Солодкин Я.Г.

О начальном этапе сибирской ссылки (конец XVI - начало XVII в.)

Ссылка стала важной стороной жизни Сибири почти сразу после ее "взятия" Ермаком. Высказывалось мнение, что "первоначальный период ссылки в Сибирь достаточно изучен" (1) Но хотя отрывочные сообщения о высылке неугодных из европейской России за Урал приводились еще в классическом труде Г. Ф. Миллера, посвященном "Сибирскому царству", и "Истории государства Российского" Н. М. Карамзина, за исключением широко известной монографии П. Н. Буцинского, опубликованной свыше столетия тому назад, эта проблема систематически не рассматривалась. Попутно ее касались в специальных исследованиях по истории Сибири разве что К.Б. Газенвинкель и В.И. Корецкий. Разбросанные по многочисленным, нередко труднодоступным изданиям, данные о ранней сибирской ссылке порой ускользали от внимания ученых. Сравнительно недавно Е. И. Ошаниной были изданы верхотурские грамоты рубежа XVI-XVII вв, содержащие обширный комплекс сведений по интересующей нас теме (2).

Ввиду того, что с момента основания в 1598 г. Верхотурье являлось главными воротами из "Московии" в Сибирь (отчасти даже в XVIII столетии) (3), эта публикация, разумеется, с привлечением других источников, создает широкие возможности для анализа масштабов и динамики высылки опальных за "Камень", их состава, размещения и положения в новом "царстве" московского государя.

В настоящей статье речь пойдет о первых страницах длительной истории сибирской ссылки (до наступления Смуты осенью 1604 г.)

С точки зрения В. И. Корецкого, первые политические ссыльные в Сибири появились вслед за разгромом Борисом Годуновым выступления боярской оппозиции, возглавленного князьями Шуйскими (1587г.). Как узнаем из "Нового летописца", правитель разослал многих участников этого "заговора" "по тюрьмам и на житье". В жалованной грамоте от 11 мая 1624г. со ссылкой на аналогичный документ начала царствования Василия Шуйского сообщается о том, что в 1586/87 г. отец Лаврентия Березовского "и он з братьею с Москвы в Сибирь" был сослан "не по вине". В течение трех лет Березовские (которые при Михаиле Федоровиче являлись сольвычегодскими торговыми людьми) сидели в Сибири в тюрьме, после чего находились 17 лет "безотступно" "у всяких" государевых дел (4) Р.Г. Скрынников, а затем и сам В. И. Корецкий уточнили, что "дело" Шуйских относится к 1586 г. Это обстоятельство с большей уверенностью, чем прежде, позволяет говорить о высылке Березовских за Урал в связи с гонениями на Шуйских, тем более, что вожди антигодуновской оппозиции старались найти поддержку в купеческой среде, к которой, вероятно, принадлежали опальные москвичи.

По свидетельству летописца, в 1586-87г. вместе с Шуйскими "поймали", между прочим, Андрея Быкасова "з братию" (5). Накануне Андрей Быкасов с "братией" владел обширными землями в Подмосковье. Из одной новгородской кабальной книги известно о ссылке Андрея Быкасова в опале (6). В 1598 г. Юрий, Максим и Фуник Быкасовы несли службу в [14] Тобольске (местный воевода Е. В. Бутурлин подговорил пешего казака О.Афанасьева подать на них извет. Согласно доносу, Быкасовы якобы толковали на своем подворье, что Борис Годунов "семена царские перевел", распорядился убить младших сыновей Ивана Грозного, чтобы самому" на царстве сидети" (7). Поэтому допустимо считать, что Быкасовых сослали в Сибирь, тем более, что автор "Сказания о Гришке Отрепьеве" прямо указывает на отправку туда участников "заговора" Шуйских. (8)

В числе Нагих, сразу после смерти Грозного высланных из Москвы, был Иван Григорьевич, который в 1585-86 г. воеводствовал в Кузьмодемьянском остроге, а на протяжении 1589-1594 г.г. в новопостроенной Лозьве (9). Назначение туда родственника покойного царя следует считать почетной ссылкой.

Назначенный в июне 1591 г. в Новгород вторым воеводой передового полка, князь П.И. Барятинский вступил в местнический спор с П.Н. Шереметевым. Как сказано в одной разрядной книге, царь Федор "за ево упрямство и непослушанья опалился, велел посадити в тюрьму и послати в Сибирь з детьми на житье" (10). Несколько лет П. И. Барятинский провел на воеводстве в Тюмени.

Начало сибирской ссылки нередко приурочивали к 1593г. (11). Среди первых жителей построенного тогда Пелыма наряду с крестьянами, "присланными" из Перми и Вятки, было 9 каргопольцев, один из которых, Степан Мартынов, упоминается в царской грамоте 1596 г. По В.И. Корецкому, из Москвы в далекий северный город их отправили, видимо, летом 1586 г. за выступление против Бориса Годунова, а оттуда с воеводой князем П.И. Горчаковым послали в Пелым, предписав там быть"в жильцах и...пашня пахать". Позднее эти "московские сведенцы" обратились к властям с просьбой" велети их от пашни отставить, "так как "они люди непашенные, и пашни они пахать не умеют", но челобитная была отклонена. Уточним лишь, что "каргопольцев" с П.И. Горчаковым направили не в уже существовавший Пелым, а в город, который надлежало "поставить" (по цар­скому наказу, в "Тоборах"). В пелымских пашенных крестьянах, как свидетельствует царская грамота от 19 марта 1600 г., находились ссыльные угличане и калужане. Появление в Сибири жителей Углича связано со знаменитыми событиями мая 1591 г в этом городе Верхневолжья (гибель царевича Дмитрия, расправа властей с "бунтовщиками", причастными к убийствам государева дьяка М. Битяговского и лиц его окружения, заподозренных посадскими людьми в умерщвлении последнего сына Грозного). По словам летописца, многих угличан "отведоша в Сибирь... и ими насадиша" Пелым. Очевидно это произошло минимум через два года после розыска о гибели царевича, позднее причисленного к лику святых. Поначалу же мятежных угличан отправили в Пермь. Оттуда, в частности, П.И. Горчакову предписывалось (видимо, в начале 1593 г.) взять в "Тоборы" "попа угличского".

Осведомленный дьяк Иван Тимофеев утверждал, будто угличан, рас­правившихся с убийцами царевича Дмитрия, правитель Борис подверг "мукам кроволитным", "на пути нужно удавити повеле" , многих заточил в темницах в западных землях, где уморил. По более поздней Повести о разорении града Углича, Годунов, ограбив местных жителей, особенно состоятельных, удручив их муками, немало отослал в Пелым. (13). Авраамий Палицын сообщал, что Борис погубил свыше 200 угличан, которые участвовали в бунте 15 мая 1591 г. 32 года спустя жители Углича подали челобитную, [15] где утверждали, что в Сибирь было сослано 60 семей. Половину из них определили в пашенные крестьяне, остальных могли зачислить в казаки и стрельцы. А. А. Зимин писал о ссылке за Урал сотен угличан после гибели малолетнего царевича. М. Е. Бударин называл точную цифру - 300 человек (14), но едва ли ее можно признать основательной. Поименно известно несколько угличан, живших в конце XVI в. в Пелыме. Это пашенный крестьянин Тимофей Скобяников и Трофим Мокеев, доставивший сюда царскую грамоту от 19 марта 1600 г.

По В. И. Корецкому, калужане оказались в Пелыме вследствие событий лета-осени 1591 г. о которых спустя несколько десятилетий поведал московский книжник. Оказывается, когда хан Казы-Гирей двинулся к столице, "многия простые люди украинские" сочли, что татар "навел" Борис Годунов, "бояся от земли про убийство царевича Дмитрия". После ареста одного алексинского крестьянина, распространявшего такой слух, виновных казнили, заточили в тюрьмы, сослали, отчего "многие места запустеша". Летописную версию, как представлялось В.И. Корецкому, подтверждает родословная роспись дворян Зыбиных, один из которых, Михаил Аксентьев сын, согласно этому источнику, "был в разгромных городах". Среди таких городов (по убеждению исследователя, расположенных на юге), пере­живших карательную экспедицию наподобие опричного разгрома Новгорода, исследователь назвал близкую к Алексину Калугу, что якобы объясняет активное участие ее населения в Смуте (16). Приведенные соображения, на наш взгляд, малодоказательны. "Разгромные города", локализация которых в работах В.И. Корецкого остались без обоснования, могли стать жертвами не карательного похода. о котором (в отличие от новгородской экспедиции 1569-1570 гг.) источники молчат, а татарского вторжения, например "войны" 1592 г., подобной которой, по летописному свидетельству, не припоминали и "старые люди". Судя по изученному М. Я. Волковым описанию, в конце XVI в. калужский посад не производил впечатления испытавшего недавнее разорение. В водоворот Смуты были втянуты десятки городов, так что соответствующий довод В. И. Корецкого довольно уязвим. Летописный рассказ о жестоком розыске 1591 г. не заслуживает полного доверия: кроме указания на порочащую Годунова молву, переданную крестьянином алексинского сына боярского И. Подгорецкого (последний, кстати, был еще жив в пору создания " Нового летописца"), автор, как и во многих других случаях, не смог привести конкретных обстоятельств "дела". Сошлемся, наконец, и на факт проживания в Пелыме в 1600 г. помимо угличан, каргопольцев и калужан пермичей, усольцев, кайгородцев (17), которых безоговорочно считать ссыльными не приходится.

По наказу П. И. Горчакову, отправленному "в Тоборы" строить город, с князем было велено послать Михаила Глазова с женой и детьми (из московского уезда) и переведенного из Ржева " на Вологду" Игнатия Хрипунова, тоже с женой и детьми, "всеми животы"; без царского указа Хрипунова воевода не смел отпустить из возведенного им города (18). По боярскому списку 1602-1603 г.г. известен ржевский выборный дворянин Г. М. Хрипунов (19). Видимо, к той же служилой корпорации принадлежал Игнатий, о причине ссылки которого пока можно только гадать. Как следует из наказа О. Т. Плещееву и И.И. Колемину, назначенным в Сургут (от 10 февраля 1595 г.), незадолго до этого в Лозьве И.Т. Нагого сменил И. В. Траханиотов (20). Сын боярина, одного из руководителей земской думы в начале [16] опричнины, Иван Васильев сын Траханиотов подобно деду Юрию Дмитриевичу Малому в феврале 1585 г. сделался казначеем, затем первым казначеем В 1594 г. (не ранее сентября) подвергся опале второй казначей Д. И. Черемисинов. Вместе с ним. вероятно, попал в немилость Траханиотов, который в начале 1595 г. уже воеводствовал в Лозьве. (Из исследователей политической борьбы кануна Смуты только С.П. Мордовина и А.П. Павлов мимоходом упомянули о том, что бывший казначей находился на воеводстве в Лозьвинском городке(21)). В Сибири он провел свыше трех лет. Весной 1598 г. И. В Траханиотов прибыл со служилыми людьми из разобранной Лозьвинской крепости "на Верхотурье", после чего покинул Зауралье. Вскоре он принял участие в Земском соборе, избравшем Бориса Годунова на трон.

По допущению К.Б. Газенвинкеля, назначение в 1596 г. тобольским воеводой князя М.А. Щербатого "являлось до известной степени ссылкой, опалой", ибо в родословных Щербатовых эта служба обыкновенно опускается, поскольку не может их украсить (22). Такой аргумент затруднительно признать убедительным. Биографические данные о М.А. Щербатом, собранные самим К.Б. Газенвинкелем, не подкрепляют заключение о тобольском воеводстве захудалого князя как почетной ссылке. Составителям родословцев этот факт мог остаться неизвестен. Зато К.Б. Газенвинкель склонялся к мнению о том, что оказавшиеся на сибирских воеводствах представители ростовского княжеского дома (Ф. М. и С. М. Лобановы, бывшие в 1592 - 1595, 1597 - 1598 гг. в Тобольске и Сургуте, В.И. Бахтеяров и А.Д. Приимков Кутюк, находившиеся в 1597 - 1598 и 1601 - 1602 гг. в Тюмени) подверглись опале, так как по происхождению могли претендовать на царство. Для С.М. Лобанова-Ростовского назначение в Сургут, с точки зрения исследователя, - это полуопала, причем очень возможно, что туда его перевели из Тобольска, куда он поехал с братом Федором. Отправка В.И. Бахтеярова после двухлетнего воеводства в Чернигове в Тюмень, по утверждению К. Б. Газенвинкеля, явилась скрытой опалой, тем более что по окончании службы в старейшем русском городе Сибири он не вернулся в столицу (мнительный Борис, считая его опасным для новой династии, несколько лет держал В.И. Бахтеярова — Ростовского в ссылке, пока не убедился в том, что князь вполне лоялен). Ссыльным, вероятно, был и А.Д. Приимков, о котором более ранних сведений нет (23). Последнее утверждение ошибочно – А.Д. Приимков упомянут в боярском списке 1588 - 1589 гг., где с пометой "в Сибирь" значится и Ф.М. Лобанов (это назначение затем было отменено). Мысль о том, что князья ростовские могли претендовать на престол, нельзя принимать всерьез. Отсутствие сведений про В.И. Бахтеярова за четыре года после окончания его воеводства в Тюмени еще не заставляет считать, что он был сослан "в государеве опале". И вообще представление, будто в Сибирь обычно посылали неугодных лиц (24), - несомненное преувеличение.

17 мая 1598 г. через Верхотурье в Сургут отправили колодников Ларку Мануйлова и Юшку Михайлова, а на Тару угличанина Парфенку Тимофеева (он был "скован"), вероятно, из Перми, и черкас Андрея Михайлова, Анисима Нестерова. В феврале следующего года на Верхотурье из Москвы двинулись "опальные люди литва и черкасы и немцы и сибирские беглые казаки" - всего 40 человек, в том числе "черкашенин" Федор Григорьев, "человек" Дмитрия Кикина Якушко, "волошанин" (т. е. происходивший из Валахии) Федор Семенов, "немчин" Иван Григорьев, атаман Иван [17] Лозицкий, беглый новоприборный казак Василий Кондратьев. Иван Васюгов (он умер, не добравшись до Сибири), Андрей Белоцерковец, Ян Рыбинский, Войтех Муравский, Томос Витковский, Яска Желницкий. На Верхотурье их следовало держать до весны, а затем отправить в Березов "на житье". Вместе с ними из Вологды отправили посадского человека из Кадуева городка Костромского уезда Урешку Захарова с женой; его предписывалось везти скованным и отослать в Тюмень в "пашенные люди" (26) Сопровождал эту партию опальных, может быть, самую крупную с начала сибирской ссылки, небезызвестный сын боярский Петр Зекзюлин (27). Иноземцев, направленных за Урал, возможно, заподозрили в "измене", например, поляков и "литву" - в намерении вернуться в Речь Посполитую.

1 ноября 1599 г. воеводе И. М. Вяземскому и голове Г.С. Салманову был послан указ переписать местных жителей, отметив, "что на Верхотурье сослано всяких опальных людей, и хто в чом сослан (возможно, за что, - Я. С. ), и в котором году, и чем хто живет". В следующем году в Тобольск из Москвы выслали "зерщика" Семейку Могавтина, а из Перми – угличанина Михаила Григорьева (с женами и детьми) (28). Тогда же на Тару вместе с крестьянами, переведенными из Среднего Поволжья, были отправлены "ссылочные, которые сосланы с Москвы в опале по паметем - латышей и стрельцов и боярских людей и кушалинских мужиков - тридцать восемь человек". Одним из латышей в царской грамоте от 15 апреля 1600г. назван лазутчик Индрик Манцуев, в двух других - Ваське Петрове и Ивашке Якубове - В. И. Корецкий предлагает видеть русских крестьян, бежавших за рубеж и вернувшихся назад (так, например, поступил Денис Трофимов, который провел в Литве "в полону семь лет", возвратился в Псков и был сослан в Сибирь "на житье на пашню"). Перечисленные в той же грамоте "кушалинские мужики" - Шарапка с женой и детьми, "Офонкина жена Будликовская Марфица с сыном с Крисачком (Кирсанком)" - это крестьяне удельного князя тверского (бывшего ранее по воле Ивана Грозного великим князем московским) Симеона Бекбулатовича. В отписке кушалинского дворцового приказчика Ф. Шишмарева, полученной в столице 10 октября 1602г., говорится об опальных мужиках, высланных в Сибирь "на житье", - Афоньке Будлеговском, Ваське Чувайке, Гришке Зубке, Шарапке Мишурине. Принадлежавший им хлеб - 70 четвертей ржи - хранился "в приселке... в Белях в житницах". Чтобы ссыльные не умерли от голода, "животы" Ш. Мишурина и Андрея Суворова были проданы, а вырученные деньги
отправлены на Тару, где крестьяне Симеона Бекбулатовича сделались "пашенными людьми". Г.Н. Анпилогов думал, что "кушалинские мужики", видимо, зажиточные, подверглись такому наказанию за какое-то выступление против крепостнической политики царя Бориса. Но в грамоте, доставленной на Тару, они называются беглыми, и вслед за В. И. Корецким нужно полагать, что сибирскими "жильцами" дворцовые крестьяне из-под Твери стали за побег из вотчины удельного князя (тогда уже номинального) (29).

В самом начале XVII в. за Уралом появились первые ссыльные из знати. После расследования "дела" Романовых в 1600 - 1601 гг. в Пелым попал один из них -Иван Никитич, затем сюда перевели из Яренска его брага Василия, уже тяжело больного. В феврале 1602 г. Василий Никитич скончался в темнице. Ивана вскоре отправили в Уфу, потом в Нижний Новгород, разрешили, наконец, вернуться в Москву. (Заметим, что версия о [18] насильственной смерти В.Н. Романова, которой придерживаются многие историки внушает серьезные сомнения).

По "делу" "Никитичей" - двоюродных братьев царя Федора - в Сибири очутилось немало их действительных или мнимых сторонников.

В 1642 г. "больнишный чернец " Чудова монастыря Иона Кувшинов просил дать ему на платье, сообщая о своем недуге и уверяя, что его отец дядя и братья за Михаила Федоровича и Филарета "от царя Бориса были в опале, сосланы в Сибирь", где мучились семь лет. По челобитной Ионы опубликованной С.К. Богоявленским, Кувшиновы "на пытках были разорваны", брата Михаила "на пытке и замучили до смерти" (31) (вероятно в ходе розыска.) "Больнишной чернец", очевидно, допустил преувеличение. В 1601 г. Третьяк Кувшинов служил на Таре, а Посник являлся губным старостой в Кашине (32). Опальные Кувшиновы могли провести в Сибири четыре, максимум пять лет, так как, заняв трон. Лжедмитрий 1 распорядился вернуть пострадавших по "делу" Романовых в столицу. Не исключено что тарскую службу Т. Кувшинова Иона посчитал свидетельством отправки за Урал и других родственников. Спустя четыре с лишним десятилетия после расправы с Никитичами" монах, возможно, уже о многом забыл. Причастность кашинских дворян к "попытке" виднейших старомосковских бояр извести семью нового царя вообще довольно сомнительна.

В.И. Корецкому представлялось, что в самом начале XVII в. "часть московских сторонников Романовых из простонародья была сослана в Сибирь, как ранее Годунов поступил со сторонниками Шуйских" (33) Исследователь отметил, что в декабре 1600 г. в Тобольск через Верхотурье в сопровождении стрельцов и сибирских казаков проследовали колодники - люди князя Семена Ростовского Федор Ходыкин, Нехорошко Яковлев, Борис Иванов, холопы Александра Романова Лукьян Секиотов, Смирка Горяинов Петр Шаров. Семен Доводин; опальных посылали тогда и в Пелым (34). Из перечисленных "людей" только слуги А.Н. Романова навлекшего на себя особое раздражение царя Бориса, могли быть сосланы за верность господину. Что привело в сибирскую столицу холопов С. Ростовского, остается загадкой. По крайней мере, данными о причастности недавно оставившего сургутское воеводство князя к "заговору" старомосковских бояр мы не располагаем.

В.И. Корецкий находил, что по "делу" Романовых в Сибирь попал целый род Пушкиных. Он отмечал, что предки великого поэта пострадали при царе Борисе всем родом, хотя, как писал сам исследователь Иван ("Большой") Михайлович и некоторые другие Пушкины продолжали верно служить новому государю (35). По выявленной В. И. Корецким Пушкинской разрядной книге, "послал царь Борис в Сибирь Пушкиных Остафья з братьею за опалу, что на нево на Остафья доводили люди его Филипка да Гришка Петров в 1599 - 1600 гг., а Леонтий и Иван Пушкины тогда же за челобитье на князя А. Елецкого "в отечестве" "раскручинили" царя Бориса, и тот в опале послал их в Сибирь, велев поместья и вотчины "отписать и животы их распродать".

Согласно местническому делу середины XVII в., отразившему тяжбу между сыновьями Гаврилы Григорьевича Пушкина и князем Ю. А Долгоруким, Остафий осудил гонения Бориса Годунова на Ф.Н. Романова и других представителей знати (в нарушение данной при воцарении клятвы "другу не дружити, а недругу не мстити"); об этом донесли холопы Истомка [19] Шелудяк и Илюшка Федоров, они "и иныя доводныя статьи доводили". Леонтий и Иван ("Меньшой") Пушкины провели в тюрьме и "за приставы" полтора года, по всей видимости, до высылки в Сибирь. Сын Евстафия Михайловича Лука в 1601 - 02 гг. был вторым мангазейским воеводой; в Сибири, как предполагает В. И. Корецкий, служили тогда и другие дети "Остафья", умершего в Тобольске.

Его сменил в роли второго воеводы брат Никита (первым тобольским воеводой являлся князь А. В. Голицын, по В. И. Корецкому, тоже ссыльный) (36). Однако сам ученый писал об отправке Н.М. Пушкина для "сыска" из Москвы в район Тулы 5 сентября 1691 года (37). Зубцовский выборный дворянин Савлук Третьяков сын Пушкин, служивший в 1602 - 03 г. вторым воеводой в Мангазее (т. е. преемником Луки Остафьева сына), получил назначение в Сибирь еще в 1598 - 99 г.; вероятно, затем оно было отменено (в 1600 г. С. Т. Пушкин надо думать, жил в столице). Григорий Григорьев сын Сулемша Пушкин в 1600 - 01 г. был направлен головой в Смоленск, а через два года служил в Чебоксарах. Ф.Ф. Бобрищсв-Пушкин в 1599 – 1600 – 1602 - 1603гг. воеводствовал "на Белой" (38). Непонятно, отчего В.И. Корецкий считал, что Григорий Григорьев сын и Федор Федоров сын Бобрищев подверглись опале наряду с другими Пушкиными (относительно последнего такой взгляд опровергается уже тем. что он служил "на Белой" с самого конца XVII в.)

2 февраля 1601 г. одновременно с многими Пушкиными в Сибирь был назначен ближайший родственник "Никитичей" ФИ. Шереметев. Вслед за А.П. Барсуковым В. И. Корецкий признавал его воеводство в Тобольске почетной ссылкой, тем более, что одновременно власти конфисковали подмосковную вотчину Ф.И. Шереметева. По "делу" Романовых, как полагал А.И.Корецкий, опалу царя Бориса испытали Я.П. и И.М. Барятинские, А.И. Бахтеяров-Ростовский (39). Это не более чем предположение. О ссылке И.М. Барятинского в Сибирь (в 1601 - 1602 гг. он воеводствовал в Березове), впрочем, "определенно говорится в деле о завладении Владимирским Рождественским монастырем арзамасской вотчины его умершего тестя З. Бестужева". Но следует учитывать, что об этой ссылке известно по заявлению самого И.М. Барятинского, приведенному в правой грамоте патриарха Филарета архимандриту Рождественской обители Перфирию на сельцо Палашкино и деревню Середникову (1620) (40). О связях суздальского выборного дворянина и И.М. Барятинского и его троюродного брата выборного по Туле Якова Петровича (41) с Романовыми прямых сведений нет.

Заметим, что в боярских списках 1598 - 99 и 1602 - 1603 гг. в Сибири или назначенными на службу в Сибирь значится соответственно 11 и 36 дворян. Считать всех их опальными вряд ли оправданно.

С гонениями на Романовых некоторые исследователи связывают "дело" Б.Я. Вельского - знаменитого фаворита Ивана IX и опекуна его сына Федора. После возведения в 1599 г. Царева-Борисова, по указанию Р.Г. Скрынникова, Вельского согласно одним сведениям (каким именно, не поясняется) выслали в Сибирь, если же верить "Новому летописцу", отправили в тюрьму на "Низ". Ученый затрудняется решить, был ли Вельский в Сибири, отмечая, что он долго находился в ссылке в своем нижегородском имении - селе Никольском. Данные боярского списка 1602 - 1603 г. позволили Р.Г. Скрынникову заключить, что младшего сына окольничего Посника Богданова выслали на службу в Сибирь, но с братом Иваном он сохранил [20] обширные поместья близ Вязьмы (42). П.Б. Бельского вместе с Г. В. Хлоповым 21 февраля 1603 г. направили в Кетский острог. Тогда в Сибирь послали многих служилых людей (43), и утверждение, что для Посника это назначение - проявление царской немилости (44), кажется малоосновательным Версия же о высылке опального Б.Я. Бельского за "Камень" едва ли достоверна, тем более, что летописное известие находит документальное подтверждение.

7 апреля 1601 г. из Казани в Тобольск отправили Никифора Емельянова и чудовского служку Нефеда Евтифеева с женами и детьми, а также "холопа" Ивана Романова Неведомка Пухова. Не позднее 9 сентября того же года в сибирскую столицу опять - таки из Казани в опале послали князей Ивана Одоевского и Ивана Деева, дьяка Истому Евского, Третьяка Павлова, Ивашку Москаля, протопопа Василия Городского, "немчина" Ивана Кольта с женой и детьми, мельника Ивана Барыгина, а также человека, от имени или фамилии которого в одной из верхотурских грамот уцелело только несколько букв ("... гдан"; возможно, речь шла о некоем Богдане) (45). Уже в начале октября сосланных в 1600 - 01 г. в "государеве опале" И Деева и Т. Павлова было велено "отпусть к Москве" (46). Возможно, как и И. Одоевский и И. Евский, они пострадали по "делу" Романовых, но их роль в подготовке "заговора" против царской семьи сочли не столь значительной и вскоре"пожаловали". Неведомко же Пухов скорее всего, как и холопы Александра Романова, оказался в Сибири за излишнюю, с точки зрения властей, преданность своему хозяину - "государеву изменнику".

1601 год заметно превзошел по численности сосланных на сибирскую окраину предыдущие и ближайшие последующие, но считать всех оказавшихся тогда за Уралом опальных привлеченными к розыску по делу "Никитичей" не приходится.

20 марта 1601 г. помечена царская грамота "на Верхотурье" об отправке из Казани в Тобольск нескольких колодников. Через неделю появилась" верхотурская" грамота, извещающая о ссылке из Казани" выходца литвина" Гриши Залешенина и "человека" Ивана Колтова Степана Григорьева; их следовало "отослать" в Тобольск (В Иване Колтове можно видеть того "немчина" Кольта, которого с семьей "в опале" послали туда же в начале осени 1601 г. В таком случае он стал жертвой холопского доноса, признанного основательным почти через полгода после ссылки его "человека"). Оттуда же две недели спустя ссылался новокрещен Федор Григорьев, и вновь в "стольный град" Сибири. В начале мая из Москвы выехали 29 "жилецких людей" и несколько колодников. С предписанием тотчас предоставить для них судно и провожатых до Тюмени, 29 мая "на Верхотурье" отправлена государева грамота о высылке из "царствующего града" девяти колодников. Такой же приказ (датированный 17 июня) касался опальных Григория Трусова, Ивана Симанова, Ивана Семичева, холопа смоленского помещика М. Монастырева Харки с женой и сыном. В том же месяце из Москвы в Тобольск были направлены колодники "немчин" Роман Матвеев, латыши Мартын Янышев и Павел Аксеря, толмач Якушко Топосов с женой и двумя детьми, а также Василий Гаврилов, Савка Зуев, Минка Васильев, Иван Боран. 5 октября "на Верхотурье" послан указ отпустить в Москве Петра Вердеревского. Этот рязанский выборный дворянин накануне служил в Пелыме, очевидно, поневоле. В октябре же из столицы в Тобольск были посланы "в опале" "отставной стадный приказщик Меньшик Микулин" с женой, [21] из села Варганова Можайского уезда "сам пят" (т. е. с женой и тремя детьми), подключник Кормового дворца Семен Нелюбов, литвин Якушко Филимонов, латыш Анца Пеккуев, Силка Палицын, немка Матрена "Францева жена" с женкой Марьицей; уже через две недели Матрену с женкой (видимо, ее служанкой) Марьицей власти Верхотурья обязывались отпустить назад. 21 ноября в Тобольск было велено послать в опале сытника Митрофана Коробова, холопа видного тарусского дворянина А.И. Колтовского Федора Алексеева, "серебряного мастера" "немчина" Арпа Владимирова с женой и детьми, огородника Ивана Никитича Годунова Сеньку Посникова с женой и сыновьями Онтипкой и Якушкой, "заставщика" из Смоленского уезда "с Витепской" Русинко Кузьмина "з женою и з детьми сам четверт", некую вдову Досавку; в пути женатым следовало выделить вдвое больше муки, крупы, толокна, чем холостым (47).

В источниках есть сведения только о немногих из этих ссыльных. Григорий Трусов накануне был дьяком (48). "Псковитин" Силка Палицын (видимо, мелкий помещик) в 1595 - 96 г. подал извет на строителя Снетогорского монастыря Изосиму Завалишина.

Но вряд ли он попал в Сибирь через несколько лет за этот донос, по крайней мере, только за него. М. Коробов служил в едва ли не самом большом дворцовом приказе, ведавшем заготовкой продовольствия и приготовлением пищи. Быть может, он поплатился за какую-то служебную провинность. М. Микулина за подобное упущение, надо думать, изгнали из Конюшенного ведомства (50). Оплошность по службе, возможно, заставила власти круто обойтись с Р. Кузьминым, а также С. Нелюбовым (не исключено, он приходился родственником известному дьяку Василию Нелюбову сыну Сукову). Латышей, перебравшихся в Россию, вероятно, сочли за лучшее подальше упрятать от взоров шведских наблюдателей.

По указанию Ю. М. Эскина, в 1602 г. за местнический спор с Д.М. Пожарским оказался в Пелыме Б.М. Лыков (51). Последний, однако, в 1609г. утверждал, что после "довода" Пожарского царь Борис "велел меня для своей докуки послать на службу в Белгород". В разрядных записях кануна Смуты Б.М. Лыков (в будущем первый судья Сибирского приказа) значится в Москве и Белгороде (52), об отправке его в Пелым сведений нет. Осенью 1602 г. из столицы в Тобольск выслали четырех опальных. 19 августа следующего года "на Верхотурье" была послана грамота с известием про отправку из Казани шести колодников "в ересном деле"; их надлежало доставить в Тобольск (53). Приведенное свидетельство крайне любопытно, поскольку за время с середины XVI в. в распоряжении историков нет данных о религиозном вольномыслии в России. Однако в чем состояло "ересное дело", установить пока не удается.

В начале 1604 г. воевода и голова Верхотурья получили распоряжение "отослать" часть прибывших из Казани колодников в Тобольск, а некоторых ссыльных вернуть в Москву. Через полгода в столицу предписывалось отпустить опальных Алексея Аргамакова и подьячего Осипа Балашова. Весной 1604 г. "в опале" отправили в Тобольск стрельца Степана Качалова. Согласно грамоте "на Верхотурье" от 16 сентября того же года, накануне (до наступления этого месяца) из Казани выехали опальные Семен Чередов, старцы Псково-Печерского монастыря Евфимий Вязмитин и Сергей Дубинин, черный поп Червь, крылошанин Епсихий (Евтихий), "человек" Михаила Молчанова Якушко Иванов, беглый литвин Ятцко Высяцкий [22] (посланный в Сибирь в 1602-03 г. с казанcким жильцом Василием Писемским, он "у Василья з дороги бежал", затем оказался у пристава; его следовало препроводить в Тобольск, как и - в случае обнаружения - "ушедшего" на Каме от охраны Епсихия) (54).

В.К. Андриевич склонен был видеть в Степане Качалове брата Никиты - одного из убийц царевича Дмитрия (по версии Нагих и мятежных угличан). В.И. Корецкий с долей сомнения отнесся к этому предположению. Оно маловероятно, поскольку Тимофей Никитин сын Качалов - помещик и холоповладелец - в 1604 г. являлся жильцом и выставил в поход против Самозванца шесть всадников (55). Алексей Аргамаков, по-видимому, приходился братом дьяку Ивану и позднее (в 1610 г.) сам упоминается в таком чине. Дьяком был и Семен Чередов, с 1588 - 89 г. известный как выборный дворянин по Галичу (56). С точки зрения В.И. Ульяновского, псково-печерских старцев сослали за "распространение антигодуновской информации" в период вторжения Лжедмитрия 1 (57). Но ведь "на Верхотурье" из Казани их послали до начала сентября 1604 г., когда нападение отрядов Самозванца в Москве считалось невозможным. Зато названная В.И. Ульяновским причина ссылки не лишена вероятности. Поскольку С. Чередов был галичским выборным дворянином, а Григорий Отрепьев, согласно официальной версии, происходил из семьи тамошнего сына боярского, дьяка могли отправить в Сибирь за то, что он позволил себе вслух усомниться в тождестве мелкого помещика с "царевичем".

П.Г. Любомировым найдена грамота "в Тарский город" (от 4 февраля 1604 г.) с разрешением постричься в монахи конному казаку К. Пантелееву, если "сослан будет он в Сибирь не в нашей опале". Эта оговорка позволила видному историку высказать предположение о широком размахе ссылки за Урал в царствование Годунова. (Кстати, в 1607 г. отставного атамана Пиная Степанова разрешили отпустить "с Верхотурья", если "он будет Пинай сослан в Сибирь не в опале" (58)). Систематизированные нами данные вполне подтверждают мысль П.Г. Любомирова.

Сохранившиеся материалы опровергают представление о том, что вначале Сибирь служила местом ссылки неугодных вельмож. (Безосновательно утверждение И.Д. Беляева, будто царь Борис разослал многих бояр по городам Зауралья "под стражу" (59)). Мнение Р.Г. Скрынникова, что после избрания Годунова на трон "татей и воров" которых прежде казнили, стали отправлять в Сибирь и другие отдаленные места (60), также нуждается в ограничении. Прямых указаний на ссылку "татей и воров" в имеющихся у нас источниках нет, можно лишь предполагать, что среди опальных, в частности, холопов, встречались и такие. Ссылка же на "украйны" преступников, даже осужденных на смертную казнь, практиковалась по меньшей мере с конца царствования Грозного.

В партиях ссыльных, отправляемых за "Камень" на рубеже XVI - XVII вв, мы встречаем дворян (подчас видных) и их "людей", дьяков, служащих дворцовых приказов, попов и монахов, крестьян и посадских, казаков. В Сибирь тогда отправляли "немцев", литовцев, черкас, "волошанина", латышей. Некоторые из ссыльных оседали "на Верхотурье", остальных определяли на службу или в "пашенные крестьяне" в Тобольске, Тюмени, Таре, Пелыме, Березове, Сургуте. Далеко не всегда назначение на воеводство в Сибирь означало немилость (в этом отношении примечательна отправка в Тобольск близкого к новому царю окольничего С.Ф. Сабурова).

[23] По подсчетам П.Н. Буцинского, за 1593-1645 гг. в Сибирь сослали минимум полторы тысячи человек, не принимая во внимание их родственников, а также "государственных преступников" вроде Романовых. В действительности их могло быть гораздо больше - полагал вдумчивый исследователь, - поскольку многие документы кануна Смуты и самого" лихолетья" до нас не дошли (61). В течение приблизительно двадцати лет (до октября 1604г.), если суммировать ранее указанные сведения, в Сибирь выслали по крайней мере 400-500 человек.

Согласно заключению П.Н. Буцинского, правительство до середины XVII века смотрело на сибирскую ссылку как на средство заселения края (62).

Такое мнение, думается, несколько односторонне. Как мы видели, многие опальные, особенно из верхов служилого люда, находились в Сибири недолго. Их удаление на далекую окраину являлось формой наказания, которое для дворян, не определенных в воеводы или головы, было весьма суровым.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Колесников А.Д. Ссылка и заселение Сибири // Ссылка и каторга в Сибири(XVIII - начало XX в. ). Новосибирск, 1975. С. 39.

62. Буцинский П.Н. Заселение Сибири... С. 198, 211.