ЗАПИСКИ Т. ПЕРЕЙРЫ 1

ДНЕВНИК ПОЕЗДКИ КИТАЙСКИХ ПОСЛОВ

Тун Го-гана и Сонготу² в Нерчинск (Т. Перейра и Ф. Жербийон при передаче географических названий дают их китайскую транскрипцию. В источнике здесь и далее: Нипчу.) и заключения между Китайской и Московской империями мирного договора, лично подписанного уполномоченными в 1689 г., каковой приводится ниже со всеми представляющими интерес обстоятельствами и подробностями

1. Иезуиты Томас Перейра и Франсуа Жербийон получают приказ от китайского богдыхана сопровождать китайскую делегацию и помогать делегатам в заключении мира с Россией

В прошлом году я уведомил ваши преподобия ³ в нескольких письмах, что импе­ратор очень корректно публичным эдиктом повелел мне сопровождать его послов. Его воля была объявлена в послании, копию которого я тут же получил и в прошлом году отослал вам. Здесь я только упомяну о нем, так как оно имело большие последствия и принесло большую честь нашему обществу. «Поскольку я убедился в том,— говорит император,— что европейцы, которые служат мне, лояльны, заслуживают доверия и на них можно положиться, пусть Сюй Жи-шэн отправится с вами на встречу с московскими людьми». Этим самым он несомненно засвидетельствовал (в таких лестных выражениях, которые я лично не заслуживаю) лояльность всех европейцев, опровергнув одновременно старую клевету и враждебные выпады его подданных. Опубликовав указ, император послал ко мне своего приближенного Чжао ⁴, очень дружественно относив­шегося к христианству, через которого мы и до того вели все наши дела с императором. Итак, он послал его ко мне, чтобы уведомить меня, что я могу выбрать себе сотоварища. И я выбрал отца Франсуа Жербийона как самого способного. Император опубликовал и другие документы, в которых выражалась похвала нам, но я не буду их повторять, так как они обнародованы и широко известны. Кроме всего прочего он дал мне свое платье, халат из дорогого меха, который был так искусно и элегантно скроен, что люди сразу же признавали сан того, на ком он был одет. По приказу императора дорогое платье было сшито и для моего сотоварища.

2. Особые милости, оказанные Канси обоим иезуитам. Путешествие китайской делегации через Гоби и Монголию (В этом и последующем отрывке вкратце описана неудачная поездка летом 1688 г., когда послам пришлось вернуться с полдороги.)

Таким образом он осыпал нас различными почестями. Поскольку они обнародованы, я упомяну лишь одну: он предложил одному из послов, своему дяде (брату матери) ⁵, чтобы мы ели за его столом, в его резиденции и чтобы к нам относились со всей честью, подобающей самому императору. Этой чести я совершенно не заслуживал. Оказанное нам уважение, однако же, не спасло нас от больших страданий: например, [703] пребывая в пустынной и выжженной местности больше четырех месяцев, мы испытывали невероятные лишения, голод и жажду.

Мучились мы не из-за недостатка продуктов, их у нас было в избытке, а из-за недостатка приправ. Эти люди привыкли есть все либо недоваренным, либо сырым, как я наблюдал это своими собственными глазами, а такой способ приготовления пищи лишь позволял нам не умереть от голода. Эта часть пустыни почти целиком покрыта песками, и никто здесь не живет. На протяжении более 30 лиг⁶ мы встретили лишь несколько юрт кочевников, пасших овец, лошадей и коров, молоком которых они обеспечивали себе скудное пропитание. Земледелием здесь не занимаются, и нет почти никаких следов цивилизации. Редкое население живет на своих пастбищах, оно незнакомо даже с хлебом, не говоря уже о рисе. Каждый день мы вынуждены были выкапывать ямы, чтобы добывать воду, которая ввиду большого содержания селитры, переполняющей эти бесплодные пустыни, солоновата и дурно пахнет, но бедные верблюды, овцы и лошади пьют ее с наслаждением. На каждой дневке, как только эти животные замечали, что мы начинаем копать, они инстинктивно сбегались в надежде, что появится вода и они смогут утолить жажду. Пили они с такой жадностью, что приходилось каждый день копать множество колодцев, чтобы напоить более 20 тысяч животных.

3. Состав первой делегации. Путешествие прерывается из-за войны между олотами и халхаскими монголами (Конец рассказа об экспедиции предыдущего, 1688 г.)

Наш караван в 6 тысяч человек страдал не меньше. Ввиду страшной жары мы вынуждены были утолять жажду кипятком, так как здешняя сырая холодная вода вредна для здоровья. И вот я, пользующийся репутацией большого водохлеба, был вынужден, несмотря на жару, воздерживаться от сырой воды, чтобы не заболеть. И, хотя этим я избежал одной опасности, мне не удалось уйти от другой: из-за недостатка воды и изобилия полусырой пищи я стал страдать желудком. Я так исхудал, что, когда вернулся домой, от меня остались лишь кожа да кости и я выглядел как чахоточный. В конце концов я поправился, но на это ушло много времени. За все те месяцы, что мы путешествовали по пустыне, мы не видели ни одного дерева или куста, пригодного для топлива. Во время еды все было пропитано запахом конского навоза, который мы были вынуждены использовать в качестве топлива для спасения жизни. Результаты были таковы, что мне не хочется рассказывать о них подробно. Самое большое удовольствие мы получали от болтушки из муки и воды, которая, несмотря на дурной запах стоячей воды, казалась нам очень вкусной. Лучшей приправой и лекарством было наше терпение, те же, у которых его не хватало, обзавелись невыносимыми мучителями и лишь еще больше страдали из-за этого.

За несколько дней пути до Селенгинска, где мы должны были вести мирные переговоры с московским послом, мы получили известие, что олоты вторглись на территорию Халхи, по которой мы путешествовали и вождь которых, как я слышал, бесстыдно зовется ханом, хотя, по моему мнению, не достоин даже звания пастуха. После скорее спешного, чем благоразумного совещания наши послы повернули обратно. Спустя несколько дней наш император, не получавший достоверных сведений, одобрил это решение.

Итак, мы вернулись ко двору императора, потратив много сил и здоровья, не открыв тех дверей, в которые мы стучали изо всей мочи. Мы расплачивались за невежественное решение послов и, как читатель может сам судить, ни на кого другого нельзя возложить вину за нашу неудачу. После нашего возвращения император издал предписание, согласно которому нам предстояло в будущем году вновь отправиться в такое же «полезное для здоровья» путешествие, но через другие, хотя и похожие земли. Единственным отличием второй поездки явилось обилие дождей. Вместо прошлогоднего безводия мы то и дело наталкивались на спасавшие нас от жажды и смерти болота, хотя ко времени возвращения из второй поездки некоторые из них уже пересохли. Я не буду здесь пересказывать, как мы возвращались из этого столь же трудного, сколь и бесполезного первого путешествия, и, что более целесообразно, перейду прямо к описанию второго.

4. Китайская делегация отправляется в Нерчинск. Встреча с монгольскими князьями (Отсюда и до конца дневника речь идет о поездке в Нерчинск и о переговорах с Ф. А. Головиным в 1689 г.)

В июне 1689 г. в день святого Антония (День святого Антония приходится на 13 июня.) мы выступили из дворца богдыхана с еще большим числом людей, а также лошадей, овец, быков и верблюдов, чем в прошлом году, так как мы везли с нашим караваном продовольствие на пять месяцев. До [704] 21 июня (11 июня. В записках Перейры и Жербийона счет времени ведется по григорианскому календарю. В связи с тем, что все даты статейного списка даны по юлианскому календарю, здесь и далее под строкой дается перевод дат на юлианский календарь.) мы шли на север, лишь слегка уклоняясь к востоку. В этот день мы достигли того места на равнине, где в низких песчаных холмах жил князек маленького поселения, состоящего из юрт. Татары называют их тайчжи, что значит ханской крови. Эти западные татары⁷, когда-то правившие Китаем более 60 лет ⁸, были посланы в эти пустынные места, чтобы обеспечить безопасность империи. К ним присоединились многие другие, включая бывшего татарского богдыхана и вельмож, которые были низложены и изгнаны из Китая прошлой династией Мин. Силой обстоятельств и из-за своей собственной отсталости они были вынуждены перейти к описанному уже образу жизни. Но я не хочу отвлекаться и говорить о том, что уже описано в исторических трудах. Все эти места расположены на большей высоте, чем Пекин, и воздух здесь настолько холоден, что в некоторых источниках, а их несколько в этом районе, вода замерзала. Можете быть уверенными, что я более, чем кто-либо другой, воспользовался этим обстоятельством и сосал лед в самую жару, которая хотя и спадала ночью, но в полдень была невыносима.

5. Озеро Дал, гора Печа и заброшенная кумирня. Встреча с другим монгольским князьком и ламой

27 июня (17 июня.) мы прибыли к берегу прекрасного озера Дал. Отсюда не более двух дней пути до знаменитой горы Печа, куда богдыхан обычно ездит осенью и весной на охоту за оленями. Но я уже рассказывал об этом, когда описывал охотничью экспедицию, во время которой я сопровождал богдыхана, поскольку он хотел научиться нашему искусству и музыке. Озеро Дал раскинулось с юго-запада на северо-восток и имеет 16 лиг в окружности. В нем так много рыбы, что оно похоже на коробку, набитую сардинами. Мы забросили сети лишь несколько раз, и улов был достаточен, чтобы накормить всю группу. (А сети мы получили именно для этого от богдыхана, который также снабдил нас двумя маленькими лодками.) Из разумного охотничьего чувства наши люди не хотели более рыбачить, так как мы не были в состоянии ни съесть, ни сохранить больше того, что уже наловили. В каждом неводе рыба кишела как муравьи в муравейнике, и его было тяжело вытащить на берег. Поскольку послы подали пример, всем остальным пришлось войти в воду. Все сняли обувь и рыбачили, не думая об опасности или неудаче. Рыбы было так много, что стоило только наклониться и погрузить руки в воду. Тому, кто своими глазами не видел этого, трудно поверить или даже представить такое⁹. В озеро Дал впадают четыре реки, и не исключено, что у озера есть подземное сообщение с морем. Вода солоновата, и говорят, что в озере бывают приливы и отливы. Я сам этого не наблюдал и поэтому предоставляю читателю самому решить этот вопрос. Я пишу лишь о том, что я сам видел. Невдалеке от озера мы наткнулись на развалины пагоды, построенной 400 лет тому назад во время господства западных татар сановником из Управления внутреннего дворца. Память этого советника увековечена надписью китайскими иероглифами на прекрасной беломраморной плите. Перед идолами лежало несколько исписанных им томов, но уже в значительно поврежденном состоянии. Мы отобрали несколько из них, написанных, по-видимому, на тибетском языке, разрушили недостойного идола, а книги увезли с собой в Пекин как память. Жрецы предпочитают служить в тех местах, где они могут удовлетворять свое обжорство, здесь же по прошествии времени оказалось, что им нечем поживиться. Теперь память о них исчезла, и найденная нами пагода служила лишь гнездом для ласточек и других ищущих пристанища птиц.

6. Князек халхаских монголов

Отсюда мы совершали рекогносцировки в разных направлениях, так как мы должны были найти путь, где была бы вода. Здесь даже грязные болота казались кристальными ручьями, а высохшая низкая трава приятным лугом; навоз же животных был единственным топливом для приготовления пищи. 9 июля (29 июня.) мы пересекли границу, где живут уже упоминавшиеся мною татары — подданные китайского императора. Они разводят лошадей, часть которых доставляют ко двору в виде дани, а часть продают. Без этих лошадей [здешнее] царство испытывало бы большую нужду, так как народ привык ездить верхом, а не в паланкинах, которые так нравятся китайцам. Здесь мы встретили другого тайчжи, уже пожилого и окруженного примитивной роскошью. Он был подданным не богдыхана, а Халхи, о чем я уже говорил прежде. Его сопровождал жрец при идолах, именуемый ламой. Эти сельские народы глубоко почитают лам и не [705] прикоснутся к еде, пока кто-либо из лам не произнесет нужную в этом случае молитву. Молитва эта читается с глубокой серьезностью, что свидетельствует, насколько естественна потребность в ней для людей. В этом месте мы оставили наиболее измученных лошадей и верблюдов, чтобы они отдохнули и набрались сил и могли бы послужить нам на обратном пути. Мы оставили также достаточно людей, чтобы ухаживать за ними.

7. Способ охоты за желтыми козами и дикими мулами [Облава]

 13 числа (3 июля.) мы образовали полукруг, чтобы поохотиться в пустыне. Когда же мы замкнули круг, в нем оказалось множество хуанян, то есть желтых баранов или коз, так как по-китайски слово «ян» одинаково применяется для тех и для других. Они бегают настолько быстро, что даже отборные кони не могут их догнать. Животное, раненное в ногу во время охоты, как я наблюдал собственными глазами, бежит так же отчаянно, как и другие, и падает лишь в том случае, если его поражает удачно направленная стрела. Из множества животных, что мы окружили в круге диаметром больше лиги, убито было немного; поймать их невозможно, так как, завидя что-либо живое, они бегут, пока не скроются из виду. Они живут, как я сам часто наблюдал, большими стадами, насчитывающими тысячи животных. Молодняк подражает взрослому поколению уже с момента рождения и бежит так, как будто это единственная цель в жизни. В окружении оказались также дикие мулы, похожие на наших домашних, у них такая же величина туловища, головы, ушей, шеи, ног, черепа, такой же хвост, шерсть, грива и даже помет. Я наблюдал за ними с восхищением. Единственное отличие состояло в том, что голос дикого мула более резок. Нам удалось убить лишь одного мула — одногодка, более взрослых животных невозможно было догнать или даже приблизиться к ним, чтобы посмотреть на них. Все они одной масти, которую нельзя назвать ни белой ни черной, она представляет собой что-то среднее между ними — цвет золы или прогоревших углей. У всех у них белое пятно вокруг хвоста. Под седло они непригодны, даже если они рождены в неволе, что тоже нечасто случается. Природа берет свое. Татары едят мясо диких мулов; я пробовал, но убедился, что оно слишком жестко для чьих-либо других зубов, кроме татарских. 14 числа (4 июля.) мы подобрали еще одного молодого мула, который накануне был поражен стрелой и вследствие этого не мог бежать так быстро, как другие, поэтому его и нагнали наши кони. Я смог на досуге спокойно изучать его, так как он был все еще на ногах, и я отметил все то, о чем написал выше.

8. Река Керулен и область комаров

 16 июля (6 июля.), продолжая наш путь на север, мы достигли реки Керулен. Мы пересекли ее в пункте, расположенном на широте 48 градусов и нескольких минут. Течение этой реки, бегущей с запада на восток, в основном спокойное и тихое. Однако по берегам ее нет деревьев, и все эти бесплодные и необработанные низины как будто находятся под каким-то проклятием. В реке много прекрасной рыбы, которая как будто заходит в нее из великолепного озера, величина которого примерно 60 лиг в окружности, находящегося отсюда в одном дне путешествия на восток вниз по течению. Разбив лагерь на берегу реки, мы наловили много этой вкусной рыбы. Река судоходна для маленьких лодок такого типа, как мы привезли с собой и подобных которым я нигде не видел. Вытекая из озера, о котором я говорил, Керулен течет под названием Аргунь. Аргунь при впадении ее в Черную реку упоминается в мирном договоре. О Черной реке, которая на языке татар зовется Сахалян-ула, мы еще поговорим. На всем протяжении пути до Черной реки мы не встречали ничего, кроме равнин и необработанных безлесных пустошей. Однако в районе Черной реки раскинулись бесконечные великолепные леса. В течение нескольких дней в этой местности нас одолевали комары. Они безжалостно ели наших животных и, сколько раз я видел бедных лошадей покрытых комарами, сосавшими их кровь. Они нас так мучили, что все старались сделать себе из тонкого шелка накидку с капюшоном-накомарником, закрывавшим голову, как сеткой, и продолжать поездку в такой броне. Один из послов сжалился над нами и приказал сшить и дать нам два накомарника. Другим же оставалось лишь терпеть те мучения, которые доставляли эти немилосердные насекомые. Это было хорошее упражнение в терпении и давало случай отличиться тем, кто стойко выносил их. В результате могу сказать, что эту область можно смело назвать комариным царством.

[706] 9. Река Порчи и трудности переправы через нее

 21 июля (11 июля.) в восьми или девяти днях пути до места нашего назначения наши послы через каких-то татар дали знать московским людям, что мы приближаемся, а 22 числа (12 июля.) нас догнал курьер с депешами из Пекина. На следующий день мы достигли другой реки, именуемой Порчи, где, к нашему удовольствию, мы увидели несколько ив и заросли кустарника, которые ввиду отсутствия деревьев по пути до этого пункта показались нам роскошным лесом. Река Порчи течет с востока на запад, берега ее ровные и сырые, и, хотя воды в ней немного, течение ее быстрое. Когда нет паводка, через нее можно перейти вброд на лошадях. Однако мы прибыли как раз тогда, когда она разлилась и затопила всю округу. Произошло это из-за обильных дождей, часто шедших за время нашей поездки. В тот день у нас было много неприятностей. Некоторые всадники, достигнув берега реки завязли в грязи, и не могли двинуться ни взад ни вперед; другие же разбили лагерь на холме, на некотором расстоянии от реки, намереваясь переправиться через реку, вода в которой была выше человеческого роста. На следующий день мы искали место, где можно было бы совершить переправу, но не нашли, так как повсюду берег был затоплен или покрыт грязью. Таким образом, мы повернули обратно; остались лишь несколько смельчаков, которые, раздевшись догола, шныряли повсюду на лошадях в поисках менее опасных мест для завтрашней переправы. Некоторым удалось переправиться сразу же. На следующий день был приготовлен настил из ивовых ветвей, его набросили на прибрежную грязь, чтобы лошади не увязали, и все же избежать несчастных случаев не удалось. Во время переправы погибло много животных, немало припасов было потеряно, а большое количество имущества и одежды повреждено, вследствие того что некоторые высокопоставленные лица (не все, конечно) вздумали переправиться через реку верхом в одежде. Простой народ раздевался и переправлялся вплавь. Мы вместе с послами переехали реку на наших лодчонках. Лошади завязали в грязи по колено и многие гибли. Кроме животных при переправе погибло немало людей, не умевших плавать или управлять лошадьми, на которых они пересекали реку. Они падали в воду и тонули на наших глазах, а мы ничем не могли им помочь. Было очень тяжело смотреть на все это. Переправа заняла целый день и часть следующего. После этого мы шли несколько дней по местам, густо заросшим кустарником.

10. Ревень и выдры

 24 июля (14 июля.), путешествуя по залитой водой местности, где проблемой был уже не недостаток воды, а ее обилие, мы наткнулись на большое количество ревеня. Видели мы также много выдр, мех которых халхасцы и другие татары используют для изготовления одежды, особенно шапок. На этих равнинах встречается бесчисленное множество выдровых нор. Мы охотились за выдрами больше из-за мяса, которое считается очень вкусным, чем из-за меха. В тот же день мы встретили нескольких халхасцев, которым по самой их природе нельзя доверять, поэтому мы и не воспользовались их ответами на наши расспросы. Все же мы соблазнили их кое-какими подарками, и они вывели нас на хорошую дорогу. Добравшись до реки Суктей, мы расположились лагерем на ее берегу. Отсюда были видны покрытые лесом горы, смотреть на которые было очень приятно. На следующий день эти халхасцы, являющиеся непримиримыми врагами Москвы, покинули нас, так как побоялись двигаться дальше. Река Суктей, как и Туйхэнь, которую мы миновали на следующий день, течет с востока на запад. Вскоре мы вошли в густой лес, состоявший из сосен и других деревьев. Деревья здесь были такие высокие и могучие, что лес этот не уступил бы самым лучшим и культивируемым лесам Европы.

11. Река Пори и река Умду

 26-го (16 июля.) мы переправились через другую большую реку, под названием Пори, не подвергаясь опасности и без потерь, но все же немало намучившись из-за разлившихся вод. Чтобы наши животные не увязали в грязи, нам пришлось накосить травы и набросать ее охапками поверх грязи; и, таким образом, мы шагали по настилу, как шагают по рыболовным плотам на реках. В этот день мы шли вдоль реки Пори, теряя верблюдов, лошадей и других животных, которые навеки увязали в грязи. И так мы дошли до слияния ее с рекой Умду, текущей с востока на запад точно так же, как и все другие реки, что нам повстречались после того, как мы миновали Керулен. Но и здесь нам повезло не больше: в реке была высокая вода из-за прошедших дождей. Конечно, она была бы судоходной для лодок, если бы они у нас были. Течение было [707] слишком сильным. Здесь погибло много животных, а также несколько человек, которые не смогли справиться с быстрым течением. Большая часть наших запасов была подмочена, кое-что потеряно. Гибель стольких людей у нас на глазах довела меня до слез. Дядя богдыхана, чтобы воодушевить других, бросился в реку и переплыл ее. Мы же, как и ранее, воспользовались имевшимися у нас лодками. Этот и следующий день были потрачены на переправу, которая чревата была всякими неприятностями. Отсюда в северном направлении в полудне пути река Умду впадает в Черную реку, которую я уже упоминал и о которой еще буду говорить в дальнейшем. На следующий день вернулся один из наших гонцов к московским людям, а 28-го (18 июля.) вернулись и другие сопровождавшие его.

12. Гонцы нерчинского воеводы посещают китайский лагерь. Инцидент, возникший из-за 90 китайских судов, поднявшихся по Амуру и прибывших в Нерчинск

29 числа (19 июля.) мы шли через сплошной лес, нам попадались болота, создавшиеся при разливе реки, в тот же день мы разбили лагерь на небольшой открытой поляне. Десять москвитян, посланных воеводой, чтобы справиться о здоровье послов, были приняты с уважением и доброжелательством, что, видимо, произвело на них хорошее впечатление. До того же как гонцы наших послов добрались до лагеря москвитян, туда прибыло 90 наших судов. Они прибыли по Черной реке с командой в 1000 солдат и необходимыми припасами, что диктовалось потребностями времени и успеха в будущем. На этих судах в зависимости от их размера были установлены на корме 40 орудий. Когда суда подошли очень близко к лагерю москвитян, воевода спросил, куда и с какой целью они держат путь. Солдаты ответили очень грубо и недипломатично, что идут куда хотят. Воевода благоразумно игнорировал этот ответ и, получив очень любезное извещение от наших послов об их прибытии, с похвалой отозвался о послах как воспитанных и вежливых людях и уведомил их о невежестве и грубости команды судов. Наши послы ответили, что не стоит обращать внимания на ответы конвоя на судах, так как они не имеют никакого отношения к переговорам. Здесь мы сделали дневку и послали большое число солдат в лес на разведку болот, которых здесь великое множество. 30 числа (20 июля.) мы прошли 5 лиг сквозь сплошной лес, где не видно было даже солнца. Когда мы вышли на открытое место, мы увидели ряд деревянных изб, принадлежащих москвитянам. Тут же была и небольшая деревянная часовенка, аккуратно и красиво построенная. Эта часовенка имела 2 кубита ¹⁰ в ширину и 4 в длину. Она покоилась на четырех деревянных столбах и была увенчана крестом. Пол ее поднят на 3 или 4 дюйма из-за болотистой почвы. Вблизи леса у москвитян было несколько обработанных участков, где они сеяли озимую пшеницу и другие неизвестные здесь злаки; яровую же не сеяли, так как, по-видимому, она не подходит к здешнему климату.

13. Прибытие китайской делегации в Нерчинск. Река Амур, окружающие ее леса и пушной зверь в них

31-го (21 июля.) мы прибыли в Нерчинск, где нас встретило множество мандаринов с наших судов. Они собрались, чтобы справиться о здоровье послов. Нерчинск расположен в углу, образованном рекой Нерчей (Здесь и далее в источнике: река Нипчу.), от которой и произошло название крепости, и Черной рекой, куда она впадает¹¹. Черная река течет с запада на восток, слегка уклоняясь к северу. Река здесь гораздо глубже, и потому по ней могут ходить более крупные суда. Течение ее очень быстрое, а вода мутно-глинистая, тогда как вода в реке Нерче кристально-прозрачная. Эту разницу в цвете воды можно наблюдать па большом расстоянии после их слияния. В этом месте ширина реки приблизительно четверть лиги, но здесь она очень глубока. В ее русле попадаются острова, и, по словам татар, пройдя примерно 700 лиг, река впадает в Восточный океан. В Черную реку впадает еще несколько полноводных притоков, так что в дельте она достигает 6 лиг в ширину. В реке водится много ценной рыбы, но быстрое течение затрудняет рыболовство. Среди больших и вкусных рыб встречаются породы, подобные нашим лососям. Окружающие ее великолепные леса придают ей необычайную красоту. Они полны дичью, оленями, газелями, козами и зверьками, похожими на кролика (я сам держал их в руках). Этот кролик величиной с обыкновенную собаку, шерсть у него летом такая же, как у нашего [708] кролика, и белоснежная зимой. По внешнему виду эти кролики не очень легкие, они большие и жирные. Встречается здесь зверь, которого татары называют камдарган. Он напоминает оленя; цвет его скорее каштановый, чем серый, рога такие же, как у оленя, но ствол и ответвления плоские. По оплечью, около шеи, у них нарост величиной с дыню, такой же, как у быков в Индии и на острове Святого Лаврентия. Татары ценят их мясо, шкуру и рога.

Черная река и множество впадающих в нее рек, а также громадные окружающие их территории были заняты в последние годы Московской империей. Москвитяне получали большую прибыль от охоты на пушного зверя. Особую ценность имеют шкурки животного величиной с кошку, которого наши португальские женщины называют «регалло», а москвитяне соболем. Мех его очень нежен, лучшие сорта черного цвета, менее ценные каштанового; цена их зависит от цвета. Охотятся москвитяне также на черных, белых и желтых лисиц и других ценных зверьков, шкуры которых они продают китайскому двору и извлекают из этого большую прибыль. Они также ловят подо льдом большую рыбу, которой в Восточном океане торгуют с большой выгодой. Зуб этой рыбы ¹² имеет метр в длину и толщиной в человеческую руку. Он плотен, чисто белого цвета и очень похож на яшму. Придворные богдыхана платят за него большие деньги, идет он на художественные поделки.

14. Река Нерча и зовущийся по ней город Нерчинск

 Город Нерчинск расположен на равнине, находящейся на 41,5 градусе северной широты. На западе он достигает берегов реки Нерчи, а на востоке почти доходит до Черной реки. Так как он стоит на равнине, он подвержен речным разливам. Чтобы до него добраться, нужно миновать зону половодья, в этом мы сами убедились. Вдоль западного берега реки Нерчи тянутся высокие горы. Эти горы настолько господствуют над Нерчинском, что без укреплений на них город был бы беззащитным перед нашествием европейской державы. На одной из этих гор мы увидели два вертикальных ничем не украшенных деревянных бруса или балки. Мы спросили татар, для чего служили эти балки. Они ответили, что, когда москвитяне поклонялись своим богам, они отвешивали им земные поклоны. Я не поверил этому и лишь улыбнулся. Но немного позже мой сотоварищ, который рассмотрел их через подзорную трубу, сказал мне, что это были два красивых креста, перекладины которых невидимы, так как совпадают с линией горизонта. И мы поняли, что это место было их Голгофой и что высокий крест олицетворял Христа, а пониже — доброго разбойника. По восточному берегу реки примерно на расстоянии в пол-лиги тянется другая гряда, но менее высокая, чем предыдущая. На ней москвитяне сеют зерно. К северу эти холмы постепенно понижаются и переходят в равнину, пригодную для различных целей. На этой равнине москвитяне и их вассалы — халхасцы разводят большое количество лошадей, рогатого скота и овец. Выращивают они также и разные сорта овощей, в том числе прекрасную капусту, которую садят в большом количестве. Эту капусту прислали нашим послам. Плодовых деревьев я не видел, ни европейских, ни каких-либо других, то ли потому, что их не садят, то ли потому, что почва для этого не годится. Мы расположились лагерем к югу от Черной реки, и очень скоро местный воевода послал к нам справиться о здоровье послов.

15. Исторические события, предшествующие встрече китайской и русской делегаций. Миссия Байкова и посольство Спафария

 Для того чтобы подробно и толково изложить последующие события, необходимо вернуться к некоторым фактам прошлого. В первый год господства татар в Китае, то есть 46 лет тому назад, москвитяне, которые все более и более приближались к Татарии, отправили посла к татарскому богдыхану для переговоров о мире на началах равенства сторон. Татары, в то время очень некультурный народ, находились целиком под влиянием китайских свычаев и обычаев, а надо сказать, что китайцы спокон веку принимали чужеземных послов только как данников. В своем полном невежественном восприятии окружающего мира татары, отличавшиеся не меньшей заносчивостью, чем китайцы, считали все другие народы такими же пастухами, как и окружавшие их племена. Они были уверены, что все земли были когда-то частью Китая, который с гордостью называли Тянься, то есть Поднебесной вселенной, как будто ничего другого не существовало. Естественно, что московский посол не пошел на уступки и был отослан обратно за то, что смело объявил китайцам: «Ваша империя велика, но и наша не мала». В последующие несколько лет москвитяне продвинулись на восток, покорив упомянутые выше земли, и дошли до тех земель, куда китайский император ежегодно посылал своих людей охотиться. Произошли стычки, были потери с обеих сторон, но ни те ни другие не хотели отступать. Несколько лет тому назад, когда я уже был при дворе, москвитяне послали другого посла для того, чтобы добиться нужного им мира. [709] Посол был хорошо принят, так как в то время происходило восстание У Сань-гуя, который до этого был у татар в большом почете, ибо помог им завоевать Китай. У Сань-гуй, которому после этого пришлось признать их владычество (это история старая и хорошо известная), взбунтовался и захватил половину империи. Московский посол, однако, исходил из презумпции равноправия сторон в переговорах и не хотел принять точку зрения неопытных в этих делах китайцев. И он был отослан обратно, хотя ему и удалось поколебать высокомерие китайцев, восхищавшихся бесстрашием его ответов. Человек он был очень решительный и всегда ценил себя не ниже китайцев. Он был хорошо знаком с торговлей, но не привез никаких товаров. Он был очень образованным человеком и хотя был еретиком, прекрасно знал философию и диалектику. Однако же он отказался вступать в какие-либо дискуссии о католицизме и даже не хотел об этом слышать.

16. Португальский посол Мануэль де Салданья прибыл в Пекин. Первая и вторая осады Албазина китайскими войсками и приезд русского представителя в Пекин

 Португальский посол Мануэль де Салданья тоже преподнес китайцам подобный урок. Китайские сановники в Кантоне донесли богдыхану о том, что Салданья отказывается в представленных им бумагах признать вассальную зависимость Португалии по отношению к Китаю. Богдыхан, учитывая известность Салданья, вызвал его ко двору, где он должен был ответить на расспросы и рассказать о себе. Однако к тому времени, когда Салданья прибыл в Пекин, китайцы были хорошо информированы и решили не задавать ему вопросов. Посол произвел большое впечатление при дворе: император и другие вельможи (как я не раз слышал, хотя китайцам трудно произнести его фамилию) не могли нахвалиться Салданья, несмотря на то что некоторые пытались дискредитировать его лживыми и предательскими рассказами о том, будто он выполнил требование китайского этикета. Как бы то ни было, я думаю, что никакие европейцы не будут допущены [ко двору], если они не признают свою вассальную зависимость, как это, по дошедшим до меня слухам, сделали и обесчестили себя этим голландцы. Они дошли до того, что позорно предложили платить ежегодно дань, лишь бы получить разрешение торговать.

В эти годы москвитяне построили город, окружили его стеной и назвали Албазином по имени одного из своих подданных — вождя кочевников Албаджума. Татары, однако же, называют этот город Якса (Здесь и далее в источнике: Албазин.). В связи с этим четыре или пять лет тому назад нынешний император решил послать армию, чтобы осадить русских в Албазине и заставить их вернуть то, что они захватили. И в этом случае император проявил милосердие: повелел никому не причинять вреда, с русскими, при высылке их, обращались самым лучшим образом и предложили им более не возвращаться. Однако же москвитяне не соблюли этих условий, хотя и дали слово. Через пять или шесть месяцев они вернулись и, видя, что здесь безлюдно и татары не хотят селиться и осваивать его, а используют только для охоты, снова заняли свои укрепления. Император во второй раз послал армию осадить Албазин, и тогда русские послали срочно гонца ко двору с просьбой о перемирии, пока не приедет находившийся в пути полномочный посол.

17. Снятие осады с Албазина и начало переговоров, закончившихся Нерчинским договором. Отъезд китайской делегации в Селенгинск. Возвращение китайской делегации с полпути, ввиду нападения олотских монголов на Халху¹³. Прибытие нового русского агента в Пекин

Император со свойственной ему благожелательностью послал приказ снять осаду с Албазина при условии, что албазинцы до приезда посла не будут засевать земли вокруг, но не ограничивал их ни в чем другом. Несколькими днями раньше император послал через Европу письмо великому князю с целью выяснить, знал ли он о делах его подданных на востоке. Он заявил, что лишь его убеждение в том, что великий князь не был осведомлен о происходившем, удерживало его от полного разрушения города. Он посоветовал великому князю дать нужные указания своим людям, чтобы избежать больших человеческих жертв ¹⁴. Через полтора года ко двору императора прибыл гонец от московского посла с уведомлением, что посол уже приехал в Селенгинск, находящийся примерно в пятнадцати днях пути от Нерчинска на запад, с приглашением наших послов на мирные переговоры. Мы сразу же двинулись в путь, но энтузиазм наш вскоре угас из-за войны между Халхой и олотами, о которой я упоминал уже раньше. Олоты напали на Халху с такой яростью, что халхасцы бежали от них в страшной панике, усеивая пустыню телами изморенных лошадей, верблюдов и других животных, [710] а также старых и больных людей. Это было жалкое зрелище. В письме, написанном с дороги, мы дали знать московскому послу, что мы поворачиваем обратно, так как военные действия мешают нашему продвижению. В его выдержанном ответе, который мы точно перевели, выражалось как бы удивление по поводу поступка наших послов. В прошедшую же зиму, поскольку земля промерзла и болота не представляли собой непреодолимого препятствия для путешествия, московский посол прислал к нашему двору гонца ¹⁵ с предложением выбрать другое место для мирных переговоров. Император выбрал Нерчинск, гонец же вернулся с большой прибылью от продажи привезенных им мехов. Гонец просил у императора разрешения посетить нашу церковь. Император дал согласие и уведомил меня об этом, как он это сделал и в прошлом году в отношении другого гонца. Кроме того, он просил хорошо отнестись к нему и угостить его. Все это, видно, произвело хорошее впечатление на гонца.

18. Деятельность русского гонца в Пекине

 Он настоятельно предлагал нам меха и деньги в доказательство своей благодарности, однако же мы отказались принять подарки. Тогда он повернулся к церкви и сказал, что он их приносит богу, но переводчик его, необразованный москвитянин, употребил вместо слова «бог» татарское слово «идол». Услышав это, я ответил, что это неслыханно, и, хотя я говорил по-китайски, гонец, увидев то благочестие, с которым я говорил о боге, вмешался и сказал: «Я приношу их Иисусу». Я поблагодарил его и сказал, что Иисус благодарен ему за его добрые намерения, но что ему не нужны меха для одежды. Так наш разговор кончился дружным смехом. Я донес императору обо всем происшедшем, и он, казалось, был доволен. Пользуясь его хорошим настроением (а мы должны быть очень осторожны, так как китайцы думают, что у нас общая с москвитянами вера), я сказал императору, что, поскольку москвитяне предложили нам подарки и мы отказались принять их, из вежливости мы должны им тоже что-либо предложить. Подумав, император согласился, так как наш жест мог иметь только хорошие последствия — гонец мог стать нашим другом в будущем, когда мы поедем к москвитянам. Услышав это, я рискнул спросить императора, будет ли удобно, если мы сделаем гонцу ответный визит. На это император, подумав, ответил: «Нет. Я оказываю вам те же почести, что и моим вельможам, которых вы будете сопровождать для переговоров о государственных делах. Боюсь, что, если вы пойдете с визитом к нему, он ложно истолкует вашу любезность и его уважение к вам уменьшится, а я этого не хочу. Поэтому нецелесообразно вам идти с визитом, но, если хотите, пошлите кого-либо из ваших людей». План императора исключал всякий риск. Мы должны все делать с большой осторожностью, особенно она нужна в нынешнем деле. Мы должны предпринимать эти меры предосторожности, и другим придется делать то же, выбирая для каждого дела нужную форму. Я писал и буду далее писать обо всем очень подробно, не прикрашивая правды.

19. Канси избирает Нерчинск местом переговоров. Отъезд китайской  делегации в Нерчинск

 Этот гонец был отправлен обратно. Он повез только указание о месте для мирной конференции, а через два или три дня после его отъезда выехало и наше посольство со свитой. Такова была ситуация, и таковы были события, предшествовавшие нашему прибытию в последний день июля, блаженной памяти нашего отца и основателя Святого Игнатия¹⁶. С полным основанием мы сочли это предзнаменованием благополучного конца нашего дела.

20. Связь между обеими делегациями с 1 по 17 августа (С 22 июля по 7 августа.). Подозрительность китайцев по отношению к русским

 В первый день августа нерчинский воевода прислал нашим послам в подарок 15 овец от своего имени и двух коров от имени своего великого князя. 2 августа (21 июля.) к нам приехал молодой человек — посланец московского посла. Посол еще не прибыл, но находился очень близко. Посланец спросил, здоровы ли послы, и одновременно намекнул, что на мирных переговорах обе стороны должны быть представлены одинаковым числом людей. Это был слишком тонкий намек для тех, кто неопытен в международных делах. Наши послы тоже отправили своих людей с ответным визитом, чтобы выказать то же почтение, спросить о здоровье посла и поторопить его с приездом, так как близость холодов не допускала промедления. Неопытные в непривычных для [711] китайцев делах, они наметили 10 дней для проведения переговоров и заключения договора. Посол ответил, как всегда, резонно и любезно, что он постарается приехать как можно скорее, если ему не помешают обстоятельства. Последующие дни вплоть до 17 августа (7 августа.) ушли на разного рода связи между обеими делегациями. Местный воевода прислал нашим послам подарки: молочных коров, разных овощей и очень хорошую капусту. Так как наши послы не понимали доверия как принципа международного права, они опасались, что продукты отравлены, и, хотя этого не высказывали, это было видно по всему их поведению. Я взял редиску, попросил соли и начал ее есть, как кушаешь вкусный огурец; тогда один из них, выдав их страх, сказал: «Ну что ж, без обмана»,— и последовал моему примеру. В другой раз воевода прислал много не очень хорошего мяса и сладкого печенья. Послы немедленно послали за нами, и, как только я пришел, я сразу же понял, почему они не принялись за еду. Я сразу же стал пробовать все, чтобы дать им понять, что надо верить в добрые человеческие отношения вместо того, чтобы по глупости всех подозревать. Когда я бесстрашно попробовал все, один из них не выдержал и спросил: «Отец, что, они никогда не отравляют людей?». Таковы были наши сотоварищи в этих важных делах, и читатель должен это хорошо запомнить, чтобы понять, с чем нам пришлось бороться в течение многих месяцев. С одной стороны, мы имели дело с людьми, полными подозрения и ничего не знавшими о внешнем мире, тогда как, с другой, господь бог оказывал нам помощь в большом многообещающем деле.

21. Письмо китайской делегации русскому послу с целью поторопить его. Русский посол в свою очередь выражает удивление по поводу того, что для мирных переговоров китайцы привели такую большую армию и что они расположились так близко к городу. Китайцы оправдывают свои действия. Русские требуют убрать часть китайских судов, стоящих слишком близко к городу. Прибытие русского посла. Посланцы из китайского и русского лагерей обмениваются визитами

Все эти дни нашим послам казалось, что московский посол медлит с приездом, и поэтому они написали ему письмо с просьбой поторопиться по вышеуказанным причинам. На это письмо они получили очень прямой ответ. Он выразил удивление по поводу того, что китайская делегация прибыла на мирные переговоры с таким большим числом людей, что они так близко подошли к городу и этим нарушили законы международного права и что им обязательно следовало бы несколько отойти. На это китайские послы ответили не письменно, а устно и очень вежливо, как и подобало их пребыванию на чужой территории, что они вынуждены были это сделать, так как поблизости не было ни пастбищ для их животных, ни удобного места для стоянки. Если русский посол сомневается, то он может послать эмиссаров для того, чтобы выбрать более удобное место, и тогда они немедленно перейдут. Получив ответ, московский посол сказал, что он поторопится с приездом и постарается оказать всяческую помощь и удовлетворение китайским послам.

17 августа (7 августа.) московский посол прислал гонцов к нашим послам с просьбой, чтобы некоторые наши суда, на которых были установлены пушки, стоявшие в том месте, где он собирался переправиться на другой берег, ушли оттуда, либо потому, что московский посол не хотел слышать их залпов, либо, что более вероятно, не хотел признать их силу, проходя под их дулами. Поэтому в тот же день суда пришлось оттащить. На следующий день он сообщил, что скоро прибудет. В тот же день начали прибывать рыбачьи плоты, на которых эти многострадальные и тяжело работающие люди путешествуют. На самом деле московский посол прибыл сухопутьем уже несколько дней тому назад, о чем мы догадались по приветственным звукам труб и флейт и другим признакам, которые наши послы не понимали. Московский посол хотел поднять свой престиж промедлением или, быть может, дать щелчок по их высокомерному невежеству. В тот день, а также 19 числа (9 августа.) обе стороны направили друг другу гонцов, но это ни к чему не привело, кроме как к высокопарным словам. Наши послы неоднократно просили, чтобы московский посол прислал им своего латинского переводчика, так как присылаемые москвитянами грубые и некультурные люди только создавали затруднения и беспорядок. Однако москвитяне не пошли на это. Московский посол, без сомнения, ждал, что это сделают наши послы, но и они не пошли на это, так как мы не имели официального статуса или титула переводчиков. Так немало дней было потеряно в этих хаотических путешествиях толмачей и их спутников, пытавшихся установить модус будущей встречи.

[712] 22. Соглашение по поводу дислоцирования воинских частей во время встреч послов. Недоверчивость китайцев и их нежелание соблюдать соглашение. Оба иезуита посещают московский лагерь в поисках нового соглашения. Новые уступки, сделанные русскими, не удовлетворяют китайцев

21 августа (11 августа.) после долгих споров обе делегации согласились, что каждую из них будут сопровождать 300 солдат. Далее, на судах, которым будет приказано стоять по реке на том же расстоянии от места встречи, что и город, не должно быть более 500 солдат. 22-го (12 августа.) послы без моего ведома, побуждаемые недоверчивостью и опасениями, нарушили установленные условия относительно дислокации и численности солдат. Все солдаты высадились на берег, как только суда причалили. Я не хотел впутываться в это дело без крайней необходимости. По-видимому, все распоряжения исходили от невежественных людей, переоценивавших свои способности. Они исходили из каких-то неизвестных соображений, может быть, потому, что они не знали мир за пределами Китая, или, может быть, их ввела в заблуждение та путаница, которую внесли примитивные деревенские переводчики. Московский посол запротестовал и тоже нарушил соглашение. Наши послы сообразили, какой ценой им придется расплачиваться за свои действия (мы не протестовали, так как китайские требования были более справедливыми), и просили нас немедленно же поехать к московскому послу, чтобы побудить его пойти на принятые условия. Таким образом, мы отправились к московскому послу, и он учтиво принял нас. Этому послу я отправил письмо из Пекина через его гонца, чтобы подготовить его к условиям, на которые он позже согласился ¹⁷. Надо сказать, что, к его чести, москвитянин понял намерения императора, воля которого была в точности известна мне. Теперь мы побудили его согласиться со всеми деталями предложений наших послов, а именно, что суда подойдут к берегу и солдаты высадятся, но останутся все в одном пункте. Мы вернулись с его ответом. Не знаю, подозрительность ли или недоверчивость овладела нашими послами, но думаю, что это был лишь страх. Они не хотели ни под каким видом переправиться через реку без большого числа людей, хотя казалось, что договоренность уже была достигнута. Московский посол, видя их колебания, непостоянство и подозрительность, решил не уступать. Он заявил, что у него также появляются подозрения, когда ему отказывают в доверии. В ответ на это наши послы, пытаясь оправдаться, сказали, что москвитяне не позволяют китайцам взять нужное число солдат, так как намереваются обмануть их и не заключать мира. Я выступил в качестве врача-исцелителя и объяснил, что надо доверять москвитянам и что для них спор о численности солдат был вопросом чести, а не стратегической хитростью.

23. Перейре удается убедить китайских послов

 Несмотря на это, они отказались выполнить соглашение о переправе через реку, хотя я не жалел ни времени, ни усилий, чтобы убедить их в этом. Видя, что такое важное дело проваливается из-за их незнания внешнего мира, я пришел в отчаяние. К тому же все присутствовавшие сановники делали мне знаки, чтобы я продолжал уговаривать послов. И хотя я дошел до того, что кричал на послов, все это не имело успеха. Видимо, они считали, что другие виноваты в том, в чем на самом деле они были виноваты сами. Наконец я сказал: «Господа, вы должны понять, что москвитяне — это разумные люди, а не дикие звери и не настолько вероломны, чтобы под предлогом мира нанести нам вред. Было бы оскорблением всему миру и мы стали бы посмешищем перед глазами всего света, если после всех трат, обещаний и лишений мы вернулись бы обратно, не открыв двери, в которые мы стучались, и не встретившись лицом к лицу с москвитянами, добравшись до их дома. И наконец, все это покажется странным императору и, как я полагаю, нисколько ему не понравится. Учитывая это, я предлагаю, чтобы в течение всей конференции одно из ружей москвитян было приставлено к моим ребрам как гарантия против любого риска. Если они таят какой-либо злой умысел, я, будучи полностью в их руках, буду убит первым». Они выслушали это предложение молча. Наконец дядя императора, отличавшийся благоразумием и здравым смыслом, ответил: «Сюй Жи-шэн (таково мое имя по-китайски) человек хорошо известный императору; и император в публичном послании объявил его верным человеком, заслуживающим доверия, и сделал он это после многих лет общения с ним. Он общественное лицо, хорошо известен, не молод и говорит так здраво и уверенно, что мы не можем отказать ему в том доверии, которое к нему испытывает сам император. Поэтому я вместе с ним переправлюсь через реку». Выслушав эти благоразумные слова, все пошли к переправе, и все, в том числе и послы, как они позже признались, [713] с восхищением отозвались о нашей действенной решимости и нашей преданности императору в таком важном деле. Они привели в движение то, что они тормозили раньше, и подняли то, что валялось разбитым.

24. Шатер Головина и его убранство

 Московский посол прислал спросить наших послов, хотят ли они, чтобы он подготовил место для встречи или чтобы каждая сторона приготовила бы свое место. Не посоветовавшись со мной, они ответили, выразив хорошее понимание окружающего их мира, что у них есть шатер, а московский посол пусть устраивает свой. Московский посол воздвиг большой и хорошо устроенный продолговатый шатер, простирающийся с севера на юг, украшенный картинами и устланный дорогими коврами. У главного входа в шатер с южной стороны, то есть против нашего лагеря, был устроен помост, занимавший почти всю площадь, на верху которого стоял прекрасный золоченый письменный стол европейского стиля. Кроме того, имелись часы, по которым отмечалось время предложений и ответов, а также два больших изящных серебряных кубка, украшенных рельефными изображениями. В них послу подносили либо кислое питье с уксусом ¹⁸ и холодной водой, либо медовый напиток, который он часто пил. Над столом висело прикрепленное к потолку искусной работы распятие, украшенное драгоценными камнями, к которому москвитяне проявляли большое благоговение и уважение. К западу от шатра Головина был воздвигнут меньший, красиво расписанный шатер, о котором я расскажу дальше ¹⁹. Для посла было приготовлено великолепное кресло, крытое желтой камкой и обитое золотыми или золочеными гвоздями. Было еще кресло меньшего размера и обыкновенного ярко-красного цвета для местного воеводы и покрытая ковром скамья для еще одного человека, котрый, как мы полагали, заведовал церемониями. Других мест для сидения не было, вся остальная свита, состоявшая из выдающихся военных деятелей, капитанов и полковников, стояла, и никто не смел садиться в присутствии посла. Из этого мы заключили, что посол по своему сану, авторитету и оказываемому ему уважению был очень крупный деятель. Подписывался он — окольничий и наместник брянский Федор Алексеевич Головин²⁰.

25. Шатер китайской делегации и его убранство

 Наши послы выслали на место встречи черные татарские шатры хорошей, но более скромной работы, с указанием разбить один из них впритык к шатрам русского посла так, чтобы помост мог служить обеим сторонам, хотя часть хозяина доминировала бы. К востоку от этого шатра они разбили меньшую палатку с той же целью, с какой русские воздвигли палатку к западу. Наши послы вышли из Пекина так, как будто, кроме них, на свете никого не было (и я не могу не сказать об этом, так как хочу быть честным и искренним в этом отчете и не замалчивать их самомнения). Их сопровождала армия, которую я описал выше. Они чванились своей численностью, и я искренне считаю, что никакому другому монарху на свете не удалось бы послать армию верхами в сорокадневное путешествие по пустыне (на самом деле путешествие продолжалось 49 дней, включая перевозку всех необходимых вещей и припасов на верблюдах или повозках, в которых были впряжены быки) при 90 судах только для перевозки артиллерии с тысячью солдат и двумя тысячами слуг, появление которых в Нерчинске немало обеспокоило москвитян. Однако же устройство палаток у татар было очень простое и примитивное, вместо ковров полы палаток были покрыты грубыми циновками. Узнав, что у москвитян роскошные кресла, а у них нет ничего, так как они сидят на полу по их обычаю, они приказали плотникам работать всю ночь и сделать скамьи достаточно примитивные, так как времени было мало, настолько маленькие, что их трудно было покрыть подушками. У них было 16 копьеносцев-телохранителей, но, зная, что у москвитян их гораздо больше, так же как людей, вооруженных аркебузами и другим оружием в древнеримском стиле, они предпочли не брать этих копьеносцев с собой.

26. Делегации приближаются к месту встречи

 Мы переправились через реку тем же способом, о котором я уже говорил выше. Все сановники, а их было очень много, надели лучшие платья, украшенные драконами и другими животными, обозначавшими их должности. Эти украшения на золотом фоне производили большое впечатление, но на самом деле стоили не так уж дорого. Одежда солдат была из камки и подобного ей материала. Переправившись через реку, мы продолжали путь верхом на лошадях, которые переплыли реку еще до нашего прибытия. У нас было четыре великолепных седла: мое, его подарил мне император, оно было [714] украшено золотом и представляло большую ценность, моего сотоварища и двух послов — дяди богдыхана Тун Го-гана и дяди престолонаследника — Сонготу. Остальные были обыкновенные, в китайской манере, но довольно хорошие. Перед тем как московский посол вышел из палатки, появились две роты солдат с их капитанами и офицерами, которые с большой помпой медленно прошагали, напоминая процессию. Впереди шел оркестр, состоявший из хорошо сыгравшихся флейт и четырех труб, звуки которых гармонично сливались, вызывая вящее удовлетворение и аплодисменты толпы. За ними шли конные барабанщики и еще отряды мушкетеров и вооруженных по римскому образцу солдат, о которых я говорил выше. Затем верхом на коне следовал посол со свитой, хотя и не очень большой, но вполне достойной. По бокам от него ехало верхом еще двое. Седло у него было маленькое, подобное тем, которые используют на скачках. Попона, покрывавшая всю верхнюю часть задней половины лошади, цвета миланского серебра, была совершенно в европейском стиле.

27. Делегации входят в свои шатры на месте встречи

Когда обе делегации достигли шатров, они остановились. Флейты и трубы продолжали играть, а все молчали. Было договорено, что обе делегации спешатся одновременно, так и произошло. Обе делегации разошлись по палаткам. Все москвитяне, за исключением трех вышеупомянутых нами, стояли. Наши послы решили подражать такому величественному обычаю и оставили всех сановников, а их было больше сотни и некоторые из них были очень высокого ранга, стоять. Лишь четверо, самых важных, сели на скамьи. Все согласились с этим, чтобы оказать почесть послам. Мой сотоварищ и я сели между двумя делегациями²¹.

Московский посол был одет в дорогие меха, крытые камкой. Он менял свою одежду каждый день, и каждый раз она была не менее великолепной. Менял он также и шапку (они не носят шляп), цена которой вместе с украшавшими ее драгоценными камнями не могла, по моему мнению, быть меньше тысячи крузадо. Справа от него стоял молодой человек с дорогим жезлом в руках, сделанным по крайней мере из позолоченного серебра и украшенным камнями. Когда посол сел, он заполнил все кресло, в разговоре он произвел впечатление человека искреннего и имеющего большой опыт. Он был остроумным и имел большой опыт в переговорах. Хотя он и владел латинским языком, все же всегда пользовался услугами переводчика, который раньше был его учителем латинского языка. Самообладание посла и полное отсутствие чего-либо показного делали его достойным своего положения. Что касается нашей делегации, то в ней были и смышленые и благоразумные люди, но никто из них не имел опыта в делах за пределами Китая. Надо сказать, однако, что московский посол не оказался бы в таком выгодном положении, если бы приехал в Китай, так как там его заставили бы подчиниться китайским обычаям, как это было с другими послами в прошлом, либо ему пришлось бы вернуться домой, не заключив мира. Поскольку он отказался ехать к китайскому двору и заставил нашу делегацию выехать из своей страны и вести мирные переговоры на предполагаемой границе, он этим самым достиг равенства.

28. Первое заседание и первые затруднения, вызванные китайцами. Перейра устраняет эти затруднения

 Когда все уселись, как уже описано выше, начались переговоры по вопросам, поднятым китайцами в их письмах в предыдущие годы. Начались бесполезные словопрения. Я вспомнил, какие обязанности возложил на меня император при подобных обстоятельствах, и, основываясь на предыдущем опыте, решил вмешаться. Я обратился к нашим послам и сказал: «Господа, по моему мнению, бесцельно обращаться к прошлым нарушениям. Это пустая потеря времени, так как ни мы, ни они не признаем эти нарушения и ни одна сторона не захочет отвечать за них. Когда они убивали наших людей, мы тоже не сидели сложа руки. Несомненно, наши люди защищались, проливали кровь и убивали кого могли. Если они грабили нас, то наши люди, без сомнения, отвечали тем же и, конечно, не прощали краж. Так обстояло дело и в других случаях. Они говорили про нас то же, что мы про них и даже больше, и, вероятно, они могут привести такие факты, которые нам не удастся без больших трудностей и бесконечных словопрений опровергнуть. Если так, то, мне кажется, было бы лучше начать новую страницу и приступить к серьезным переговорам о размежевании земель и о нужном нам мирном договоре. Ведь ни они, ни мы не захотим, затратив много времени на бесполезные споры, признаться, что нас переспорили». С этим, видимо, согласились все, и сам московский посол решил, что лучше забыть старое и перейти к вопросу о пограничном размежевании и другим более важным делам.

[715] 29. Великолепие московского посла. Русские отклоняют первые китайские предложения, и Головин вносит свои. Объявляется перерыв

 Временами московский посол, сидя на своем высоком седалище, протягивал руку к одному из серебряных кубков и, делая величественный жест, отпивал из него. Наши же послы, сидевшие на голых скамьях, беспрерывно пили по обычаю чай из деревянных чашек, все украшение которых состояло из тонкого слоя краски. Они брали эти чашки с каким-то смущением и испугом всякий раз, когда их взгляд падал на серебряные сосуды. Они боялись, что положение пославших их станет еще более затруднительным, если обнаружится, что коренные татары не смогут удержаться, чтобы каждые четверть часа не пить свое молоко. Выгодное положение русского посла вызывало у наших послов, приехавших не слушать, а приказывать, большое раздражение.

Вначале наши послы предложили в качестве пограничного пункта Нерчинск, оставив сам город москвитянам. Московский посол ответил им с изысканной учтивостью: «Очень обязан и сердечно благодарен вам за разрешение переночевать здесь эту ночь». Ирония посла очень ранила наших послов и пристыдила их, хотя в тот момент им удалось как-то скрыть это. Посол сказал им через переводчика не только эту, но и другие колкости. Он также просил наших послов при уточнении названий мест и других вопросов, которые могут быть по-разному истолкованы, пользоваться услугами местных переводчиков, которые лучше в них разбираются, и что не следует прибегать к моим услугам, хотя я все время сидел тут же. Наши послы пожаловались мне на иронический тон и издевки посла, я же ответил им тем, что казалось мне целесообразным и соответствовало моему пониманию положения. В этот день мы потеряли много времени, так как ни одна сторона не хотела уступить. Если одна сторона создавала трудности, другая давала уклончивые ответы, не было никакой возможности договориться. Москвитяне требовали возвращения им кое-каких артиллерийских орудий и других вещей, что татары сочли совершенно неуместным. Московский посол, убедившись в том, что договориться в этот день не удастся, благоразумно пригласил наших послов встретиться на следующий день.

30. И на следующий день переговоры заходят в тупик. Недоверие китайцев возрастает, появляется опасность войны. Беспокойство китайских послов по поводу того, что они пришли к этому поспешному решению, не посоветовавшись с Перейрой

 23 августа (13 августа.) вновь произошла торжественная встреча послов, сопровождаемых прежней свитой, но опять договориться ни о чем не удалось, так как ни та ни другая сторона не хотели уступить ни куска земли, на которую они претендовали. В связи с этим татары, не имевшие опыта в подобных делах, решили вернуться ко двору, не заключив никакого соглашения. Я ничего об этом не знал. Я думаю, что при их врожденной надменности они были поражены серебряными кубками, желтым седалищем и другими невиданными вещами, их самолюбие было уязвлено и им было просто больно видеть московского посла, которого они до этого считали варваром, в таком блеске. И они решили, что московский посол не желал мира и что все его поведение было рассчитано на то, чтобы добиться своей цели путем проволочек.

Хотя всю ночь и следующий день шел проливной дождь, в наш лагерь приехал латинский переводчик московского посла. Он ничего не добился и был отпущен довольно бесцеремонно, что меня очень поразило. Помешать этому, однако же, я не был в состоянии. На следующую ночь наши послы, окончательно потерявшие надежду на мир, сообщили нашим войскам в Албазине, чтобы они считали русских неприятелем, так как нет никакой надежды заключить мир. Все это делалось без моего ведома, так как эти дела не касались моего института. Я держался в стороне, предоставив им свободу действия, и решил вмешаться только в случае необходимости. Так переговоры были прерваны во второй раз, и практически была объявлена война. Однако же совесть наших послов была неспокойна, так как они не предупредили меня заранее об отданном ими приказе. Они боялись, что император будет этим недоволен. Поэтому, узнав о случившемся, я сделал вид, что изумлен, и просил их из чувства гуманности не губить столько человеческих жизней. Так я поступил потому, что у меня не было ни малейшего сомнения, что разрыв не входил в намерения императора, а также и потому, что мне было ясно, что московский посол хотел мира и не замышлял никакого предательства. Он лишь пытался добиться цели путем политики проволочек, что вполне обычно для такого рода обстоятельств. Татары и китайцы никогда не вели подобных переговоров.

[716] 31. Китайские послы, продолжают не доверять русским послам, пока Перейре не удается рассеять их подозрения

Однако же наши послы продолжали утверждать: «Москвитяне — это не ты. Сегодня они говорят одно, а завтра нарушают свое слово. У нас [в отношениях] с ними большой опыт, а у тебя никакого. По-нашему, они лгуны». Зная, что это недоразумение (хотя у них как будто бы было какое-то основание для этого, поскольку дело шло о простонародье) и что оно поведет к неудаче вместо ожидаемого успеха, я решил выступить в защиту москвитян и наших общих интересов, за что, как я надеялся, москвитяне выразят свою благодарность иезуитскому ордену и это признает сам великий князь. Поэтому я произнес следующие слова: «Господа послы, не следует делать из мухи слона. Не следует путать незначительные вещи с важными и в еще меньшей степени маленьких людей с большими. Ваше представление о московских людях основано на сношениях с людьми низших сословий, целью которых обычно является обман. До сих пор у вас не было случая встретиться и узнать людей из самой Москвы. То, что вы сказали о них, можно было бы сказать и о китайцах, среди которых также слишком много лгунов, из чего, однако же, не следует, что нельзя верить всем китайцам. Наоборот, надо разбираться в людях. Вы говорите, что москвитяне пьют много вина, но разве мало китайцев, которые тоже пьют вино и в этом отношении не уступают москвитянам. Сколько пьяных встречаешь ежедневно, гуляющих или едущих верхом по улицам Пекина, — об этом можно было бы много говорить. Однако же из этого нельзя сделать вывод, что среди китайцев нет трезвых людей, поскольку на самом деле многие и вовсе не пьют. То же самое можно было бы сказать и о других вещах, но мы не должны терять доверие к этим людям, хотя у низших сословий и могут быть другие намерения и в простом народе склонность к предательству. Надо слушать, что говорят москвитяне по этому поводу, а не слепо верить тому, что говорят о них другие».

Дядя императора, человек искренний, довольно успешно преподал следующий совет другим чинам посольства: «Господа, вы знаете, что наши иезуиты неподкупные люди и что они никого не боятся. Вы знаете, что Сюй Жи-шэн не льстит никому и так же прямо и решительно говорит с императором, как и с нами, и вы знаете, что император публично почтил его своим веским и правдивым указом. Богдыхан несомненно расспросит его о всех мелочах, и вы понимаете, что он скажет правду, что бы ни говорили другие. Поэтому мы должны принять его совет во внимание, так как опыт показывает, насколько он был прав в других случаях». Он повторил то же самое и мне, а своими словами убедил других не делать никаких опрометчивых шагов.

32. Переговоры спасены от провала во второй раз. Обмен визитами между обоими лагерями: Перейра и Жербийон посещают русский лагерь от имени китайской делегации и латинский переводчик Головина посещает китайский лагерь. Предметом обсуждения является пограничная линия между обеими империями

Заверив их, таким образом, что еще имеется большая надежда на заключение мира, я убедил их не приходить в отчаяние и вернуть обратно гонца. В ту же ночь они послали за ним, но напрасно, догнать его не удалось. Эта неудача принесла немало вреда. Это был второй случай ²², когда казалось, что все погибло, но положение все же было с божьей помощью спасено, к восхищению тех, кто не понимал причины моей уверенности в успехе. Когда поздно ночью мы возвращались с этого совещания, дядя богдыхана пригласил меня в свой шатер. Преисполненный меланхолии и печали, он рассказал мне обо всем, в том числе о причине его вызывающего поведения (божественное провидение помогло ему понять ту ошибку, в которую впали желавшие идти своим путем). Он предложил, чтобы мы поехали к московскому послу и выяснили его намерения. Видимо, потому, что я в прошлые дни держался в стороне, помня, что предписывал мне институт не впутываться в подобные дела, они и решили, что обсуждавшиеся дела должны быть решены без меня; и получилось так, что невежество их переводчика и было причиной всех неприятностей.

25 числа (15 августа.) в праздник Успения Пресвятой Богородицы (московские люди пользуются календарем старого стиля, который на десять дней отстает от нашего) я со своим сотоварищем отправился, чтобы убедить московского посла. Он принял нас очень любезно и вежливо и даже вышел из шатра, чтобы приветствовать нас, когда мы еще были в седле и не успели спешиться. Он выслушал нас и сказал, что пришлет гонца с ответом после того, как обдумает наше предложение. Трудно себе представить, как ожили наши послы, услышав эту новость: они слушали нас уже как будто другими ушами и признали нашу заслугу и уже ни за что не хотели отстранять нас от переговоров, которые явно получили благословение господа бога.

[717] 26 числа (16 августа.) московский посол прислал своего латинского переводчика, чтобы передать нам некоторые его сомнения. Он привез карту этих земель и осведомился о намерениях наших послов. Спустя некоторое время мы поехали к нему с ответом. После этого он вновь приехал к нам, и, таким образом, нам пришлось то и дело пересекать эту большую реку, испытывая большую опасность и усталость. Мы поехали, везя наши оговорки, московский же посол опять выдвинул свои, одной из которых было, что заклятые враги москвитян халхасцы, о чем я уже говорил раньше, не должны иметь ника­кого отношения к мирному договору.

33. Русская делегация отвергает предложение китайской делегации, чтобы граница шла по Албазину. Пришла очередь русской делегации быть неуступчивой

 27-го (17 августа.) мы поехали с нашими последними и окончательными предложениями о размежевании территории. Пыл наших послов уже начал ослабевать после предъявления им уже упомянутых мною оговорок. На этот раз москвитяне заявили о том, о чем им не следовало бы говорить. Они не соглашались на уступку Албазина. Я, вполне обоснованно возразив, сказал, что я с самого начала совершенно недвусмысленно заявил, что Албазин как основа всего должен быть возвращен и что если они не согласны с этим, то нет смысла продолжать переговоры по другим статьям. Я заявил, что им незачем было произносить речи и устраивать заседания, если для них неприемлем этот исходный пункт, и что они лишь ввели нас в заблуждение. Мы со всей искренностью перешли к обсуждению других вопросов, потому что думали, что они согласятся без всякого спора отдать Албазин. Я сказал им также, что китайский император совершенно не сомневался в том, что они пойдут на эту уступку, так как его войска не раз занимали этот пункт силой оружия, но, так как он хотел мирно разрешить этот вопрос, а не с помощью оружия, он каждый раз оставлял его по доброй воле, не сомневаясь в том, что то, что он одалживал на время, в конце концов будет ему возвращено. Было бы смешно производить размен или превращать в предмет спора то, что император дважды захватывал, и то, что он дважды уступал, вполне доверяя нам. Он никогда не высказывался по этому поводу, так как не хотел сделать предметом спора то, что ему принадлежало. Московский посол отнесся холодно к этим аргументам и совершенно очевидным фактам и сказал: «Мы ничего не уступим, так как вы требуете слишком многого». Воевода не упустил случая пожаловаться и сказал мне: «Вы делаете все с выгодой для себя». Позже, однако же, он понял, что это было и ему выгодно, и признался в этом. В этом случае мой сотоварищ и я действовали с некоторым напором, чтобы показать им, как нас обидел их ответ, в котором они позже и в самом деле раскаялись, о чем я и расскажу дальше. Я оставил москвитян и слезно просил их послать ответ через кого-либо другого, так как я стыдился его объявить, зная, что он поведет к крушению стольких хороших намерений и что они сами потом будут раскаиваться в своем поспешном ответе, но будет уже слишком поздно.

34. Причина неуступчивости русских и контрмеры, предпринятые китайцами. Только Перейра не теряет надежды на благополучный исход переговоров

 Причина этого столько же решительного, сколько и короткого ответа, как мы позже выяснили из правдивого и надежного источника, состояла в том, что местный воевода, сам москвитянин и крайне эгоистичный авантюрист, вместе с другими людьми, которые видели, что им угрожает потеря части области и сокращение территории, на которую они претендовали, убедил посла ничего не уступать и забросить сети в разных направлениях в надежде что-либо выловить. Этот воевода в моем присутствии усомнился во мне и в моем сотоварище, но мы, при всей нашей скромности, все же открыто заявили ему о тех услугах, которые мы оказали ему и великому князю. У посла не было никаких сомнений в этом, и свидетельства были настолько убедительны, что позже даже воевода был вынужден признать, а посол публично признал их.

Когда наши послы узнали о решении [москвитян] не уступать (они не поняли, что это была лишь уловка), они стали готовить к переправе всю армию, поскольку на нашей стороне уже не осталось пастбищ для животных. В нашем лагере происходило беспрерывное движение кавалерии, готовившейся в ту ночь к переправе. Москвитяне, не зная наших намерений, думали, что весь этот шум происходил из-за того, что мы собираемся вернуться в Пекин, тогда как на самом деле наши послы решили здесь же дожидаться решения императора, начинать войну или нет. Московская стража, наблюдавшая движение в нашем лагере, не сомневалась в том, что мы собираемся уйти. Дядя [718] императора был в очень плохом настроении и до отхода ко сну говорил со мной с большой печалью. Я успокоил его, сказав, что все еще надеюсь, что москвитяне пришлют к нам людей, так как не захотят вернуться с пустыми руками, и что у меня есть веские основания для такого утверждения. Я добавил, что это все очень важные вопросы, и их нельзя разрешить поспешно, однако если быть настойчивыми, то можно добиться их разрешения. Господин посол должен запастись терпением, так как лучше вернуться домой с подписанным мирным договором, чем бежать в страхе от приближающихся холодов. Прежде всего не следует забывать о главной цели. Я сам хуже других одет и потому скорее других испытаю холод, но, несмотря на это, я не стремлюсь вернуться домой без договора. Он ответил: «Мы не вернемся без мира, даже если нам придется ждать еще месяц». Я же добавил, что надеюсь, что москвитяне кого-либо пришлют этой же ночью.

35. Русские предлагают новую встречу

 Таково было наше настроение, когда в ту ночь мы отошли ко сну. Только я заснул, как дядя императора, а это он получил известие, разбудил меня громким кликом: «Москвитяне идут, идут москвитяне». Мы вскочили возбужденные и отправились к месту совещания. Их латинский переводчик заявил, что его посол желает третьей встречи, в соответствии, как он сказал, с международным правом, по которому цель первой встречи — приветствие, второй — предложение, а третьей — заключение договора. Наши послы ответили, что будут ждать до утра более приемлемых предложений. Я и мой сотоварищ как только могли убеждали москвитян вернуться с предложением лучших условий, намекая на несколько более приемлемых статей и другие вещи, которые следовало принять во внимание ввиду их большого значения, так чтобы они явились с предложениями, которые соответствовали бы желаниям наших послов и на которые они могли бы согласиться. Я сказал гонцу, что ответ должен быть дан той же ночью, так как утром будет уже поздно. Он хорошо уловил положение и понял всю обстановку. Уезжая, он сказал на прощанье: «Преподобные отцы, помогите нам». Я был чрезмерно рад, во-первых, потому, что оправдались мои надежды, и, во-вторых, потому, что гонец говорил как католик, так как до тех пор он не объявился им, и, если бы он был схизматиком, он не оказал бы нам этими словами такой чести. Я ответил ему: «Конечно, мы сделаем все возможное для всеобщего блага, но и вы должны поступать благоразумно: глядите и хорошо обдумывайте ваши поступки».

Когда он уехал, мы держали совет, благоразумно ли переправляться через реку, как было решено накануне вечером, после этого посещения. Послы считали, что необходимо из-за недостатка пастбищ и из-за несерьезного плана, казавшегося им важным, принять некоторых возмутившихся против Москвы халхасцев, сдавшихся нам и нуждавшихся в нашей помощи, чтобы переправиться на нашу сторону реки.

36. Совет Перейры помогает китайским послам разрешить возникшую перед ними дилемму

Они уже приняли решение, но, поскольку раньше допускали ошибки на своих совещаниях, они, считаясь с моим опытом, обратились ко мне и спросили мое мнение относительно принятого решения переправиться на другой берег. Я ответил, что я монах, что мой институт и религиозная профессия запрещают мне вмешиваться в подобные дела, что император не посылал меня для этой цели, так как хорошо знал, что я монах, то есть человек профессии, чуждой таким делам, и что он послал меня только для мирных переговоров, а это не имеет ничего общего с вопросом переправы через реку (а переправа через реку была очень опасным делом по многим причинам, которых господа послы не могли не знать). Я сказал, что не могу высказаться ни за, ни против, и прибавил, что господа послы получили наказ от императора и должны действовать согласно ему. Мой ответ показался им очень суровым, и они всячески настаивали, чтобы я выразил свое мнение, признавшись, что сами они не знают, как правильно поступить. Мне ничего не стоило бы предотвратить переправу, но оба решения таили в себе равные опасности и не были в духе моего института, так что я повторил свой ответ несколько раз. Мы потеряли не меньше трех четвертей часа в такого рода дискуссии. В конце концов я убедился, что таким людям, как они, надо дать конкретный ответ... Я понял, что за их недоумением таится страх, что их политика может оказаться неуспешной, а также уверенность, и правильная уверенность, что император расспросит меня обо всем, как он в действительности и сделал. Так как они не сомневались в том, что я скажу богдыхану правду, они хотели из осторожности привлечь меня на свою сторону. Поскольку я не должен был ни обидеть их, а этого надо было избежать при всех условиях, ни соглашаться на переправу через реку со всей армией, [719] господь бог, который всегда близок к нужде, пришел мне на помощь, и я дал им понять, что у меня не было задания шпионить или доносить об их действиях. Это удовлетворило их, и они отпустили меня.

37. Китайская делегация переправляется через реку. Русские все еще медлят с предложением новых условий

 Спустившись вниз по реке примерно на 3 лиги и держась близко к берегу, они дошли до трех обрывистых холмов, местность вокруг одного из которых показалась удобной для высадки части наших солдат. Послы и остальная свита задержались до утра, выжидая ответа москвитян. Поскольку ответа не было, а наши вооруженные солдаты уже показались на высотах, возвышающихся над городом, переправиться решили и послы, говоря, что переправу так или иначе нельзя удержать в тайне и что никакой ответ москвитян не может более предотвратить ее. Поэтому и мы направились по той же дороге вниз по реке. Несколько человек и животных потонули при переправе, что является обычным обстоятельством при такого рода операциях.

Москвитяне задержали ответ, так как мнения их разошлись, также и потому, что они убедили своего посла, как я уже говорил, не соглашаться ни на какие наши условия для того, чтобы посмотреть, как мы поступим, — большая ошибка, когда ведешь переговоры с незнакомой тебе нацией. Московский посол, убедившись в создавшейся ситуации, которой он при свойственном ему благоразумии избежал бы, если бы поступал так, как считал нужным, и на него не оказывал бы давление воевода и многие предубежденные лица, теперь ясно представил, куда завели его его же люди. Он сделал то, что должен был сделать раньше: взял в свои руки дело, на которое был полностью уполномочен, сделал воеводе выговор за уже принятые решения и указал ему на допущенную ошибку.

38. Латинский переводчик русской делегации привозит наконец новые предложения. Китайские послы объясняют причины, по которым они пересекли реку. Русские просят, чтобы оба иезуита были посланы в их лагерь

 Он и послал своего переводчика с новыми предложениями, который, убедившись в том, что мы снялись со стоянки, повернул обратно и встретил нас на восточном берегу холма на расстоянии в пол-лиги от Нерчинска. Увидев его, я обрадовался, так как мои ожидания оправдались, а я ожидал успеха. Очень возбужденный, я поскакал к нему по неровной горной тропе. Появились мужество и сила, необходимые для непривычно быстрого аллюра. Я засыпал его вопросами и, взяв за руку, повел к нашим послам, которым его приезд был тем более приятен, что он был неожиданным. Ему поручили выяснить разные вопросы, с помощью которых нужно было скрыть их страх перед нами. Не изменяя выражения лица, он спросил, с какой целью мы переправились через реку. Я сразу же посоветовал нашим послам отвечать благоразумно и осторожно, если они не хотят поставить все наше дело под удар. Они ответили, что единственная причина их переправы состояла в том, что на противоположной стороне реки не было больше пастбищ, а им нужен корм для лошадей и других животных. Он продолжал настойчиво расспрашивать: «Если причина только в этом, то почему вы в броне?». Они ответили, что таков их обычай, а также знак личного достоинства, не влекущий никаких враждебных намерений. «Если это так, — продолжал переводчик, — то почему ваши отряды заняли все высоты на горах?». На это наши послы ответили, что, поскольку они незнакомы с местностью и поскольку они не могли чувствовать себя в безопасности среди обрывистых гор, кишащих халхасцами, они выслали вперед солдат занять подходящее для лагеря место. Москвитянин был удовлетворен этим ответом и попросил, чтобы меня и моего сотоварища послали вместе с ним для выяснения некоторых условий. Наши же послы, отличавшиеся подозрительностью, не могли, однако, довериться москвитянам в тех делах, в которых вина лежала на них самих. Не доверяя москвитянам ввиду собственного невежества и чувствуя себя виноватыми за организованную переправу, они вообразили, что москвитяне поступят так же, как поступили бы и они. Так в третий раз все казалось безнадежно потерянным в результате их глупого недоверия.

39. Китайские послы не хотят отпускать обоих иезуитов, и в конце концов Жербийон отправляется один

Я потерял почти час, стараясь убедить наших послов в том, что мы ничем не рискуем, если удовлетворим просьбу москвитян, к тому же москвитяне, если судить по тому, что они пережили, имели гораздо больше оснований не доверять нашим послам. [720] Если в дальнейшем мы будем продолжать в таком же духе спорить о том, доверять друг другу или нет, мы никогда не перейдем к более существенным делам. Наши послы выдали свой страх при втором ответе, который заставил меня расхохотаться: «Мы не рискуем послать вас к русским, потому что боимся, что они задержат вас как заложников, не позволят вам вернуться и тем самым заставят нас принять нежелательные для нас условия или же поставят нас в затруднительное положение, тогда что мы скажем императору?». С внутренней усмешкой я объяснил им, что опасность эта мнимая, ибо, если бы москвитяне и поступили так, этого было бы достаточно, чтобы весь мир не признал их гуманным и культурным народом, назвал бы варварами, недостойными человеческого обращения, варварами, способными обманом сделать пленниками тех, кто готов служить им и общему благу и кто по чести и дружбе доверил им себя. Я привел эти и многие другие аргументы, которые не стоит повторять здесь, так как каждый может себе их представить, но не смог преодолеть их страх и недоверие. Даже москвитянин, который прислушивался к разговору, хотя и не понимал всего, заметил: «Видимо, они колеблются, посылать ли ваши преподобия». Я ответил, что не следует обращать слишком много внимания на наших неопытных в международных делах послов. Я продолжал убеждать послов уже без надежды на успех и пришел в такое раздражение, что все это заметили, а раздражен я был потому, что переговоры вновь находились под угрозой срыва. Когда они устали слушать меня, а я устал от своего крика, мне пришел в голову компромиссный вариант, и я сказал: «Господа послы, а может быть, вы согласитесь отпустить одного из нас?» Дядя богдыхана сразу же согласился и сказал: «Хорошо, но кто из вас поедет?». Я ответил, что все равно кто, и предоставил решить ему. Он сказал: «Ваш сотоварищ моложе, пусть он едет. Вы же при императоре находились много лет. Вы общественное лицо. Император, лично издав публичный указ, рекомендовал мне вас, и я за вас в ответе. За вашего сотоварища в ответе вы, а поскольку вы не боитесь, что москвитяне задержат вас как заложников, вы и будете за него в ответе перед императором, так же как я за вас, если что-либо случится».

40. Перейра стремится убедить китайцев доверять русским. Его пари с Сонготу

 Все страдавшие недоверием люди одобрили это нелепое решение, как ни неразумно оно ни было. Во всяком случае, все присутствовавшие, увидев, что дело, казавшееся совсем загубленным, вновь ожило, выразили восхищение тому упорству, с которым я успешно противостоял им. Они сердечно поздравили меня, чего я не заслуживал. Когда мой сотоварищ, снабженный необходимыми для дела указаниями, отправился в путь, все ждали и гадали, вернется он или нет. Тогда я сказал: «Господа, нельзя отказывать в доверии, которое присуще всем народам. Если мирный договор будет заключен, а я надеюсь, что он будет заключен, нам придется подписать его с надеждой, что он будет выполняться. Несомненно наступит день, когда мы будем вынуждены доверять им; если же нет, на что мы будем опираться, когда все условия будут договорены и клятва дана? Когда они подпишут документ, чему мы должны будем верить и на что полагаться? Когда они приложат печати к договору, станет он действителен оттого, что есть печати, или недействителен, если их нет? Только вера в партнеров делает соглашение действительным, и мы не можем поставить все под удар, отказывая им в доверии, которого заслуживают даже дикари, а это категория, не включающая москвитян. В самом деле, если бы сам дьявол, приняв человеческое обличье, пытался бы лгать и обманывать нас, он не смог бы вложить в это столько вероломства, сколько, по нашему мнению, присуще москвитянам». На это у них не нашлось ответа. Пока мы ждали возвращения моего сотоварища с новостями, один из наших послов, не утратив подозрительность до сих пор, дядя престолонаследника Сонготу, предложил мне пари по поводу заключения мирного договора. Если договор будет подписан, он отдает мне доброго коня: если же нет — я отдаю ему большие часы. Я сказал, что у меня нет таких часов, посол прервал меня, сказав, что я могу рассчитаться, когда получу их. Я дал ему понять, что конь должен быть превосходный, достойный нашего пари и его владельца, так чтобы люди, которые слышали о нашем договоре (а таких людей было больше сотни), не могли бы считать, что посол меня обманул. Он согласился. Все захлопали в ладоши, и он сказал, что рад был бы проиграть. Я ответил, что рад буду выиграть и что единственная вещь, которой мне недостает, это конь.

41. Жербийон возвращается со сводкой русских предложений, которые должны служить условиями мира

 Когда мой сотоварищ вернулся с ответом, содержавшим сводку условий, я с чувством обнял его, и при молчании послов мы выслушали его сообщение. По этому случаю я объяснил им (может быть и не нужно было этого делать) причину моего былого раздражения: «Господа, кто я? Я чужеземец. Если я скажу, что меня почитают, это [721] недействительно, так как это зависит от вас. С другой стороны, если я скажу, что я человек низкого происхождения, я знаю, что вы, господа послы, относящиеся ко мне с большим почетом, не поверите. Таким образом, у меня не было никакого повода кричать, как я кричал, и озлобляться на вас, которым я обязан всей оказываемой мне честью. Глупо животному брыкаться против бодца. Я хочу сказать, что, если я кричал, несмотря на разницу в нашем положении, у меня была на то уважительная причина. Это лучше всего доказывается тем фактом, что за все долгие годы, что я вас знаю, я до сих пор не смел отважиться этого делать. По моему мнению, это оправдывается обстоятельствами. Господа послы, вы видите сами, что, если бы я этого не сделал, наши переговоры провалились бы». С этим они согласились и сказали, что у них больше оснований просить извинения, чем у меня. Они и на самом деле показали, что они исправились, так как стали более доверчивыми и отказались вести переговоры о чем бы то ни было, не посоветовавшись предварительно со мной и моим сотоварищем.

42. Группы халхасцев восстают против своих русских сюзеренов и хотят поддаться под китайскую руку. Перейра советует китайцам непринимать их

 Возвращаясь в хорошем настроении в наш лагерь, расположенный в 3 лигах от Нерчинска, мы встретили много халхасцев, по крайней мере 6 или 7 тысяч, которые выступили против москвитян, а теперь пришли сдаться нам. Среди нас были неопытные и честолюбивые люди, готовые принять этих халхасцев и помочь им. Они запросили мое мнение. Осторожно и почтительно я ответил, что богдыхан послал меня не за халхасцами, а для заключения мирного договора и что, если я вернусь с договором, он будет доволен, но, если я приведу халхасцев вместо договора, он доволен не будет. Помочь халхасцам — это значит провалить мирные переговоры. Услышав это, они отделались от халхасцев лишь обещаниями. Этот инцидент позже значительно помог установлению мирных переговоров. Халхасцев этих вел лама. Ламы — это священники, которых халхасцы, как я уже упоминал, глубоко почитают. Хотя ламы по одежде и привычкам самые грязные люди на свете, но среди этих пастухов они считают себя в высшей степени чистоплотными. Из чистоплотности они носят деревянную чашку в мешочке и никогда не пьют молока из чужой. Они любят сырое мясо, но вообще не привыкли есть из чашек, а только пьют из них. Они лакают жидкость, как собаки, засовывая свой язык в чашку, а напившись, кладут чашку обратно в мешочек. От них исходит такой запах, что вызвал бы головную боль даже у наших мужиков, отсюда можно заключить, насколько чистоплотны те, кто считает чистоплотными лам. Но я не собираюсь говорить о них больше, потому что все это уже описано в книгах, как, например, в биографии члена нашего ордена отца Аидраде, написанной другим его членом, отцом алегамба. Андраде познакомился с монголами по дороге в Тибет. Их телесная нечистоплотность такова, что я стесняюсь описывать ее из скромности, которой им недостает.

43. Латинский переводчик русских привозит новые предложения относительно протокольных отношений, которые должны соблюдаться в будущих дипломатических отношениях между  обеими сторонами. Возникновение новых трудностей, вызванных предложением китайцев провести границу между обеими империями через гору Нос ²³

 29 числа (19 августа.) приехал латинский переводчик и привез много предложений, касающихся титулов и церемоний, которые должны соблюдаться в будущем. На это наш посол ответил, что у нас нет никаких инструкций о включении их в мирный договор. Думаю, что москвитяне настаивали бы на этих предложениях, если бы не восстание халхасцев. Но даже и в этом случае они надеялись, что после усмирения халхасцев им удастся договориться с нами по вопросам протокола, что было бы им выгодно. Они не сомневались, что в конце концов добьются своего и договорятся с нами. Пока же москвитяне объявили, что, если к их великому князю не будут относиться как к равному, они будут отвечать тем же, так что, если китайцы не хотят, чтоб честь их богдыхана была порушена, пусть поостерегутся.

30 августа (20 августа.) каждая из договаривающихся сторон письменно изложила свои условия мира. Татары полностью игнорировали то, о чем говорилось накануне. 31-го(21 августа.) мы передали свои условия, а 1 сентября (22 августа.) москвитяне подняли вопрос о трудностях. [722] главная из которых касалась хребта Нос, расположенного на 75 градусе северной широты и простирающегося до полюса ²⁴. 2 сентября (23 августа.) москвитяне заявили, что они не могут уступить территории до хребта Нос. Письменный протест, врученный москвитянами нашему послу, был искренним, благоразумным, в нем не было ни приниженности, ни надменности. В твердой и прямой ноте они приводили веские основания для своих возражений. Нота была проникнута величием и христианским духом, — к сожалению не католическим, — и в ней не было ни фальшивого смирения, ни иллюзий величия. Думаю, что лучше всего было бы привести здесь ноту полностью, чтобы читатель мог ознакомиться с ней. Московский посол прислал эту ноту, потому что татары твердо настаивали на хребте Нос, и он уже отказался от всякой надежды на успех переговоров. Поэтому в течение суток он сильно укрепил свой город, если принять во внимание его военные силы и их уменье, и, когда подготовка была закончена, прислал следующую ноту протеста.

44. Нота протеста, присланная русскими китайцам (У Себеса приводится латинский подлинник письма.)

 «За последние дни в ходе переговоров между нами, великими и полномочными посланниками его святейшего царского величества, и вами, великими и полномочными посланниками, относительно границы между обеими сторонами ваши гонцы объяснили нам, что вы желаете признать границей между обеими империями реки Горбицу и Аргунь и от реки Горбицы до моря вдоль хребта, с которого несколько притоков текут в Амур. Вы также желаете, чтобы территория между Албазином и Горбицей осталась бы безлюдной для обеих сторон. Поэтому мы, посланники его святейшего царского величества, согласились на это предложение, несмотря на то, что мы считали его противным интересам его святейшего величества и выходящим за рамки данных нам инструкций. Мы согласились потому, что мы считали, что вы желаете мира и вечной дружбы между нашими двумя империями.

Теперь же в письменном проекте договора и в его условиях, составленном вами и врученном нам, вы заявляете, что граница должна проходить от реки Горбица через хребет, именуемый Нос. Этот хребет господствует по обеим сторонам над многими землями, реками и многочисленными подданными его святейшего величества. Разделяя равнины, он объединяет в одно целое империю его святейшего величества.

Поэтому мы доводим до ваших полномочных послов сведения чистой правды, что в отношении предлагаемых вами границ у нас нет никаких указаний от наших повелителей, их царских милостивых величеств и что мы не смеем согласиться на них. Даже если бы нас заставили силой принять их (чего мы никак не ждем от вас), заключенный таким образом и насильственно навязанный нам мир никогда не мог бы быть ни прочным, ни вечным. Однако же, поскольку в письмах, написанных его святейшему царскому величеству вашим императором, его высочеством богдыханом (это слово, употребляемое у западных татар, значит священный; я был поражен тем, что москвитяне, не понимавшие его значения, употребляли его как титул китайского императора, ибо я никогда им этого не советовал, так как это было вне моей юрисдикции, ввиду большой опасности, которая могла исходить из такого употребления слова; поэтому я так и оставил титул богдыхана, не переводя его на восточнотатарский или китайский язык; я сказал, что москвитяне не вкладывали в это слово понятие святости, ибо в этом случае они употребили бы латинское слово «санктус» вместо иностранного слова, и я не латинизировал его так, чтоб вложить в него несвойственный ему смысл, да и, кроме того, сами москвитяне могли расшифровать его, если бы хотели; но к этому времени татары не смели спрашивать и просто поняли его по-своему), говорится, что с целью заключить мир и установить пограничную линию мы должны расследовать проступки, совершенные подданными обеих империй, живущих вблизи Амура. Прежде всего мы должны расследовать беспорядки вокруг Албазина: обе стороны должны выслать мирные делегации, чтобы разрешить все вопросы без кровопролития. Поэтому, принимая во внимание эти письма, обещавшие мирное разрешение вопросов, мы, великие и полномочные посланники его святейшего царского величества, и прибыли сюда без малейшего чувства вражды: мы были преисполнены желания достичь мирного разрешения, чему вы являетесь свидетелями. Однако теперь вы, видимо, сомневаетесь в наших мирных намерениях и предлагаете условия, на которые вы ранее не делали и намека ни в ваших письменных сообщениях, ни через гонцов, а именно чтобы хребет Нос был нашей границей, а также предупреждаете, что, если мы не согласимся на это, вы будете действовать насильственно — войной.

Поэтому мы, великие и полномочные посланники его царского величества, опять объясняем со всей настойчивостью, что у нас нет указания по этому поводу и что мы не можем согласиться на эти границы. Если наше заявление вас не удовлетворяет, мы оставляем дело мира на разрешение в будущем по воле его святейшего царского [723] величества и его высочества богдыхана либо через посланников, либо делегатов с полномочиями вести переговоры без постороннего вмешательства.

Что же касается нас, работающих на общее благо, то было бы неправильно нарушить мир и сократить наши усилия при определении пограничной линии из-за несущественного соперничества (если бы возникло таковое за время короткого интервала). Но, если вы, великие послы, отодвинете мир на второй план (чего я не жду от вас), вы можете начать несправедливую войну, допустив, что достаточным оправданием для этого является ваша миссия, которая должна устранить причины конфликтов по установлению границ. Но во время переговоров и мы действовали активно. Мне все равно — возобладаю ли я в большом или малом, я озабочен лишь одним, чтоб мы не были ответственны за возникновение войны. Мы не хотим кровопролития и не бросаем вам вызова. Однако же, если вы ополчитесь против нас, мы, веруя в помощь господа бога и в справедливость нашего дела, будем защищаться до конца. Мы призовем нашу надежду, самого господа бога в свидетели и защитники против правонарушителей. Он нанесет удар и разрушит враждебные заговоры и накажет тех, кто стремится нанести зло ищущим правды. Мы хотели бы получить письменный ответ о ваших намерениях и поручаем вас в руки высшего царя царей господа бога и приветствуем вас как верных друзей».

45. По совету Перейры оба иезуита направляются в русский лагерь. Они предлагают русским пойти на новые уступки, но безуспешно

Наши послы выслушали протест, который я прочел им. Я прибавил от себя, что это прямое письмо было хитростью, к которой прибег московский посол, чтобы снять с себя всякую ответственность перед своим великим князем за то, что могло случиться. Если бы нашему китайскому богдыхану удалось получить этот протест, он, конечно, пришел бы в большое раздражение, так как мир не был заключен по нашей вине, а не из-за недостаточной честности москвитян, как воображали наши послы. Следовательно, было бы разумно продолжить переговоры со всей искренностью и старанием. Когда наши послы услышали это, они были немало озабочены и попросили нас ехать к москвитянам, чтобы дать им совет. Московский посол поклялся, и не раз, что он пошел на все уступки, какие мог, и даже больше. Я продолжал настаивать, говоря, что не стоит ставить под угрозу такое важное дело по таким несущественным поводам и что, если он может еще в чем-нибудь уступить, пусть сразу скажет. Он ответил: «Я христианин, как и вы, вы слышали, как я не раз клялся в своей позиции, и вы должны верить, что как христианин я не могу совершить клятвопреступления. И мне стыдно больше говорить об этом».

Услышав это, мы пришли к убеждению, что это было его последнее слово, и вернулись в лагерь. На обратном пути нам пришлось идти через голые горы. Каждый раз, и в дождливую погоду и ночью, нам приходилось делать по 6 лиг по плохой дороге на скверных лошадях.

Когда мы прибыли, мы уведомили наших послов, что больше на уступки мы не можем рассчитывать. Затем я спросил их, знакомы ли они с теми землями, которые они требовали, и когда убедился, что они о них понятия не имеют, объяснил им, что они находятся отсюда на расстоянии примерно 800 лиг (мы сосчитали это по градусной сетке). Услышав это, они переглянулись и забеспокоились, так как по их вине переговоры в четвертый раз зашли в тупик. Они попросили нас закончить дело так, как было уже решено раньше, и были в большом смущении из-за незнания мировых дел.

46. Между 3 и 7 сентября (Между 24 и 28 августа.) русские вносят новые предложения, а китайцы свои контрпредложения

3 сентября (24 августа.) мы отправились в лагерь москвитян с нашими последними предложениями. Наши послы уже не смели предпринимать что-либо, расходящееся с более ранним соглашением с москвитянами, — к этому мы не раз побуждали их и всякие отклонения старались исправлять. Им очень не хотелось дать москвитянам малейший повод для разрыва переговоров, ибо это было очень рискованно. Москвитяне все еще испытывали затруднения в некоторых условиях, которые в конце концов были согласованы. Наши солдаты, разместившиеся на холмах, по которым лежал наш путь, приветствовали нас, будто мы были ангелы мира. Они не боялись и не стыдились приписать нам всю заслугу в успехе.

4 сентября (25 августа.) мы вновь поехали к московскому послу с несколько измененными [724] условиями, а после нашего возвращения он прислал нескольких своих людей предложить кое-какие свои условия. В тот же день он прислал нам в подарок меха вместе с письмом, полным похвалы и признания наших особых заслуг для общего блага в связи с переговорами.

Теперь обе стороны глядели друг на друга иными глазами; меня же и моего сотоварища (хотя мне и неловко, я скажу это для славы бога) они рассматривали как ангелов мира. Обе стороны поздравляли нас больше, чем мы того заслуживали. 5-го (26 августа.) мы вновь поехали в московский лагерь с еще раз измененными условиями. Все эти дни мы непрерывно трудились, не спали днем и ночью, ведя переговоры. Как я, так и мой сотоварищ четыре ночи подряд не сомкнули глаз, так как ночью приходилось переводить то, что было договорено днем. 6 сентября (27 августа.) приехал всегда присутствовавший при переговорах латинский переводчик с еще раз измененными условиями, которые я не буду приводить, так как они были несущественны. Мы отвезли москвитянам окончательный проект, и он был положен в основу договора, которого так желали и в котором так часто отчаивались и который подлежал подписанию под клятвой с равной радостью обеими сторонами 7 сентября (28 августа.).

47. События 7 сентября (28 августа.), предшествовавшие подписанию договора

 Наконец наступил рассвет 7 сентября или, вернее сказать, еще не кончился день 6 сентября (27 августа.), так как всю ночь шло веселье и повсюду в лагере горели огни и фонари. Еще до этого я и мой сотоварищ отправились в лагерь москвитян, чтобы уточнить несколько деталей. Мы везли с собой текст клятвы, которую должны были принести наши послы, но московский посол, несмотря на наши уверения, не принял ее, потому что боялся, что она может содержать какую-нибудь чертовщину. Он хотел, чтобы обе стороны произнесли клятву, которая налагала бы строгие обязательства, и в конце концов наши послы согласились принять московский текст. Когда мы прибыли в Нерчинск, москвитяне еще не решили, как должен быть подписан договор. Из-за этих сомнений пропал целый день. Татары хотели, чтобы обе стороны подписали экземпляр, написанный собственноручно московским послом и переданный нам, точно так же как экземпляр, написанный нами для передачи ему. Московским послам такого рода двойная подпись казалась излишней, не знаю почему. Я потратил много времени, безуспешно пытаясь уговорить их. Я был несколько поражен и раздражен тем, что они не могли уладить этот вопрос, как он был решен днем раньше. Тем временем прибыли наши послы и ждали на холмах, в чем москвитяне могли убедиться воочию. Послы поглядывали на небо и ждали дождя, который начал накрапывать, невзирая на их сан. Как только московский посол узнал об этом, он очень спешно и в соответствии с правилами учтивости, с которыми он доказал свое интимное знакомство, прислал нашим послам прекрасный шатер для защиты от ненастной погоды. Он надеялся, что его любезность подействует как целебный бальзам на рану, которая может открыться из-за их нетерпения и страха быть обманутыми.

48. Иезуиты, и в особенности Перейра, побуждают русского посла принять решение

Мой сотоварищ и я напомнили ему, что он и был тем послом, который добивался мира, даже когда люди в силу личных интересов противились ему, что сам он (как это часто бывает в такого рода ситуациях) создал те трудности, которые он же и должен разрешить, и что время было уже после полудня. Поскольку я спорил с ним с утра и не смог убедить его сделать окончательный шаг, я выказал столько раздражения, сколько было возможно, и сказал, что подобные шутки с нашими послами лишь могли подтвердить их подозрение по отношению к москвитянам. Я встал и сказал, что бесполезно больше ждать, так как, если за целый день они не пришли к решению, не было никакой надежды, что они сделают это в течение ближайших пятнадцати минут. Посол находился недалеко, советуясь со своими людьми. При такой ситуации подобные совещания лишь затрудняют дело или препятствуют его решению. Тому, кто стоит во главе, подобает самому разрешать проблемы, а не тратить время попусту. Когда он услышал мое решение, которое я бы не высказал, если бы не был уверен, что он меня остановит, он сразу же послал своего латинского переводчика, чтобы задержать меня. Мое действие принесло некоторое удовлетворение нашим послам, полным [725] подозрений, так как хотя они нельзя сказать, что не доверяли мне, но готовы были по крайней мере обвинить меня в задержке. Несколько маньчжуров, плохо знавших меня, выразили опасение, что моя пессимистическая позиция может повредить переговорам; они просили меня не уходить и не гневаться, забывая о том, сколько раз они сами ставили переговоры под удар и что именно я устранял трудности. Более же острые наблюдатели из среды татар, бывшие в курсе и прежних и настоящих маневров, одобрили мою решимость как подходящую контрмеру проволочкам со стороны москвитян и торжествовали, когда увидели результаты, достигнутые даже без того, чтобы я привел свою угрозу в исполнение.

В тот момент, когда я проявил свое раздражение перед московским послом, прибыл гонец от наших послов, которые ждали на холмах на расстоянии лишь одной лиги и теряли уже терпение. Гонец привез приказ мне и моему сотоварищу вернуться и доложить о причине задержки.

49. Перейра уговаривает китайских послов подождать еще немного

 Поскольку московский посол уже попросил меня остаться, я воспользовался случаем и сказал: «Смотрите, как настойчиво зовут меня обратно наши послы. Поэтому забудьте о моем гневе, я буду осторожен и сделаю все, что надо». Я поспешил вернуться к послам и, прибыв почти бездыханным, нашел там москвитянина, прибывшего с той же целью. Один из наших послов посадил меня на свое кресло напротив москвитянина; этой чести я не ожидал и не заслужил. Я стал успокаивать их, приводя различные аргументы; я сказал им, что, если они ждали столько дней, они должны подождать и сегодня, когда, без сомнения, будет подписан мирный договор.

Оставив их, я пробежал целую лигу по дороге, но на полпути должен был остановиться и передохнуть, так как иначе у меня не хватило бы дыхания сказать москвитянам все, что нужно. Когда дело было почти закончено, я вновь вернулся к своим послам. Я стал, таким образом, врачом двух пациентов, из которых один нетерпелив, а другой до тошноты медлителен, первого я успокаивал, заставляя терпеть, а второго подгонял нужными в этом случае словами.

Оставив своего сотоварища перевести статьи договора, я, не теряя времени, пошел к нашим послам, чтобы предложить им тихонько отправиться в путь, что облегчило бы их ожидание и в то же время осталось бы достаточно времени для перевода договора. Перевод пришлось переписывать три раза из-за ошибки в переводе одного слова. В этом отношении москвитяне настолько педантичны, что виновник, сделавший одну буквенную ошибку в документе, где упоминался великий князь, мог быть приговорен к смерти.

50. Последние подготовительные шаги к подписанию договора

Наши послы были так обрадованы тем, что было достигнуто соглашение, что сразу вскочили на лошадей и пустились в путь со всей свитой. Я попросил их ехать потише, а сам поспешил в лагерь москвитян, чтобы подготовить их к приезду наших послов и закончить перевод статей мирного договора. Я поговорил с московским послом также по поводу большой разницы в седалищах московских и китайских послов, которые были ранее избраны по добровольному желанию. Я знал, что самолюбие наших послов было уязвлено в результате их собственного выбора, и потому просил московского посла в интересах единообразия удовлетвориться сегодня местом на скамейке, а также приготовить общее место для подписания договора. Я предупредил, что наши послы не привезут своих скамей. Услышав это странное предложение, он улыбнулся и сказал, что он осведомился по этому поводу у наших послов уже на первом заседании и они ответили, что каждая сторона привезет свой шатер, но тем не менее он будет рад выполнить мою просьбу. Он велел разбить общий шатер, в котором вокруг стола будут приготовлены места для сидения, покрытые дорогими коврами. Я сказал, что, поскольку китайцы очень педантичны в вопросах этикета, им было бы очень приятно, если бы, когда они приедут, он встретил бы их перед шатром и пригласил бы войти. Он одобрил это предложение и любезно выполнил его.

Было уже около шести часов вечера, когда они вошли в шатер. Только послы, мы двое и пять наиболее важных сановников сидели, остальные же, включая некоторых важных лиц, остались стоять, создав, таким образом, свиту или двор вокруг наших послов, так же как москвитяне вокруг своего посла.

51. Последнее затруднение для китайцев и его разрешение. Считка экземпляров договора и подписание его

 Когда мы расселись, возникло другое затруднение, которое для китайцев было далеко не пустяковым. Они хотели увезти с собой сделанный ими латинский экземпляр [726] мирного договора, в котором на первом месте стояло бы имя китайского императора, а на втором великого князя, и еще они хотели, чтобы этот экземпляр был бы подписан обеими сторонами. Таким образом, они не повезли бы в Китай документ, в котором на первом месте стояло бы имя императора другого народа. Москвитяне же в свою очередь увезли бы экземпляр с именем их великого князя на первом месте и китайского императора на втором. Это вызвало длинный спор. Московский посол заявил, что это было бы против дипломатических обычаев и что всякому понятно, что их великий князь не будет считать странным, если китайцы поставят имя их императора на первом месте.

После долгого спора и приведения множества аргументов кому-то пришла в голову умная мысль. «О чем мы спорим? — спросил он.— В Китае никто не оспаривает того, что наш император стоит на первом месте, и если и в документе, который уйдет в Московскую империю, он окажется на первом месте, тем более чести для него, и даже если в документе, который они изготавливают для нас, он на втором месте, у себя в Китае никто не будет сомневаться, что наш император стоит выше». Эта речь встретила одобрение.

После этого один из экземпляров был зачитан вслух, другой же одновременно сверялся. Затем второй экземпляр был прочитан вслух, а предыдущий сверялся несколькими лицами. Поскольку расхождений между ними не было, они были подписаны послами обеих сторон в том порядке, в каком были упомянуты имена их повелителей, другими словами, изготовленный нашими послами экземпляр они подписали первыми, а москвитяне вторыми, а экземпляр, изготовленный москвитянами, они подписали первыми, а наши послы вторыми.

52. Приложение печатей и клятва

После того как договор был подписан, послы приложили свои печати в том же порядке, что и подписывали. В этот момент московские люди велели внести прекрасные блюда со сладостями, правда немного грубыми. Среди сладостей была голова белого сахара с острова Мадера, вызвавшая восхищение наших послов, которые никогда прежде его не видели. Каждый [китаец] тайком взял сколько мог, чтобы показать своим друзьям, которые стояли в толпе на некотором расстоянии или остались в лагере. Москвитяне также велели принести виноградное и хлебное вино, которое послам не понравилось, так как было очень крепким.

После подписания договоров все встали и оба посла взяли каждый свой экземпляр. Москвитяне произнесли клятву, то же сделали и наши послы. Была уже ночь, и все это происходило при свете зажженных восковых свечей. Привожу текст договора:

53. Текст договора (У Перейры приведен латинский текст договора без перевода на португальский. Себес дает латинский текст и перевод его на английский язык.)

 Послы, отправленные императором Китая для установления границы, совместно с послами, отправленными русским императором, собравшись вблизи Нерчинска в 24 день 7 луны 28 года правления Канси, именуемого годом Алой змеи (что является названием текущего года по календарю) (28 августа 1689 г.), с целью положить конец дерзости некоторых плохих людей, которые, перейдя границы своей земли, охотились, грабили, убивали и совершали другие насильственные действия, а также провести границу между двумя империями — Китаем и Россией, так же как установить вечный мир и доброе взаимопонимание, совместно выработали и взаимно согласовали следующие статьи:

1. Река, именуемая Горбица (В источнике: Кербичи.), протекающая вблизи реки Черной, называемая по-татарски Урум, и впадающая в Сахалян-ула, да будет границей между двумя империями. Длинная же горная цепь, из которой берет свое начало упомянутая река, простирающаяся до Восточного моря, также будет служить границей между обеими империями таким образом, что все реки и ручьи, большие и малые, берущие свое начало по южной стороне этого хребта и впадающие в Сахалян-ула, и все земли и землицы от вершины этих гор на юг будут считаться принадлежащими Китайской империи. Все земли и землицы, реки и ручьи, простирающиеся на север, останутся принадлежащими Русской империи: с той, однако, оговоркой, что все земли, лежащие между означенными горами и рекой Уд, останутся неразмежеванными, пока послы обеих держав по возвращении на родину не получат нужных сведений, и тогда этот вопрос будет решен уполномоченными или обменом нот.

Далее, впадающая в Сахалян-ула река Аргунь будет служить границей между обеими империями таким образом, что все земли, лежащие к югу от этой реки, будут считаться принадлежащими Китайской империи, а к северу — Русской империи. Все [727] дома и жилища, которые в настоящее время находятся к югу от Аргуни у устья реки Мейрелюэ, должны быть перенесены на северную сторону.

2. Построенная русскими крепость в местности, именуемой Якса, должна быть полностью разрушена, и все живущие в ней подданные Русской империи должны быть эвакуированы со всем их имуществом в земли, принадлежащие русской короне. Охотники обеих держав не имеют права ни под каким предлогом переходить через установленные границы. В случае, если хотя бы один или два лица низшего звания перейдут означенную границу, чтобы охотиться, воровать или грабить, они будут немедленно
схвачены и доставлены воеводам или чиновникам, установленным на границах обеих империй, и те, ознакомившись с природой их преступления, должным образом накажут их. В случае же, если 10 или 15 таких же человек отправятся с оружием в руках охотиться или грабить в землях за пределами их границ или убьют кого-либо из подданных другой империи, оба императора должны быть уведомлены, а те, кого найдут виновными в преступлении, должны быть казнены.

3. Все, что произошло ранее, в чем бы оно ни заключалось, да будет навеки забыто.

4. Со дня заключения вечного мира между двумя империями и принесением клятвы ни та ни другая сторона не будут принимать перебежчиков и дезертиров. Если подданный какой-либо из этих империй сбежит на территорию другой, он должен быть немедленно схвачен и доставлен обратно. Все подданные Российской короны, живущие в настоящее время в Китайской империи, и все китайские подданные, находящиеся на территории Российской империи, останутся на своих местах, как и были.

5. Что касается настоящего договора о мире и взаимном согласии, все лица, какого бы они ни были состояния, могут свободно путешествовать по территории другой, если у них есть на это специальные паспорта, и они могут покупать и продавать что угодно и вести взаимную торговлю.

6. Поскольку все недоразумения, относящиеся к границам обеих сторон, теперь улажены и установлен искренний мир и вечное согласие между обеими империями, теперь исчезают основания для беспокойства при условии, что изложенные письменно вышеупомянутые статьи настоящего договора будут неукоснительно соблюдаться. Великие послы обеих сторон дадут друг другу по два экземпляра настоящего договора, заверенного их печатями. И наконец, настоящий договор со всеми его статьями будет выгравирован на китайском, русском и латинском языках на каменном столбе, который будет воздвигнут на границе как вечный памятник границ обеих империй.

54. Расхождения в текстах договоров, написанных русскими и китайцами. Торжества по поводу подписания договоров

 Экземпляр, написанный москвитянами, идентичен, за исключением уже указанного момента ²⁵ и заключительной части относительно воздвижения каменного столба, которая была изменена следующим образом: «Мы предоставляем это усмотрению китайского императора».

Думаю, что москвитяне настаивали бы на ряде других вопросов и на более ясной договоренности, а именно чтобы император не относился бы к их великому князю в действиях, на словах или в письмах как к низшему, если бы обстановка не была так напряжена из-за возмущения халхасцев. Халхасцы уже переправлялись через реку и, если им не помешали, бежали бы от москвитян и вернулись бы со всем своим скотом на старые места. Это бы дорого обошлось москвитянам, так как они ежегодно взимали с них дань. Если бы не это обстоятельство, москвитяне не упустили бы возможности дать китайцам понять, что кроме них на свете существуют и другие народы.

Во время принесения клятвы москвитяне играли на трубах и флейтах, которые в ушах ангелов мира звучали небесной музыкой. Когда музыка затихла, наши послы загрустили, ибо, если они сами не умели петь, им нравилось чужое пение, и если они сами не могли спеть новую песню, то все же им нравилась чужая в чужой стране. Когда церемония закончилась, московский посол встал, обнял наших послов и, ко всеобщей радости, говорил с ними в дружелюбном тоне. После короткого разговора наступило время расставания, москвитяне, как хозяева, провожали гостей, и это очень понравилось нашим послам. После поездки на лодке и прогулки пешком мы прибыли около полуночи совершенно измученные в наши шатры. А что я ел за весь день, не стоит упоминания. Говорят, что для несчастных людей утешение иметь друзей. У меня перед глазами стоят лишь странные перья на головах наших послов, которые как бы служат им крыльями, чтобы летать в этот ночной час...

55. Головин уговаривает послов остаться еще на несколько дней. Подарки Головина китайцам

Московский посол попросил наших послов не уезжать на следующий день, как они собирались из-за доставлявшего им мучения холода, потому что он хотел пригласить их как друзей на банкет. После долгих уговоров они согласились задержаться еще на [728] один день. Но они хотели отдохнуть, а не принимать участие в банкете. Следующий день 8 сентября (29 августа.) мы провели у себя в лагере. Московский посол прислал нашим послам подарки, которые были оценены в 450 лан серебра или в 1000 португальских рейсов по оценке не моей, а экспертов. Среди них — четверо часов, телескоп с четырьмя линзами, зеркало средней величины, два серебряных кубка, о которых я уже писал и из которых московский посол пил, дорогие меха и несколько других менее ценных вещей. Переводчик сопроводил подношение подарков каждому лицу соответствующей эпиграммой, и это вызвало такое восхищение наших вельмож, что они не могли удержаться от похвал москвитянину. Я слышал, как повторяли его слова те, кто слышал от других, и они переспрашивали: «Неужели среди иностранцев есть такие люди?». Я слышал этот вопрос несколько раз и воспринял его с тем терпением, какое мы, живущие на чужбине, должны проявлять. Так как во время вручения подарков меня не было, возникло маленькое затруднение из-за сделанной переводчиком ошибки в объяснении смысла подарков отдельным лицам. Но когда я прибыл, все это замяли, как и многие инциденты в прошлом. В это время московский посол пригласил меня и моего сотоварища в свой шатер. Он и прежде выказывал желание пригласить нас, но не осуществлял его.

56. Последнее посещение русского лагеря иезуитами. Подарки китайцев Головину

Мы сразу же отправились к нему и были встречены любезно и с учтивостью, и он говорил с нами о многих прошлых делах. Во время разговора я попросил у него извинения за то, что в некоторых случаях я выказывал раздражение, которое могло показаться ему невежливым. Я просил его понять, что уже много лет я живу среди чужого народа и, поскольку я послан императором Китая, мне нужно было показывать, что я действую как его верноподданный и что если бы я этого не делал, это имело бы тяжелые последствия. Он как благоразумный человек ответил с улыбкой: «Этим вы показали, кто вы на самом деле, поступи вы иначе, вы показали бы себя тем, кем вы не должны быть. Вы едите китайский хлеб, вы носите их одежду и соответственно вы становитесь другим человеком и соответственно этому поступаете, и, делая это, вы правдивы и искренни. Мы прекрасно знаем, насколько мы обязаны вам и как много вы сделали для общего блага. Я хочу, чтобы вы знали, что я очень хорошо сознаю вашу помощь, и уверяю вас, что в скором времени и Москва будет знать результаты ваших трудов и также выразит это». Он всячески выказывал свою благодарность, и, поскольку это касалось не только меня лично, я считаю уместным отметить, чем было переполнено его сердце. Да позволит божье милосердие ему выполнить свое обещание и да воссияет римско-католическая вера на новой высоте в этой великой империи!

Пока мы разговаривали с московским послом, пришли посланные нашими послами люди с обратными подарками еще более великолепными, чем посланные им. Среди них было много штук драгоценной камки, две золотые чаши и прекрасное седло, которое сам император дал своему дяде для пользования во время путешествия. Москвитянин был очень рад подаркам и хотел, чтобы мы остались еще на несколько дней, однако наши послы торопились с отъездом и на это не согласились.

В тот же день я обратился к нему с просьбой освободить несколько пленных татар, которые попали в плен в честном бою. Очень учтиво он ответил, что таких пленных у него было около сотни и что он освободит их всех. Когда он великодушно отпустил их, мое уважение к нему еще более поднялось. Я попросил его также отдать мне маленького пленного сироту, отец и мать которого умерли. Я взял с собой этого ребенка в наш лагерь, потому что, хотя тело его было в неволе, душа его была свободна. Надеюсь, что теперь в результате божьего милосердия он наслаждается предустановленной наградой, потому что по нашему возвращению в Пекин он заболел оспой (которая не является распространенной болезнью среди его сородичей). После того как я передал ему основные истины религии, крестил его, душа его поднялась к небу, оставив меня преисполненным печали и в то же время восхищения путями господа бога, который в своем неизреченном великодушии находит место избранным среди благословенных.

57. Великодушие Головина, проявившееся в освобождении пленников

Когда наши послы увидели, с каким чистым сердцем я просил об этих пленниках, и то христианское милосердие, с каким московский посол отдал их мне, они попросили меня заступиться за нескольких более важных халхасцев, тоже попавших в плен. Понимая, что моя просьба совершенно отлична от предыдущих, так как здесь дело идет о разных людях, я решил действовать осторожно. Прежде всего я спросил латинского переводчика, благоразумно ли обращаться с такого рода просьбой. «Эти халхасцы,— сказал он, — к которым москвитяне отнеслись во время поездки как к друзьям, свирепо напали на нас, а их было 40 тысяч человек (я отнесся с недоверием к этой цифре) и [729] украли 1200 лошадей, которых нам с божьей помощью удалось вернуть. Это было, когда мы разбили их и взяли в плен тех вождей, за которых вы хотите хлопотать. Посол донес великому князю о происшедшем и запросил, как поступить с пленниками. Думаю, что посол не имеет права распорядиться ими, пока не получит ответа от великого князя. Но если, несмотря на все это, вы хотите, чтоб я поговорил с ним, я сделаю это тотчас же».

Учитывая все это, я просил его ничего не делать. В ходе этого разговора переводчик дал мне понять, что посол очень хотел бы приобрести татарскую палатку (а татары славятся своим искусством в выделке палаток) для себя, чтобы использовать ее во время поездок, так как такие палатки лучше спасают от холода. Я тут же ответил ему, что это дорого не обойдется ему. Вернувшись, я рассказал об этом дяде престолонаследника Сонготу, который со свойственным ему великодушием тут же предложил свой шатер стоимостью более 300 милрейсов. На московского посла это как будто не произвело большого впечатления; он принял палатку суховато, сказав лишь, что она ему подходит. Своим поведением он несколько пал в моих глазах, так как у него было достаточно средств, чтобы не остаться в долгу, даже если бы одарил его сам цезарь.

58. Китайская делегация отправляется в обратный путь

 9 числа (30 августа.) мы очень рано снялись с лагеря. Московский посол прислал несколько своих людей, чтобы проводили нас в течение первого дня пути, и они ехали с нами, пока мы не остановились на ночь. Среди них был один голландец, которого судьба занесла сюда в поисках счастья. 10 числа (31 августа.) москвитяне отправились обратно в Нерчинск, мы же продолжали свой путь. В этот день наши послы отправили двух гонцов ко двору, чтобы уведомить императора и просить награды за успех. Меня и моего сотоварища не было в то время, когда послы в присутствии сотни сановников давали гонцам наказ, как они должны докладывать. Послы говорили обо мне и моем сотоварище такие слова, что я не буду их повторять, чтобы не возбуждать зависть, а также из-за моего уважения к скромности. Все же как правдивый человек я не могу все замалчивать. Я повторю только заключение, оставляя предшествующее людям с хорошей интуицией. «Скажите императору, — сказали послы, — что желанный успех проистекает из сопутствующей императору неизменной удачи; также скажите, что император проявил великую человеческую мудрость, избрав двух монахов, которым, и мы не стыдимся это признать, мы обязаны всем. Много раз, когда казалось, что дело загублено, они все спасали. Если бы их не было с нами, мы бы ничего не добились. Скажите это и ничего не упустите». После этого сообщения некоторые сановники горячо поздравили нас. Я не понимал, почему они это делали, но они ответили, что так надо. Люди низшего сословия до сих пор также придерживаются этого мнения.

59. Китайские послы хвалят иезуитов за проделанную ими работу

Когда в конце концов я дознался до причины поздравлений, я решил зайти к послам и поблагодарить их. Все они сидели за беседой, я немного наклонил голову по татарскому обычаю и выразил им благодарность за хорошее мнение. Я сказал, что все, что я и мой сотоварищ делали, мы делали из верности императору и что для меня было бы более чем заслуженной наградой, если бы император узнал об этом. Плохо было бы, если бы они по злобе утаили все, как это делали те, кто оклеветал ранних монахов-иезуитов. Я склонил голову, они сделали то же самое и сказали: «Это мы должны идти и хвалить вас, а вы приходите и благодарите нас. Мы украли бы ваше доброе имя и вашу честь, если бы мы поступили иначе, ибо все знают, что заслуга целиком принадлежит вам».

Один сановник сказал: «Сохранению нашей чести и спасению нашему мы обязаны вам, ибо без вас с каким лицом мы вернулись бы в Пекин?». И много раз я слышал подобные речи, когда нас поздравляли с успехом: они поворачивались к нам и повторяли то, что я уже говорил. Однажды дядя императора сказал: «Хотя представление, которое я составил о Вас, было в общем правильным, я не знал, что вы будете служить императору всем сердцем, отдавая все силы». Другой прибавил: «Я не представлял себе, что вы такие люди».

Однажды они решили сделать новый перевод мирного договора на татарский язык, и, когда я сказал, что незачем заново переводить его, они отказались слушать приведенные мною доказательства, говоря: «Мы признаем вашу заслугу во всем этом; нам достаточно вашего мнения; так зачем же приводить еще доводы?». Кроме этих публично сделанных заявлений у меня есть еще письмо, написанное дядей престолонаследника (он по приказу императора был послан вперед нас с подробным донесением), о том, что он уведомил лично императора о вышеупомянутом. Я сохраняю это письмо как [730] доказательство на случай, если кто-либо попытается иначе осветить происшедшее. Хвала господу богу за то, что по милости своей дал сухой ветви принести плод, да еще в таких трудных и опасных обстоятельствах.

Когда послы достигли Пекина и доложили императору, он сказал: «Переговоры, которые тянулись более двадцати лет, теперь наконец завершены». Из этого видно, как близко к сердцу принимал он все это и как велика была его радость, когда он получил доклад. В другой раз он сказал: «В этом деле все было сделано в соответствии с моими желаниями».

60. Путь от реки Умду до охотничьего домика императора в горах Печа 

11 сентября (1 сентября.) мы переправились через реку Умду. Здесь трем нашим людям была предназначена несчастная судьба — они утонули. Утонуло еще 14 человек во время переправы через реку Порчи. Среди последних был один, гибель которого осталась незамеченной, пока не появился его конь без всадника. Грустно было видеть, сколько лошадей падало мертвыми по обочинам дороги из-за того, что в этом в общем плодородном районе не было соли. Без нее при самой лучшей траве, от которой лошади должны бы жиреть, наши кони все худели и худели, пока мы не прибыли в бесплодную местность, богатую солью, где, несмотря на бедный корм, состояние уцелевших лошадей улучшилось.

25 сентября (15 сентября.), когда мы разбили лагерь в этой пустыне, к лагерю приблизился татарин, которого они называли императором и имя которого гремело среди этих азиатов, хотя нищета его превосходила нищету Иова, оставленного всеми его друзьями ²⁶.

Леность этих людей невероятна. Они ленятся даже добывать пищу для себя. Активны они только в еде, но едят лишь то, что им подают, или то, что они случайно находят. Наши послы дали ему 300 повозок зерна как милостыню от имени императора, и он с поспешностью и радостью принял их, стоя на коленях. В этой пустыне мы дважды или трижды повстречали таких пастухов, которые могли разговаривать лишь с лошадьми, верблюдами и овцами. Но все это не так интересно.

6 октября (26 сентября.) мы прибыли на озеро Дал, а оттуда повернули на восток, и по тропинкам, проложенным в горах Печа, направились в пункт, отстоящий в восьми днях пути от Пекина, где мы должны были встретить охотившегося в этих местах императора. 12 октября (2 октября.) мы достигли этого пункта, и хотя была поздняя ночь, мы осведомились о его здоровье, и он любезно ответил нам и спросил нас о нашем. Он был настолько доволен нашим успехом, что велел двору привезти вино и еду и раздать все это солдатам по случаю встречи. Он был полон радости и удовлетворения, и еще более рады были солдаты, так как это было необычное угощение, а вино преподносят только в знак дружбы.

61. Иезуиты посещают императора и наносят ему еще один визит по возвращении в Пекин 

Позже он принял меня и моего сотоварища в своих жилых покоях, где я решил приветствовать его и спросить, что мне делать дальше — сопровождать его или ехать в Пекин. Он принял нас с невероятным радушием и велел громко зачитать следующее заявление, чтобы все слышали:

«Я здоров, и я хочу знать, как вы себя чувствуете. Я знаю, сколько вы сделали для меня, чтобы угодить мне; я знаю, что благодаря вашим способностям и усилиям был заключен мир и что вы потратили немало сил для этого. Завтра в обществе моего дяди вы можете вернуться домой».

Мы прибыли домой 18 октября (8 октября.) и ждали возвращения императора с охоты. Когда он приехал, мы отправились приветствовать его. Нас встретил евнух и обратился к нам со следующими словами: «Император сказал мне, что вы обязательно приедете сегодня, но не найдете никого, кто мог бы передать ему ваши намерения (наш верный друг и посредник Чжао был в то время болен). Он послал меня просить вас передать мне все, что вы хотите, так как он считает вас не сторонними людьми, а своими при дворе. Поэтому говорите как свои и расскажите все подробно, что вы делали для заключения мира с русскими, даже если придется говорить о собственных заслугах и о себе и даже о том, что он уже знает, ибо ему будет приятно узнать обо всем из ваших собственных уст». Все другие монахи-иезуиты были при этом, и мы все по обычаю страны опустились на колени, и я сказал.

[731] 62. Речь Перейры в присутствии всех пекинских иезуитов

«Прежде всего я должен поблагодарить его величество за ту честь, что он нам оказал, думая о нас, и что он послал вас принять нас и передать наши мысли его величеству. Что касается слов императора, что он считает нас своими, а не чужеземцами и что, несмотря на тот факт, что события касаются лично меня, он желает выслушать мой собственный отчет о всех наших сношениях с москвитянами, я могу лишь ответить, что уже то, что император терпит меня, хотя и чужеземца, само по себе больше того, что я мог бы просить. Я был так же бесполезен, как охапка сена, теперь же, слыша, что император повелевает мне говорить, я трепещу от непривычной чести. Что касается его повеления рассказать обо всем, что я сделал за время поездки, я могу сказать, что я делал лишь то, что его величество мне повелел. Если я поступил в соответствии с его желаниями, я считаю этот прием лучшей наградой, которую я мог бы ожидать; если же я что-либо не так сказал, прошу его простить меня».

Евнух настаивал; «Так вы ничего больше не можете сказать о ваших заслугах?». Я ответил: «Если говорить о моей деятельности, то в ней не было ничего хорошего. И даже если бы я мог что-либо сказать, у меня нет ни способностей, ни ума на это»..

Евнух улыбнулся и пошел к императору с моим ответом. Мы не были допущены к нему, так как он был в трауре по случаю смерти императрицы. Через некоторое время евнух вернулся и сказал, что император велел подать нам всем чай, что было признаком уважения, которое не всем выпадает на долю, хотя сам чай не имеет большой цены. Поскольку мы хорошо послужили императору и он был доволен, мы вернулись к себе удовлетворенными.

63. Заключение

Таково было начало, ход, а теперь конец нашей миссии. Если тщательно рассмотреть факты, будет ясно, насколько господь бог желал, чтобы мы внесли свой вклад и добрую волю в это дело, хотя многие мои грехи и были препятствием на пути к успеху. Каждый, кто внимательно и беспристрастно рассматривает развитие миссии, ясно увидит, что, даже если я намеревался руководить всем, так чтобы выпятить наш труд и нашу добрую волю, я не мог бы улучшить то, что сделали Божественная Добродетель, Милосердие и Мудрость. Они забыли мои грехи и уверенно и искусно направляли нашу миссию к благополучному завершению. Схизматики-москвитяне остались обязанными нам, так же как и язычники-китайцы, которые, приписывая нам всю заслугу, остаются у нас в долгу и восхищаются нами. Даже сам император признал наши заслуги, что видно из его высказываний и других заявлений. Я детально рассказал все обстоятельства заключения мира и упомянул все похвальное для обеих сторон, одинаково беспристрастно отмечая все заслуживающее внимания и касающееся обеих сторон. Я рассказал все, как было, чтобы убедить в моей искренности и показать, что я привожу подлинные факты без всякого намерения склониться на ту или другую сторону. Я не выказал большего пристрастия к схизматикам, чем к язычникам. Я пытался служить обеим сторонам для общего блага в соответствии с моим орденом и профессией для вящей славы бога и спасения душ. В глазах бога схизматики и язычники равны. Я знаю, что я ошибался во многих вещах, но я заявляю, что это было непреднамеренным. Если я был нерадив, виноват в этом я сам и моя грешная натура; я заслуживал того, чтобы впасть в еще большие грехи. Если же, учитывая обстоятельства, найдут, что я был достоин моего ордена за то, что поступил искренне, в соответствии с ним, я приписываю успех прежде всего милосердию господа бога, не давшему мне впасть в еще большие ошибки, а также мудрости высших монахов-иезуитов, указывавших мне, как поступать. Именно их осторожное руководство (которое я ощущал, получив урок в других случаях) и есть то, чему мы, монахи, должны следовать в подобных случаях. Мы не должны ввязываться в такие дела, а со скромностью и смирением держаться в стороне от них как чуждых нашего ордена. Ничто, кроме задачи спасения душ и одинаково важного общего блага, не может заставить нас браться за подобные дела, и мы можем делать это только в тех случаях, когда нам приходится склониться перед желаниями монархов, которым мы из любви к богу бескорыстно служим.

И наконец, я прошу всех простить меня, если в каком-либо деле или обстоятельстве я что-либо по беспамятству опустил. Я предлагаю самого себя всем людям и готов действовать как их раб.

Пекин, 10 января 1690 г.(31 декабря 1689 г.)

Господь бог весь во всем. Томас Перейра

КОММЕНТАРИИ К «ЗАПИСКАМ Т. ПЕРЕЙРЫ»

¹ Португалец Томас Перейра (китайское его имя имя Сюй Жи-шэн) родился в 1645 г., в 1663 г. принял монашество в ордене иезуитов, в 1673 г. прибыл в Пекин, где оставался до своей смерти, последовавшей в 1708 г. (см.: Pfister, Lonis, Notires biographiques of bibliographique sur les Jesuites de l'ancienne mission de la Chine, vol. 1 — 2, Changhai, 1932 — 1934, стр. 381 — 385).

Библиографическое описание:  Русско-китайские отношения в XVII веке: Материалы и документы. Т. 2. 1686-1691. М., 1972

Сетевая версия – В. Трухин, 2010г