ГОРОДА И ОСТРОГИ ЗЕМЛИ СИБИРСКОЙ - КНИГИ И ПУБЛИКАЦИИ.

Главная
Роман-хроника "Изгнание"
Остроги
Исторические реликвии
Исторические документы
Статьи
Книги
Первопроходцы

История географического изучения и картографирования приаргунского участка русско-китайской границы
с конца XVII в. до 1911 г.

 

 

Постников А.В.

История географического изучения и картографирования приаргунского участка русско-китайской границы
 с конца XVII в. до 1911 г.

[17] Река Аргунь с давних времен была важным средством связи Маньчжурии c Сибирью. Сведения о ней имеются в самых ранних свидетельствах русских служилых людей и землепроходцев, осуществлявших присоединение Сибири к владениям Московского государства.
Ярким свидетельством значения, которое придавалось русским правительством картографированию и географическим исследованиям Сибири в XVII в., является тот факт, что наиболее ранними русскими обзорными географическими чертежами, дошедшими до нас, считаются карты Сибири 1667 и 1672(73) гг.
Чертеж Сибири 1667 г. принято называть Годуновским, т. к. надпись на нем гласит, что он составлен «по высмотру стольника и воеводы Петра Ивановича Годунова с товарищи». На чертеже изображена огромная территория, раположенная к востоку от Волги и Печоры, включая всю Сибирь и Дальний Восток. Сетка меридианов и параллелей отсутствует; чертеж, как и большинство др. древнерусских чертежей, ориентирован по югу. Картографическое изображение на первый взгляд представляется довольно наивным, но достаточно реалистично передает основные очертания разветвленных речных систем. Помимо крупных рек, таких как Обь, Енисей, Лена, Оленек, Колыма, Амур, показано много притоков и мелких речек, впадающих в океан. К чертежу составлена роспись, или описание, научная публикация которой осуществлена Л.А. Гольденбергом [Гольденберг, 1962]. Таким образом, в данном случае мы имеем редкую возможность изучать источник в целом, включая и чертеж, и описание. В росписи даются сведения об источниках: «чертеж збиран в Тобольске в 1667 г. за свидетельством всяких чинов людей, которые в сибирских городах и острогах хто где бывал и урочища и дороги и земли знает подлинно...», также по свидетельству «проезжих бухарцов и служилых татар». В основной части описания перечислены города, слободы, крепости, зимовья, реки с их притоками; указаны расстояния между населенными пунктами в верстах и днях пути; упоминается о соседних странах и населяющих их народах, в частности о «Китайском царстве и Индейской земле, что за камнем», т. е. за горами. Автор чертежа окончательно не установлен, но, судя по заголовку, стольник и воевода Петр Иванович Годунов принимал самое непосредственное участие в его создании или проверке. По свидетельствам С.У. Ремезова, Н. Витсена и Г. Шлейсинга, чертеж 1667 г. был даже отпечатан. Но по этому вопросу у исследователей до настоящего времени нет единого мнения: Б.П. Полевой считал, что чертеж печатный, т. к. на нем имелись печати воеводы; А.И. Андреев полагал, что его так называли, потому что на нем был использован печатный шрифт; С.Е. Фель был убежден, что чертеж был все-таки отпечатан на Московском печатном дворе [Там же, с. 253]. Как бы то ни было, до нас дошли лишь рукописные копии этой первой карты Сибири и Дальнего Востока, сохранившиеся, в частности, в замечательных атласах Сибири С.У. Ремезова: Хорографической чертежной книге 1697 — 1711 гг. (л. 4, гл. 4: «Список печатного подлинного чертежа. В лето 7176 по указу великого государя по грамоте в Тобольску учинен сей чертеж снисканием и самотрудием и географством стольника и воеводы Петра Ивановича Годунова...»); Служебной чертежной книге 1702 — 1730 гг. (л. 28: «Чертеж древний всея Сибири годуновской»). На этом чертеже, насколько нам известно, впервые изображена р. Аргунь
(без названия), в верховьях которой показано оз. Кайлар.
Чертеж Сибири 1667 г. в 2-х копиях, одна на русском, др. на шведском языке, впервые был опубликован А.Э. Норденшельдом (1889), обнаружившим их в шведских архивохранилищах [Норденшельд, 1889]. Одна копия чертежа Сибири попала в Швецию через Прютца, который, будучи при шведском посольстве в Москве в 1668 — 1669 гг., скопировал его 8 января 1669 г.; 2-я копия была сделана главой этого же посольства Кронеманом, а в 1673 г. он был еще раз скопирован Эриком Пальмквистом [Норденшельд, 1889; Багров, 1914; Шибанов, 1949].
Годуновский чертеж Сибири 1667 г. интересен как первое, известное в науке, русское картографическое изображение приграничных земель Китая и Московского государства. Рассматривая это произведение под таким углом зрения, нетрудно убедиться, что оно свидетельствует о наличии в распоряжении сибирской администрации достоверных общих сведений о Китае и территориях, которые, благодаря экспансии маньчжуров, стали ареной острой конфронтации Российского государства и Цинской империи в этот период. Неслучайно активный участник создания чертежа 1667 г. воевода П.И. Годунов составил также одно из текстовых описаний Китая — «Ведомость о Китайской земле» [Скачков, 1961]. На чертеже в целом близко к действительному отображено генеральное направление течения Амура (на северо-восток), угадываются основные его притоки (в частности Аргунь, Сунгари и Уссури), истоком Аргуни показано озеро под названием Кайлар, на правом берегу Амура ниже Аргуни изображен Албазинский острог. Характерно, что Царство Китайское и г. Китай показаны на годуновском чертеже окруженными двумя стенами, что, по-видимому, свидетельствует об осведомленности русских о существовании не только Великой Китайской стены, но и Ивового палисада. Как таковых государственных границ на чертеже нет, но территории различных народов и племен разделены сплошными линиями (мунгалы [монголы], калмыки, бухарцы и т. д.), причем весь бассейн Амура (по верховьям притоков) выделен как отдельная территория без названия. Внешняя китайская стена (Ивовый палисад (?)) показана значительно южнее границы этой амурской территории, проходящей по верховьям правых притоков Амура.
Второй общесибирский чертеж многими исследователями датируется 1672(73) г. (А.И. Андреев, Л.А. Гольденберг, С.Е. Фель), называется «Чертеж всей Сибири до Китайского царства и до Никаскаго» [РГВИА, ф. ВУА, № 20220]. Составитель этого чертежа неизвестен. Картографическое изображение имеет много общего с чертежом 1667 г., но несколько детальнее для районов восточнее Тобольска, что дало повод известному отечественному историку картографии Ф.И. Шибанову (1904 — 1985) предполагать, что «Чертеж всей Сибири до Китайского царства и до Никаскаго» служит дополнением годуновского чертежа и составлен либо одновременно с ним, либо немного позднее (около 1669 г.). Следует заметить, что первый исследователь карты, выдающийся русский географ и картограф М.И. Венюков (1832 — 1901) в примечании, сделанном на обороте архивного экземпляра, датирует ее 1650-ми гг. Он пишет: «Карта эта, на которой показан Албазин [основан в 1651 г.], но на которой все места к востоку от Лены обезображены и имеют подписи только до Колымы [открыта в 1644 г.], вероятно, относится к 1650-м годам» [Там же, № 20220об.]. Шибанов, [18] не знавший о датировке Венюкова, на основании своих собственных исследований считал, что чертеж составлен ранее годуновского (т. е. до 1667 г.) [Шибанов, 1949, с. 291]. Для данной темы такая разница в датировках несущественна, коль скоро все исследователи сходятся на том, что составлен этот чертеж был не позднее 70-х гг. XVII в., т. е. задолго до заключения Нерчинского договора (1689 г.).
В печати чертеж 1672(73) г. впервые был описан И.И. Лаппо [Лаппо, 1908]. По его мнению, чертеж является не подлинником, а копией, сделанной в XVIII в. Размеры 95 х 80 см, ориентирован на юг. Наряду с русскими даны латинские надписи. Чертеж многоцветный: реки показаны зеленой, а горы — светложелтой краской, условные знаки городов — красной и желтой красками и т. д. В 1914 г. чертеж был впервые воспроизведен в печати Л.С. Багровым [Багров, 1914]. Багров выяснил, что так же, как и чертеж 1667 г., «Чертеж всей Сибири до Китайского царства и до Никаскаго» был скопирован Эриком Пальмквистом, членом шведского посольства, посетившим Россию в 1673 г.
Сохранилось описание к чертежу, являющееся переработкой описания 1667 г. Текст разделен на 8 частей — граней. Описание содержит исключительно ценные историко-картографические данные, подтверждающие, в частности, что плавание С.И. Деженева в обход Чукотского полуострова повторялось: «от Колымы реки и кругом земли... до камени парусом добегают, а перешед через камень приходят на реку Анадырь и тут промышляют кость рыбью [моржовый клык], и тот камень обходят насилу» [Медушевская, 1957, с. 10 — 11].
Трактовка территориального распространения власти маньчжуров на этом чертеже полностью соответствует показу на годуновской карте Сибири 1667 г., и северную границу Цинской империи можно полагать проходящей не далее правых притоков Амура.
Имеется еще одна рукописная карта этого периода, которую нам удалось обнаружить в Библиотеке Ньюберри (Чикаго, США) [Postnikov, 1991]. Она отличается от всех известных русских и иностранных карт. Это «Общая карта Сибири и Большой Тартарии» [Carte general de la Siberie et de la Grande Tartaria...]в роскошном рукописном атласе «Морские карты» [Carte Marines] Коллекции Айра. Сравнение этой карты со всеми известными картографическими изображениями периода позволяет предположить, что она, возможно, является уникальной копией неизвестного русского географического чертежа, датируемого концом 1670-х — началом 1680-х гг. Использование русского источника при составлении этой карты подтверждается, по нашему мнению, следующим.
1. Большинство топонимов являются французской транслитерацией русских географических названий, использовавшихся в Сибири в XVII в. В частности, дан топоним р. Амур, известной под таким названием только в русских источниках.
2. Помимо географических названий XVII столетия, карта дает топоним Золотая Орда [Golden Horde], обозначающий монголо-татарское государство, распространявшее свою власть на часть Южной Сибири до XV в. Наличие таких историко-географических названий типично для русских географических чертежей XVII — начала XVIII в. и, в частности, для карт С.У. Ремезова.
В северо-восточной части карты изображена р. Лена
с притоками, Колыма и др. речные бассейны Северного Ледовитого океана, отделенные чем-то вроде мыса от рек бассейна Тихого океана. Изображение этого мыса частично перекрыто картушью с названием карты. На мысе показана река и даже населенный пункт Камчатка. Река Амур показана с разветвленной сетью притоков.
Относительно даты составления этой карты можно сказать следующее. Очевидно, что она не могла быть создана позднее 1689 г., когда был заключен Нерчинский договор между Московским государством и Цинской империей, результаты которого неукоснительно отображались на всех русских картах более позднего периода и отсутствуют на рассматриваемой карте. Нижний хронологический рубеж определяется относительной сложностью и достоверностью географического содержания и, по-видимому, может быть отнесен к 1670—1680-м гг.
Карта, однако, имеет некоторые особенности, отличающие ее от русских географических чертежей XVII в. В соответствии со строгими канонами западноевропейской картографии карта ориентирована по северу. На ней нанесена картографическая сетка в какой-то произвольной проекции, которая кажется более всего похожей на псевдоконическую. В картуше обозначен масштаб: «один градус меридиана равен 104 русским верстам».
Что касается отображения территориальной принадлежности регионов на карте, составителями, по-видимому, принят принцип показа племен, разделенных фоновыми границами, причем территория собственно Китая дана в рамках Великой Китайской стены, а среднее и нижнее течение Амура пересекает кант, ограничивающий некую территорию под названием COGANIE.
В 1670 г. нерчинский воевода Д.Д. Аршинский направил в Пекин дипломатическую миссию из 6 человек во главе с казачьим десятником Иваном Миловановым. Вторым лицом в миссии был казачий десятник В. Захаров. Миссия прошла новым для русских путем — по р. Аргунь, а оттуда, переправившись в ее среднем течении, — на Цицикар (тогдашний Букей). Казаки стали первыми европейцами, проехавшими в Китай через Маньчжурию, затратив на путешествие всего около месяца [Мясников, 1980, с. 124]. Посланники Д.Д. Аршинского были приняты в Пекине внешне очень радушно и удостоились даже аудиенции императора Сюань Е. Несмотря на это, маньчжуры снова в ответ на дипломатические шаги русского правительства и представителей сибирской администрации усилили военный нажим на казаков в Приамурье.
Якутский воевода И.П. Барятинский в феврале 1671 г. доносил в Сибирский приказ о том, что «Н. Черниговский со своими людьми в Албазине обсажен накрепко от богдойских людей, а на реке де на Амуре под тем острожком стоят многие бусы с людьми, а после де пришли конные многие ж люди, и около де того острожку сделали вал земляной». Кроме того, маньчжуры попытались перерезать пути, соединявшие Приамурье с Якутским воеводством, «для чего под Тугиским волоком поставили городок, и в тот де городок многие хлебные запасы привели». Цель этих действий заключалась в том, «чтобы им перейти на Олекму-реку и тою рекою итти под твои великого государя городы, и которые [люди]тебе... ясак платят, и они де с них хотят ясак сбирать на богдойского...». Одновременно, как и прежде, цинские войска пытались либо сманивать на свою территорию русских подданных подарками, либо всячески притеснять местные народы, [19] чтобы вынудить их покинуть русские пределы. «Богдойские люди с твоими великого государя ясачными людьми торгуют, — писал царю И.П. Барятинский, — и дают им в подарках за соболи кольца серебренные, и луки, и азямы, и камки, и иные товары и призывают к себе в Дауры на Зийские сторонние речки и за Зию-реку и якуты мест проведывают, где бы им откочевать». Эвенки же, жившие на Уди, «жаловались, что богдойского царя люди к ним приезжают и их всякими теснотами теснят и ясак с них емлют. Они просили русского царя, чтобы он пожаловал их, тунгусов, велел от богдойских людей оборонить» [Там же, с. 127].
Ярким примером протеста местного населения Приамурья против политики Цинов явилось восстание эвенкийского князя Гантимура, влиятельного родового вождя в Северной Маньчжурии, кочевавшего между Аргунью и Нонни. С 1651 г. он платил ясак русским. Вместе с тем, не желая ссориться с цинскими властями, он некоторое время признавал себя их подданным. С 1667 г. Гантимур полностью порвал с Цинами, «пришел из Богдойской земли в Нерчинский острог под вашу великих государей царьскую самодержавную высокую руку князец, родом тунгус Нелюдсково роду, Гантимур з детьми и з братьями и с улусными людьми платят вам... ясак в Нерчинском остроге по 3 соболя с человека» [Там же, с. 114]. Князь, помимо родственников, привел с собой 500 подданных. Гантимур принял Святое крещение [История..., 1859, с. 82].
Уход Гантимура в русские пределы на многие годы стал для Цинов поводом для агрессивных действий в Приамурье и «несговорчивости» в дипломатических делах. В апреле 1672 г. маньчжурская команда (100 чел.) под предводительством Монготу появилась у стен Нерчинска. Не вступая в дипломатические переговоры с нерчинским воеводой Д.Д. Аршинским, Монготу «ис под Нерчинского острогу государевых ясачных людей иноземцов отзывал к себе и угрожал, буде де они, ясачные иноземцы, к ним добром не пойдут, и они де под Нерчинской острог сево лета по траве придут большим войском и Нерчинской де острог разорят, а их де, ясачных иноземцов, возьмут к себе неволею». Готовя военные действия в широких масштабах, цинская дипломатия попыталась вовлечь в них и союзников империи — восточнохалхаских феодалов. «И мугальские де люди угрожают же войною», — писал в своих донесениях Д.Д. Аршинский [Мясников, 1980, с. 130].
4 февраля 1673 г. последовал указ русского царя о посылке в Китай нового посольства во главе с переводчиком Посольского приказа Николаем Гавриловичем Спафарием (Милеску). Спафарий был опытным дипломатом и великолепно образованным для своего времени человеком. Он имел представление о методах астрономо-геодезических определений и по ходу посольства занимался астрономическими наблюдениями для определения широты с помощью специально заказанной для миссии астролябии [Полевой, 1969, с. 118 — 119]. При отправлении Спафария в Китай Московская администрация предоставила в его распоряжение имевшиеся в ее руках географические и картографические материалы. Так, ему были даны чертеж всего Московского государства в 2-х книгах, чертеж Селенгинского острога и его окрестностей, «Чертеж Енисейску и Селенгинскому и иным острогам; и даурам, и Мунгалам, и Китайскому и Никанскому государствам», и, как замечает Ю.В. Арсеньев, Спафарию, несомненно, был известен годуновский чертеж 1667 г. [Арсеньев, 1882].
В числе прочих поручений Спафарию предлагалось:
1) «обстоятельно описать страны, прикосновенные к России»;
2) «весь путь, землицы и города от Тобольска до порубежного китайского города... изобразити на чертеж» [Кедров, 1876, с. 9—10; Арсеньев, 1882].
Наказ предписывал Н.Г. Спафарию двигаться через Джунгарию и Западную Монголию. Но, прибыв в Тобольск и узнав о постоянных столкновениях ойратских и халхаских феодалов, Спафарий решил идти на Нерчинск, а оттуда направился по пути И. Милованова (по Аргуни). В начале июля 1675 г. посольство прибыло в Енисейск, где Н.Г. Спафарий встретился с И. Миловановым и направил его через Нерчинск и Албазин на р. Нонни к представителям цинских властей для извещения о прибытии русского посольства. Не дожидаясь вестей от И. Милованова, Спафарий двинулся в район Букея, а оттуда — к рубежам Цинской империи, проходившим тогда в южной части Большого Хинганского хребта [Мясников, 1980, с. 135].
По пути посольства, помимо определения широты отдельных мест, составлялись маршрутные чертежи и географические описания. Из документов известно, что чертежные работы у Спафария вели Никифор Венюков и Иван Фаворов (впоследствии известный картограф Посольского приказа). Маршрутные чертежи посольства пока не найдены, обнаружена лишь общая карта Сибири, которая, по мнению известного русского историка картографии Л.С. Багрова, была составлена Н.Г. Спафарием. Эта карта вывезена Багровым в 1919 г. из России и опубликована им в международном журнале по истории картографии «Imago Mundi» в 1947 г. [Bagrow, 1947]. Б.П. Полевой считал, что опубликованный Багровым чертеж был составлен не самим Спафарием, а по обобщенным материалам его посольства кем-то в Посольском приказе [Полевой, 1969, с. 121—122].
Чертеж Сибири Николая Спафария, как и др. сибирские чертежи, был опубликован в 1964 г. в академическом Атласе географических открытий в Сибири и в Северо-западной Америке XVII — XVIII вв. Отечественные историки датируют этот чертеж 1678 г. [Белов, 1954, с. 116; Атлас..., 1964, № 32]. Отличительной особенностью чертежа Спафария 1678 г. является наличие на нем горных систем Сибири и Дальнего Востока, в частности, выделяется мощный хребет, протянувшийся от Байкала до Тихого океана и надписанный на чертеже «Горы от Байкала и до моря и в море»; в Море амурском хребет замыкается Носом. С этого хребта стекают левые притоки Амура. На правобережье Амура хорошо различимы по меньшей мере 3 горных хребта, подходящих к Амуру приблизительно перпендикулярно основному направлению его течения. Следует заметить, что в отличии от др. русских чертежей XVII в. горы на карте Спафария показаны не фоном, а штриховым рисунком холмов. Помимо гор, хорошо различимы Амур с основными притоками, Аргунь, берущая начало в оз. Далай, и Шилка.
Чертеж Спафария имеет одну особенность, на которую мало обращали внимания ее исследователи. Мы имеем ввиду пояснительную надпись, размещенную в правом нижнем углу картографического изображения и гласящую: «Дорога, которая тропами от Москвы сухим путем до Тобольска и от Тобольска водным путем до Се-[20]мипалатинского острога [подчеркивание автора]и от Семипалатинского сухим путем до Китайского рубежа и до города Пезина». Известно, что Семипалатинск был основан в 1718 г. Мы видели также, что посольство Спафария шло не через Джунгарию, как предписывалось наказом, а по Аргуни. На чертеже Семипалатинск не нанесен. Все вышесказанное, по-видимому, дает основание предположить, что пояснительная надпись сделана значительно позже даты составления чертежа, вероятно, в начале XVIII в., лицом, не очень хорошо знакомым с историей посольства. Не исключено, что вся карта является копией, выполненной в XVIII в., однако подлинник, судя по характеру картографического изображения и содержанию, бесспорно был составлен не позже 1680-х гг. и отражает географические представления Спафария.
Помимо чертежа (или чертежей), Спафарий создал великолепное историко-географическое описание Сибири и Китая — «Сибирь и Китай» — до настоящего времени служащее ценным источником по истории и этнографии [Николай..., 1960].
15 мая 1676 г. посольство Спафария прибыло в Пекин. Однако, как и все предыдущие попытки русского правительства наладить добрососедские отношения с Цинами, эта миссия с самого начала была обречена на неудачу. 1 сентября маньчжурское правительство официально отказало дать посланнику ответ на грамоту царя и содержавшиеся в ней предложения о развитии отношений между двумя государствами. Возвращение Гантимура, беспрекословное подчинение цинскому дипломатическому этикету (т.е. признание зависимости от Цинов) и свертывание хозяйственного и административного освоения Приамурья являлись непреложными требованиями, исполнение которых могло бы изменить позицию императорского правительства. «А до тех пор, — подчеркнул глава внешнеполитического ведомства цинского Китая, — чтоб отнюдь никакие люди от вас ис Росии и ис порубежных ни с какими делами и с торгом не приходили, потому, что указ бугдыханов так поставлен» [Мясников, 1980, с. 161]. Таким образом, для оказания нажима на русское правительство Цинская империя в одностороннем порядке объявила о фактическом разрыве дипломатических и торговых связей с русским государством. Полученный послом ультиматум, который не мог, разумеется, быть принят, блокировал для русской дипломатии возможности отправления в Пекин нового посольства. Ответом на требование о выдаче Гантимура было крещение его вместе с сыновьями и пожалование дворянством по московскому списку.
Длительное противостояние Московского государства и Цинской империи на Амуре завершилось заключением Нерчинского договора 1689 г. Самыми ранними картами с изображением установленной по этому договору границы являются 2 рукописи, сохранившиеся в Архиве ордена иезуитов в Риме и опубликованные в труде Джозефа Шебеша, посвященном дневнику Перейры. Это «Карта путешествия из Москвы в Китай иезуита Дунин Шпота» [ARSI, Jap. Sin. 105 I, f. 68].
Граница на ней показана проходящей по Herbitci (Ergoni) — первому притоку Амура вверх по течению в непосредственной близости от устья Аргуни, а далее — по хребту на северо-восток, хотя изображен также хребет строго восточной ориентации. К северу от хребта северовосточной ориентации дана надпись MOSCHOVIAE.
К югу от хребта восточной ориентации на территории к северу и югу от Амура земли обозначены как PARS TARTARIAE ORIENTALIS, т. е. ЧАСТЬ ВОСТОЧНОЙ ТАРТАРИИ. Точно такая же трактовка границы дана на второй карте — «Копии с оригинала Томаса, Отца Иезуита: Восток. Путешествие из Москвы, Персии и Могор в Китай (1690 г.)», приложенной к исследованию Шебеша [Там же, Jap. Sin. 110, init. 1690]. На этой карте на северо-восток граница идет по хребту к «Каменному Носу», а граница Цинской империи проведена по хребту строгой восточной ориентации.
В соответствии с последней статьей договора, по постановлению Государственного совета Цинской империи, в 1690 г. в устье р. Горбица был направлен отряд под предводительством Лантаня, который водрузил там каменный столб с выбитыми на нем текстами договора [Мясников, 1980, с. 254 — 255]. Изображение этого столба имеется на карте «Река Амур с урочищи» из «Хорографической чертежной книги Сибири» С.У. Ремезова. Позже китайцы поставили еще ряд пограничных столбов (обо, обон, или амбон) на южном склоне Станового хребта.
Одной из первых, известных науке, общесибирских карт, на которых изображены территориальные изменения в соответствии с Нерчинским договором, является «Карта Сибири, составленная и выполненная на ткани С.У. Ремезовым в 1696 г.», хранящаяся в настоящее время в Петровской галерее Государственного Эрмитажа в Санкт-Петербурге [название приведено в соответствии с заголовком в экспозиции Эрмитажа]. В контексте истории картографирования районов русско-китайской границы эта карта, насколько нам известно, никем не рассматривалась.
Возможно, что С.У. Ремезов составил именно эту карту в соответствии с Боярским указом 1696 г. о создании в Тобольске карты Сибири высотой 3 аршина и шириной 4 аршина [Григорьев, 1907]: приблизительно такие же размеры (213 х 277 см) имеет ремезовская карта. В соответствии с датой Боярского указа карта датируется 1696 — 1697 гг. До 1907 г. карта С.У. Ремезова была приколочена обыкновенными гвоздями к стене в одной из комнат Екатерининского дворца в Санкт-Петербурге. Позже была передана Русскому географическому обществу, которое, в свою очередь, уже в советское время разрешило Эрмитажу поместить ее в Петровской галерее.
Бытует неподтвержденная легенда, согласно которой Петр I любил экзаменовать приближенных, плохо сведущих в географии, с помощью этой карты [Пыляев, 1883]. Английский путешественник и историк Джон Фредерик Бадделей (1854 — 1940) имел возможность в 1914 г. с помощью секретаря Императорского Русского географического общества А.А. Достоевского (1863 — 1933) расстелить карту на полу, исследовать ее, а также получить фотографию, которую он поместил в приложении к своему труду [Baddeley, 1919]. На обороте ремезовской карты имеется надпись «Карта Сибири от Китайской границы», сама граница на ней не нанесена, но есть надпись «Горбица с китайцы граница», причем Горбица показана впадающей в Амур ниже устья Аргуни. На листе «Чертеж земли Нерчинского города» чертежной книги Сибири С.У. Ремезова Горбица также нанесена ниже устья Аргуни, причем неподалеку от ее впадения в Амур показан китайский пограничный столб.
[21] В отношении русской политики в Азии в XVIII — XX вв. в правящих кругах Российской империи существовало 2 школы политиков. Школа «активной», «динамичной», «экспансионистской» политики была представлена в XVIII в.: Лоренцем (Лаврентием) Ланге (1790-е — 1752), академиком Герхардом Фридрихом (Федором Ивановичем) Миллером (1705 — 1783), Василием Алексеевичем Мятлевым (1694 — 1761) (сибирский губернатор при императрице Елизавете Петровне (1752 — 1757), комендантом Селенгинска (с 1740 г.), генералом-поручиком Варфоломеем Валентиновичем Якоби (1693 — 1769). Наиболее яркими представителями этой школы в XIX в. были адмирал Геннадий Иванович Невельской (1813— 1876) и генерал-губернатор Восточной Сибири граф Николай Николаевич Муравьев-Амурский (1809 — 1881). К «консервативной» и более осторожной школе относились в XVIII в.: граф Сава Лукич Владиславич-Рагузинский (1668 — 1738) (российский представитель в пограничных Кяхтинских переговорах с Цинским Китаем, сформулировавший в отношении границы политику статус кво), Андрей Иванович (Генрих-Иоганн-Фридрих) Остерман (1686 — 1747) (руководитель иностранной коллегии и всесильный царедворец во времена правления Анны Иоанновны), канцлер Никита Иванович Панин (1718— 1783) (руководивший внешней политикой России при Екатерине II) и сама Екатерина II (1729 — 1796) (императрица в 1762 — 1796 гг.). В XIX в. наиболее яркими представителями «консервативной» школы политики в русско-китайских отношениях были министры иностранных дел Карл Васильевич (при рождении Карл Роберт фон) Нессельроде (1780 — 1862) (управляющий Коллегией иностранных дел и министерством с 1816 г.; министр 1828 — 15 апреля 1858 г.) и государственный канцлер России (1802 — 1804) граф Александр Романович Воронцов (1741—1805).
Несмотря на потерю Приамурья и различия во взглядах в правящих кругах Империи на Нерчинский договор и его последствия, Россия продолжала проявлять значительный интерес к географии Восточной Сибири и районов, граничащих с Цинской империей. В 1721 г., по заданию Петра I, Петербургская академия наук направила в Сибирь немецкого ученого Даниила Готлиба Мессершмидта (1685 — 1735), исследовавшего, в частности, в 1724 г. систему рр. Аргунь и Шилка. Мессершмидт прошел по левому берегу р. Аргунь до ее истока из оз. Далай-Нор, для которого произвел четырехкратные измерения географических координат. В материалах Мессершмидта хранится карта речной системы Аргуни и Шилки [Новлянская, 1970, с. 87], на которой показана река Аргунь со всеми притоками, часть Амура и Шилка. По Аргуни, Шилке и Горбице точечным пунктиром проведена граница. Горбица показана как первый левый приток Шилки выше устья Аргуни. Возможно, что при составлении этой карты была использована копия чертежа Аргуни, подготовленного управляющим Нерчинским заводом Т.М. Бурцевым для отправления в Берг-коллегию. Бурцев дал возможность Мессершмидту перечертить эту карту. По описанию ученого, этот чертеж был подразделен на 90 квадратиков без долгот и широт, т. е. составлен в русской картографической традиции, но на нем были обозначены дороги и названия рек и поселений, что давало возможность использования его для ориентирования [Там же, с. 86].
В русском тексте Нерчинского договора было указано, что границу следует вести по Аргуни «до самых вершин». В маньчжурском и более поздних китайских текстах трактата о «вершинах Аргуни» вообще не упоминается; это очень существенное положение русского текста договора не было передано на др. языках при составлении трактата, чем воспользовались цинские власти и начали заселять территории в верховьях Аргуни.
В конце 1-й четверти XVIII в., когда назрела необходимость значительного расширения русско-китайской торговли и ликвидации в связи с этим спорных территориальных вопросов, проблема земель, лежащих вокруг истоков Аргуни, стала актуальной. Русское правительство использовало вступление на престол в Китае нового императора Юн-чжена и направило в июне 1725 г. для его поздравления «чрезвычайное и полномочное посольство» во главе с князем Саввой Лукичом Владиславичем- Рагузинским, имевшим одновременно задачу договориться с Цинами о русско-китайском разграничении к западу от Аргуни и о налаживании торговли. «Территориальная» часть переговоров оказалась наиболее трудной, длилась более 2-х лет и закончилась подписанием 21 октября 1727 г. Кяхтинского (Буринского) трактата. В угоду интересам торговли Россия и на этот раз пошла на уступки Китаю, не востребовав возвращения земель по среднему и нижнему течению Амура [Русско-китайские договорноправовые акты..., 2004, с. 41 — 47].
Русский посол на переговорах требовал очистить от маньчжурских войск «вершины» Аргуни, т. к. базирование их там противоречило формулировке статьи 2 Нерчинского договора. Настойчивые усилия С.Л. Владиславича-Рагузинского при обсуждении статей прелиминарного Буринского договора, касавшегося границ, и при последующей демаркации границы по Кяхтинскому трактату принесли успех. Он отмечал в своем докладе правительству, что в начале переговоров цинские дипломаты «об аргуньских вершинах и слышать не хотели», но в результате установления новой границы «река Аргунь до самой вершины очищена и по всем урочищам знаки поставлены и учреждены, и все вышеписанное в пограничные разменные письма порядочно внесены». Таким образом, в верховьях Аргуни находился стык старой нерчинской границы и новой кяхтинской, простиравшейся до вершины Шабин-Дабага Большого Саянского хребта. После этого Аргунская граница не вызывала никаких споров вплоть до начала XX в.
В Буринском трактате от 20(31) августа 1727 г. об определении государственной границы между Россией и Китаем в районе Халха-Монголии впервые указывается на необходимость составления карты границы, а именно: «Земли, реки и знаки имянно написать, в ландкарту ввести, и письмами обоих Империй посланные люди межь себя разменятца, и привесть к своим начальником» [Там же, с. 31]. В Кяхтинском трактате от 21 октября (1 ноября) 1727 г. прямо указано, что намерение создать карты отдельных участков границы было осуществлено: «И которые посланные с обоих сторон люди разделение ясно написали и начертили, и промеж собою письмами и чертежами [подчеркивание автора], и к своим вельможам привезли» [Там же, с. 42 — 43]. При этом китайские представители передали российскому послу копии карт, составленных по съемкам 1708 — 1716 гг. иезуитов Региса, Ярту и Фриделли. Ни одной из этих карт в российских архивах не сохранилось, но в коллекции Жозе-Николя Де-[22]лиля в Париже нами обнаружена многолистная рукописная карта на маньчжурском языке, которая явно сначала побывала в России, о чем свидетельствуют надписи (стиль рукописного текста начала XVIII в.) на листах: Ландкарта 1-я и т. д. до 13-й. На самом деле в комплекте 12 листов. На них имеются печати с российским гербом. Параллельно маньчжурским надписям даны цифры [Bibliothraque national. Department des cartes et plans. Ge.DD 2987 B (7296-7307)]. Кроме этих 12 рукописных листов, имеются также 3 карты верхнего, среднего и нижнего течения Амура, составленные в 1721 г. [Bibliothraque national. Department des cartes et plans. Ge.CC. 4461 (4), Ge.CC. 4461 (5), Ge.CC. 4461 (6)].
Отечественными историками М.Г. Новлянской и Л.А. Гольденбергом было установлено, что в Российской коллегии иностранных дел придавалось большое значение картографированию границы и прилегавших к ней сибирских земель во время работы посольства С.Л. Владиславича-Рагузинского. При полномочном министре «для описания пограничных мест и постановления по новоразведенной границе между Российской и Китайской империями пограничных знаков и для сочинения ландкарт» [РГАДА, ф. Сенат, кн. 1201, л. 475], были определены геодезисты А. Кушелев, М.П. Зиновьев и И. Валуев [Новлянская, 1958, с. 49; Гольденберг, 1983, с. 110]. Причем, как отмечал С.Л. Владиславич-Рагузинский, Кушелев назначен был с ним «в первые геодезисты при посольстве и в сочинении ландкарт и во всем протчем, что касалось до ево дела, служил верно и непорочно, как надлежит доброму человеку и верному подданному» [Гольденберг, 1983, с. 110]. В связи с большим объемом съемочных и картографических работ в 1726 г. Рагузинский привлек к ним также геодезистов П.Н. Скобельцына, И.С. Свистунова, В.Д. Шетилова и Д. Баскакова, которые с 1724 г. проводили съемки в пограничных с Китаем районах — от р. Аргунь до Байкала и от Байкала до Енисея [РГАДА, ф. Госархив, разряд XVII, № 5, л. 52—53].
По окончании работ в 1728 г. Рагузинский привез в Москву переданные ему маньчжурские карты (рассмотренные выше), «ландкарты пограничным местам и границам между Россией и Китайской империей», составленные на основании карт Скобельцына, Свистунова, Баскакова и Шетилова, а также сведений, полученных от Витуса Беринга, с которым Владиславич-Рагузинский установил и поддерживал непрерывную связь [Новлянская, 1958, с. 50]. Подлинные карты отдельных участков границы, а также общие карты границы 1728 г. пока не обнаружены, однако в Российском государственном военно-историческом архиве нами выявлены 2 авторские копии 1729 г. с этих документов, заверенные собственноручными подписями полномочного посла С.Л. Владиславича-Рагузинского и секретаря посольства Ивана Глазунова [РГВИА, ф. ВУА, № 25576]. Масштаб карты 30 верст в дюйме.
На первом экземпляре имеется следующая надпись: «Сия пограничная оригинальная ландкарта, которая сочинена в посольской походной канцелярии по приказу тайного советника и кавалера, чрезвычайного посланника и полномочного министра ильлирийского графа Савы Владиславича чрез геодезистов Алексея Кушелева, Михаила Зиновьева да Ивана Валуева с изъяснением и верным описательством понеже мы подписавшия были при оном
разграничении и очевидные свидетели. Алексей Кушелев, Михайло Зиновьев». Помимо этого пояснено, что эта авторская копия есть «Чертеж оригинальной ландкарты, которая сочинена с ясным и верным описательством новопоставленным пограничным маякам, починая от Бургутейской сопки к востоку даже до вершины реки Аргуни, поданная от графа Владиславича в 1729-м г.».
Второй экземпляр карты в основном аналогичен первому за исключением некоторых деталей, например, на нем не нанесена р. Хайлар. Обе карты следует признать весьма важными картографическими документами, т. к. на них впервые нашли картографическое отображение маяки, поставленные на границе России с Китаем по Кяхтинскому (Буринскому) трактату. Рассматривая их как исторические источники, следует иметь ввиду определенные ограничения, которые накладывает на возможности их использования несовершенство методов съемок и составления карт, применявшихся в то время.
Подлинных описаний методов топографогеодезических работ, использовавшихся геодезистами миссии Рагузинского, в виде отчетов о съемках, инструкций и т. п. нам неизвестно. Однако совершенно очевидно, что эти работы проводились на высшем научно-техническом уровне, возможном в России в то время. Этот период стал началом развития русской картографии в русле новых для нее западноевропейских картографических традиций, воспринятых прежде всего в части использования единого масштаба и системы географических координат широты и долготы. В 1720 г. (всего за 5 лет до начала работ Рагузинского) в соответствии с правительственным декретом в России была начата съемка для создания географических карт страны, необходимых для нужд администрации и хозяйственного развития. Сам Петр I придавал этой съемке большое значение, и некоторые исследователи (Д.М. Лебедев, А.И. Андреев) считали, что он даже принимал участие в создании инструкций для геодезистов. Первая из них — «Пункты каким образом сочинять ландкарты» — была разослана геодезистам в качестве сенатского указа в 1721 г. Анализ этой инструкции и непосредственно следовавших за ней дополнений и конкретных наставлений по съемке отдельных территорий убеждает, что от петровских геодезистов требовалось проведение сугубо приблизительных, рекогносцировочных съемок [Постников, 1989, с. 35 — 50]. В процессе этих съемок проводились очень редкие (лишь в уездных центрах) определения географических координат широты путем измерения квадрантом полуденной высоты солнца. Из-за отсутствия в то время точных хронометров долготу определять астрономически в полевых условиях не умели, поэтому ее получали так же, как в море, т. е. путем счисления из разности широт и расстояния между пунктами. Инструментальная съемка проводилась только по одному ходу в пределах уезда (от уездного центра до границ), а по остальным дорогам подробности выявлялись из расспросов местных жителей. При съемке на инструментальном ходу углы поворотов измерялись элементарным угломерным инструментом — астролябией — с точностью, не превышавшей 1 градус. Расстояния определялись цепью.
Так как главной целью миссии Рагузинского было установление границы и маяков (пограничных знаков), скорее всего, по линии границы между маяками прокладывался астролябический ход таким же образом, как это [23]делалось по дорогам Европейской России между уездным городом и границей уезда. В связи с этим можно предполагать, что углы поворотов граничной линии и расстояния между маяками, показанные на картах Кушелева, Зиновьева и Валуева, относительно более точны, нежели все остальное содержание этих карт, при составлении которых, по-видимому, преобладали расспросы. Следует подчеркнуть, что если геометрические параметры хода по границе (углы и расстояния между маяками) относительно достоверны в пределах, диктовавшихся весьма несовершенными инструкциями того времени, то положение на местности всего хода (т. е. границы) однозначно определить очень сложно из-за крайней недостаточности и схематичности изображения на этих картах элементов ландшафта. Мы видели, что даже такой крупный и важный с точки зрения делимитации границы объект как р. Хайлар отсутствует на одной из копий, заверенных Рагузинским и Глазуновым.
Главными элементами содержания карт петровских геодезистов в соответствии с инструкциями почитались населенные пункты и в меньшей степени реки; даже дороги на многих из них не изображались. В условиях района границы с Китаем в верховьях Аргуни, где населенных пунктов почти не было, единственными ориентирами являлись элементы рельефа, т. е. как раз те элементы содержания карты, на которые меньше всего обращали внимание геодезисты и картографы начала XVIII в. Не только на отечественных, но и на лучших зарубежных (например французских) картах того времени рельеф нередко показывался группами холмов, иногда дополняющимися каньонообразными долинами рек, напоминающими по рисунку изображения гусениц. Именно такими холмиками показан рельеф на картах Рагузинского, а попытки отождествить их с конкретными положительными формами рельефа на современной местности, конечно, не дают однозначный результат.
Помимо маяков, установленных западнее верховий Аргуни, на карте Кушелева, Зиновьева и Валуева показан также пограничный столб, поставленный маньчжурами в устье р. Горбица (на карте — Горбина), которая изображена впадающей в Шилку выше устья Аргуни.
Копии карт, составленных членами миссии Рагузинского, не могли целиком удовлетворить потребности пограничной администрации. Они не были достаточно детальны, да и обстановка на границе менялась, что требовало проводить новые географические исследования и картографирование приграничных территорий. С середины XVIII в. такие работы начинает осуществлять для удовлетворения своих потребностей Правление пограничных дел. Одним из ранних примеров карт, созданных Правлением, может служить «Ландкарта, учиненная в канцелярии Правления пограничных дел от маяку Боротологою до Цурухайтуйского фарпосту а от Цурухайтуйского фарпосту по течению реки Аргуни даже до поселения российского сколько имеется по ней деревень, караулов и протчаго такова где и в которых местах вновь назначены караулы всему тому значит ниже сего экспликация литерами...» [РГВИА, ф. 423, оп. 1, № 30]. Карту «рисовал и тушевал подпоручик Алексей Колесников», отличается тщательностью исполнения и значительной нагрузкой. На ней нанесены деревни, караулы, форпосты, пограничные маяки, дороги; у Цурухайтуевского форпоста на правом берегу Аргуни показано Торговище Китайское. Масштаб карты не указан, но он явно крупнее масштаба карт Рагузинского.
Среди карт, составленных пограничным начальством на Аргунский участок границы, наиболее крупномасштабной из известных, является «Карта границе между Российской империей и Китайским государством Нерчинского ведомства от начал реки Амура до фарпоста Токторскаго, с показанием по обе стороны близ лежащей ситуации и маяков, фарпостов и деревень, острогов и ныне вновь назначенных для укрепления мест, сочинена в 1761 г.» инженер- поручиком Александром Афанасьевым в масштабе 5 верст в дюйме (1 : 210 000) [Там же, ф. ВУА, № 25561]. Это была первая в ряду карт, которые многократно составлялись и копировались по заданию русского пограничного начальства в 1760 — 1770-х гг. Особенно интенсивные съемочные и картосоставительские работы проводились с 1772 по 1774 гг. в связи с разделением пограничной линии на 8 дистанций. Среди карт дистанций может быть названа «Карта генеральная сочинена Новоцурухайтуевскаго фарпоста третьей дистанции начиная сверху от второй дистанцы Российскаго караулу Абагайтуевскаго вниз по границы Аргуне реке до последнего Чалбученскаго караулу с показанием фарпостов, караулов и деревень, маяков, с нанесением вновь построенных казарм и со всею ситуациею 5-го дня июля 1772 г. Сочинял навигацких наук ученик Егор Теменцов» [Там же, № 25572]. Карта имеет масштаб 8 верст в дюйме.
Помимо пограничного начальства значительное внимание картографированию приграничных территорий Сибири в 1750 — 1770-х гг. уделяло центральное правительство России и сибирская администрация, которую в этот период возглавлял замечательный русский гидрограф и картограф Ф.И. Соймонов (1682 — 1780). Активное участие в съемочных и картографических работах принимал не менее известный сын сибирского губернатора М.Ф. Соймонов (1730—1804).
Значительную роль в географическом, картографическом и хозяйственном изучении приграничных земель сыграла организованная по поручению Правительствующего сената Нерчинская экспедиция (1753 — 1765). Съемками и описаниями рек и земель Нерчинского уезда во время экспедиции вместе с М.Ф. Соймоновым занимались штурманы М. Татаринов и В. Карпов, а также геодезисты М. Овцын, И. Барашов и Я. Федоров [Гольденберг, 1973, с. 11]. В систематизированном виде материалы Нерчинской экспедиции были собраны в Нерчинском атласе, сведения о котором имеются в автобиографии Ф.И. Соймонова. Атлас с описанием отразил и особенности заселенности уезда (количество слобод, деревень, заимок), демографические данные (число жителей «обоего пола душ», а мужского «числом лет»), распределение и местоположение земель (пахотные «нераспашные, к хлебопашеству годные»), лесов и сенных угодий, число лошадей и другого скота «у всякого жителя», по группам населения (пашенные крестьяне, разночинцы, купцы, дворяне, дети боярские, казаки) [Там же, с. 12 — 13].
Нерчинский атлас пока не найден, но ряд картографических документов на приграничные районы Нерчинского уезда, сохранившихся в Российском государственном военно-историческом архиве, явно связан с работами Нерчинской экспедиции. К документам этого типа относятся: недатированный «План устьев Шилки и Аргуни рек и положение оных мест», подписанный Ф.И. Сой-[24]моновым и скопированный геодезистом Я. Федоровым; также заверенный сибирским губернатором схематичный план р. Аргунь (1756), на котором нанесены кочевья аргунских тунгусов, заводы, остроги, дороги, пограничные караулы и маяки; «Карта часть Российской империи от караула Турухаевского до фарпоста Турухайтуевского с частию Китайского государства и описание морского корабельного флота ранга сухопутного порутчика Михайла Татаринова в 1758 г.» с изображением китайских и русских караулов и маяков, а также детальным описанием, с подробной характеристикой рельефа, вод, растительности, подножного корма; «Специальный план карты по нерчинской границе сочинен по ордеру Его высокопревосходительства господина тайного советника и сибирского губернатора Федора Ивановича Соймонова от Акшинской деревни до начала реки Амура. Начата съемкою 1759 г. мая 21 дня, окончена 1761 г. ноября 5 дня» в масштабе 10 верст в дюйме, на котором показан участок до р. Горбица [РГВИА, ф. 423, оп. 1, № 161; ф. 424, оп. 1, № 24; ф. ВУА, № 25553, 25555, 25560].
На основе съемок и карт отдельных участков приграничной территории в канцелярии сибирского губернатора составлялись генеральные карты Западной Сибири с детальным изображением русско-китайской границы и системы ее охраны. Две таких карты 1759 г. обнаружены нами в РГВИА [Там же, ф. ВУА, № 25559; ф. 242, оп. 1, № 23]. Наиболее детальна и интересна вторая из указанных карт, подписанная Федором Соймоновым и изображающая южную часть Сибирской губернии. На ней нанесена русско-китайская граница, все пограничные маяки с номерами, русские форпосты на Аргуни. Имеется подробная таблица — «Реестр поставленным маякам по китайской границе от речки Кяхты даже до Контайшинской границы, также и до караулов Цурухайтского ведомства при которых урочищах о том ниже сего... »
В 1770-х гг. на основании всех съемок предыдущих лет, произведенных силами пограничного начальства и губернских властей, а также специально организованных топографо-геодезических работ и географических исследований, был создан ряд детальных рукописных карт и описаний территорий, примыкавших к русско-китайской границе. Эти документы являются наиболее подробными источниками по территориальной организации аргунской границы, созданными в XVIII в. «Генеральная ландкарта границе, лежащей между Российской империей и Китайским государством, учиненная с карт, бывших для съемки по секретной с 1761 по 1765 и в 1771 и 1772 годех инженер-офицеров комиссии и описаниев географа Василия Шишкова, геодезиста в ранге порутчика князя Ивана Шаховского, геодезии прапорщиков Федора Батакова и Андрея Шишкина от начал Амура до реки Ий, по которой значит разделение Тобольской и Иркутской губерниев с показанием ситуации, разных рудников, минеральных гор, маяков, учрежденных караулов, назначенных для укрепления мест. Сочинена в Иркутске 1773 г.» [Там же, ф. ВУА, № 25556]. Карта составлена в масштабе 24 версты в дюйме. Русско-китайская граница на ней показана подробно. В верховьях Аргуни, в районе русла р. Хайлар, острова между протоками Хайлара изображены принадлежащими Китаю. От устья Аргуни граница уходит далеко вверх по Шилке до Горбицы.
К «Генеральной карте границы...» 1773 г. приложено подробное географическое описание, в котором об Аргуни сообщается следующее: «Фарватер свой ежегодно переменяет, где бывает глубина, в том месте насыпает банки; а где отмель — производит глубокий фарватер; а когда льдом покрывается или скрывается [вскрывается — прим. автора], берега обрывает: потому что лед из берегов не выходит [Там же, л. 1].
В 1774 г. по тем же источникам была составлена в более крупном масштабе (16 верст в дюйме) «Карта, представляющая часть границы, лежащей между Российской империей и Китайским государством, учиненная из разных описаниев, бывших с 761-го по 765-й и с 769 по 774-й годов...» [РО РНБ, ф. 342, оп. 1, № 1192].
Материалы исследований 1761 — 1774 гг. служили основой составления карт русско-китайской границы вплоть до начала XIX в., о чем свидетельствует ряд карт конца XVIII — начала XIX столетия, сохранившихся в Российском государственном военно-историческом архиве. Следует отметить, что в показе принадлежности островов на Аргуни в устье р. Хайлар на этих картах нет никакого единообразия. Так, на копии начала XIX в. с карты Шишкова, Шаховского, Батакова, Шишкина и др. [РГВИА, ф. ВУА, № 25562], острова в устье р. Хайлар показаны принадлежащими России, а на «Карте границе, содержащейся между Российской империею и Китайским государством от реки Ии до Горбиченского редута с показанием проектированных крепостей, редутов и содержащихся ныне караулов и маяков.» [Там же, № 25591], составленной в конце XVIII в., те же острова даны нейтральными; русская граница проведена по западной протоке Аргуни, а китайская — по восточной.
В противоположность русской администрации, которая, как было показано выше, уделяла значительное внимание картографированию границы, установленной Кяхтинским (Буринским) трактатом, китайцы после съемок иезуитов 1708 — 1716 гг. вплоть до середины XVIII в. не занимались географическим изучением и картографированием этих территорий, представлявших собой далекие северные окраины империи, не вошедшие органически в ее состав. Состояние географической изученности и освоения Приамурья маньчжурами в этот период хорошо иллюстрирует русская «Ландкарта с верных разных специальных китайских карт в бытность российского каравана в столичном китайском городе Пекине, собранных коллежским ассесором и директором Алексеем Владыкиным, которые и переведены темже директором. Сочинена геодезии порутчиком Ермием Владыкиным и при нем будущим геодезистом Михаилом Башмаковым в 1755 г.» [Там же, ф. 447, оп. 1, № 103], выявленная нами в РГВИА. Скорее всего при составлении этой карты Алексей и Ермий Владыкины использовали материалы рассмотренных выше съемок иезуитов 1708 — 1716 гг. Ландкарта 1755 г. так же, как карты иезуитов показывает довольно много китайских поселений в нижнем течении Амура и отдельные их деревни на Среднем Амуре. Русско-китайская граница нанесена крайне схематично, причем на Аргуни она изображена проходящей значительно южнее устья Хайлара.
Первые, известные науке, детальные китайские съемки границы по Кяхтинскому (Буринскому) трактату были проведены в 1756 — 1759 гг. по приказу императора Цяньлуня иезуитами Феликсом де Роша (Felix de Rocha) и Хозе де Эспинья (Joseph d’Espinha) [Baddeley, 1919, р. CLXX]. По материалам съемки иезуит Мишель [25] Беност (Michel Benoist) издал в Пекине с гравюры на меди «Карту Азии и Европы, иногда известную как Атлас Цунь-луна...». По мнению Бадделея, карта была издана в 1760 или 1761 г. Картографическая библиотека Британской библиотеки датирует это произведение 1775 г. [BLML, Maps, I Tab, b, c]. Карта крайне редка, т. к. была издана тиражом всего в 100 экземпляров. На листе карты (рулон 2), посвященном Приамурью, очень подробно изображено нижнее течение Амура с большим количеством китайских (маньчжурских) поселений. Из русских острогов нанесены Албазин и Нерчинск. В устье Аргуни (на российской стороне) показан пограничный знак, такой же знак изображен в устье третьего от Аргуни вверх по Шилке притока (Горбицы (?)). В верховьях Аргуни нанесено два ряда русских и китайских пограничных маяков.
Русские обзорные карты этого периода, как правило, показывают в качестве пограничной реки приток Шилки, впадающий в нее выше устья Аргуни. Так, на первой печатной общероссийской «Генеральной карте о Российской империи сколько возможно было исправно сочиненной трудом Ив. Кирилова оберсекретаря Правительствующего сената в Санкт-Петербурге 1734» [Там же, K. TOP, CXII/C]граница изображена проходящей по пятому притоку, впадающему в Шилку выше устья Аргуни. На Амуре нанесено значительное количество населенных пунктов без надписей названий. Более детально показана русско-китайская граница на одной из итоговых карт Второй Камчатской (Великой Северной) экспедиции Витуса Беринга, хранящейся в РГВИА. Это «Карта меркаторская Якутской провинции и Камчатского моря, которая явствует, где лежит граница меж российских и китайских государств и где обретаются места доныне не разграниченные и сколь далече лежит западный берег Камчатского моря... Сочинял при команде флота господина капитана Чирикова в Якутске сентября месяца 1743 г. геодезии прапорщик Никифор Чекин, геодезист Иван Киндалов. С подлинной копировал при Морской академии ученик Василий Тимонин ноября 27 дня 1745 г. Учитель Василий Красильников» [РГВИА, ф. 423, оп. 1, № 28]. На карте имеется изображение границы, причем она проведена по Горбице, впадающей в Шилку выше устья Аргуни; из пограничных столбов нанесены лишь два на Аргуни (китайский и русский) у острога Урунской вблизи р. Маритка. В верховьях Аргуни показана Слобода Купецкая. За Становым хребтом вдоль границы южнее р. Уди имеется надпись: «По сим рекам и по реке Тугуру якуцкие ясашные тунгусы, якуты и ламутки промышляют ясак всякого зверя, а дале люди китайской стороны их не пропускают».
Итогом развития русской картографии 1-й половины XVIII в. явился знаменитый «Атлас Российский», изданный Петербургской Академией наук в 1745 г. Следует, однако, констатировать, что показ русско-китайской границы на картах этого атласа сильно уступает по детальности рассмотренным выше картам, составлявшимся на местах пограничным начальством и иркутской администрацией. На картах Атласа с изображением границы — «Генеральной карте Российской империи» и «Карте Иркутской провинции» (№ 17) — пограничная линия показана проходящей по Амазару, впадающему в Амур ниже устья Аргуни; пограничные знаки на них отсутствуют.
В Атласе Российском 1745 г. не были учтены результаты Камчатской экспедиции Витуса Беринга, поэтому для нужд сибирской администрации составлялись рукописные карты, исправленные по ее результатам. В качестве примера можно назвать «Карту до Тоболска с Атласа Росискаго а от Тоболска с разных описаниев и ваяжев Камчатской экспедиции...», составленную в мае 1746 г. [Там же, ф. ВУА, № 20227] На этой карте граница проведена от Аргуни вверх по Шилке и затем по Горбице.
В конце XVIII — начале XIX в. российская администрация начинает проявлять определенный интерес к китайским картам с изображением Приамурья и Приморья, о чем свидетельствует ряд документов, сохранившихся в фондах высших правительственных учреждений Российской империи, отечественных архивов и библиотек. Так, в Российском государственном военно-историческом архиве имеется карта Китая на китайском языке, о которой сообщается, что «Сия карта доставлена из Китая в 1796 г. государыне императрице Екатерине IIой бывшим в Китае для обучения языка студентом Владыкиным» [Там же, ф. 447, оп. 1, № 110]. Эта карта составлена на 25 листах и основана, по-видимому, на рассмотренных выше съемках иезуитов Феликса де Роша и Хозе де Эспинья (1756— 1759). На листах № 5 и 6 показаны Амур, Уссури и Аргунь, граница не нанесена, и лишь в устье Горбицы показан китайский пограничный столб. На Уссури и Амуре (особенно в нижнем течении) изображено довольно много поселений; три маньчжурских поселка показаны, в частности, на амурском острове, расположенном в устье Уссури. На китайской карте конца XVIII — начала XIX в., сохранившейся в составе Императорской (Эрмитажной) коллекции Отдела рукописей Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге [РО РНБ, ф. Кит.н.с., № 93], русско-китайская граница в Приамурье изображена приблизительно и явно тенденциозно в пользу Китая: на Аргунском участке она проведена западнее Аргуни (в устье Аргуни на российской стороне нанесен пограничный знак), а на Шилке — западнее Горбицы. На восточном берегу Аргуни и к западу от ее истока нанесены китайские караулы. Так же, как и предыдущая эта карта была составлена, судя по всему, по съемкам иезуитов.
Последним эпизодом в дореволюционной истории формирования восточного участка границы России с Китаем было уточнение прохождения линии границы в верховьях Аргуни и по этой реке до ее впадения в Амур. Как и прежде, немалую роль в разрешении возникшего здесь противоречия сыграли специальные картографические работы.
Впервые вопрос о принадлежности большого острова на Аргуни в устье Хайлара возник в 1863 г. [РГИА, ф. 1284, оп. 190, № 236-а, л. 2]. Этот остров в то время был известен под названием Капцагайтуевского. Помимо этого, оспаривалось прохождение границы на участке между р. Аргунь и горою Тарбаганьдоху, в местности, известной среди русских как долина Куланджара.
В 1881 и 1882 гг. в районе верховьев Аргуни адъютантом генерал-губернатора Восточной Сибири майором Овсяным были проведены специальные маршрутные съемки и детальные полевые обследования, одной из главных задач которых было определение на местности линии прохождения русско-китайской границы в районе устья Хайлара и поселка Абагайтуй. Материалы этих работ обнаружены нами в Российском государственном [26] военно-историческом архиве, где они хранятся в виде комплекта маршрутных карт под названием: «Разведка путей: 1) из Цаган-Олуевской станицы через гору того же названия за границу по линии Маньчжурских караулов до Абагайтуевского поселка (165 верст); 2) от Абагайтуевского караула вокруг озера Далай-Нор до г. Кайлара (2886 вер.); 3) от Абагайтуевского караула до г. Кайлара кратчайшим путем (725 S вер.); 4) от Кайластуевского караула на гг. Борчегир (31 вер.) и Дойсюр (117 вер.); 5) от Дуроевского караула до г. Кайлара (107 вер.); 6) от Старо-Цурухайтуевского караула до г. Кайлара по двум направлениям (95 и 100 вер.); 7) от Старо-Цурухайтуевского караула в долину р. Айкен (Оекен) до Торгачинского тракта, идущего из города Мергени в Олочинскую станицу (113 вер.); 8) от Олочинской станицы по Торгачинскому тракту до предгорья Хинганского хребта (200 вер.); 9) от Абагайтуевского караула по р. Аргуни до Покровской станицы, произведенная адъютантом генерал-губернатора Восточной Сибири майором Овсяным в 1881 и 1882 гг.» [РГВИА, ф. 386, оп. 1, № 589].
Маршрутные карты составлены в масштабе 4 версты в дюйме и заверены генерал-майором Шульгиным. Эти материалы являются достоверным источником для реконструкции положения русел р. Хайлар и Мутной протоки на период 1881 — 1882 гг. По поводу русско-китайской границы в районе верховьев Аргуни в материалах майора Овсяного имеется следующее замечание: «Определенной государственной границы (естественной), указываемой по горным вершинам между Кулусутай и Абагайтуй не имеется, а существующая без указания не может быть распознана по горным вершинам, не отличающимся от таковых же в окрестностях; поэтому справедливо говорится, что Монголия сливается с Забайкальем» [Там же].
7 февраля 1909 г. российский посланник в Пекине И.Я. Коростовец (1862 — 1933) сообщил о желании китайского правительства «в точности выяснить всю северовосточную границу Китая с Россией» [РГИА, ф. 1284, оп. 190, № 236-а, л. 2]. Для подготовки к переговорам иркутский генерал-губернатор А.Н. Селиванов (1847 — 1917) командировал в мае 1909 г. на Аргунь подполковника Генштаба Н.А. Жданова, в состав команды которого входили подъясаул Иконников, подпоручик Мармузов, поручик Корпуса военных топографов Баньолесси и начальник штаба 7-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии полковник Генштаба Попов [Там же, л. 2об.].
В течение лета Жданов со своей командой обследовал аргунскую границу на местности, провел двухверстную съемку, материалы которой хранятся в Российском государственном военно-историческом архиве под названием «Съемка Забайкалья по границе с Китаем от устья Аргуни до селения Абагайту» (17 листов) [РГВИА, ф. 386, оп. 1, № 507], изучил документы и карты, связанные с формированием этого участка границы. Полевые работы группы Жданова не обошлись без инцидентов: «В то время, как один из наших офицеров, находясь на острове вблизи Кайластуевского китайского караула, производил съемку китайского караула, по нем открыли стрельбу. Последняя прекратилась лишь когда поручик Баниолесси сам ответил выстрелами» [РГИА, ф. 1284, оп. 190, № 236-а, л. 27].
По окончании полевых работ подполковник Жданов уехал в Пекин, где получил от Коростовца поручение вступить в переговоры с военным дастаем в Хайларе. В результате этих переговоров он снова отправился на Аргунь, но на этот раз в сопровождении двух китайских чиновников, направленных специально для «совместного осмотра спорных пунктов». По результатам этого осмотра Жданов докладывал следующее: «После осмотра и сличения наших и китайских карт выяснилось, что китайцы намеренно исказили некоторые места, например, вместо реки показаны горы, с целью отодвинуть действительную границу к северу. При этом китайские чиновники старались доказать, что наши предварительные изыскания неверны, и не хотели исправлять своих карт по нашим. Однако, после продолжительных пререканий согласились на исправление границы по Аргуни до маяка № 63, но отказались осмотреть южное Хайларское устье [подчеркнуто в источнике — прим. автора] и западную часть границы от сопки Абагайту до горы Тарбаганьдаху, ссылаясь на отсутствие полномочий» [Там же, л. 26об.]. Жданов добавляет при этом, что «китайский топограф, сопровождавший комиссию, оказался знатоком своей специальности, изученной им за границей; он состоит начальником топографов Хайлунцзянской провинции». [Там же, л. 26об. — 27].
Объясняя суть стоявших перед комиссией задач, Жданов писал, что на участке от слияния Аргуни с Шилкой до Средней Борзи требовалось установить фарватер Аргуни, «соответственно извилинам которой часть островов на реке отойдет к России, часть к Китаю. Вторая [задача]— восстановление границы от Ср. Борзи до Старо-Хайларского устья река течет по равнине и местами сильно изменила свое направление; предстоит определить на этих местах старое русло эпохи Буринского договора, которое по основным началам международного права и является истинной границей, ныне нарушенной к нашему ущербу. Наконец, третья — исправление границы на протяжении от Старо-Хайларского устья до Тарбаганьдаху; на этом участке сходство географических имен и отсутствие пограничного надзора повело к ошибочному, по-видимому, нанесению на наши карты государственной границы, которая даже на китайских картах показана в направлении более для нас выгодном и соответствующем договорным постановлениям». По мнению Жданова, «основанному на изучении разнообразного архивного материала, сличению наших и китайских карт и исследований на местности», обследованная им граница «не согласуется ни с Буринским трактатом, ни с местоположением местных пограничных знаков-маяков, лишая нас значительной и ценной территории. При заключении Буринского договора, — считает он, — реку Аргунь отождествляли с так называемой Мутной Протокой и впадение последней в озеро Далай-Нор принимали за верховья названной реки, ибо трудно допустить, чтобы за начало Аргуни китайцы принимали, как то значится на наших картах, соединение рек Хайлар и Аргунь» [Там же, л. 27об. — 28об.]. Далее Жданов подчеркивает: «Нужно иметь в виду, что все наши карты данной местности, включая 40 и 20 верстные, совершенно неверны и расходятся как с трактатами, так и с архивными документами и не подтверждаются расследованием на месте. На наших картах вся эта местность, т. е. долина Мутной Протоки или так называемая Куланджа, показана принадлежащей Китаю, между тем как она принадлежит России. За обладание этой местностью, отличающейся большой ценностью, и происходят споры между казаками и китайцами. По той же причине [27] ст. Маньчжурия и поселок того же имени находятся не на китайской территории, как у нас принято считать и как значится на всех официальных картах наших, а на русской. Само собой разумеется, что китайцы не приминут воспользоваться против нас столь выгодным для них обстоятельством.
Таким образом, действительная граница должна направиться согласно приложенной карте от горы Тарбаганьдаху, где находится маяк № 58, через Цаган-Ола (маяк № 59), Табун-Тологой (маяк № 60), Сокту (маяк № 61) до маяка № 63 на сопке Абагайту, против среднего Хайларского устья, по Мутной Протоке до впадения ее в современную Аргунь. Сопок Абагайту две, причем обе находятся на западном берегу Аргуни. Против первой, ближайшей к поселку Абагайту, устья реки Хайлар нет; против второй же как раз находится среднее Хайларское устье, упоминаемое в трактате, а на сопке имеется маяк, состоящий из одной каменной кучи. Таким образом, от маяка Ирдени-Тологой граница идет к сопке Абагайту близ китайского караула.
Второй участок спорной границы находится, как сказано выше, вдоль течения реки Аргуни до Усть-Стрелки. Долина названной реки представляет песчаную низменность, ежегодно затопляемую разливами, постепенно подмывающими берега. При этом гораздо большему разрушению подвергается более пологий русский берег. Отклоняясь вследствии сего от старого русла в левую сторону, Аргунь постоянно образует многочисленные мели, превращающиеся с течением времени в острова. Так образовались острова Кручина, Степной, Капцагайтуевский (Менкесели) и др., лежащие на Аргуни до слияния ее с Шилкой.
Процесс такого постоянного отклонения реки влево продолжается со времени заключения Буринского трактата, что подтверждается геологическими исследованиями и геометрическими планами земель Нерчинского округа. Сравнивая эти планы с современными, видно, что главное русло Аргуни проходит теперь левым берегом, а старое русло идет ему параллельно» [Там же]. Это русло, по исследованиям Жданова, «местами такое же глубокое и, хотя местами занесено песком, но сохранилось на всем протяжении реки до станции Аргуньской. По правому китайскому берегу этого старого русла идет Хайчинская или пограничная дорога, а по линии дороги сохранились пограничные «обо» — курганы. Здесь же расположены китайские военные караулы». В подтверждение мнения о таком именно направлении границы Н.А. Жданов приводит следующие доводы: «Согласно Нерчинскому договору граница должна идти по фарватеру реки, имевшемуся в момент заключения договора. Такое предположение подтверждается тем, что в трактате граница проведена по Аргуни без особых объяснений относительно направления пограничной черты, в случае отклонения реки от главного течения; пограничные знаки «обо» находятся не на островах, а на правом берегу старой Аргуни, где идет упомянутая Хайчинская дорога; многие урочища и восточные протоки носят названия, обозначающие границу, например, мыс и протока Мангутулус (Ман-гут- улус) значит «русский народ». Название протока «Буран- колой» обозначает протоку, служащую границей. Наконец, передача следов между русскими и монгольскими властями (в случае кражи скота, переноса контрабанды, перехода беспаспортных и т. д.) для дальнейшего расследования происходила не на левом берегу Аргуни и не на островах, а только за старым руслом, то есть на линии пограничных «обо», каковую монголы всегда считали границей». Все эти соображения «Председатель подготовительной комиссии по определению границы между Россией и Китаем генерального штаба подполковник Жданов сопроводил детальным отчетом о проведенных полевых работах на участках от пограничного маяка Тарбаганьдаху до сопки Абагайту и от сопки Абагайту Маяка № 63 до слияния реки Аргуни с рекою Шилкою», а также «Схемой спорных мест между Россией и Китаем от горы Тарбаганьдаху до хутора Покровка» в масштабе 40 верст в дюйме [Там же, л. 27об. — 28об., 31 — 34об., 35, 38 — 46об.].
В феврале 1910 г. подполковник Н.А. Жданов был назначен председателем русской разграничительной комиссии. 17 мая 1910 г. на ст. Маньчжурия состоялось первое заседание русско-китайской разграничительной комиссии. Стороны согласились руководствоваться в работе монгольским текстом договора 1727 г. На первых же заседаниях выявилось различие в полномочиях председателей комиссий. Жданов заявил, что он имеет полномочия не только рассмотреть границу, но и произвести окончательное разграничение вплоть до постановки граничных знаков. Китайский сопредседатель Сун указал, что ему приказано произвести лишь совместный осмотр границы, но окончательно решать этот вопрос он не имеет права. Переговоры зашли в тупик.
В декабре 1910 — январе 1911 г. китайцы предложили русскому посланнику в Пекине И.Я. Коростовцу назначить с обеих сторон двух комиссаров в высшем чине, предоставив им более широкие полномочия. Съехавшись в каком-либо пункте Маньчжурии, комиссары должны были проверить и согласовать достигнутые к тому времени результаты работы комиссии, по возможности устранить разногласия, а затем произвести само разграничение на месте и подписать окончательный протокол и карты. 27 января МИД ответил согласием на это предложение; главой русской делегации на предстоящих переговорах был назначен генерал-майор Н.П. Путилов [Формирование..., 1974, с. 46].
При подготовке новых переговоров с китайцами русская делегация глубоко проанализировала «Доклад русско-китайской пограничной комиссии 1910 г. об участке государственной границы от горы Тарбаха-Даху до реки Амура» [РГВИА, ф. 2000, оп. 1, № 7824, л. 91—97об.] и все собранные ею материалы. В частности, существенное значение в подготовке аргументации имел анализ изображения линии монгольских караулов на различных картах. Так, в качестве свидетельства принадлежности долины Мутной Протоки (Куланджи) России были привлечены следующие карты.
Китайские: «Полная карта Китайской империи, изданная в 1889 г.; Карта разных городов, подведомственных Хэулунь-Цзян XVIII в.» [Там же, л. 91]; «Полная карта Китайской империи 1863 г.»; «Полная карта китайско-русской пограничной [линии]издания 2-го года Тун-чжи по трактату 1727 г.».
Русские карты: «Генеральная карта Российской империи 1734 гг.» [И.К. Кирилов]; «Сибирская генеральная карта 1763 г.»; «Генеральная карта всего Сибирского царства XVIII столетия»; карта Азии 1795 г.; карта Палласа 1768 г.; карта Трескота «Море Байкал» XVIII в.; карта [28] Забайкалья 1768 г.; «Генеральная карта Российской империи 1809 г.»; карта Монголии 1828 г.
Японские карты: «Японский атлас Китая»; «Полная карта Китайской империи», изд. 3, Токио, 1906 г.; «Атлас Китайской империи» издания 31 г. Гуань-Сюй [1905 г.]; карта 18 провинций Китая, 1902 г.; подробная карта провинций Китая [Там же, л. 91об.].
Заметим, что в этом списке полностью отсутствуют как карты, составленные членами посольства Владиславича- Рагузинского (1727) или их копии, так и крупномасштабные карты 2-й половины XVIII в., составлявшиеся при обследованиях границы русским пограничным начальством и рассмотренные нами ранее. Очевидно, что строить свою аргументацию на основе свидетельств мелкомасштабных карт, пусть даже зарубежных, было нелегко. В действительности, переговоры, начавшиеся 10 июня 1911 г. в Цицикаре, вновь наткнулись на разногласия и не подавали надежды на успех, пока 21 июня русский консул в Цицикаре С.В. Афанасьев (1871—1939) не сообщил, что китайская сторона неофициально предложила компромиссное решение спора о пересмотре границы. Начальник главного дипломатического бюро Ту в частной беседе заявил Афанасьеву, что «дело по разграничению идет очень медленно и что спорная местность совершенно не оправдывает тех расходов, которые оба правительства несут уже в продолжении 3-х лет на исследование и восстановление границы, и, по его мнению, было бы справедливым, ввиду того, что, как ему кажется, обе комиссии не вполне уверены в действительности тех границ, которые они отстаивают, и местность, оспариваемая ими, пустынна, — поделить спорную местность пополам, то есть взять линии границ на разменных картах обеих комиссий 1910 г. и по середине между ними провести прямую новую границу, что касается границы по реке Аргуни, то она, по его мнению, будет разрешена быстро, т. к. оба правительства, принимая во внимание интересы своих подданных и подданных соседнего государства, вероятно, пойдут на взаимные уступки» [Формирование..., 1974, с. 47].
Различные варианты прохождения русско-китайской границы в верховьях Аргуни, рассматривавшиеся при переговорах, хорошо видны в «Материалах русско- китайской комиссии по установлению границ между Тарбагандаху и устьем р. Аргунь» в Российском государственном военно-историческом архиве. Это «Схема № 1. Граница, заявленная в 1910 г.» и «Схема № 2. Граница, заявленная в 1911 г.», а также «Картосхема района ст. Маньчжурия с вариантами границы — полковника Баранова, Разграничительной комиссии и существующей» [РГВИА, ф. 2000, оп. 1, № 7824, л. 153, 249]. На последней схеме показаны береговые линии оз. Далай-Нор в XVIII, XIX вв. и в 1910 г., а также нанесено старое русло р. Хайлар.
15 сентября 1911 г. Коростовец дал генералу Путилову указание «взять на себя инициативу официально предложить китайцам компромисс, оговорив, что мы продолжаем считать проведенную нами линию границы единственно правильной» [АВПРИ МИД, ф. Китайский стол, № 1169, ч. 2, л. 133].
На заседании смешанной русско-китайской разграничительной комиссии 10 октября 1911 г. был одобрен проект о разделении 87 островов по Аргуни от ее устья до ст. Аргунская, при этом России отходило 56 островов, а
Китаю — 31. На этом же заседании генерал Путилов, заявив китайским комиссарам, что русская сторона считает предложенную ею ранее границу единственно правильной, предложил заключить компромиссное соглашение по остальным участкам спорной черты. Окончательный Цицикарский договорный акт был подписан 7 декабря 1911 г. Через день Путилов телеграфировал Коростовцу: «Протоколы соглашения о всей границе от Тарбагань Даху до Абагайту и далее по реке Аргуни до ее устьев подписали и печатями скрепили. Долины Кулан-джи и Ширасуна остались в пределах России, поселок и станция Маньчжурия с полосой отчуждения с прилегающей к ней местностью остались в пределах Китая. Кроме массы мелких, все крупнейшие острова Аргуни отошли к России» [Формирование..., 1974, с. 48].
Помимо протоколов были составлены также разменные карты Аргуни и ее верховьев в масштабе две версты в дюйме, на которых указаны номера островов в соответствии с их перечнем, приложенным к протоколу, нанесены пограничные маяки и линия границы. Основой этих разменных карт послужили съемки, проведенные группой Жданова в 1909 г. На картах весьма детально даны все элементы русла Аргуни, нанесены старицы, отмели, острова, рельеф берегов показан в горизонталях.
Цицикарским актом завершился дореволюционный этап формирование русско-китайской границы.
Несмотря на окончательное установление границы в Приамурье и на Дальнем Востоке, изображение ее на мелкомасштабных картах, в т. ч. и официальных, часто не отвечало договорным установлениям, особенно в отношении района устья р. Уссури. Проиллюстрируем это положение на ряде примеров (отечественных и зарубежных).
В 1884 г. Военно-топографический отдел Главного штаба русской армии издал «Карту Азиатской России с прилегающими к ней владениями» [РГИА, ф. 1424, оп. 1, № 39]в масштабе 100 верст в дюйме. Русско-китайская граница на этой карте в устье Уссури показана отмывкой, проходящей у самого Хабаровска (по северо-восточной протоке Амура). Лишь в издании 1894 г. изображение границы на ней было исправлено в соответствии с договорными документами, она показана проходящей по юго-западной протоке Амура. Точно такое же положение мы имеем на «Карте Южной пограничной полосы России...», изданной Военно-топографическим отделом [Там же, № 40]. На листе 8-м, изданном в 1888 г., граница в устье Уссури показана неверно, а на издании 1910 г. — правильно. Вообще, большинство мелкомасштабных карт Дальнего Востока и Амурской области, изданных в 1890-х гг., показывают границу в устье Уссури неверно. В качестве примеров здесь можно назвать следующие произведения: «Карта Амурской области и Китая» (исправленная в 1891 г.) масштаба 100 верст в дюйме [РГВИА, ф. 349, оп. 45, № 2446](л. 7—8); «Карта губерний и областей Российской империи Сибирской железной дороги» 1893 г. масштаба 15 верст в дюйме (ряд 12, л. 4); «Карта Азиатской России, составленная генерал-майором Коверским по сведениям, имеющимся в министерствах: Императорского двора (земли кабинета Его Величества и главного управления уделов), военном, морском, путей сообщения, государственных имуществ и юстиции. Изд. Карт. заведения Военно-топографического отдела Главного штаба 1895 г.» [Архив РАН, ф. Р-9, оп. 1б, № 82]. Неправильное изображение прохождения [29] русско-китайской границы в районе устья Уссури на карте Э.А. Коверского (1837—1916) особенно удивляет, т. к. автор этого произведения был одним из крупнейших картографов и геодезистов России того времени и как начальник Военно-топографического отдела имел возможность использовать в качестве материалов составления все новейшие картографические документы.
И все-таки приведенные примеры свидетельствуют, конечно, не о признании Россией прохождения границы на Амуре у самого Хабаровска, а лишь о невысоком качестве составления и редакционного контроля мелкомасштабных карт, на которых иногда имелись грубые ошибки, в т. ч. в показе границ. Пожалуй, наиболее разительным примером грубого искажения изображения русско-китайской границы в Приамурье и на Дальнем Востоке является ее показ на «Схематической карте России с прилегающими к ней государствами» (масштаб 1 : 10 000 000), изданной Западно-Сибирским военно-топографическим отделом в начале XX в. На этой карте аргунская граница нанесена сильно западнее Аргуни с громадным «выгибом» в российскую сторону (до 100 км) в районе устья, а на востоке оз. Ханка показано целиком входящим в состав России.
Однако для изданий конца XIX — начала XX в. «Схематичная карта России... » не может считаться типичной. На рубеже столетий изображению русско-китайской границы было уделено более пристальное внимание, и, в частности, почти на всех картах показ границы в устье Аргуни был приведен в точное соответствие с официальными актами русско-китайского разграничения. В качестве примера мелкомасштабных карт с верным отображением русско-китайской границы на Дальнем Востоке можно назвать следующие издания: 4-листная «Карта Европейской России и Сибири, составленная по новейшим статистическим и географическим сведениям А. Шевелевым, полковником Генерального штаба» (Санкт-Петербург: Географический магазин Главного штаба, 1898) [ГАДА, W 478 — 44]; «Карта Китайской империи, составленная З. Матусовским, исправленная и пополненная по современным сведениям в Маньчжурии и Тонкине Д-ром Э.В. Бретшнейдером. 1900 г.» (масштаб 125 верст в дюйме) [РГИА, ф. 349, оп. 45, № 78]; «Карта Дальнего Востока, 50 верст в дюйме, составленная Л. Бородовским», издание 2-е, 1904 г. [РГВИА, ф. 416, оп. 1, № 635]; «Карта Маньчжурии...» того же автора (масштаб 80 верст в дюйме, 1901); карты атласа «Азиатская Россия», издание Переселенческого управления Главного управления землеустройства и земледелия (Петроград, 1914).
Подавляющее большинство зарубежных карт (за исключением китайских), изданных в конце XIX — начале XX в. отображало русско-китайскую границу на Дальнем Востоке и, в частности, в районе устья Уссури вполне правильно. Ограничиваясь лишь крупными картографическими издательствами, выражавшими в известной мере официальную точку зрения правящих кругов соответствующего государства, можно назвать следующие произведения с правильным изображением границы России на Амуре и Уссури: «Карта соседствующих владений российских, китайских и японских», составленная в разведывательном отделе военного министерства в Лондоне в феврале 1895 г. (масштаб 1 : 4 118 400) [BLML, n. 46900 (72)]; «Стэнфордская Библиотечная карта Азии. Лондон, 1899» [Там же, n. 46 820]; «Политическая карта Японии, Кореи и Маньчжурии», составленная фон А. Скобелем в Лейпциге в 1904 г.[ГАДА, n. 551 - 105]; «Новая... карта Восточной Азии...» Лоугманса, Гота, издательства Юстуса Пертеса, 1904 г. [Там же, n. 551 - 103]; «Схематичная карта Азии, показывающая сибирско-китайскую границу», Лондон, 1913 г.[BLML, # 010075 i 16]; «Маньчжурия, Восточный Китай и Корея», составленная и транслитерированная И. Фурукава и М. Мори. Выгравировал Т. Кабаяши. Токио, 1905 г. [на японском языке][Там же, # 60 690. /4/]. Последняя карта интересна как признание российской трактовки границы в устье Уссури японскими авторами. Заметим, что в показе этой границы японцами нет единообразия, о чем свидетельствует, в частности, обнаруженный нами в Российском государственном военно-историческом архиве японский атлас Восточной Азии этого периода (масштаб карт 1 : 1 000 000), где на листах 6 и 9 [18, 19]остров на Амуре против устья Уссури показан принадлежащим Китаю, в то время как все остальные амурские острова изображены входящими в состав российских владений [РГВИА, ф. 416, оп. 1, № 604].
Китайские картографы в своих произведениях не только искажали в свою пользу отдельные участки русско-китайской границы, в частности район устья Уссури, но создавали также карты, на которых полностью игнорировались Айгунский, Пекинский и все последующие русско-китайские пограничные акты и реконструировалась как существующая на местности граница по Нерчинскому договору. К числу таких наиболее «крайних» произведений этого рода относится обнаруженный нами в Российском государственном архиве древних актов так называемый «Маньчжурский атлас», составленный в 1891 г. и входивший в состав Маньчжурского архива, переданного в Китай (атлас не введен в фонд РГАДА). На картах этого сборника, наряду с реально существовавшими в конце XIX в. объектами, определявшими истинное прохождение границы на местности (русские и китайские пограничные посты на Амуре и Уссури, соответствующие населенные пункты и т. п.), нанесены 6 «амбонов», выставленных маньчжурами на склоне Станового хребта после заключения Нерчинского договора, причем у амбонов имеются надписи, утверждающие, что китайские чиновники продолжают якобы периодически выходить на них с целью проверки границы (карта № 6 «Карта района г. Хейлунцзяна»). Следует подчеркнуть, что этот рукописный сборник карт в определенной степени является официальным произведением, т. к. практически все карты в нем, в т. ч. общая карта Хейлунцзянской провинции, заверены печатями властей соответствующих провинций и уездов. Таким образом, уже в конце XIX в. представители китайской администрации предпринимали попытки игнорировать официальные договоренности с Россией, попытки, принимавшие форму «картографической аргессии».

Библиографический список:

1. АВПРИ МИД, ф. Китайский стол, № 1169.
2. Арсеньев Ю.В. Путешествие через Сибирь от Тобольска до Нерчинска и границ Китая русского посланника Николая Спафария // Записки Русского Географического общества, отделение этнографии. — СПб., 1882. — Т. Х, вып. 1, приложение V.
[30] 3. Архив РАН, ф. Р-9, оп. 1б, № 82.
4. Атлас географических открытий в Сибири и в Северо-западной Америке XVII — XVIII вв. / под ред. А.В. Ефимова. — М.: Наука, 1964. — 194 карты, 134 с. текста.
5. Багров Л.С. Карты Азиатской России. — Пг., 1914.
6. Белов М.И. Семен Дежнев. — М., 1954.
7. ГАДА, W 478 — 44; n. 551-103; n. 551-105.
8. Гольденберг Л.А. Малоизученные источники по истории картографии россии 1-й половины 18 в. // Проблемы исторической географии России. — М., 1983. — Вып. 3: Вопросы исторической картографии и картографического источниковедения.
9. Он же. Михаил Федорович Соймонов (1730 — 1804). — М.: Наука, 1973. — 192 с.
10. Он же. Подлинная роспись чертежа Сибири 1667 г. // Труды ИИЕиТ АН СССР. — М., 1962. - Т. 42, вып. 3.
11. Григорьев А. Подлинная карта Сибири XVII в. // Сборник Министерства народного просвещения, новая серия. — 1907. — Окт. — Ч. 11.
12. История реки Амура, составленная из обнародованных источников. С планом реки Амура. — СПб.: типография Эдуарда Веймера, 1859.
13. Кедров И.Н. Спафарий и его арифмология // Журнал Министерства народного просвещения. — 1876. — Янв.
14. Лаппо И.И. Отзыв о труде Кордта «Материалы по истории русской картографии». — СПб., 1908.
15. Медушевская О.М. Картографические источники XVII — XVIII вв.: учебное пособие по источниковедению СССР. — М.: Московский гос. историкоархивный ин-т, 1957. — 28 с.
16. Мясников В.С. Империя Цин и Русское государство в XVII в. — М.: Наука, 1980. — 312 с.
17. Николай Милеску Спафарий. Сибирь и Китай. — Кишинев: Картя Молдовеняскэ, 1960. — 516 с.
18. Новлянская М.Г. Даниил Готлиб Мессершмидт и его работы по исследованию Сибири. — Л.: Наука, 1970. — 184 с.
19. Она же. И.К. Кирилов и его Атлас Всероссийской империи. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958.
20. Норденшельд А.Э. Первая карта северной Азии, основанная на действительных наблюдениях // Записки Военно-топографического отдела Главного Штаба. — СПб., 1889. — Ч. 44.
21. Полевой Б.П. Географические чертежи посольства Спафария // Известия АН СССР — 1969. — (Серия географическая). — № 1.
22. Постников А.В. Развитие крупномасштабной картографии в России. — М.: Наука, 1989. — 216 с.
23. Пыляев М.И. Старый Петербург. Рассказы из былой жизни столицы. — СПб.: Изд-во А.С. Суворина, 1883.
24. РГАДА, ф. Госархив, разряд XVII, № 5; ф. Сенат, кн. 1201.
25. РГВИА, ф. ВУА, № 20220, 20220об., 20227, 25553, 25555, 25556, 25559, 25560, 25561, 25562, 25572, 25576, 25591; ф. 242, оп. 1, № 23; ф. 349, оп. 45, № 2446; ф. 386, оп. 1, № 507, 589; ф. 416, оп. 1, № 604, 635; ф. 423, оп. 1, № 28, 30161; ф. 424, оп. 1, № 24; ф. 447, оп. 1, № 103, 110; ф. 2000, оп. 1, № 7824.
26. РГИА, ф. 349, оп. 45, № 78; ф. 1284, оп. 190, № 236-а; ф. 1424, оп. 1, № 39, 40.
27. РО РНБ, ф. 342, оп. 1, № 1192; ф. Кит.н.с., № 93.
28. Русско-китайские договорно-правовые акты. 1689—1916 // под общ. ред. В.С. Мясникова. — М.: Памятники исторической мысли, 2004. — 696 с.
29. Скачков П.Е. Ведомость о Китайской земле // Страны и народы Востока. — М.: Изд-во Восточной литературы, 1961. — Вып. 2. — С. 206—220.
30. Формирование советско-китайской границы: рукопись коллективной 3-томной справочной работы, в составлении которой принимал участие А.В. Постников. — М.: МИД СССР, 1974. — Т. 1.
31. Шибанов Ф.А. О некоторых вопросах из истории картографии Сибири XVII в. // Ученые записки ЛГУ — Л., 1949. — (Серия географических наук). — Вып. 5, № 104.
32. ARSI, Jap. Sin. 105 I, f. 68; Jap. Sin. 110, init. 1690.
33. Baddeley John F. Russia, Mongolia, China. — London: Macmillan and Co., 1919. — 2 vol.
34. Bagrow L.S. Sparwenfeld’s map of Siberia // Imago Mundi. — London, 1947. — Vol. IV.
35. Bibliothwque national. Department des cartes et plans. Ge.DD 2987 B (7296-7307). 12 files. (vers 1720). Manuscript; Ge.CC 4461 (4), Ge.CC 4461 (5), Ge.CC 4461 (6).
36. BLML, Maps, I Tab, b, c; K. TOP, CXII/C; n. 46 820; n. 46 900 (72); # 010075 i 16; # 60 690. /4/.
37. Postnikov Alexei V. Russian Cartographic Treasures of the Newberry Library // Mapline. — 1991. — № 61—62. — Р. 6—8.

 

Воспроизводится по:

 Приграничное сотрудничество и внешнеэкономическая деятельность: Исторический ракурс и современные оценки: Материалы Междунар. науч. конф. 22–27 нояб. 2012 г. (г. Чита Забайкальского края Российской Федерации – г. Эргуна Автономного района Внутренняя Монголия Китайской Народной Республики) / отв. ред. М.В. Константинов; Забайкал. гос. гум.-пед. ун-т. – Чита, 2012. – 292 с. ISBN 978-5-85158-864-8

 
Бесплатный конструктор сайтов uCoz