Если в поисках ответа на этот вопрос мы обратимся к исследовательской литературе, то с удивлением обнаружим, что «военное дело» русских в Сибири представляет собой «белое пятно». В лучшем случае мы встретим указания на превосходство русских над аборигенами в вооружении, организации, в знании «хитростей ратного строя», наконец, на то, что единому и более развитому во всех отношениях Московскому государству противостояли разрозненные «племена», которые к тому же находились в состоянии войны «всех против всех», и русская сторона активно использовала межэтнические противоречия, привлекая одни «племена» и «роды» для покорения других. В отдельных работах по поводу некоторых сражений можно встретить объяснения причин русской победы (или поражения). Но в целом тактика ведения русскими боевых действий против сибирских «иноземцев», насколько нам известно, еще не подвергалась специальному изучению¹.

[285] В данной статье мы попытаемся в какой-то мере восполнить названный пробел. Фактическую базу для этого нам дает документальный материал по истории русско-аборигенных отношений на крайнем Северо-Востоке Сибири во второй половине XVII — XVIII в. В этом регионе в указанное время достаточно часто происходили вооруженные столкновения русских с чукчами и коряками, которые в отдельные периоды приобретали (по местным меркам) характер широкомасштабных военных действий: с чукчами — в начале 1730-х и в середине 1740-х гг., с коряками — вначале 1700-х и во второй половине 1740 — первой половине 1750-х гг. (Вдовин И.С., 1965, с. 102 — 136; Гурвич И.С., 1966, с.9 — 133; Зуев А.С., 2001; Зуев А. С., 2002а; Зуев А. С., 2002б). Разумеется, рассмотреть все аспекты тактики при разных типах военных действий в рамках одной статьи невозможно. Мы сосредоточим внимание лишь на одном их типе, полевом сражении, когда относительно крупные отряды противников, уже настроенных на возможное столкновение, встречались на местности.

Для начала заметим, что соотношение сил в походах и сражениях в большинстве случаев было явно не в пользу русских. Численность последних обычно составляла несколько десятков человек, тогда как коряков — от нескольких десятков до нескольких сотен, чукчей — от нескольких сотен до одной-двух тысяч. Только в 1730 — 50-х гг. русские для нанесения ударов стали выделять более значительные силы, доходившие до 200 — 400 чел. Это позволяло им в отдельных случаях даже достигать перевеса в свою пользу. Конечно, надо учитывать, что поддержку русским оказывали ясачные юкагиры, коряки и охотские тунгусы (ламуты), численность которых часто превосходила число самих русских. Привлечение этих «федератов» давало возможность существенно увеличивать военные силы в количественном отношении, комбинировать русский «огненный» и аборигенный «лучной бой». Однако это же имело и существенный недостаток, так как приводило к снижению боеспособности конкретного отряда вследствие ненадежности союзников.

По враждебной территории русские отряды передвигались, принимая меры предосторожности — «с великим бережением, опасно», держа наготове оружие. Во время остановок ставили укрепленный лагерь, степень защиты которого зависела от длительности стоянки, опасности нападения и ландшафтных условий. В. Савостьянов [286] в 1712 г. на р. Олюторе «построился... вместо острогу в круг казачьими земляными юртами» (Зуев А.С., 2002б, с. 253). И.С. Шмалев в 1756 г. на р. Анадыре, ниже урочища Красный Яр, принял меры предосторожности, «расположась лагирем и закинувся рогатками» (РГАДА. Ф. 199, оп. 2, № 528, ч. 1, д. 17, л.20). Также, «окинувся рогатками», встал в 1763 г. в устье р. Красной Ф. Плениснер (РГАДА. Ф. 199, оп. 2, № 528, ч. 2, д. З, л. 28 об.). В 1764 г. Я. Пересыпкин там же, готовясь к встрече с чукчами, огородил лагерь стеной из досок и рогатками (РГАДА. Ф. 199, оп. 2, № 528, ч. 2, д. 3, л. 9 об.). Если позволяла численность отряда, на подступах к лагерю могли выставить дозор. Так, в частности, поступил Д.И. Павлуцкий в 1745 г., когда на случай подхода чукчей оставил ниже основного лагеря (на урочище Чекаево на Анадыре) в трех верстах на о-ве Буян команду в 60 чел. (РГАДА. Ф. 199, оп. 2, № 528, ч. 2, д. З, л. 17).

В том случае, если целью похода был поиск неприятеля, на его «подсмотр» высылалась разведка из числа ясачных «федератов». При наличии достаточных сил из основной партии могли выделяться отдельные отряды, которые должны были также проводить разведку и, кроме того, уничтожать небольшие группы противника. Павлуцкий в походах на Чукотку в 1740-х гг. в этих целях отправлял отряды численностью от 30 до 200 чел. русских и ясачных, В. Шатилов в походе 1751 г. на п-ов Тайгонос — от 50 до 150 чел. Но обнаружить противника заранее удавалось далеко не всегда, поскольку тот гораздо лучше знал местность и мог скрытно приблизиться или, наоборот, избежать встречи. К тому же чукчи и коряки, сами проводя разведку, имели представление о передвижении русских. Как отмечал в 1708 г. П. Чириков, «...они, коряки, подсылкою алюторских воровских мужиков то время живут в Анадырском, каким путем на Камчатку прикащик со служилыми людьми пойдет, и о том обо всем они алюторским мужикам чинят ведомости и пересылки» (ПСИ, 1885, с. 481). Поэтому русским никогда в полной мере не удавалось использовать фактор внезапности в полевых сражениях. По крайней мере, нам не известно ни одного факта, когда бы чукотский или корякский отряд в военном походе был бы застигнут врасплох русскими и оказался бы не готов к схватке. Правда, фактор внезапности не мог играть в русской тактике существенной роли, поскольку согласно правительственным предписаниям русские должны были предварительно вступить с «иноземцами» в переговоры о подданстве, и только в случае их неудачи применять оружие. И, как пра­[287]вило, они придерживались данного порядка, давая тем самым противнику время на приготовление к бою.

Непосредственно ход полевого сражения развивался по многим сценариям в зависимости от конкретных обстоятельств. С некоторой долей условности их разнообразие можно свести к двум вариантам. Первый, когда одна из сторон (почти исключительно русская) хотя и была готова к возможной встрече с противником, но нападение все равно случалось внезапно, поэтому данный вариант можно обозначить как внезапное нападение. Второй, когда обе стороны при встрече имели время изготовиться к бою, который соответственно приобретал характер открытого формального сражения.

Первый вариант был наиболее распространен, поскольку у чукчей и коряков внезапное нападение являлось важнейшим элементом военной тактики. Этот способ ведения войны активно практиковался ими в борьбе друг с другом и с другими соседними народами. Отряд воинов обычно на рассвете, используя внезапность, совершал набег на вражеское стойбище или поселок, убивал мужчин, захватывал в плен женщин и детей, забирал стада и имущество и быстро уходил (см.: Антропова В.В., 1957, с. 157, 226 — 228; Нефедкин А.К., 2003, с. 79, 80, 149, 150; Шнирельман В.А., 1994, с. 72 — 129). Такую тактику чукчи и коряки стали применять и в отношении русских. Подавляющее большинство полевых сражений начиналось именно вследствие внезапного нападения. Как сообщалось в одном документе, «...коряки... во многолюдстве приходили... на стречю тайным обычаем, и хотели... служилых людей побить обманом» (ПСИ, 1885, с. 481).

Нападение на русские отряды «иноземцы» предпринимали в светлое время суток, обычно на рассвете или на закате, и предпочитали делать это тогда, когда противник находился в движении: «иноземцы с луками и с копьями в куяках на ходу напали», «люторские иноземцы находом, днем, боем напущали». О нападениях ночью и на расположившихся лагерем русских источники не упоминают. Возможно, их и не было, поскольку ночная темнота мешала самим нападающим (правда, надо иметь в виду, что в данном регионе с мая по июнь устанавливается полярный день, когда и ночью относительно светло). Нападали, как правило, при численном превосходстве и очень редко в меньшинстве. Кроме того, старались застать русских на невыгодной для них позиции: [288]    «в тесном и тайном месте», в ущельях и ложбинах между гор, во время переправ, при высадке на берег.

Непосредственно сражение коряки и чукчи начинали с «огневой подготовки» —стрельбой из луков, пращей, а коряки изредка и из ружей. Русские, в свою очередь, если была возможность, старались соорудить из подручных средств какую-либо защиту. В ход шли санки и нарты (зимой), байдары (летом при движении по воде), из которых сооружали баррикаду— острожек. Если позволял ландшафт местности, занимали позицию, подход к которой был затруднен, огораживаясь дополнительно «табаром» или засекой. Есть упоминания, что для возведения защиты использовали даже туши тут же убитых оленей. В частности, в 1733 г. небольшая группа казаков во главе с Р. Якимовым, окруженная чукчами, «...осад санками своими и аленми укрепясь, обострожились» (РГАДА. Ф. 199, оп. 2, № 481, ч. 7, л. 341об.). Для усиления обороны такого «острожка» с внешней его стороны могли привязывать ездовых собак².

Именно так поступил в 1775 г. сержант Маклаков, повстречавшись с чукчами недалеко от корякского Каменского острожка: «...для защиты и обороны живота своего... из имеющихся при команде из дватцати трех нарт в вышину по две нарты в звено без всякого от них, чукоч, помешательства сделали вокруг себя крепосцу с выпускам из оной на вонну сторону ко оборону ж своему собак, и во оной крепосце отаковались» (РГАДА. Ф. 7, оп. 1, д. 2451, л. 8). Строительство подобного рода временных оборонительных укреплений русские считали важной частью своей боевой тактики. Перед неудачным сражением с чукчами в 1747 г. часть казаков и коряков указывала Павлуцкому на необходимость «зделать из санок для малого числа команды защиту или крепосцу». А игнорирование майором данной меры во многом и обусловило его разгром, тем более, что русско-корякский отряд предпринял атаку с подножия холма, на вершине которого чукчи занимали позицию (РГАДА. Ф. 199, оп. 2, № 528, ч. 1, д. 17, л. 13 об, — 14 об.; ч. 2, д. З, л. 19 об, — 20 об.; ф. 248, оп. 113, д. 1552, л. 235 — 246 об.; КПЦКЧ, 1935, с. 169 — 174). Предписание соблюдать меры предосторожности и быть готовыми к обороне содержалось в инструкциях, выдаваемых командирам отдельных отрядов, которым предстояло идти по враждебной территории. В частности, в инструкции 1765 г. сотнику Куркину, отправленному из Анадырска на р. Пенжину, предписывалось идти с крайней осторожностью, оружие [289] держать в полной боевой готовности, «...следовать в соединении друг от друга, дабы в случае нападения неприятельского оправиться легко было можно» и «буде случай допустит, сделать из нарт крепостцу, и из той чинить отпор» (Сгибнев А., 1869, с. 41).

Устроив защитное сооружение, русские и их союзники-ясачные открывали по нападающим ответную стрельбу из ружей и луков. Что происходило далее и как долго шла перестрелка, не вполне понятно. С одной стороны, источники часто упоминают о «съемном бое» — рукопашной схватке. Вероятно, к ней приводила атака коряков и чукчей на русские позиции с возможной контратакой русских, как это, например, произошло в 1709 г. во время нападения алюторов на отряд П. Чирикова: «Вышеписанные олюторские иноземцы, скопясь многолюдством, и пришед к их табаром с боем, и он де Петр с служилыми людьми, вышед из табар к ним, иноземцам, на вылозку, учинили бой. И Божиею милостию, их олютор назад прогнали» (ПСИ, 1885, с. 533). Но, с другой стороны, русские, участники сражений, нередко отмечали, что бои шли достаточно долго: «целой день до вечера», «с утра до вечера», «с полудни до вечера», «бились день и ночь». Осада могла продлиться и несколько дней. Связано это, как представляется, было с тем, что обе стороны делали ставку на дистанционный бой. Дело в том, что у чукчей и коряков в принципе обычным приемом ведения открытого сражения была перестрелка из луков. Данные фольклора обоих народов свидетельствуют, что такую перестрелку воины могли вести длительное время, прежде чем перейти к рукопашной схватке (Нефедкин А.К., 2003, с. 167). Со своей стороны русские будучи, как правило, в мень­шинстве также были заинтересованы в таком дистанционном бое, поскольку он давал возможность использовать преимущества огнестрельного оружия (Нефедкин А.К., 2003, с. 239).

Если русским удавалось организовать оборону, то они зачастую наносили ощутимый урон противнику, принуждая его к отступлению и даже бегству. Хотя случалось и так, что ввиду многочисленности противника русские предпочитали ретироваться сами. Например, в 1702 г. А. Чудинов с отрядом из 24 русских и 110 юкагиров и коряков, окруженный многочисленным чукотским войском (до 3 тыс. чел.), просидев в осаде пять дней, «от тех де чухоч» ушел «на побег в Анадырской» (Зуев А.С., 2002б, с. 235). Хуже было, когда русские и ясачные не успевали укрыться за естественной или [290]искусственной защитой. Тогда они в силу своей меньшей численности не всегда могли отбить внезапное нападение и терпели поражение, в результате чего или полностью погибали или, понеся значительные потери, отходили «отводным боем». Надо думать, именно таким образом коряки полностью уничтожили отряды Г. Анкудинова (1648), К. Дмитриева (1669), В. Шелковникова (1705), нанесли существенный урон отрядам В. Атласова (1697), П. Чирикова (1708), К. Львова (1712), А. Сургуцкого (1715), И. Лебедева (1730), А. Мокрошубова (1745), отряду на р. Воямполке (1756), а чукчи уничтожили отряд В. Кузнецова (1688) (Зуев А.С., 2002б, с. 198, 217, 224 — 225, 232, 238, 242, 253, 262; Зуев А.С., 2002а, с. 64-65; РГАДА. Ф. 248, оп. 113, д. 1552, л. 54 — 54 об., 57, 70; ф. 199, оп. 2, № 528, ч. 1, д. 19, л. З об.).

Открытое формальное сражение, если верить сохранившимся известиям, также шло достаточно длительное время —от нескольких часов до целого дня («с утра во весь день до закату солнца», «с полудня до самого вечера», «например часа с четыре»), что опять же говорит о том, что обе стороны отдавали предпочтение дистанционному бою. Но организация и ход боя имели отличия от столкновения при внезапном нападении.

Русские по возможности заранее устраивали укрепленный лагерь из подручных средств. Он выполнял функцию опорного пункта на случай неблагоприятного течения боя, а также для складирования имущества, больных и раненых. Однако основные силы они, как правило, располагали не в лагере, как в случае внезапного нападения, а выстраивали фронтом, соблюдая при этом определенный порядок. Так, А.Ф. Шестаков в 1730 г. при встрече с чукчами на р. Егаче устроил «вагенбург» из аргышных (обозных) нарт и распределил перед ним свои силы с учетом их надежности и боеспособности: в центр он поставил русских и якутов, на правом фланге — ламутов и тунгусов, на левом — коряков (Зуев А.С., 2002а, с. 63). Павлуцкий в 1731 г. в первом сражении с чукчами, соорудив на прибрежном льду защиту из нарт и выйдя на берег, расставил свою команду «в парад так обыкновенно, как и в России на сражениях бывает и чинят сражение», т.е. в сомкнутые шеренги, а сотник В. Шипицын, командовавший левым флангом, рассредоточил своих людей разомкнутыми шеренгами «...человек от человека сажени на полторы, дабы тем неприятелю не дать сильного нашему войску окружение и от того замешания» (Зуев А.С., 2001, с. 24 — 25).

[291]  О тактическом построении Павлуцким своего отряда в полевых сражениях с чукчами в 1744 и 1746 гг., к сожалению, сведений нет, но, надо думать, он действовал по оправдавшей себя в первом сражении схеме — построение во фронт несколькими шеренгами. Такой порядок, учитывая численность русских в походах (от 200 до 400 чел.), давал возможность вести бесперебойный огонь плутонгами³, что позволяло нанести противнику значительный урон, прежде чем вступать с ним в ближний бой, а, возможно, и вообще избежать последнего, вынудив противника к отступлению. Расчет на силу «огненного боя» Павлуцкий сделал и в своем роковом сражении 1747 г., когда солдаты и казаки сблизились с чукчами на расстояние ружейного выстрела и открыли стрельбу. Но на этот раз он просчитался. Просчет, надо думать, заключался в том, что одним залпом (русских было 97 чел.) хотели нанести существенный урон чукчам, расстроив их ряды. Однако последние (400 — 600 чел.) устояли и, не дав русским времени перезарядить ружья, сразу же бросились в атаку. Русским и их союзникам корякам (35 чел.) пришлось вступить в рукопашный бой: «...понеже пошли неприятели чукчи на копьях, также и они насупротив их, неприятелей чюкоч, пошли на копьях же и бились с ними немалое время». Дошло до того, «что неприятель у россиян ружья, копья, а россиана у неприятеля луки и копья ж отнимали руками и оборонялись ножами». Поскольку численный перевес был на стороне чукчей, то русские и коряки не устояли. Потеряв много убитыми (в том числе Павлуцкого) и ранеными, они «...стали от них, неприятелей чюкоч, отходить отходным боем и отбивались с великою нуждою». Благо, коряки в отличие от русских успели до начала боя соорудить острожек из «возовых санок». Отступавшие укрылись в нем, продолжая оказывать сопротивление. На их счастье к месту баталии подошло подкрепление из Анадырска. Завидев его, чукчи тут же «...от того острогу отошли прочь и ушли в свою землицу» (РГАДА. Ф. 199, оп. 2, № 528, ч. 1, д. 17, л. 13 об. — 14 об.; ч. 2, д. З, л. 19 об. — 20 об.; ф. 248, оп. 113, д. 1552, л. 235 - 246 об.; КПЦКЧ, 1935, с. 169-174).

Аналогично, рассчитывая на беспрерывную стрельбу, действовали и другие командиры. В 1748 г. в сражении с коряками на устье р. Наяхан казаки Ф. Белобородова «...чрез оружейный бой с ними чинили баталию» (РГАДА. Ф. 199, оп. 2, № 528, ч. 2, д. 1, л. 108 —108 об.; № 539, ч. 2, д. 6, л. 29 об.). В 1753 г. при попытке захвата Гижигинской крепости коряками русская команда, встав во фронт перед [292] крепостью, отбила атаку ружейным огнем (РГАДА. Ф. 199, оп. 2, № 528, ч. 2, д. 1, л. 45, 65 об.—72 об.; д. 9, л. 45 об.; № 539, ч. 2, д. 6, л. 29 - 29 об.; ф. 248, оп. 113, д. 1552, л. 509 - 510). В 1756 г. И. Шмалев, прибыв в устье Анадыря для переговоров с чукчами, в целях предосторожности от внезапного нападения поставил своих людей во «фронт», «изготовясь к противлению в готовности» (РГАДА. Ф. 199, оп. 2, № 528, ч. 1, д. 17, л. 20; ч. 2, д. З, л. 27). В 1763 г. на переговорах с чукчами «...российская команда стояла у рогаток во всякой в ружье и аммуниции к сражению исправной готовности» (РГАДА. Ф. 199, оп. 2, № 528, ч. 1, д. 10, л. 9 об. —10; ч. 2, д. З, л. 28 об. — 29; № 539, ч. 2, д. 6, л. 85 об.).

В 1768 и 1775 гг. команда Я. Мордовского в сражениях под Гижигинской крепостью дважды разбивала чукчей, ведя плотную стрельбу из ружей. При этом первый раз чукчи пытались использовать тот же прием, который принес им победу над Павлуцким. Перед боем они говорили: «...ежели де и выйдут руские люди против их, чюкоч, то все хотели вдруг броситца с копьями колоть и нисколько поправитца не дать». Бой они начали стрельбой по русским и корякам из луков. После того, как русская команда произвела первый залп, чукчи бросились с копьями в атаку. Однако русские «...таковых чюкоч, не допустя до себя, смертно из ружей убивать стали», т.е. залпы следовали один за другим. И хотя русских было всего 100 чел., мощь их ружейного огня настолько потрясла чукчей, что после сражения они рассказывали, что против них вышли «...руские люди с огненными ружьями, так де многолюдно, якобы морской вал» (РГАДА. Ф. 199, оп. 2, № 528, ч. 2, д. 9, л. 48 об.; РГВИА. Ф. 14808, оп. 1, д. 2, л. 8 об., 22 — 24 об.). В сражении 1775 г., когда русские и коряки первыми открыли огонь, чукчи «пали на землю и лежали долгое время», укрываясь от пуль, но когда «наша команда наступила на них чукоч сажень на семь», они «...скочив, бросили куяки и луки, побежали», уже не пытаясь идти с копьями против ружей (РГАДА. Ф. 7, оп. 1, д. 2451, л. 12 об. — 13 об.; ф. 1096, оп. 1, д. 42, л. 20 - 23; ф. 199, оп. 2, № 528, ч. 1, д. 19, л. 59 об. — 61 об.).

Артиллерия, несмотря на ее наличие у русских, в полевых сражениях применялась крайне редко. Одну пушку брал с собой в походы на Чукотку в 1731 и 1744 гг. Павлуцкий, да в сражении 1775 г. под Гижигинском один раз пальнули из пушки по чукчам.

Из укрепленного лагеря русские, однако, выходили не всегда. В случае своей малой численности они могли принять бой, прикры­[293]ваясь защитой. Именно так поступил сержант Ф. Белобородов в сражении с коряками в устье р. Тахтоямы 7 июля 1749 г., имея в своем распоряжении всего 20 солдат и 20 тунгусов. Готовясь к встрече неприятеля, о приближении которого стало известно заранее, русские «огородились байдарами», а неподалеко в лесу поставили в засаду тунгусов. Около 280 коряков, пытавшихся атаковать лагерь, отбивались ружейным огнем русских, перестрелка шла четыре часа, а в решающий момент, когда коряки уже дрогнули, на них из леса стали выдвигаться тунгусы, появление которых заставило нападавших ретироваться (РГАДА. Ф. 248, оп. 113, д. 1552, л. 276, 277 — 278; ф. 199, оп. 2, № 539, ч. 2, д. 6, л. 29 об. - 30).

В случае, когда русские двигались на судах по реке или морю и подвергались обстрелу «иноземцев», они открывали ответный огонь и, если позволяли силы, стремились высадиться, закрепиться на берегу, вступить в бой и «сбить» неприятеля. Так было в 1642 г., когда отряд из 15 чел. во главе с Д. Ярило и И. Ерастовым повстречал на Алазее чукчей и юкагиров. Попытка привести их в ясачный платеж закончилась вооруженным столкновением. «Иноземцы алазейские юкагиры и чюхчи в государеве ясаке отказали и по обе стороны Алазейские реки обошли, и учали нас они Алазеи с обеих сторон стрелять... съемный боя целой день до вечера». Казакам удалось отбиться и «алазеи... убегом ушли, избиты и изранены» (Зуев А.С., 2002б, с. 191).

В другой раз во время морского похода анадырского приказчика К.А. Иванова в июне — сентябре 1660 г. вдоль побережья Чукотки, где-то к северу от устья Анадыря, «иноземцы чюкчи» на 9 байдарах атаковали русские кочи в море. Они обстреляли их из луков и пращей. При попытке казаков высадиться на берег чукчи дали бой и «...билися с нами с полудни до вечера, щиты дощаные пробивали и котлы» (камнями, пущенными из пращей). Высадка была отбита. На следующий день казаки вновь стали высаживаться на берег. На этот раз, несмотря на чукотские стрелы и камни, им удалось закрепиться на берегу и открыть ружейный огонь, принудив чукчей бежать. Продвигаясь далее вдоль побережья, отряд Иванова дошел до большого чукотского поселения («юрты многие»), где «...мужики скопились многие и поставили с нами бой. И мы выскали на берег и с юрт мужиков збили» (Зуев А.С., 2002б, с. 213).

Но бывало и так, что «иноземцы» не только отбивали высадку, но и разбивали русских. Такой случай произошел в 1746 г., когда [294]  из Акланского острога против восставших коряков выступил отряд (18 чел.) под командованием И. Сокуева. Он двинулся по р. Аклан, на которой неожиданно столкнулся с плывшими навстречу коряками (около 150 чел.). Русские сориентировались быстрее и первыми открыли ружейный огонь. Коряки отошли за ближайший мыс и высадились на берег. Сокуев, ободренный успехом, погнался за ними. Но когда казаки и солдаты стали также высаживаться на берег, коряки обстреляли их из луков, а затем бросились в атаку — «на копьях ходили». Русские, видимо, не успели изготовиться к стрельбе, а в рукопашной схватке устоять не смогли, поэтому «пометались» в лодки и отступили, понеся большие потери (РГАДА. Ф. 199, оп. 2, № 528, ч. 2, д. 1, л. 29 - 31; № 539, ч. 2, д. 6, л. 28; ф. 248, оп. 113, д. 1552, л. 315 — 317).

В целом сохранившиеся описания полевых сражений русских с чукчами и коряками позволяют сделать вывод, что ставку в этих сражениях русские делали на защитные сооружения и огнестрельное оружие. При этом важно отметить, что во многих боях дело даже не доходило до рукопашных схваток, поскольку чукчи и коряки, понеся потери от ружейного огня, спасались бегством. В связи с этим можно сделать предположение, что именно огнестрельное оружие и его правильное использование (стрельба плутонгами) в значительной степени решали исход баталии. И в целом (за редким исключением) срабатывал сценарий, отмеченный В. Атласовым по поводу «камчадалов»: «А бои с рускими людьми у них были только до тех мест, как сойдутся с рускими, и против огненного ружья стоять не могут и бегут назад» (РТЭ, 1979, с. 110).

ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА

Антропова В.В., 1957. Вопросы военной организации и военного дела у народов крайнего Северо-Востока Сибири // Сибирский этнографический сборник. М.; Л. Вып. 2.

Вдовин И.С., 1965. Очерки истории и этнографии чукчей. М.; Л.

Гурвич И.С., 1966. Этническая история Северо-Востока Сибири. М.

Зуев А.С., 2001. Поход Д.И. Павлуцкого на Чукотку в 1731 г.//Актуальные проблемы социально-политической истории Сибири (XVII — ХХ вв.): Бахрушинские чтения 1998 г. Новосибирск.

Зуев А.С., 2002а. Начало деятельности Анадырской партии и русско-корякские отношения в 1730-х годах // Сибирь в XVII — ХХ веках: Проблемы политической и социальной истории: Бахрушинские чтения 1999 — 2000 гг. Новосибирск.

Зуев А.С., 2002б. Русские и аборигены на крайнем Северо-Востоке Сибири во второй половине XVII — первой четверти XVIII в. Новосибирск.

КПЦКЧ, 1935. Колониальная политика царизма на Камчатке и Чукотке в XVIII веке: сб. арх. материалов / под ред. Я.Н. Алькора и А.К. Дрезена. Л.

Нефедкин А.К., 2003. Военное дело чукчей (середина XVII — начало ХХ в.). СПб.

ПСИ, 1885. Памятники Сибирской истории XVIII века. СПб. Кн. 2.

РТЭ, 1979. Русская тихоокеанская эпопея: сб. док./ сост. В.А. Дивин и др. Хабаровск.

Сгибнев А., 1869. Исторический очерк главнейших событий в Камчатке с 1650 по 1856 г. // Морской сб. СПб. Т. 102. №6.