 21 августа (11 августа.).

Мы перевели этот ответ слово в слово и заметили, что он не очень понравился нашим послам. Они сразу же собрались, чтобы посоветоваться, что им делать, и решили послать несколько своих людей к московскому послу, чтобы поторопить его с приездом на переговоры и ознакомить его с искренностью наших намерений. Однако же посланец московского посла попросил их подождать несколько дней с тем, чтоб они могли поехать вместе.

Было не по сезону холодно, большая часть сановников надела меховые одежды. Похолодание было вызвано северо-западным ветром.

11 августа (1 августа.) погода была более приятной, было ясно и почти безветренно. Нерчинский воевода прислал послам 10 коров.

12 августа (2 августа.) к московским послам было отправлено три мелких чиновника на маленьких лодках в сопровождении небольшого конвоя. Нерчинский воевода прислал нашим послам в подарок овощей, а также разного печенья, очень грубого и из темной муки, а также очень плохого вина.

Погода была ясной и прохладной; после полудня прошла небольшая гроза.

13 августа (3 августа.) погода была неустойчивой, то было ясно, то опять облачно. Утром был сплошной туман.

14 августа (4 августа.) утром стоял холодный туман, остальное время дня было ясно, температура была умеренной.

15 августа (5 августа.) нерчинский воевода прислал сказать нашим послам, что московские послы прибудут через день-два и что главная часть их отряда уже прибыла в Нерчинск.

Погода была ясной и прохладной весь день; к полудню стало немного жарко.

[749] 28. Посланные к московскому послу маньчжурские чиновники возвращаются с ответом. Приказ судам

16 августа (6 августа.) те трое мелких чиновников, что были отправлены нашими послами навстречу московскому послу, чтобы приветствовать его с приездом, вернулись в наш лагерь очень довольные оказанным им приемом. Посол говорил лишь о том, чтобы мы перенесли свой лагерь подальше от Нерчинской крепости. Согласно полученным инструкциям, они ему ответили, что они этого не сделают, так как нет другого подходящего места, что, когда он приедет, он может сам убедиться в этом и что, если он знает другое удобное место, ему останется только указать его, и тогда мы сразу же перенесем туда наш лагерь, на что он ничего не ответил. Он жаловался лишь на бестолковость монгольских толмачей и просил, чтоб деловые переговоры шли только на латинском языке.

В тот же день прибыл посланец московского посла, чтобы передать нашим послам привет и спросить их, как они хотят провести встречу и сколько человек на ней могло бы присутствовать от каждой делегации. Наши послы ответили, что предоставляют это их усмотрению. Этот посланец путался в своей речи, и нашим послам не понравилась его несколько дикая и грубая манера, они решили уведомить посла, чтобы в будущем он таких людей не присылал.

Погода была ясной, свежо было с утра и теплее к середине дня.

17 августа (7 августа.) погода была весь день ясной и прохладной. Наши послы велели спуститься несколько вниз по течению тем нашим судам, что стояли выше Нерчинска, и остановиться вблизи того места, где должен был пройти московский посол и его свита.

29. Прибытие московского посла

18 августа (8 августа.) московский посол прибыл в Нерчинск с частью своей свиты. Они приехали на телегах, на некоторых из них были установлены палатки. Приехав, он послал дворянина из своей свиты, чтобы уведомить наших послов о его прибытии и передать им приветствие. Этот дворянин сказал, что совещание можно начать лишь через два-три дня, так как у них не все еще прибыли. Наши послы пожаловались на предыдущего посланца и просили этого дворянина передать своему господину, чтобы не присылал более людей, которые могут только запутать дела; и сами в свою очередь откомандировали двух влиятельных офицеров, чтобы передать послу поздравление с приездом. Вернулись они очень довольные тем, как вежливо он их принял и говорил с ними.

Утром было облачно и несколько раз шел дождь; к вечеру прояснилось. Температура была весь день умеренной.

30. Протокол предварительной встречи

19 августа (9 августа.) день прошел в беготне наших и московских посланцев, которые старались определить день, место, время и процедуру встречи и совещания.

Утром было холодно, но потом температура стала умеренной. После же полудня подул сильный северо-восточный ветер и стало холодно; ночью шел проливной дождь.

20 августа (10 августа.) беготня посланцев продолжалась, пока наконец обе стороны не договорились открыть первое заседание 22 числа (12 августа.) Было решено, что наши послы переправятся через реку в сопровождении 40 сановников свиты и 760 солдат, из которых 500 останутся при боевом оружии на берегу в том месте, где стояли наши суда, и что эта позиция будет находиться на одинаковом расстоянии от крепости и от места переговоров, остальные 260 солдат последуют за послами к месту конференции и останутся стоять на некотором расстоянии сзади послов, что московский военный отряд численностью в 500 человек развернется боевым строем перед крепостью на таком же расстоянии, что московского посла тоже будет сопровождать свита из 40 офицеров и 260 солдат, что они выстроятся и станут на таком же расстоянии, как и эскорт наших послов. Отряды из 260 человек не будут иметь никакого оружия, кроме мечей. Чтобы мы не обманули друг друга и не спрятали оружия, наши люди посетят московский эскорт, а их люди наш. Мы поставим стражу в 10 человек вблизи наших судов. Все будет происходить на началах равенства. Каждое посольство разместится в своем шатре, которые будут разбиты друг против друга, образуя, таким образом, единый шатер. Посольства сядут каждое в своем шатре лицами друг к другу без всякого превосходства с чьей-либо стороны.

[750] 31. Миссионеры уговаривают маньчжурских послов не бояться ловушки

Мы немало способствовали тому, чтобы поднять дух некоторых наших послов, впервые занимавшихся такими делами. У них не было опыта, они боялись положиться на лояльность москвитян и попасть в ловушку. Мы объяснили им, что такое международное право, и сказали, что московский посол создал трудности только потому, что ему не верилось, что для договоренности о мире можно явиться с такой огромной военной машиной.

Весь день было прохладно, после полудня собирался дождь, но выпало лишь несколько капель, ветер был более слабым, чем накануне.

21 августа (11 августа.) квартирмейстеры нашего лагеря отправились по поручению наших послов осмотреть место, предназначавшееся для проведения конференции, и обозначить, где каждая делегация должна была расположиться, а солдаты построиться. Были разбиты предназначенные для посольств шатры.

Погода весь день была холодной. Дул сильный северо-западный ветер, почти все время было облачно.

32. Утро первой встречи. Переправа солдат. Угроза срыва конференции

22 августа (12 августа.) на рассвете 800 солдат с офицерами переправились на другой берег, из них 300 должны были выстроиться позади шатра наших послов, а 500 остаться при судах на равном расстоянии от места конференции и крепости согласно вчерашней договоренности. Мы переправились через реку с нашими квартирмейстерами и ждали подхода послов. В этот момент, когда все уже было готово, произошел инцидент, грозивший все испортить. Московский посол согласился на то, чтобы высадившиеся 500 человек оставались на судах. Когда же ему донесли, что они выстроились на берегу и оказались гораздо ближе к месту конференции, чем было условлено, он послал спросить о причине этой перемены. Наши послы, которые никогда не вели мирных переговоров с другой нацией и не имели никакого понятия о международном праве, не очень доверяли москвичам; они опасались, что им где-то расставлена западня, и они стремились обеспечить свою безопасность, не представляя себе, что особа посла по самой своей сути священна и неприкосновенна даже для самого заклятого врага.

Поэтому они просили меня и Перейру отправиться к московским послам и просить у них разрешения оставить развернувшихся боевым строем солдат на берегу, на что московские послы согласились после того, как мы им объяснили, что наши послы не имеют понятия ни об обычаях других наций, ни о международном праве, тем более что они никогда не участвовали в подобных переговорах. Если нет желания прервать переговоры еще до их начала, следует примириться с тем, что у них так мало опыта. Московские послы лишь попросили, чтобы больше солдаты не прибывали и не выстраивались на берегу.

Нам стоило большого труда убедить наших послов переправиться через реку, так как командующий войсками императора в Восточной Татарии, которого москвитяне не раз обманывали, внушил им, чтобы они с подозрением относились к послам; но мы привели столько доводов, что в конце концов они решились переправиться и начать переговоры.

33. Маньчжурские послы прибывают на конференцию. Приезд Головина

Наши послы явились в сопровождении офицеров. Они были одеты в церемониальные платья, то есть халаты из золотой парчи и шелка, расшитого драконами империи, они приготовили свои знамена и разукрашенные пики, но, когда они узнали о той помпезности, с которой должны были явиться московские послы, они решили явиться совсем просто и без всяких знаков их достоинства, если не считать большого шелкового зонтика, который несли перед каждым из них.

260 московских солдат, которые согласно договоренности должны были находиться вблизи места конференции, явились с офицерами во главе под звуки барабанов, флейт и волынок. За ними следовал московский посол верхом в сопровождении дворян и офицеров. У него было пять трубачей и один литаврист, 4 или 5 волынок, музыка которых, смешиваясь со звуками флейт и барабанов, производила приятный эффект. В состав посольства кроме него входили воевода Нерчинска и всех земель, подвластных великим князьям в этой стороне, и московский приказной советник с титулом дьяка посольства.

Глава посольства звался Федор Алексеевич Головин. Он был великий великокняжеский стольник и наместник брянский и сын генерал-губернатора самоедной Сибири и всех земель, подвластных Московской короне от Тобольска до Восточного моря. Он был [751] великолепно одет, поверх одежды из золотой парчи на нем был плащ или казакин тоже из золотой парчи, подбитой соболем. Это был черный и самый красивый мех, который я когда-либо видел. Я уверен, что в Пекине дали бы за него больше тысячи экю. Сам Головин приятный невысокий полный человек. Держался он просто. Он велел приготовить свой шатер. Шатер был украшен турецкими коврами. Перед послом стоял стол, покрытый двумя персидскими коврами, один из них был выткан золотом и шелком. На столе лежали бумаги, его письменный прибор и хорошие часы. Наши же послы расположились очень просто и без претензий на большой скамье и в их крытом сукном шатре, без всяких украшений, за исключением подушек, которые татары всегда носят с собой, чтобы садиться на них на земле по восточному обычаю.

Со стороны москвитян было трое, о которых я уже говорил. Двое сидели в креслах, третий на скамье, все остальные стояли позади них. С нашей стороны было 7 сановников, имевших ранг послов с совещательным голосом. Они сели против московских послов. Меня и Перейру посадили между нашими послами и москвитянами, поблизости от наших послов. Позади послов сидело четыре квартирмейстера. Все остальные офицеры и чиновники стояли.

34. Первое заседание. Спор о границе

После того как все заняли свои места, что было сделано на началах полного равенства, так как обе стороны одновременно спешились, те, кому было положено сидеть, сели и одновременно приветствовали друг друга. От москвитян порученное им дело изложил один из посольских дворян, родом поляк, изучавший философию и богословие в Кракове; он говорил по латыни бегло и довольно ясно. Закончив, он попросил наших послов также изложить и начать деловые переговоры. Наши послы уклонились, они хотели, чтобы москвитяне объяснились первыми.

Последовали разные церемонии вежливости. Обе стороны отказывались от преимущества и чести говорить первыми. Наконец московский посол спросил наших послов, имеют ли они полномочия договариваться о мире и границах, и тут же показал свои полномочия, написанные по всей форме. Наши послы отказались смотреть их и сказали, что им достаточно слова. Обе стороны согласились не вспоминать о прошлых недоразумениях и мелких инцидентах, пока не будут определены границы между двумя империями, что было единственным важным пунктом переговоров.

Сахалян-ула, как ее называют татары, то есть Черная река или по-русски Онон-Амур, это река, берущая свое начало в горах между Селенгой и Нерчинском. Она течет с запада на восток, и по ней могут ходить крупные суда на протяжении более чем 500 лье до Восточного моря, куда, обогатившись водой многих притоков, она впадает на широте примерно 53 или 54 градусов; меня заверили, что в устье ширина ее равна 4 или 5 лье.

Московский посол предложил эту реку считать границей между обоими государствами таким образом, чтобы все, что находится к северу от этой реки, должно принадлежать Московской короне, а к югу — Китайской империи. Наши послы остерегались согласиться на это, так как к северу от реки лежали их города и довольно населенные земли и в особенности потому, что к северу от реки были охотничьи собольи угодья.

Вот почему наши послы потребовали гораздо больше, чем могли рассчитывать получить. Они предложили, чтобы москвитяне отступили за Селенгу и уступили Нерчинск и Албазин и все подвластные им места империи, которую они представляли, мотивируя, что все эти территории когда-то ей принадлежали или платили ей дань, поскольку с того времени как западные по отношению к Китаю татары сделались хозяевами империи, все другие обитающие в этих местах татары тоже стали платить ей дань. Москвитяне же, однако, опровергли приведенные доказательства о том, что эти земли по праву принадлежали не москвитянам, а им.

Была уже почти ночь, когда начался этот спор. Ни та ни другая сторона не хотели вносить новые предложения и каждая ждала, чтобы инициативу брал на себя противник. На этом первое заседание закончилось. Было условлено, что следующее заседание состоится завтра и что оно пройдет в той же обстановке, что и сегодняшнее. Послы подали друг другу руки, приветствовали друг друга и взаимно довольные расстались.

Весь день было ясно и очень тепло.

35. Второе заседание, на котором иезуиты не присутствовали

23 августа (13 августа.) московский посол прислал людей, чтобы справиться о здоровье наших послов и пригласить их на второе заседание; мы тут же отправились. После того как

все заняли свои места, как и накануне, обе стороны в течение долгого времени упрашивали друг друга говорить первыми и вносить предложения.

Москвитяне заявили, что, поскольку наши послы требуют земли, которые, по их [752] мнению, ранее им принадлежали, они должны точно указать эти земли. Далее они сказали, что первое предложение было неприемлемо.

Наши послы указали другие границы, оставив Нерчинск москвитянам, прибавив, что оттуда они могли отправляться торговать с Китаем.

У москвитян не было никакого намерения соглашаться на такого рода предложение, и они ответили с усмешкой, что они были глубоко обязаны нашим послам за их любезное решение не прогонять их с этого места и дать им спокойно поспать; они попросили наших послов внести какое-либо другое более разумное предложение, с которым они могли бы согласиться; однако же наши послы настаивали на своем требовании, москвитяне же со своей стороны заупрямились и ничего не предложили, и на этом заседание закрылось. Атмосфера была более холодной, чем накануне. Наши послы, обиженные колкостями москвитян, приказали сворачивать палатки, как бы не желая разговаривать с людьми, которые их обидели и от которых они не ждали ничего хорошего.

Почти весь день шел дождь.

36. Маньчжурские послы совещаются

Весь день 24 августа (14 августа.) мы обменивались мнениями. Мы узнали, что наши послы предложили отдать Селенгу и Нерчинск москвитянам. Они передали это через монгольского переводчика видимо потому, что они не совсем доверяли нам, может быть потому, что московский посол выразил нам доверие, которое объяснялось также тем, что ему трудно было пользоваться услугами монгольского переводчика, хотя у него их было два, или еще скорее потому, что большинство наших послов понимали монгольский язык и говорили на нем и предпочитали сами объясняться на этом языке.

Узнав, таким образом, о сделанном ими накануне предложении, мы их немного ободрили, заверив, что мы не сомневаемся, что москвитяне отдадут Албазин и часть земель между Албазином и Нерчинском. Это заставило их продлить совет, когда же нас вызвали, мы предложили послать нас к московским послам под предлогом уточнения того, о чем говорилось накануне. Они решили отправить нас на следующий день, чтобы мы указали на последнюю линию границы между обоими государствами, на которую они по прямому указанию императора могли бы согласиться.

Весь день и всю ночь шел дождь.

25 августа (15 августа.) в тот момент, когда наши послы готовы были отправить нас в Нерчинск, прибыл посланец москвитян, который попросил наших послов дать им официальную бумагу о том, что произошло на обоих заседаниях, и о взаимно выдвинутых предложениях, если они не хотят выдвинуть какие-либо новые предложения. Со своей стороны они сделают то же, так что каждая делегация сможет дать правильный отчет своему господину.

Наши послы, сами внесшие такое предложение к концу второго заседания, попросили москвитян первыми прислать такую ноту, а потом они пришлют свою. Однако же московский посланец передал, что в этом случае желательно еще одно заседание, и, если на нем не договорятся, тогда произвести взаимный обмен нотами, к которой каждая сторона публично приложит печать. Наши послы отвергли это предложение.

37. Иезуиты посещают Головина

После того как посланец уехал, мы отправились к московским послам как бы по своей собственной инициативе и под предлогом осведомиться о том, что происходило на втором заседании, на котором мы не присутствовали. Москвитяне, желавшие мира так же, как и мы, выказали свою радость по поводу нашего прибытия. Мы им сразу же объявили, что, если они не намерены уступить укрепление Албазин с прилегающими к нему землями, тогда не стоит зря тратить время, поскольку нам подлинно известно, что у наших послов был прямой приказ не подписывать без этого никакого договора. Что же касается территории от Албазина до самого Нерчинска и земель к северу от реки Сахалян, мы точно не знали, как далеко наши послы были готовы пойти в уступках, но что они сами могут судить, в каком месте между Албазином и Нерчинском хотели бы они провести государственную границу, и что мы не сомневаемся, что наши послы, преисполненные желанием мира, сделают все, что смогут, чтобы достичь его.

Выслушав это, московский посол сказал, что в таком случае он просит наших послов передать ему их последнее решение. Мы уехали, чтобы передать его ответ.

Весь день и следующую ночь шел дождь.

[753] 38. Новое неофициальное предложение маньчжуров относительно границы. Они показывают карту

26 августа (16 августа.) приехал посланец московского посла, чтобы узнать наше последнее слово; ему показали на большой карте, которую имел один из членов нашей делегации, границу, которую следовало провести между двумя империями. Эта граница с одной стороны должна быть проведена по речке Горбица (Здесь и далее в записках: Кербичи.), вытекающей с горного хребта, простирающегося до Восточного моря и находящегося к северу от реки Сахалян-ула, в которую Горбица впадает в 30 или 40 лье от Нерчинска. Граница должна проходить по гребню этого хребта так, чтоб все земли, находящиеся к югу от хребта, принадлежали Китайской империи, а к северу — оставались у москвитян, так же как все земли, простирающиеся на запад от реки Горбица.

По другой стороне, то есть к югу от реки Сахалян-ула, они наметили границей реку Аргунь (Здесь и далее в записках: Эргоне.), которая, вытекая из крупного озера в 70 или 80 лье к юго-востоку от Нерчинска, впадает в реку Сахалян-ула. Наши послы хотели, чтобы вся территория на восток и юг от реки Аргунь принадлежала бы им, а та, что была за ней, принадлежала бы москвитянам, но чтоб они селились только на территории, находящейся между рекой Сахалян-ула и горным хребтом, находящимся на небольшом расстоянии к югу от нее, и чтоб они не продвигались далее в земли халхаских татар, большая часть которых с недавнего времени перешла в подданство китайского императора.

39. Поездка иезуитов к Головину. Проблемы Халхи

Вскоре после отъезда посланца мы отправились к московским послам, чтобы объяснить им последнее предложение наших послов и узнать, что они предлагают. Возникли затруднения по вопросу Халхи. Наши послы хотели бы провести границу так, чтоб москвитяне не могли проникнуть туда, поскольку халхаский хан совсем недавно стал данником Китайской империи.

Москвитяне же, напротив, заявляя, что на них нападали халхаские татары, не хотели, чтобы мы вмешивались в их отношения с Халхой, и не допускали мысли о том, чтобы мы проводили линию границы по земле, им вовсе не принадлежащей. Они ответили, что, если даже будет доказано, что хан Халхи стал данником Китайской империи, он не мог сделать данником государство, поскольку хан элеутов захватил его государство год назад, а его заставили бежать в земли китайского императора.

Мы вернулись к нашим послам, чтобы выяснить это недоразумение; они с легкостью согласились с доводами москвитян и сказали, что об этом разговора не будет, так как у них не было официального поручения, но прибавили, что, когда король Халхи заключит мир с королем элеутов, этот вопрос будет пересмотрен.

В тот же день мы поехали к москвитянам, чтобы передать им этот ответ, но здесь вновь возникла трудность: у нас, сказали они, есть селение за рекой Аргунь, которое мы ни за что не хотим терять, да и ваши послы не требовали ничего, кроме Албазина. Этот ответ заставил нас вновь вернуться в наш лагерь, чтобы узнать, что думают по этому поводу наши послы, так как без этого мы не могли добиться положительного ответа от московского посла.

Весь день шел дождь. От дождей поднялась река и затопила почти весь наш лагерь.

27 августа (17 августа.) наши послы пришли к заключению, что москвитяне должны разобрать дома, построенные ими к востоку от реки Аргунь, и перенести их на другой берег, на запад, и мы с утра отправились, чтобы передать это последнее решение московским послам и попросить их передать нам свое. После того как мы ясно изложили намерения наших послов, они ответили нам, что они со своей стороны намереваются обозначить на своей карте те границы, которые должны быть между обеими империями, и что это было их последнее решение, от которого они никогда не отступят, и что они не уступят ни одной пяди земли за пределами этих границ.

После этого выступления главный посол провел эту границу немного ниже Албазина, так что Албазин и все земли к западу оставались на их стороне. Как только мы это услышали, мы встали, чтобы уйти, и бросили им упрек в том, что они злоупотребляют нашей доброй волей, поскольку мы им объявили, что, если они не готовы уступить Албазин и окружающие земли, не было смысла говорить о чем-либо, а они продолжали и этим лишь подразнили наших послов, внушив им надежду, что они уступят это место: теперь же трудно верить им или продолжать переговоры.

Мы немедля вернулись, чтобы передать ответ. Выслушав нас, наши послы тотчас же собрали совет, созвав на него всех офицеров, генералов и других.

[754] 40. Маньчжуры переходят к решительным действиям. Переправа на другой берег. Головин уступает силе

На этом совете было решено переправиться через реку и расположить наши войска, как бы блокируя Нерчинскую крепость, и тут же собрать всех татар, которые были недовольны той суровостью, с какой с ними обращались москвитяне, и искали путь освободиться от них и перейти на сторону императора. Был отдан приказ переправить войска через реку в ту же ночь. Сто человек поспешно были посланы на судах в Албазин с приказом, чтобы они совместно с оставшимися вблизи Албазина 400 или 500 человек уничтожили бы урожай и не позволили бы никому проникнуть в укрепление.

Москвитяне, заметив, что весь наш лагерь был в движении, поняли, что надежды на согласие с их предложениями нет, и в тот же вечер прислали своего переводчика, чтобы возобновить переговоры под тем предлогом, что у них всегда было искреннее стремление к миру, и предложить, чтобы обе стороны дали друг другу официальную письменную запись о всем том, что происходило на заседаниях. Переводчик смутно намекнул, что его хозяева были готовы уступить Албазин, но сказал, что, так как мы слишком много требуем, они ничего не предлагали.

Наши послы ответили по поводу деклараций, что они не стоят труда, так как они уже объявили свои последние желания, больше они ничего не прибавят и что, если у московских послов было желание принять условия, их желание мира оставалось неизменным; но что больше ждать они не могут и что если они хотят дать какой-либо ответ, то это следует сделать этой же ночью.

Переводчик очень настаивал, чтобы на следующий день нас отправили к московским послам. Наши послы ответили, что бесполезно нас посылать, так как мы не можем добавить ничего нового, на это посланец сказал, что он вновь приедет на следующий день, чтобы передать последнее решение его господ.

После этого наши послы созвали новый совет и велели нам принять в нем участие. Они все еще были едины в том, чтобы пересечь реку и послать в Албазин солдат, чтобы скосить урожай и прервать его снабжение хлебом, поскольку московские послы отняли у них всякую надежду на мир; но, поскольку этим же вечером нас вновь посетил переводчик, чтобы объявить, что его хозяева все еще были готовы продолжать переговоры, и намекнул, что они могут отдать Албазин, у наших послов зародилась неуверенность в том, как им поступить. С одной стороны, они боялись, что перемена в поведении москвитян была лишь уловкой с целью выиграть время и предотвратить выполнение наших планов; с другой — опасались, что переправа через реку может быть рассмотрена как какой-либо враждебный акт, который кончится гибелью всех надежд на мир, и что потом император осудит их за разрыв переговоров.

Находясь в состоянии нерешительности, они хотели заручиться нашей поддержкой и пытались внушить нам свои мысли, но мы отказались дать какой-либо ответ; мы сказали им, что наше призвание не позволяет нам вмешиваться в такого рода дела, что их больше, они более просвещенные и у них больше опыта и что поэтому им легко самим принять решение. Почувствовав, что мы не только не отчаялись в близком мире, но склонялись к тому, чтобы верить, что он действительно наступит, они послали людей вдогонку за отрядом, чтобы отменить приказ о хлебной блокаде Албазина, но было уже поздно, они не смогли его догнать; все же всю ночь продолжалась переправа войск.

Почти весь день было ясно.

28 августа (18 августа.) утром к нашим послам вновь прибыли московские посланцы и от имени своих послов известили, что они готовы уступить Албазин китайской империи с условием, что он будет разрушен и не будет восстанавливаться. Они согласились также, чтобы река Аргунь стала границей между двумя империями, но претендовали на то, чтобы селение, находящееся к востоку от этой реки, осталось за ними; одним словом, они согласились по основным вопросам, которые предложили наши послы до разрыва. Они опять настаивали на том, чтобы нас послали к их господам, чтобы договориться до конца об этом, но наши послы отказали им.

Поскольку во время этого разговора наши отряды стали появляться на горах, у подножья которых расположен город и крепость Нерчинск, наши послы объявили посланцам об их решении перейти реку, но не с целью провести какой-либо враждебный акт, а лишь с целью более удобно устроиться, так как они не могли больше оставаться в затопленном лагере, вблизи которого уже не хватало корма для животных. Они прибавили также, что если московские послы решили наконец согласиться с предложенными условиями и хотят дать знать об этом, то они отложат переправу через реку на час-другой; если же нет, они будут ждать ответа на другом берегу вблизи Нерчинска.

С этим московские посланцы уехали. Мы ждали их возвращения почти два часа; и так как никто не появлялся, мы вместе с нашими послами переправились через реку в трех лье ниже крепости, там же, где переправились почти все наши войска. Был дан приказ устроить главную квартиру войск в том пункте, что расположен в небольшой долине и по склонам гор. Судам было приказано стать по обоим берегам, а солдатам [755] разбить лагерь по берегу вблизи судов. Большая часть багажа осталась на той стороне реки. При нем была оставлена достаточная охрана для его защиты от любого нападения. В то же время всем войскам было приказано продвигаться вперед до тех пор, пока не покажется Нерчинск. Их расположили по эскадронам и взводам, и они заняли все пространство между реками Сахалян-ула и Нерча и тем самым перерезали москвитянам все коммуникации с этой стороны.

Увидев, что наши войска переправляются, они подтянули людей и их скот поближе к крепости и выдвинули вперед сторожевых для наблюдения за движением наших солдат.

Когда мы переехали на другой берег, мы вместе с послами сели на коней и подъехали к подножью гор, откуда крепость Нерчинск находилась в добрых четверти лье; по дороге мы нашли много наших эскадронов в боевом порядке с кирасами на спине.

Только показалась крепость Нерчинск, как заметили посланцев москвитян, которые, не найдя нас на месте нашего прежнего лагеря, направились прямо сюда. Они привезли с собой решение их послов, которые соглашались почти на все условия, выдвинутые нашими послами в отношении государственной границы; осталось несколько мелких трудностей, и, чтобы их разрешить, они пригласили нас к их хозяевам.

Наши послы отнеслись к этому с недоверием. Они боялись довериться людям, которые, по их убеждению, их обманули, и они опасались, что те им просто морочат голову и хотят затянуть переговоры, для того чтобы выиграть время и подготовиться или, быть может, задержать нас в крепости.

После долгих уговоров они отпустили меня одного без всякого эскорта, только с несколькими слугами, и не позволили отцу Перейре сопровождать меня. Войдя в город, я увидел, что москвитяне выдвинули на улицу 15 полевых орудий; калибр их был мал, все они имели длинные дула, и отлиты они были из бронзы, так же как и мортира, которую я видел на улице. Мне удалось договориться с послами относительно границ, которые должны быть установлены между двумя империями, и о других важнейших условиях мира, и я решил, что договор уже заключен. Я вернулся и сообщил эту приятную новость нашим послам, которые ждали моего возвращения с боязнью и нетерпением, и все были рады хорошему исходу переговоров.

41. Инцидент с халхасцами

В этот самый день многочисленные монголы или халхаские татары, ранее ставшие подданными москвитян, которые дурно обошлись с ними, прислали делегатов к нашим послам, чтобы известить их, что они желали поддаться под руку императора Китая и уйти в его земли. Они просили послов принять их и помочь им переправиться через реку; их собралось более тысячи человек со всеми их семьями и скотом, в последующие же дни их стало еще больше.

Наши послы не хотели ничего обещать им, чтобы не возникло новое препятствие для заключения мира; но они вселили в них надежду, что, если москвитяне не согласятся на предложенные им условия, они с радостью примут их на свою сторону.

Весь день было ясно, с полудня до вечера тепло; наши послы начали сознавать ошибку, которую они сделали, не оказав нам достаточного доверия в начале переговоров, и с этого времени они оказывали нам полное доверие.

42. Московские послы выдвигают свои требования

29 августа (19 августа) московские послы прислали нашим послам делегатов с рядом требований, которые должны были лечь в основу договора, главными из них были:

1. Чтобы в тех грамотах, которые будут позже написаны их господам — великим князьям, их титулы были поименованы полностью или по крайней мере сокращенно и чтобы в этих грамотах не было никаких терминов, указывающих на то, кто выше и кто ниже из императоров той и другой империи.

2. Чтобы был произведен обмен послами, которые были бы в курсе основных событий обеих империй. Эти послы должны быть приняты со всеми почестями. Их нельзя принуждать к какому-либо унижению. Они должны передать грамоты своих повелителей в руки самого императора, к которому они аккредитованы, и пользоваться полной свободой там, где они будут находиться, и при дворе.

3. Чтобы торговля была свободной для обеих сторон и чтобы подданные той и другой империи могли с разрешения правительства, под юрисдикцией которого они находятся, ездить куда захотят и торговать продуктами своей страны на территории другой.

Наши послы ответили на первое и второе требования, что, поскольку они по этому поводу не имеют никаких инструкций своего повелителя, а также поскольку Китай никогда не посылал послов в другие страны, они ничего не могут сказать; что же касается стиля грамот их императора, то это тем более не входит в их компетенцию, но они могут все же заверить, что подданные великих князей и тем более послы всегда будут [756] приняты без оговорок, вместе с тем они не могли согласиться, чтобы это было оговорено в статье мирного договора. Они сказали, что, поскольку дело это вообще незначительное, было бы недостойно включать его в договор о государственных границах, об установлении которых они приехали вести переговоры.

В конце беседы делегаты москвитян просили изложить в письменном виде согласованные статьи и приготовить текст мирного договора. Они просили, чтобы этот текст передали им, чтобы они, ознакомившись с ним, могли представить свой, что им и было обещано.

Весь день было ясно, после полудня жарко, ночью была гроза и гремел гром. 30 августа (20 августа.) весь день ушел на подготовку текста мирного договора. Мы всю ночь переводили его на латинский язык. Погода была ясной и прохладной.

43. Иезуиты везут латинский перевод проекта договора Головину. Уловка маньчжуров. Конфликт по поводу хребта Нос

31 августа (21 августа.) мы отвезли наш латинский перевод договора о мире московским послам, и, после того как мы его им зачитали, они потребовали, чтобы мы оставили им копию, на что мы согласились, а они обещали безотлагательно дать ответ на него.

Погода продолжала быть ясной и прохладной.

1 сентября (22 августа.) московские послы прислали нашим послам просьбу объяснить статью договора, в которую была вставлена одна фраза, о которой им ничего до этого не говорили, а именно, что граница обеих империй будет проходить по горному хребту, который простирается от реки Горбица на северо-восток до Восточного и Северного морей и оканчивается за вдающимися в море горами.

Эта горная цепь зовется Нос. По этому поводу следует заметить, что горы, с которых стекает речка Горбица, образуют два высоких скалистых хребта, один из которых тянется почти прямо на восток по линии, приблизительно параллельной реке Онон, или Сахалян-ула, и по нему москвитяне хотели провести государственную границу.

Другой хребет [Нос] тянется на северо-восток, и именно по нему наши послы желали установить границу. Между этими двумя хребтами лежит большая территория, орошаемая многими реками, главной из которых является Уди (Удь), по берегам которой москвитяне имеют много колоний; вот здесь, в этих местах, водятся самые драгоценные соболи, черные лисицы и другой пушной зверь.

По берегу моря, лежащему между этими двумя хребтами, и ловятся громадные рыбы, зубы которых белее и крепче слоновой кости и которые очень ценятся татарами; они делают из них перстни для большого пальца правой руки, чтобы не поранить себя, когда натягивают лук.

Наши послы ответили, что, по их мнению, речь должна идти о хребте Нос и что по нему должна проходить граница. С этим московские делегаты уехали, сказав, что, по их мнению, московские послы никогда на это не согласятся.

2 сентября (23 августа.), поскольку от москвитян не поступило никакого ответа, наши послы почувствовали, что оказались в затруднительном положении; требуя большего, чем им было приказано, они рисковали сорвать переговоры и ничего не получить. Они созвали совет и пригласили нас.

Мы им ясно сказали, что, не вмешиваясь в это дело и не давая никакого совета, мы все же не верим, что москвитяне удовлетворят их требование, поскольку о хребте Нос не было даже упоминания, когда договаривались о государственной границе. Мы добавили, что, быть может, они не знают, какой величины территория простирается до этого хребта Нос, и они были поражены, когда мы им объяснили, что от Пекина до хребта Нос было более тысячи лье по прямой линии, как мы сами видели на карте москвитян, так как этот хребет обозначен в том месте, где он входит в море примерно под 80 градусов северной широты.

Это заставило их принять решение просить нас поехать к московским послам, чтобы вновь завязать оборвавшиеся переговоры и предложить, чтобы это пространство было поделено между двумя государствами; неприятна была их претензия на то, что в древности эта земля принадлежала им, и говорили они таким уверенным тоном, как будто были сами в этом убеждены.

Когда мы уже совсем было собрались ехать, прибыло известие, что к нам едет московский дворянин в сопровождении нескольких татар, который везет нам какую-то бумагу. Мы отложили свой отъезд, чтобы сначала узнать, в чем было дело. Эта бумага [757] была хорошо и красноречиво написанным заверением в том, что московские послы со всей искренностью вели переговоры и подтвердили свое желание заключить мир, уступив все, что могли, но теперь, когда наши послы требуют уступить область, на которую они никогда не претендовали ни в одном из писем, адресованных китайским императором их царю или его чиновникам, они призывают бога в свидетели, что у них не было никаких полномочий не только решать судьбы этой области, но даже вести переговоры об этом или даже выслушать какие-либо касающиеся ее предложения. Однако же, чтобы еще больше доказать искренность своего стремления к миру, они были готовы согласиться на то, чтобы эти земли оставались неразмежеванными и чтобы договориться о них позже, когда они получат необходимые инструкции и распоряжения. Если же наши послы будут настаивать на своем требовании, то перед лицом неба и земли они слагают с себя всякую ответственность за кровопролитие и за то зло, которое причинит война, а они как раз хотят положить ей конец. Далее, у них нет намерения напасть на нас, даже если мир не будет заключен, но они будут защищаться всеми силами, если на них нападут, и они рассчитывают на помощь бога, который знает честность их намерений. Это написанное по-латыни заявление мы перевели нашим послам, и оно произвело на них тот эффект, которого желали бы москвитяне. Как я уже отмечал, они еще до этого колебались, теперь же они ответили очень мягко, что они, так же как и москвитяне, искренне стремятся к миру и хотели бы всячески облегчить его достижение, но, так как время было позднее, они обещали на следующий день известить московских послов о своих намерениях. Погода была ясной и прохладной.

3 сентября (24 августа.) мы отвезли эту статью в измененном виде, и московские послы остались ею довольны: по тексту ее обе стороны соглашались, что земли между двумя хребтами остаются нейтральными, что решение по поводу их откладывается до того, как будет сделано сообщение обоим императорам и они дадут свои указания.

Прибыв в Нерчинск, мы увидели, что москвитяне укрепили его, окружив эстакадой из бревен, на что были использованы оглобли повозок из обоза московского посла. Эта эстакада была сделана главным образом для того, чтобы помешать татарам проникнуть в город на конях.

Погода была ясной и прохладной.

4 сентября (25 августа.) московские послы прислали свой проект мирного договора; он был почти приемлем; мы сняли с него копию и всю ночь переводили ее, но еще до этого опять поехали к москвитянам, чтобы устранить некоторые неприемлемые для наших послов детали. Главная из них заключалась в том, что москвитяне хотели, чтобы в договоре было написано, что крепость Албазин не должна никогда восстанавливаться, на что наши послы не соглашались, хотя у них не было никакого намерения ее отстраивать.

Погода менялась весь день, вечером прошел небольшой дождь.

5 сентября (26 августа.) мы вновь отправились к московским послам с нашим вариантом мирного договора. Поднялся спор о нескольких словах, которые москвитяне хотели включить или изъять, и по этому поводу пришлось снова повидать наших послов; поскольку дело шло лишь о кое-каких формальностях и маловажных деталях, они согласились на все, так как лето было уже на исходе и следовало кончать и думать об обратном пути.

Весь день было ясно.

6 сентября (27 августа.) нам удалось согласовать формулировки договора с той и другой стороной. Московский переводчик и я дописали его в соответствии с соображениями наших послов и договорились о способе, каким послы обеих сторон его подпишут, приложат печати и принесут клятвы.

Весь день было ясно.

7 сентября (28 августа.) мы провели почти весь день с раннего утра до вечера с московскими послами и их переводчиком, готовили два латинских дубликата, дискутировали о территории, а часть дня проездили, чтобы согласовать кое-какие формальности, по поводу которых москвитяне при всякой возможности подымали крючкотворство.

Наконец нам удалось изготовить два почти идентичных латинских чистовика мирного договора, разница заключалась лишь в том, что в экземпляре, который я написал для наших послов, император Китая упоминался прежде московских великих князей, а наши послы впереди их послов; тогда как в экземпляре, предназначенном для москвитян, на первом месте стояли их великие князья и их послы впереди наших.

[758] 44. Текст договора, переписанный Жербийоном в его французском переводе

Ниже приводится изготовленный нами точный перевод, каковой наши послы передали московским послам.

«По приказу великого императора мы, Сонготу, капитан офицеров, гвардии, государственный советник, сановник двора; Тун Го-ган, сановник двора, гун первого класса, глава одного из знамен империи; Лантань, командир одного из знамен империи; Бантарча, командир одного из знамен империи; Сабсу, командующий императорскими силами по реке Сахалян-ула и генерал-губернатор окрестных областей; Мала, большой вымпел одного из знамен империи; Вэньта, второй президент трибунала иностранных и других дел, собравшись вблизи Нерчинска в 28 году правления Канси во время 7 луны (Седьмой месяц китайского календаря в 28 году правления Канси (1689 г.) продолжался с 5 августа по 2 сентября.) вместе с великим и полномочным послом Федором Алексеевичем Головиным, окольничим и наместником брянским, и его сотоварищами с целью подавить дерзость некоторых негодяев, которые, делая набеги за пределы их земель для охоты, грабили, убивали и вызывали беспорядки и ссоры, а также чтобы ясно и определенно провести границы между империями Китая и Москвы и установить мир и вечное взаимопонимание, договорились по взаимному согласию о следующих статьях:

Статья 1

Река Горбица, протекающая вблизи реки Черной, называемой по-татарски Урум, впадающая в реку Сахалян-ула, да будет границей между обеими империями, а длинная цепь гор, которая находится ниже истока упомянутой реки Горбицы и простирающаяся до Восточного моря, также да послужит границей между двумя империями таким образом, чтобы все реки, речки и ручейки, которые стекают с южного склона этого хребта и впадают в Сахалян-ула, так же как и все земли и области, находящиеся ниже вершин этого хребта, будут принадлежать Китайской империи, а все земли и области, реки и речки, находящиеся по ту сторону к северу от вершины этого хребта, останутся в Московской империи, с той, однако, оговоркой, что вся область, которая находится между упомянутым хребтом и рекой Уди, останется неразмежеванной до того, как послы обеих сторон, вернувшись к себе на родину, не получат нужных сведений и указаний, чтобы вновь обсудить этот вопрос, после чего он будет решен послами или письмами.

Далее река Аргунь, также впадающая в Сахалян-ула, послужит границей между двумя империями. Все земли и области, лежащие к югу от этой реки Аргунь, будут принадлежать императору Китая, а те, что лежат к северу, — Московской империи. Все дома и жилища, ныне лежащие к югу от упомянутой Аргуни и устья реки Мериткен, будут перенесены на другую сторону, на северный берег Аргуни.

Статья 2

Крепость, построенная москвитянами, в месте, называемом Якса, должна быть полностью разрушена и все подданные Московской империи, проживающие в этой крепости, должны быть эвакуированы со всем их имуществом в земли, принадлежащие Московской короне.

Охотники обеих империй не могут, какова бы ни была причина, переходить через ныне установленные границы. Если случится, что один или два простых человека несколько раз перейдут границу, будь то для охоты или для воровства или грабежа, они будут сразу же арестованы и препровождены к губернатору и пограничным офицерам, и последние, ознакомившись с составом их преступления, накажут их по заслугам.

В случае же, если соберется вооруженная группа в 10 — 15 человек, чтобы охотиться или грабить за пределами их границ, или если они убьют кого-либо из подданных другой империи, об этом будут уведомлены оба императора, и все признанные виновными в этом преступлении будут казнены. Война не должна вспыхнуть в результате эксцессов частных лиц, какие бы они ни были, и тем более кровь не должна проливаться в результате насилия.

Статья 3

Все, что произошло до настоящего времени, что бы это ни было, предается вечному забвению.

Статья 4

С того дня как будет заключен этот договор о вечном мире, обе стороны не должны принимать ни беженцев, ни дезертиров; если подданный какой-либо одной из этих империй перейдет на территорию другой, он должен быть арестован и выдан обратно.

[759] Статья 5

Все подданные Московского государства, в настоящее время находящиеся в Китайской империи и все подданные Китайского государства, находящиеся в настоящее время в Московской империи, могут оставаться на прежнем своем месте.

Статья 6

Исходя из настоящего договора о мире и взаимном союзе между обоими государствами все лица могут свободно ездить на территорию другой империи, если у них есть на это специальные разрешения; им будет позволено покупать и продавать все, что они пожелают, и вести взаимную торговлю.

Поскольку настоящий договор прекратит разногласия, возникшие по границам обеих империй, и поскольку установлен искренний мир и вечное единство между двумя народами, более не будет предлогов для столкновений при условии, что будут строго соблюдаться письменно изложенные статьи настоящего договора.

Великие послы обеих империй обмениваются двумя экземплярами настоящего договора, заверенного их печатями, и далее настоящий договор будет выгравирован на каменных столбах на татарском, китайском, московском и латинском языках, которые будут установлены на границах обеих империй, чтобы служить вечным памятником добрых взаимоотношений между ними.

Экземпляр договора, изготовленного москвитянами, был в основном таким же, с той разницей, что они первыми называли себя и перечисляли все титулы царей, которые я не привожу здесь, так как они всем известны.

45. Церемония подписания

После того как мы оба переписали договоры, которые должны были быть подписаны, снабжены печатями и разменены в тот же день, как и было условлено, наши и московские послы отправились к месту встречи, каковым был шатер, воздвигнутый вблизи города Нерчинска.

Наши послы прибыли, сопровождаемые большей частью нашей кавалерии, окруженные офицерами и сановниками их свиты и одетые в церемониальные одежды; это были халаты из золотой парчи и шелка с драконами империи; их сопровождало более полутора тысяч всадников с развернутыми знаменами; не хватало лишь труб и литавр.

Московских послов сопровождали 200 или 300 пехотинцев, барабаны, флейты и гобои которых смешивались со звуками труб, литавр и волынок кавалерии. Это производило очень приятное впечатление, так как согласование было совершенным.

Московские послы спешились первыми и, чтобы выказать гостеприимство их страны, сделали несколько шагов навстречу нашим послам и пригласили их войти первыми, говоря, что палатка принадлежит им. Все расселись лицом друг против друга на скамьях, покрытых турецкими коврами. Между делегациями стоял стол. Мы тоже сели на скамье у верхнего конца стола. Члены всей остальной свиты, важные и не важные, остались стоять.

После обычных приветствий мы громко прочитали тексты договора, которые должны были быть подписаны и снабжены печатями. Сначала я негромко прочитал наш и затем передал его переводчику москвитян, который еще раз громко прочел его. В это время я тихонько читал его экземпляр, чтобы убедиться, все ли в нем так, как было договорено.

После зачитывания договоров каждый со своей стороны подписал и приложил печать к тем двум экземплярам, что он должен был дать другой стороне, из которых один был на татарском языке, а другой на латинском, у москвитян же один на языке Москвы, другой на латинском; только к обоим латинским экземплярам были приложены печати того и другого народа. После чего все поднялись и протянули друг другу экземпляры мирного договора, принесли от имени своих повелителей клятву лояльно соблюдать его, беря всемогущего бога, владыку всего на свете, в свидетели их искренности.

Наши послы получили специальный приказ императора клясться о соблюдении мира именем христианского бога, резонно считая, что ничто не может иметь больше власти над умами москвитян и заставить точно соблюдать мирный договор, как то, что они дадут клятву в этом именем истинного бога.

Наши послы составили форму клятвы, которую я воспроизведу здесь в точном переводе, чтобы был лучше понятным ее дух. Вот она:

«Война, которая ведется между жителями обеих империй — Китая и Москвы, и кровопролитные бои между ними, возмущающие мир и покой народов, резко противоречат божественной воле Неба, которое является другом всеобщего мира. Мы, великие послы обеих империй, посланные для размежевания границ между ними и установления прочного и вечного мира между обоими народами, благополучно завершили это в ходе переговоров в 7 луну 28 года правления Канси вблизи города Нерчинска. Мы ясно обозначили границу и записали названия областей и мест, где соприкасаются обе [760] империи, установили границы между той и другой сторонами и определили, каким образом в будущем должны решаться могущие произойти инциденты.

Мы передали друг другу письменные документы, содержащие текст договора, и согласились выгравировать упомянутый текст со всеми его статьями на каменных столбах, которые будут воздвигнуты в обозначенных нами местах с тем, чтобы всякий, кто пройдет через эти места, мог познакомиться с ним и чтоб договор этот со всеми его статьями нерушимо соблюдался во веки веков.

Если же у кого-либо только появится тайное намерение нарушить статьи этого договора или если, изменив своему слову и вере, нарушит их из каких-либо частных интересов или замысла поднять новую смуту и вновь разжечь войну, мы просим высшего повелителя всего сущего в мире, который знает глубину сердца каждого, да не даст он таким людям возможности дожить до преклонного возраста и да накажет он их преждевременной смертью».

Они хотели прочесть эту клятву, стоя на коленях перед образом христианского бога, и воздать ему поклонение, простершись на земле согласно их обычаю, и вслед за этим сжечь эту подписанную их рукой клятву с приложением печати войск императора; но москвитяне, которым мы предложили это, вероятно боясь, не проскользнет ли здесь какое-либо суеверие, или просто не желая подчиняться ничьим обычаям, кроме своих, предложили, чтоб каждый клялся по-своему. Вот почему наши послы и отказались от своей формулы, согласившись принести ту же клятву, что и москвитяне.

После произнесения клятвы произошел размен договорами; московский посол протянул два приготовленных им экземпляра главе нашего посольства, а тот одновременно вручил ему два приготовленных нами экземпляра, после чего они под звуки труб, литавр, гобоев, барабанов и флейт обнялись.

Затем московский посол велел подать угощение в честь наших послов: подали два сорта варенья, одно из лимонных корок, а другое вроде котиньяка из айвы, очень белый и очень хороший сахар и два или три рода вин; угощение продолжалось допоздна, и все время они взаимно расточали любезности по поводу дружбы, которую они установили между обеими империями.

Было условлено, что сразу же будут посланы люди от обеих сторон в Албазин, чтобы обнародовать там договор и привести в исполнение касающуюся его статью, а именно, что крепость должна быть разрушена, а жители ее со всем их имуществом переселены на земли великих московских князей. То же самое должно быть сделано по отношению к селению, построенному к востоку от Аргуни, и чтоб там были разрушены дома, а население переведено на другой берег реки.

Московский посол по нашей просьбе освободил двух татар-солонов, которые уже давно находились в крепости Нерчинск. Он просил наших послов задержаться на несколько дней в лагере, для того чтобы они могли увидеться, побеседовать, воспользовавшись плодами только что заключенной дружбы. Наши послы согласились остаться только на один день, после чего мы уехали.

Московские послы проводили наших послов до окраины города, а оттуда велели людям сопровождать их с факелами до берега реки, где нас ждали суда. Когда мы переправлялись, нам пришлось долго ждать на противоположном берегу, пока не подтянулись люди и часть наших коней. Это отняло много времени и стоило немало труда, так как была ночь, а кони переправлялись вплавь.

Таким образом мы добрались до своего лагеря, находившегося в двух лье выше Нерчинска, лишь после полуночи, чрезвычайно усталые и измученные. В особенности устал я, поскольку я ничего не ел весь день, а последние восемь или десять дней не имел возможности выспаться и ел только в спешке или как бы украдкой, так как мы день и ночь были заняты поездками туда и сюда, переводами документов, составлявшихся той и другой стороной, или ведением переговоров с послами той и другой стороны.

Но надо признаться, что бог покровительствовал нам в этом случае, так как только лишь после того, как мы включились в эти большие и малоподходящие нашему призванию дела, очень умело провели их и так удачно возобновили два или три раза почти окончательно прерванные переговоры, что они счастливо закончились заключением мирного договора, так что не было человека, начиная от послов и кончая солдатом, кто не сказал бы, что успехом дело было обязано нам и что без нас этот мир не был бы заключен.

В самом деле, обе стороны были настолько преисполнены недоверия, их дух, нравы и обычаи были настолько различны, что они с трудом могли бы договориться, если бы силой упреков и просьб мы не понудили бы их перестать упрямиться и отказываться идти на уступки. Главный московский посол обещал нам довести до сведения великих князей, его повелителей, об оказанных нами им добрых услугах, внушив тем самым нам надежду, что за это они окажут покровительство и благоволение нашему ордену в своей империи.

С другой стороны, главы нашего посольства также справедливо оценили нашу роль. Послав двух своих офицеров к императору для того, чтобы дать ему отчет о том, [761] как протекали переговоры, они приказали им сказать его величеству, что без нас такое важное дело не было бы закончено и что они обязаны успехом нам, одновременно восхищаясь умением императора выбрать людей из своего окружения и тем, что он велел им верить и полностью полагаться на них.

Погода была непостоянной, было то облачно, то ясно. Прошел небольшой дождь.

46. Обмен подарками, проводы и отъезд маньчжуров

8 сентября (29 августа.) утром главный московский посол прислал приветствие нашим послам и подарки — стенные часы с боем, три пары карманных часов, два позолоченных сосуда, подзорную трубу около четырех футов, зеркало вышиной в фут с небольшим и кое-какие меха. Все это, по подсчету, не могло стоить больше 500 или 600 экю, и сделал он так, что почти все наиболее ценное получил первый глава посольства; второй посол, дядя императора, который имел чин и власть, равные первому, казалось, был очень раздосадован этим; но мы устранили недоразумение, объяснив, будто бы все подаренное предназначалось обоим послам. После нескольких возражений они все же приняли подарки, но не для себя лично, а чтобы преподнести их императору.

Московский посол просил также, чтоб мы посетили его. Мы отправились к нему к полудню, он принял нас просто, с большим почтением. Он передал нам дошедшие до него новости из Европы и повторил, что будет усиленно хлопотать перед великими князьями, чтобы они отплатили нашим собратьям-иезуитам за те добрые услуги, что мы оказали его нации как при дворе в Пекине, так и в теперешних переговорах.

Когда мы беседовали с послом, прибыли люди наших послов с подарками главному московскому послу. Это были расшитое золотом седло с драконами империи, две маленькие чашки из чеканного золота очень хорошей работы и много штук китайского шелка, атласа, камки и золотой с шелком парчи. Эти подарки были красивее и гораздо ценнее, чем подарки, присланные московским послом. Присланы также были 100 штук холста для прислуги посла и еще 100 штук для монгольских переводчиков, 10 штук шелка для латинского переводчика и для часто сопровождавшего его писца; после этого наши люди привезли в подарок еще шелку для нерчинского воеводы и несколько штук для дьяка посольства.

Когда мы уже собрались попрощаться с послами, их глава подарил нам несколько соболей и куниц, подобных тем, которые нам прислал раньше, да еще несколько горностаев, но все это было малоценное. Европейские редкости, что я подарил ему, стоили не меньше, чем его подарки. На прощанье мы обнялись с послами и нанесли визит нерчинскому воеводе, который подарил каждому из нас по два довольно красивых соболя, и дьяк заставил нас принять по одному.

Мы зашли также к немецкому полковнику, доброму католику и верному другу членов нашего ордена. Он был болен и очень хотел исповедаться, но, так как мы не знали немецкого языка, а он ни одного, на котором говорили мы, пришлось дать ему отпущение грехов в том виде, в каком оно дается умирающим, которые могут исповедаться лишь знаками.

Погода весь день была ясной.

9 сентября (30 августа.) утром мы отправились в обратный путь в Пекин.

КОММЕНТАРИИ К «ЗАПИСКАМ Ф. ЖЕРБИЙОНА»

¹ Француз Франсуа Жербийон родился в 1654 г., в 1670 г. вступил в орден иезуитов, в 1687 г. прибыл в Китай, в 1707 г. умер. Таким образом, он отправился в составе делегации в Нерчинск зрелым 33-летним человеком, после меньше чем двухлетнего пребывания в Китае. Ввиду блестящих способностей и широкой эрудиции автора записки его о Нерчинской конференции и его других путешествиях по «Великой Татарии» (1688 —1695) причисляются к перлам мировой географической и этнографической литературы. Записки Жербийона впервые были опубликованы в 1735 г., т. е. спустя 28 лет после его смерти, в большом французском обобщающем труде, составленном иезуитом Дюгальдом (см. J. В. Du Halde, Description geographique, historique, chronologique, politique et physique de I'Empire de la Chine et de la Tartarie chinoise, Paris, 1735, t. IV, стр. 163 — 206). Записки много раз были использованы русскими историками от Н. М. Карамзина и С. М. Соловьева до С. В. Бахрушина. Однако они никогда не переводились на русский язык. Здесь дается полный и точный перевод их. Подзаголовки в тексте даются по французскому изданию.

Библиографическое описание: Русско-китайские отношения в XVII веке: Материалы и документы. Т. 2. 1686-1691. М., 1972

Сетевая версия – В. Трухин, 2010г