Постников А.В.

Историко-географические и геополитические аспекты истории и последствий заключения Нерчинского договора Московского государства с Цинским Китаем 1689 года

В 1660-х - 1670-х годах территории Московского государства и Цинской империи практически вплотную подошли друг к другу в Приамурье, но в отличие от маньчжуров, для которых районы за пределами Ивового Палисада были отдаленными окраинами, не заслуживавшими тщательного изучения и, тем более, картографирования, русские промышленники и служилые люди в процессе продвижения в Сибирь, приступили к активному освоению этих территорий.
Ярким свидетельством значения, которое придавалось русским правительством картографированию и географическим исследованиям Сибири в то время, является тот факт, что наиболее ранними русскими обзорными географическими чертежами, дошедшими до нас, являются карты Сибири 1667 и 1672/73/ гг.
Чертёж Сибири 1667 года принято называть годуновским, так как надпись на нем гласит, что составлен чертёж по высмотру стольника и воеводы Петра Ивановича Годунова с товарищи. На чертеже изображена огромная территория, расположенная к востоку от Волги и Печоры, включающая всю Сибирь и Дальний Восток. Сетка меридианов и параллелей отсутствует; чертёж, как и большинство других древнерусских чертежей, ориентирован по югу. Картографическое изображение на первый взгляд представляется довольно наивным, но оно достаточно реалистично передает основные очертания разветвлённых речных систем. Помимо крупных рек, таких как Обь, Енисей, Лена, Оленек, Колыма, Амур, показано много притоков и мелких речек, впадающих в океан. К чертежу составлена роспись или описание, научная публикация которой осуществлена Л.А. Гольденбергом [6, с. 252–271]. Таким образом, в данном случае мы имеем редкую возможность изучать источник в целом, включая и чертёж, и описание. В росписи даются сведения об источниках: чертёж збиран в Тобольске в 1667 году за свидетельством всяких чинов людей, которые в сибирских городах и острогах хто где бывал и урочища и дороги и земли знает подлинно... также по свидетельству проезжих бухарцов и служилых татар. В основной части описания перечислены города, слободы, крепости, зимовья, реки с их притоками; указаны расстояния между населёнными пунктами в верстах и днях пути; упоминается о соседних странах и населяющих их народах, в частности - о Китайском царстве и Индейской земле, что за камнем, т.е. за горами. Автор чертежа окончательно не установлен, но, судя по заголовку, стольник и воевода Петр Иванович Годунов принимал самое непосредственное
участие в его создании или проверке. До нас дошли лишь рукописные копии этой первой карты Сибири и Дальнего Востока, сохранившиеся, в частности, в замечательных атласах Сибири С.У. Ремезова: Хорографической чертежной книге 1697–1711 гг. (лист 4 - Глава 4. Список печатного подлинного чертежа. В лето 7176 по указу великого государя по грамоте в Тобольску учинён сей чертеж снисканием и самотрудием и географством стольника и воеводы Петра Ивановича Годунова...) [20]; и в Служебной чертёжной книге 1702–1730 гг. (Лист 28 - Чертеж древний всея Сибири годуновской) [19].
Чертёж Сибири 1667 года в двух копиях, одна на русском, другая на шведском языке, впервые был опубликован А.Э. Норденшельдом, который обнаружил их в шведских архивохранилищах [15]. Одна копия чертежа Сибири попала в Швецию через Прютца, который будучи при шведском посольстве в Москве в 1668-1669 гг. скопировал его 8 января 1669 года; вторая копия была сделана главой этого же посольства, Кронеманом, а в 1673 году он был еще раз скопирован Эриком Пальмквистом [15; 3; 24].
Для нашей темы годуновский чертёж Сибири 1667 года интересен как первое, известное в науке, русское картографическое изображение приграничных земель Китая и Московского государства, выполненное более чем за 30 лет до заключения Нерчинского договора. Рассматривая это произведение под таким углом зрения, не трудно убедиться, что оно свидетельствует о наличии в распоряжении сибирской администрации достоверных общих сведений о Китае и территориях, которые благодаря экспансии маньчжуров, стали ареной острой конфронтации Российского государства и Цинской империи в этот период. Неслучайно активный участник создания чертежа 1667 года воевода П.И. Годунов составил также одно из текстовых описаний Китая Ведомость о Китайской земле [22]. На чертеже в целом близко к действительному отображено генеральное направление течения Амура (на северо-восток), угадываются основные его притоки (в частности - Аргунь, Сунгари и Уссури), истоком Аргуни показано озеро под названием Кайлар, на правом берегу Амура ниже Аргуни изображен Албазинский острог. Характерно, что Царство Китайское и г. Китай показаны на годуновском чертеже окруженными двумя стенами, что, по-видимому, свидетельствует об осведомленности русских о существовании не только Великой Китайской стены, но и Ивового палисада. Как таковых государственных границ на [14] чертеже нет, но территории различных народов и племен разделены сплошными линиями (мунгалы (монголы), калмыки, бухарцы и т.д.), причем весь бассейн Амура (по верховьям притоков) выделен как отдельная территория без названия. Внешняя китайская стена (Ивовый палисад (?)) показана на много южнее границы этой амурской территории, проходящей по верховьям правых притоков Амура.
Второй общесибирский чертеж большинством исследователей датируется 1672(73) г. Он называется Чертеж всей Сибири до Китайского царства и до Никаскаго (РГВИА, Фонд ВУА, № 20220).
Составитель этого чертежа неизвестен. Картографическое изображение имеет много общего с чертежом 1667 года, но несколько детальнее для районов восточнее Тобольска, что дало повод известному отечественному историку картографии Ф.И. Шибанову (1904–1985) предполагать, что чертёж всей Сибири до Китайского царства и до Никаскаго служит дополнением Годуновского чертежа и составлен либо одновременно с ним, либо немного позднее (около 1669 г.) [24]. Следует заметить, что первый исследователь карты, выдающийся русский географ и картограф М.И. Венюков (1832–1901) в примечании, сделанном на обороте архивного экземпляра, датирует её 1650-ми годами. Он пишет: Карта эта, на которой показан Албазин (основан в 1651 году - А.П.), но на которой все места к востоку от Лены обезображены и имеют подписи только до Колымы (открыта в 1644 г.), вероятно относится к 1650-м годам (РГВИА, Фонд ВУА, № 20220, оборот). Шибанов, не знавший о датировке Венюкова, на основании своих собственных исследований считал, что чертеж составлен ранее Годуновского (т.е. - до 1667 года) [24, с. 291]. Для нашей темы такая разница в датировках несущественна, коль скоро все исследователи сходятся на том, что составлен этот чертёж был не позднее 70-х годов XVII века, т.е. задолго до заключения Нерчинского договора (1689 г.).
В печати чертеж 1672/73/ года впервые был описан И.И. Лаппо [11]. По мнению Лаппо, чертеж этот является не подлинником, а копией, сделанной в XVIII веке. Размеры чертежа 95x80 см, ориентирован на юг. Наряду с русскими даны латинские надписи. Чертеж многоцветный: реки показаны зеленой, а горы - светло-желтой краской, условные знаки городов - красной и желтой красками. В 1914 году чертеж был впервые воспроизведен в печати Л.С. Багровым. Багров выяснил, что так же, как и чертёж 1667 года, Чертёж всей Сибири до Китайского царства и до Никаскаго был скопирован Эриком Пальмквистом, членом шведского посольства, посетившим Россию в 1673 году [3].
К чертежу сохранилось описание, являющееся переработкой описания 1667 года. Текст разделен на восемь частей - граней. Описание содержит исключительно ценные историко-картографические данные, подтверждающие, в частности, что плавание С.И. Дежнева в обход Чукотского полуострова повторялось: от Колымы реки и кругом земли... до камени парусом добегают, а перешед через камень приходят на реку Анадырь и тут промышляют кость рыбью (моржовый клык), и тот камень обходят насилу [12, с. 10–11].
Трактовка территориального распространения власти маньчжуров на этом чертеже полностью соответствует изображению на годуновской карте Сибири 1667 г., и северную границу Цинской империи можно полагать проходящей не далее правых притоков Амура.
Имеется ещё одна рукописная карта этого периода, которую нам удалось обнаружить в Библиотеке Ньюберри (Чикаго, США) [31]. Она отличается от всех известных русских и иностранных карт. Это Общая карта Сибири и Большой Тартарии (Carte general de la Siberie et de la Grande Tartaria...) в роскошном рукописном атласе Морские карты (Carte Marines), Коллекции Айра. Сравнение этой карты со всеми известными картографическими изображениями периода позволяет предположить, что она, возможно, является уникальной копией неизвестного русского географического чертежа, датируемого концом 1670-х–началом 1680-х годов. Использование русского источника при составлении этой карты подтверждается, по нашему мнению, следующим.
1. Большинство топонимов являются французской транслитерацией русских географических названий, использовавшихся в Сибири в XVII веке. В частности, дан топоним реки Амур, известной под таким названием только в русских источниках.
2. Помимо географических названий XVII столетия, карта даёт топоним Золотая Орда (Golden Horde), обозначающий государство, распространявшее свою власть на часть Южной Сибири до XV века. Наличие таких историко-географических названий типично для русских географических чертежей XVII–начала XVIII вв. и, в частности, для карт С.У. Ремезова.
В северо-восточной части карты изображена река Лена с притоками, Колыма и другие речные бассейны Северного Ледовитого океана, отделённые чем-то вроде мыса от рек бассейна Тихого океана. Изо-[15]бражение этого мыса частично перекрыто картушем с названием карты. На мысе показана река и даже населённый пункт Камчатка. Река Амур показана с разветвлённой сетью притоков.
Относительно даты составления этой карты можно сказать следующее. Очевидно, что она не могла быть создана позднее 1689 года, когда был заключён Нерчинский договор между Московским государством и Цинской империей, результаты которого неукоснительно отображались на всех русских картах более позднего периода и отсутствуют на рассматриваемой карте. Нижний хронологический рубеж определяется относительной сложностью и достоверностью географического содержания и, по-видимому, может быть отнесён к 1670-м–1680-м годам.
Карта, однако, имеет некоторые особенности, которые отличают её от русских географических чертежей XVII века. В соответствии со строгими канонами западноевропейской картографии, карта ориентирована по северу. На ней нанесена картографическая сетка в какой-то произвольной проекции, которая кажется более всего похожей на псевдоконическую. В картуше обозначен масштаб: один градус меридиана равен 104 русским верстам.
Что касается отображения территориальной принадлежности регионов на карте, составителями, по-видимому, принят принцип показа племён, разделённых фоновыми границами, причём территория собственно Китая дана в рамках Великой Китайской стены, а среднее и нижнее течение Амура пересекает кант, ограничивающий некую территорию под названием COGANIE.
Иностранные карты этого периода целиком подтверждают представления авторов первых русских чертежей Сибири о границах государств Восточной Азии.
Рассмотрим несколько наиболее типичных опубликованных зарубежных картографических произведений. Так, в Новом атласе Китая, изданном в 1655 году итальянцем Мартино Мартинио по описаниям иезуитов, на общей карте Китая Цинская империя показана в пределах Великой Китайской стены (РГВИА, Фонд 447, опись 1, № 112: Novus Atlas Sinensis о Martino Martinio Soc. Iesu descriptus et serenmo Archidici Leopoldo Guilielmo Austiaco dedicatus, 1655. Sheets: 6 back side - 7). Точно так же показаны пределы распространения маньчжурских владений на Точной карте Азии, по новому и точному её подразделению, составленной в середине XVII века голландцем Фредериком де Виттом, обнаруженной нами в Главном архиве древних актов Варшавы (Главный архив древних актов Польши (Варшава) (далее - ГАДА), Картографическая коллекция, № 541-26: Accuratissima totius Asiae Tabula in Omnes Partes divita, de novo correcta, ac in lucem edita per Fredericum de Witt. (Amstelodami cum Privilegio D.D. Ordinum Hollandie Westsrisiegs) (середина XVII века).
На некоторых иностранных картах этого периода находит отражение факт проникновения маньчжур на правобережье Амура. В произведениях этой группы, датируемых периодом 1650–1670-х годов, граница Цинской империи показана проходящей по Селенге, далее, приблизительно в среднем течении этой реки (в районе Селенгинска), она поворачивает в широтном направлении и выходит на реку Албазин (или Албазинку) и по этой реке продолжается до Амура, вдоль которого следует до Тихого океана. В качестве примера карт этого типа можно назвать следующие произведения: Новая Карта Азии Малой и Большой... Иоганна Бaптиса Гомона из Нюрнберга (ГАДА, Картографическая коллекция, № 540-16: Nova Asiae tabula е majori in minorem hauc formam reducta a Joh. Bapt Homann exudente Christophoro Weigelio Noriberga (середина XVII века), Россия азиатская, составленная по карте, выполненной по приказу царя (в основу этой карты, по-видимому, положен чертеж 1667 года - А.П.) (Картографическая библиотека Британской библиотеки (British Library, Map Library, далее - BLML), King's Topographic Collection, it CXIV/43-2: La Russie Asiatique Time De La Carte Donnne par ordre du feu Czar), Общая генеральная новая карта империи Московии... Иоганна Баптиста Гомона (BLMU King's Topographic Collection, # CXII/4: Generalis Totius Imperii Moscovitici Novissima Tabula... Iohannis Baptistae Homanni. (Norimbergae), Карта Татарии, составленная для Великого царя Московии Робертом Морденом и Филипом Ли (BLML, # 60330.(9.): То the Great Czar of Moscovie this Map of Tartary is hambly dedicated by Robert Morden and Philip Lea (XVII с.), на которой показан Албазин, а города под властью Китая нанесены между Шингалом и рекой Ган. К этой же группе примыкают карты начала XVIII века, составленные, вероятно, по данным XVII века и не учитывающие изменений в границах по Нерчинскому договору. В частности, к таким картам относятся: Карта новая всей Империи Великой России... на дату кончины Петра Великого... (Амстердам, ок. 1726 г.) (BLML, # СХII/6: Carte Nouvelle de Tout l'Empire de la Grande Russie dans L'Estat ou il S'est Trouvè a la Mort de Pierre le Grand. [16] Dressće sur des obresvations toutes Nouvelles et dedice a l'Immortelle Memoire de le Grand Monarque (Avec Privilege, a Amsterdam), Новая, точная карта Российской Империи Николая Витзена, посвященная Петру Первому (начало XVIII века) (BLML, # СХII/3: Nova Tabula Imperii Russici ex omnium accuratissimis..., Ampliss: Nic. Witzen). Следует заметить, что на большинстве карт этой группы территории вблизи Селенги и Амура имеют пояснительную надпись Китайская Тартария.
Рассмотрим кратко дальнейшее развитие экспансии Цинов в Приамурье и ответные (главным образом - дипломатические) меры русского государства в период, предшествовавший заключению Нерчинского договора (1660–1680-е гг.).
В начале июня 1660 года в Пекин прибыло новое посольство России, во главе которого были поставлены тарский сын боярский И.С. Перфильев и С. Аблин. Только в результате этого, третьего по счету, посольства русским представителям удалось передать цинскому правительству официальное предложение установить дружеские дипломатические и торговые отношения с Русским государством. Однако Цины, руководствуясь стремлением заставить московского царя признать верховенство Цинского императора, не поддержали эту инициативу и оставили её без ответа. Как отмечает академик В.С. Мясников, в результате этого посольства между русским государством и Цинами, говоря современным дипломатическим языком, отношения были установлены на уровне специальных представителей и правительственных органов двух государств [13, с. 112]. И.С. Перфильев и С. Аблин возвратились в Тару 1 июня 1662 года.
В 1670 году нерчинский воевода Д.Д. Аршинский направил в Пекин дипломатическую миссию из шести человек во главе с казачьим десятником Иваном Миловановым. Вторым лицом в миссии был также казачий десятник В. Захаров. Миссия прошла новым для русских путем - по Аргуни, а оттуда, переправившись в её среднем течении, - на Цицикар (тогдашний Букей). Эти казаки были первыми европейцами, проехавшими в Китай через Маньчжурию, затратив на путешествие всего около месяца [13, с. 124]. Посланники Д.Д. Аршинского были приняты в Пекине внешне очень радушно и удостоились даже аудиенции императора Сюань Е. Несмотря на это, маньчжуры снова в ответ на дипломатические шаги русского правительства и представителей сибирской администрации усилили военный нажим на казаков в Приамурье.
Якутский воевода И.П. Барятинский в феврале 1671 года доносил в Сибирский приказ о том, что Н. Черниговский со своими людьми в Албазине обсажен накрепко от богдойских людей, а на реке де на Амуре под тем острожком стоят многие бусы с людьми, а после де пришли конные многие ж люди, и около де того острожку сделали вал земляной. Кроме того, маньчжуры попытались перерезать пути, соединявшие Приамурье с Якутским воеводством, для чего под Тугиским волоком поставили городок, и в тот де городок многие хлебные запасы привели. Цель этих действий заключалась в том, чтобы им перейти на Олекму-реку и тою рекою итти под твои великого государя городы, и которые (люди) тебе... ясак платят, и они де с них хотят ясак сбирать на богдойского... Одновременно, как и прежде, цинские войска пытались либо сманивать на свою территорию русских подданных подарками, либо всячески притеснять местные народы, чтобы вынудить их покинуть русские пределы. Богдойские люди с твоими великого государя ясачными людьми торгуют, - писал царю И.П. Барятинский, - и дают им в подарках за соболи кольца серебренные и луки, и азямы, и камки, и иные товары и призывают к себе в Дауры на Зийские сторонние речки и за Зию-реку и якуты мест проведывают, где бы им откочевать. Эвенки же, жившие на Уди, жаловались, что богдойского царя люди к ним приезжают и их всякими теснотами теснят и ясак с них емлют. Они просили русского царя, чтобы он пожаловал их, тунгусов, велел от богдойских людей оборонить [13, с. 127].
Ярким примером протеста местного населения Приамурья против политики Цинов явилось восстание эвенкийского князя Гантимура, влиятельного родового вождя в Северной Маньчжурии, кочевавшего между Аргунью и Нонни. С 1651 года он платил ясак русским. Вместе с тем, не желая ссориться с цинскими властями, он некоторое время признавал себя их подданными. С 1667 г. Гантимур полностью порвал с Цинами, пришел из Богдойской земли в Нерчинский острог под вашу великих государей царьскую самодержавную высокую руку князец, родом тунгус Нелюдсково роду, Гантимур з детьми и з братьями и с улусными людьми платят вам... ясак в Нерчинском остроге по 3 соболя с человека [13, с. 114]. Князь Гантимур помимо родственников привёл с собой 500 подданных. Гантимур принял Святое крещение [9, с. 82].
[17] Уход Гантимура в русские пределы на многие годы стал для Цинов поводом для агрессивных действий в Приамурье и «несговорчивости» в дипломатических делах. В апреле 1672 года маньчжурская команда (100 человек) под предводительством Монготу появилась у стен Нерчинска. Не вступая в дипломатические переговоры с нерчинским воеводой Д.Д. Аршинским, Монготу ис под Нерчинского острогу государевых ясачных людей иноземцов отзывал к себе и угрожал, буде де они, ясачные иноземцы, к ним добром не пойдут, и они де под Нерчинской острог сево лето по траве придут большим войском и Нерчинской де острог разорят, а их де, ясачных иноземцов, возьмут к себе неволею. Готовя военные действия в широких масштабах, Цинская дипломатия попыталась вовлечь в них и союзников империи - восточнохалхаских феодалов. И мугальские де люди угрожают же войною - писал в своих донесениях Д.Д. Аршинский [13, с. 130].
4 февраля 1673 года последовал указ русского царя о посылке в Китай нового посольства во главе с переводчиком Посольского приказа Николаем Гавриловичем Спафарием (Милеску) (румынский - Nicolae Milescu Spătaru) (1636–1708). Николай Гаврилович Спафарий был опытным дипломатом и великолепно образованным для своего времени человеком. Он имел представление о методах астрономо-геодезических определений географических координат и по ходу посольства занимался астрономическими наблюдениями для определения широты с помощью специально заказанной для миссии астролябии [16]. При отправлении Спафария в Китай Московская администрация предоставила в его распоряжение имевшиеся в её руках географические и картографические материалы. Так, ему были даны Чертеж всего Московского государства в двух книгах, чертеж Селенгинского острога и его окрестностей, чертеж Енисейску и Селенгинскому и иным острогам; и даурам, и Мунгалам, и Китайскому и Никанскому государствам, и, как замечает Ю.В. Арсеньев, Спафарию, несомненно, был известен годуновский чертеж 1667 года [1].
В числе прочих поручений Спафарию предлагалось:
1) обстоятельно описать страны, прикосновенные к России;
2) весь путь, землицы и города от Тобольска до порубежного китайского города... изобразити на чертеж [10; 1].
Наказ предписывал Н.Г. Спафарию двигаться через Джунгарию и Западную Монголию, но, прибыв
в Тобольск и узнав о постоянных столкновениях ойратских и халхаских феодалов, Спафарий решил идти на Нерчинск, а оттуда направился по пути И. Милованова (по Аргуни). В начале июля 1675 года посольство прибыло в Енисейск, где Н.Г. Спафарий встретился с И. Миловановым и направил его через Нерчинск и Албазин на реку Нонни к представителям цинских властей для извещения о прибытии русского посольства. Не дожидаясь вестей от И. Милованова, Спафарий двинулся в район Букея а оттуда - к рубежам Цинской империи, проходившим тогда в южной части Большого Хинганского хребта [13, с. 135].
По пути посольства, помимо определения широты отдельных мест, составлялись маршрутные чертежи и географические описания. Из документов известно, что чертёжные работы у Спафария вели Никифор Венюков и Иван Фаворов (впоследствии известный картограф Посольского приказа). Маршрутные чертежи посольства пока не найдены, обнаружена лишь общая карта Сибири, которая, по мнению Л.С. Багрова, была составлена Н.Г. Спафарием. Эта карта вывезена Багровым в 1919 году из России и опубликована им в международном журнале по истории картографии Imago Mundi в 1947 году [27]. Б.П. Полевой считал, что опубликованный Багровым чертеж был составлен не самим Спафарием, а по обобщенным материалам его посольства кем-то в Посольском приказе [16].
Чертеж Сибири Николая Спафария, как и другие сибирские чертежи, был опубликован в 1964 году в академическом Атласе географических открытий в Сибири и в Северо-западной Америке XVII — XVIII вв. [2]. Отечественные историки датируют этот чертеж 1678 годом [4, с. 116; 2]. Отличительной особенностью чертежа Спафария 1678 года является наличие на нём горных систем Сибири и Дальнего Востока и, в частности, бросается в глаза мощный хребет, протянувшийся от Байкала до Тихого океана и надписанный на чертеже - Горы от Байкала и до моря и в море; в Море амурском хребет замыкается Носом. С этого хребта стекают левые притоки Амура. На правобережье Амура хорошо различимы по меньшей мере три горных хребта, подходящих к Амуру приблизительно перпендикулярно основному направлению его течения. Следует заметить, что, в отличие от других русских чертежей XVII века, горы на карте Спафария показаны не фоном, а штриховым рисунком холмов. Помимо гор на чертеже хорошо различимы Амур с основными притоками, Аргунь, берущая начало в о. Далай (Далайнор), и Шилка.
[18] Чертеж Спафария имеет одну особенность, на которую мало обращали внимания её исследователи. Мы имеем в виду пояснительную надпись, размещенную в правом нижнем углу картографического изображения и гласящую: Дорога, которая тропами от Москвы сухим путем до Тобольско и от Тобольска водным путем до Семипалатинского острога и от Семипалатинского сухим путем до Китайского рубежа и до города Пезина. Известно, что Семипалатинск был основан в 1718 году. Известно также, что посольство Спафария шло не через Джунгарию, как предписывалось наказом, а по Аргуни. На чертеже Семипалатинск не нанесен. Все вышесказанное дает основание предположить, что пояснительная надпись сделана значительно позже даты составления чертежа, по-видимому, в начале XVIII века, лицом, не очень хорошо знакомым с историей посольства. Не исключено, что вся карта является копией, выполненной в XVIII веке, однако подлинник, судя по характеру картографического изображения и содержанию, бесспорно, был составлен не позже 1680-х годов и отражает географические представления Спафария.
Помимо чертежа (или чертежей) Спафарий создал великолепное историко-географическое описание Сибири и Китая - «Сибирь и Китай» - до настоящего времени служащее ценным источником по истории и этнографии [23]. Позволим себе отвлечься от изложения истории посольства и заметить, что географические материалы этого посольства стали объектом пристального внимания иностранцев, посещавших Москву, одним из неопровержимых доказательств такого внимания является рукописная копия труда Спафария, обнаруженная нами в Отделе рукописей Национальной библиотеки в Париже (Bibliothćque Nationale, Manusrit Deparment; Fonds Slave 35. (Volume de 21 Feuillets plus le fenillet A prćliminaire 27 Janvier 1886). В начале рукописи помещены пронумерованные ссылки с переводом отдельных русских слов. Перед заголовком на французском сказано, что рукопись поступила в Королевскую библиотеку под №10023 от господина Соер де Лендреди (?) 24 ноября 1730 года (...par Mons-r Soyer de Lendredy 24 Novembr 1730...). Заглавие на французском (первый лист рукописи и каталог): Description de la situtation, du climat, et l' étendue de I'Etot de lo Chine: de ses murs, et de toutes les choses odmirables dui s'y trouvent: des meyrs et de la focon de vivre de la nation qui habite cette region: оù il est oussi parté des pays el contrŭes qu'il faut traverser роwr у aller en partant de Moscou er passant par Sibérie et autres provinces eloignćes soumises au Kzar de Moscovie: conformément a ce qu'en a vû de ses oriores yeux (ambassadewr é a cette Cour par le Kzar d'heureuse mémoire Alexis Mikail'evitz: deplus on a enrichi cette Rélations en у rassemblant ce qu’on a pit lirez des histoires Greques et Latines, et de la communication réciproque entre nôtre ries grand tres illustre Kzar et les Chinois Écrit dans la ville royale de Moscou I'an de grace 1682 et de la création du monde 7194 selon le calcul Ruténique. Подлинный (нумерованный) текст начинается с живописного графического картуша с расширенным названием, включающим следующие слова: из Китайския земли возвращися Его Царского Величества елинского и латинского языка Переводчик Николай Спафарий Волошанин, списанное благословением добраго приятеля попечением Иоанна Тае [?] Спарвенфелта в Красной и новонемецкой слободе при Царствующем граде Москве лета... На последнем листе указано, что копия выполнена для Sparwenfelda в 1703 году. Общий объем рукописи 211 листов с оборотами. На корешке надпись: Путешествие шведа в Московии - Voyge de Svede en Moscovia... Как свидетельствует заголовок рукописи, она была скопирована благославением добраго приятеля попечением Иоанна Тае (?) Спарвенфелта в Красной и новонемецкой слободе при Царствующем граде Москве...
Вернёмся к изложению истории посольства.
15 мая 1676 года посольство Спафария прибыло в Пекин. Однако, как и все предыдущие попытки русского правительства наладить добрососедские отношения с Цинами, эта миссия с самого начала была обречена на неудачу. 1 сентября маньчжурское правительство официально отказало дать посланнику ответ на грамоту царя и содержавшиеся в ней предложения о развитии отношений между двумя государствами. Возвращение Гантимура, беспрекословное подчинение цинскому дипломатическому этикету (т.е. признание зависимости от Цинов) и свертывание хозяйственного и административного освоения Приамурья являлись непреложными требованиями, исполнение которых могло бы изменить позицию императорского правительства. А до тех пор, - подчеркнул глава внешнеполитического ведомства Цинского Китая, - чтоб отнюдь никакие люди от вас ис Росии и ис порубежных ни с какими делами и с торгом не приходили, потому, что указ бугдыханов так поставлен [13, с. 161]. Таким образом, для оказания нажима на русское правительство Цинская империя в одностороннем порядке объявила [19] о фактическом разрыве дипломатических и торговых связей с Русским государством. Полученный послом ультиматум, который не мог, разумеется, быть принят, блокировал для русской дипломатии возможности отправления в Пекин нового посольства. Ответом на требование о выдаче Гантимура было крещение его вместе с сыновьями и пожалование дворянством по московскому списку.
Цины стали готовиться к отторжению Приамурья от Русского государства военным путем, активизировав одновременно разведку и военно-рекогносцировочные кампании в этих районах. В начале 1681 года маньчжуры попытались заявить о претензиях на сбор ясака в низовьях Зеи. Направленный в Букей из Нерчинска казачий десятник Ю. Лаба около двух месяцев вёл с цинскими представителями переговоры, в ходе которых подчеркнул, что территориальное размежевание в указанном районе может быть проведено лишь при условии, если рубежом будет считаться Амур. В 1662 году И. Милованов составил описание русских земель в районе Зеи, предложив в дополнение к существовавшим острогам заложить в её устье город [13, с. 186-187].
16 сентября 1682 года двум маньчжурским генералам Лантаню и Пэчуню был дан императорский указ, предписывавший следовать во главе отряда в несколько сот человек к Албазину. По пути к ним должен был присоединиться также нингутинский фудутун Сабсу с 80 солдатами. Сабсу много лет служил в пограничном районе и хорошо ориентировался в этой местности.
В соответствии с приказом императора, подойдя к Нерчинску, Лантань и Пэнчунь должны были уведомить местного воеводу, что они прибыли якобы для охоты на оленей. Затем им следовало двигаться вдоль Амура к Албазину. Тщательно разведайте положение его и обстановку, - указывал император Сюань Е [13, с. 186–187]. От Албазина специальная команда из нескольких полковников и личных телохранителей императора, возглавляемая Сабсу, должна была отыскать водный путь в Нингуту.
Император понимал, что значительная часть пути этой разведывательной экспедиции пролегает через русские владения. Поэтому, чтобы обосновать «право» на фактическое вторжение на чужую территорию, Сюань Е выдвигает против подданных Русского государства два обвинения: во-первых, будто бы они вторглись в пределы Хэйлунцзяна, во- вторых, творят насилие по отношению к местному населению, «защитником» которого хотел бы себя
выставить император. Отечественный исследователь этого вопроса, академик В.С. Мясников подчеркивает, что ни о какой «исторической» принадлежности указанного района Китаю или маньчжурам в этом документе, как и в более ранних, нет ни слова [13, с. 168]. И, несмотря на то, что император не пожалел красок, чтобы выставить русских в качестве опасных врагов империи, он, зная действительное стремление русских властей к мирным отношениям с его державой, почти не сомневался в том, что никакая реальная опасность с их стороны не угрожает его шпионам.
Император не ошибся: когда отряд Ланчуня и Пэнчуня, насчитывавший около 1000 человек, подошел в декабре 1682 года к Албазину под предлогом испросить о выдаче двух перебежчиков, он был встречен без каких-либо проявлений вражды. Между тем приказчик Албазинского острога И. Семенов разгадал цель визита маньчжурских военачальников, он сразу же донес в Нерчинск: И то де знатное дело, что они приезжали в Албазинский острог не для тех беглых мужиков, для осмотру Албазинского острогу и каковы крепости и много ли де в Албазинском есть русских людей.
В январе 1683 года генералы доложили императору, что захватить русских крайне легко, для этого требуется лишь экспедиционный корпус в три тысячи солдат при 20 орудиях. Они составили описание местности от Албазина до устья Сунгари и расчет времени движения на судах и по суше. Учитывая труднопроходимые места, Лантань и Пэнчунь предлагали обоз и артиллерию транспортировать по воде. Они подчеркнули, что после нанесенных маньчжурам поражений у Ачанского и Кумарского острогов русские придают большое значение деревянным городам и считают, что могут в них ничего не опасаться. Полагаем, что без использования пушек хуньипао разрушить Албазин невозможно. В заключение они предложили дополнительно к имевшимся судам построить еще 65, чтобы всего их было 80 [13, с. 168]. Отчет Лантаня и Пэчуня послужил основой решения императора захватить Албазин военным путем.
Подготовка Цинов к войне в Приамурье не осталась незамеченной русскими. К началу 1682 года в Москве было принято решение об укреплении обороны дальневосточных владений путем строительства новых острогов и направления на Амур воинских частей. В полной мере это решение не могло быть выполнено в силу целого ряда причин, главными из которых было осложнение ситуации на [20] южных и западных рубежах Русского государства. Однако некоторые меры по укреплению Приамурья с помощью вооружения и людских сил из других районов Сибири все-таки были предприняты. Для упорядочения управления этим краем в 1683 году был образован Албазинский уезд [13, с. 186–187], а в 1684 году в Албазине учреждено воеводство, городу пожалованы герб и печать, воеводою назначен Алексей Толбузин.
С успехом продолжалось хозяйственное освоение русскими Приамурья, о чем, в частности, сообщали обосновавшиеся в солонских селениях маньчжурские шпионы, которыми руководил Мала. Мала доносил, что он и его люди неоднократно тайно приезжали к солонам и разведывали положение русских.
Все утверждают, что в Албазине и Нерчинске имеется по 500-600 русских. Многие годы им удавалось продержаться тут благодаря тому, что они построили от устья реки Аргунь до Албазина более десятка селений. Между Албазином и устьем реки Буэрмафу имеется также более десяти населенных пунктов. Русские здесь построили избы, пашут и сеют для поддержания своего существования, а также занимаются охотой на соболей. В Нерчинском уезде обстановка отличалась лишь тем, что полей здесь не возделывают, и русские добывают средства к существованию, обкладывая ясаком все роды намияр. Хаокасцы и баргуты временами приезжают к Нерчинску торговать скотом и другими предметами. Жители Нерчинска также занимаются охотой на соболей и торговлей, добывая таким путем средства к своему существованию [13, с. 175-176]. По Аргуни, её правому притоку Гэньхэ и другим рекам, как доложил вернувшийся из-под Нерчинска лазутчик Бухэдэ, кочуют, занимаясь отгонным скотоводством, эвенки различных родов, в том числе и люди Гантимура. Итак, русские совместно с коренным населением Приамурья активно осуществляли мирное хозяйственное освоение края, занимая к 1681 году практически всю территорию бассейнов рек, впадающих в Амур с севера [32, р. 67].
Подготавливая свой поход в Приамурье, маньчжурские власти четко представляли себе, что им придется воевать далеко за пределами Цинской империи на совершенно незнакомой территории, географию которой предстоит изучать по ходу действий.
Так, отдавая 25 марта 1683 года приказ о транспортировке провианта для армии из Гирина к устью Сунгари, император Сюань Е подчеркнул: «На нашей территории сопровождать суда должны наши войска; за пределами наших границ конвоировать их должны монгольские войны». 18 октября того же года император распорядился о строительстве крепости в Айгуни [13, с. 181].
В декабре 1683 года Налоговый приказ Цинской империи в своем докладе так охарактеризовал местность к северу от Гирина: «От Айхуня до Гирина необходимо учредить 10 почтовых станций. Но местность, где следует построить эти станции, ещё не изучена, поэтому трудно остановиться на выборе место. Необходимо в будущем году, когда в третьей луне стают снега, откомандировать сюда из Налогового приказа, военного приказа и Лифаньюаня по одному человеку, а нингутаский цзянцзюнь должен послать сюда людей, знакомых с географическими условиями местности. Кроме того, нужно послать по два проводника из двух горлосских знамен и одного дурботского. Посланные должны тщательно измерить расстояние» [13, с. 181]. Особое внимание было уделено созданию надежных коммуникаций с бассейном реки Амура, в частности специальная группа была направлена на реку Ляо для определения её водоносности, сведения о которой были использованы при постройке в том же году канала, соединившего Ляо с Сунгари. Тремя годами позже между Кирином и Айгуном было устроено девятнадцать почтовых станций. Таким образом, созданы две линии сообщения - одна по воде, другая по суше [32, с. 68]. Но, может быть, после того как местность была изучена и на ней построен почтовый тракт, она стала считаться внутренней территорией? Ничего подобного, уже после ультиматума русской стороне от 28 апреля 1685 года в указе Государственному совету о строительстве дополнительного тракта от Айгуни к Албазину для армейских коммуникаций император потребовал на каждой станции тракта на пути от Айхуня на внутреннюю территорию сократить персонал наполовину и заменить его монголами.
Где же была внутренняя территория империи? Документы, относящиеся к строительству почтовых станций от Гирина до Айгуни, свидетельствуют, что смотрители станций назначались с земель внутри Ивового палисада и с почтовых станций, подведомственных Мугдену и Нингуте. Именно Нингута была в этом районе форпостом цинских владений, выдвинутым за линию Ивового палисада, внутри которого и находилась территория империи. Другим таким форпостом был Букей. Айгунь в начале 1680-х годов становится следующим после Нингуты укреплением для экспансии на земли Южного Приамурья [32, с. 68]. [21] Такую трактовку пределов распространения территориальных владений Цинов, как мы видели выше, целиком подтверждают русские географические чертежи и зарубежные карты этого периода.
Масштаб территориальных притязаний Цинов хорошо виден из следующего «условия», выдвинутого императором Сюань Е: «Вам, русским, следовало бы побыстрее вернуться в Якутск, который и должен служить границей. Ловите там соболей и собирайте ясак и не вторгайтесь более в наши внутренние земли...» [13, с. 182].
Русские, естественно, не могли пойти на уступку земель, освоением которых они занимались уже более 40 лет. В мае 1685 года Цинская армия вышла из Айгуня и в июне подошла к стенам Албазина. Русские отвергли предложение о капитуляции. Первые приступы не дали победы цинским войскам. Тогда город был подожжен. 16 июня 1685 г. русская крепость капитулировала. В соответствии с императорским эдиктом, её защитникам была сохранена жизнь. Основная часть из них - 300 человек - во главе с воеводой А.Л. Толбузиным направилась в Нерчинск, небольшая группа ушла в Якутск, 40 человек во главе с В. Захаровым, спутником И. Милованова, во время его первого визита в Пекин, перешла на сторону Цинов. Разрушив город, цинские войска возвратились в Мэргэнь, оставив в Аргуни флот и гарнизон. Согласно китайским источникам, в Цинской армии практически не было потерь, по русским данным во время штурма было убито около 150 всяких людей [13, с. 184–185].
После ухода маньчжурских войск, не тронувших даже хлеба вокруг Албазина, А.Л. Толбузин и направленный ему на помощь с воинской командой опытный офицер А.И. Бейтон (Байдон) восстановили Албазин, значительно усовершенствовав его фортификацию. В течение осени 1685 года и зимы 1685/1686 годов маньчжуры продолжали отдельными рейдами тревожить территорию Албазинского уезда, нанося ущерб отдельным деревням и заимкам. В марте 1686 года Афанасий Бейтон во главе отряда в 300 человек ходил вниз по Амуру для проведывания неприятеля и взятия языков, встретил небольшой отряд китайцев (40 человек) и разбил его. Китайским войскам тогда снова было приказано взять Албазин, если русские не сдадутся. А.Л. Толбузин, как и ранее, не имел достаточных сил и вооружения, но отверг все прелесные письма и мужественно приступил к обороне города. Вторая осада Албазина была начата 7 июля 1686 года. Толбузин вскоре был ранен ядром
в ногу и умер, а гарнизон во главе с А.И. Бейтоном героически защищался несколько месяцев. Умелая и исключительная по своему героизму оборона Албазина сорвала дальнейшее продвижение цинских войск, сковала их силы вокруг крепости и заставила понести большие потери. Несмотря на огромный численный перевес в живой силе и вооружении, Цинская армия так и не смогла взять Албазин [17, с. 27; 13, с. 188]. По данным китайских источников, в крепости после снятия осады оставалось всего 20 человек из 826; по русским источникам, потери защитников крепости в боях и от цинги были не так велики: к концу осады в Албазине оставалось ещё около 150 человек [17, с. 27].
Открытая агрессия Цинов в Приамурье создала такую ситуацию, в которой бездеятельность дипломатии и любое промедление нанесло бы государству непоправимый ущерб. Непосредственным поводом для подготовки нового посольства послужило получение 15 ноября 1685 года текста последнего ультиматума Цинского правительства, в котором выдвигались упомянутые выше территориальные притязания Цинов на территорию вплоть до Якутска (!). Безусловно, предложение императора Сюань Е о разграничении по землям Якутска являлось тем вызовом, который нельзя было не парировать.
Чтобы обойти трудности, возникавшие перед русскими представителями в Пекине в связи с посольским церемониалом, а также подчеркнуть права Русского государства на амурские земли, московская дипломатия планировала провести посольскую конференцию на русской территории, в Селенгинске. Главой русской делегации был назначен стольник Федор Алексеевич Головин, получивший ранг Великого и Полномочного Посла и указание отстоять русские рубежи в Восточной Сибири не только дипломатическим путем, но и воинским промыслом. Для организации обороны ему передавалась власть над огромной территорией Иркутского, Нерчинского и Албазинского уездов. Чтобы известить Цинов о предполагаемой конференции в Пекин направили гонцов Н. Венюкова и И. Фаворова - подьячих Посольского приказа, участвовавших в посольстве Н.Г. Спафария. Венюков и Фаворов в соответствии с наказной памятью проехали в Пекин кратчайшим путем, выявленным посольством Спафария (через Селенгинск и Монголию). 12 марта 1686 года гонцы возвратились из Китая, встретились с Ф.А. Головиным и передали ему грамоту императора Сюань Е. Таким образом, дипломатические отношения Цинской [22] империи с Русским государством, прерванные Цинами в одностороннем порядке во время посольства Н.Г. Спафария, были восстановлены [13, с. 188–189; 205–206].
Как русская, так и маньчжурская сторона тщательно готовились к переговорам по установлению границ в Приамурье. Русская дипломатия при составлении наказа Ф.А. Головину, изучив опыт посольства Н.Г. Спафария и последующие листы, направлявшиеся Цинской стороной, предусматривала возможные притязания маньчжуров на русские земли. Если бы маньчжурские представители заявили нечто подобное тому, о чем писал Сюань Е в своем указе (о границе по Якутску), то русский посол должен был твердо разъяснить, что «те места, на которых царского величества подданные построили Нерчинский и Албазинский остроги и иные острошки, никогда во владении ханова высочества не были, а жили на той земле ясашные люди и платили ясак в сторону царского величества. А естли когда в древних летех те даурские жители и в сторону ханово высочества ясак платили, и то чинили они по неволе, что те места царского высочества от городов были тогда в дальнем разстоянии; а когда царского высочества подданные построили в тех местах Нерчинской и Албазинской остроги и иные острошки, тогда те даурские жители по прежнему ясак платить учали в сторону царского величества» [13, с. 216].
При этом русская дипломатия указывала на два момента, свидетельствовавшие о неправомерности выдвижения маньчжурами притязаний на русское Приамурье. Во-первых, Цинская дипломатия даже не упоминала о каких-либо «видах» на русские территории в момент нахождения в Пекине Н.Г. Спафария. А тогда Албазинский и иные остроги были в целости, и строены те острошки до того за многое время, - подчеркивалось в наказе послу. Во-вторых, как уже отмечалось ранее, реальные границы Цинской империи пролегали далеко к югу от Амура по линии Ивового палисада, севернее которого были выдвинуты лишь крепости Цицикар, Айгунь, Нингута. Подданные русского государства, - указывало московское правительство, - имеют рубеж по реку Амур, а Китайского государства граница за рекою Амуром, что к стороне ханова высочества от Наунских сел. Русские дипломаты должны были настаивать на прекращении вторжений цинских войск в русские пределы, требовать, чтобы ханово б высочество в те место, что по сю сторону реки Амура, которыми из древних лет царского величества подданные владели, и ныне вступатца не велел. Понимая, что возможности раздела между государствами той «ничейной» зоны взаимного проникновения их подданных, которая простиралась к югу от Амура, в связи с неравенством сил утрачены, в Москве решили, молчаливо делая эту уступку, отстаивать вариант границы по Амуру как самый справедливый. Аргументировать это предложение посол должен был давностью владения территориями на левом берегу и удобством проведения границы по реке, как по естественному рубежу. На требование уступки Цинам тех мест, которые нынешним воинским наступление они полками своими завоевали, Ф.А. Головину предписывалось ответить, что русские настаивают на сохранении Амура в качестве границы, потому что та река Амур имеет расширение немалое и граничит междо государства царского величества и ханова высочества из древних лет. Посол мог при этом указать, что не только реку Амур подданные царского величества до сего времени владели, но за реку Амур переходили почасту.
Отсутствие договора о границе порождало, по мнению русской дипломатии, ссоры, которые могут быть прекращены, если будет «учинено границею междо теми государствы помянутая славная Амур- река..., а кроме реки Амура ни в которых местах границе быть невозможно, потому что с обоих сторон подданные учнут ту границу переходить и чинить всякие ссоры по-прежнему; и тот мир, есть ли кроме реки Амура иная граница учинить, будет некрепок».
При подготовке к переговорам император Сюань Е требовал, чтобы маньчжурские послы, не затрудняя себя доказательствами каких-либо прав империи на эти земли (первооткрытие, давность владения, этнический состав), заявляли о необходимости отторгнуть от русского государства весь бассейн Амура и его притоков, как левых так и правых. Я считаю, - подчеркивает Сюань Е, - что Нерчинск и Албазин, верхнее и нижнее течение Амура, о также каждая речка и ручеек, впадающие в него принадлежат к моим землям [13, с. 216–219]. Причем единственным основанием для таких территориальных притязаний император объявляет стратегические интересы Цинской империи.
Ключевую роль в китайской делегации на переговорах в Нерчинске играли члены ордена иезуитов, служившие при дворе императора Сюань Е (Канси) - француз Жан-Франсуа Жербийон (1654–1707) и португалец - Фома Перейра (1645–1708).
Перед отъездом из Пекина маньчжурские делегаты на переговорах представили императору Сюань Е [23] меморандум, в котором, в частности, говорилось следующее:
«Территории, занятые русскими, им не принадлежат и не являются нейтральными зонами. Амур имеет стратегическую важность, которой нельзя пренебречь. Если русские поднимутся по нему, то могут достигнуть Сунгари. Если они поднимутся по Сунгари на юг, то смогут достичь Цицикара, Китина и Нингуты а также земель Сибо, Корцин, Солон и даурских племен. Если они спустятся по Сунгари до устья, то могут достигнуть моря. В Амур впадают Аргунь, Быстра и Зея. Вдоль этих рек обитают наши люди - орочоны, гиляки, бирары, а так же хочены и фей-я-ко. Если мы не вернем себе весь этот район, наши приграничные народы никогда не будут знать мира. Так как Непча, Якса и все реки и речки, впадающие в Амур, принадлежат нам, мы считаем, что ни одна из них не должна быть оставлено русским. Гантимур и другие дезертиры должны быть экстрадированы. Если русские согласятся с этими условиями, мы, со своей стороны, возвратим их дезертиров, отправим заключенных, проведем границу и начнем торговые отношения, в противном случае мы вернемся и вообще не заключим с ними мира» [32. р. 73].
10 мая 1688 года Меморандум и его жесткие условия были одобрены императором.
Планы встречи маньчжуров с Головиным в Селенгинске были сорваны нападением Галдана на Калку, в результате чего китайская делегация возвратилась в Пекин, а переговоры перенесены в Нерчинск [32, р. 74].
Позиции Цинов были несколько ослаблены, в результате чего император уточнил свою инструкцию следующим образом: «Если вы будете настаивать но удержании в своих руках Ниптчи (Нерчинска) и не отдатите его русским, их миссии и купцы лишатся места укрытия. Вначале переговоров вам все-токи следует попытаться сохранить (за собой) Ниптчи. Но, если они будут просить отдать этот город, вы можете провести границу вдоль реки Аргунь» [32, р. 74].
Подготовка и проведение переговоров маньчжурами до настоящего времени освещались на основании хорошо исследованных востоковедами дневников Франциска Жербийона [28] и переписки Фердинанда Вербиста (1623–1688) [30]. Публикация венгерским историком-иезуитом Джозефом Шебешом (Joseph Sebes (Schobert Jyzsef Sebes, Bai Yongnian) (1915–1990) в 1961 году дневника Фомы Перейры позволила осветить некоторые новые аспекты деятельности иезуитов в маньчжурской делегации, а также их официальные и скрытые мотивации. Дневник Перейры датирован 10 января 1690 года, т.е. тремя месяцами после его возвращения из Нерчинска. Три копии дневника хранятся в Архиве иезуитов в Риме и одна - в Лиссабоне [32, р. 142].
Несмотря на то, что никаких официальных постов у иезуитов во время переговоров не было, неформально они занимали весьма высокое положение, что подчеркивалось «императорскими одеяниями», пожалованными Сюань Е обоим иезуитам [32, р. 110]. Фактически они стали неофициальными представителями самого императора.
Отечественные исследователи, трактовавшие Нерчинский договор как неудачу русских, были склонны объяснять её интригами иезуитов. Одним из ярких доказательств справедливости такой трактовки было явное удовлетворение Канси работой иезуитов, в ознаменование заслуг которых император издал в 1692 году первый указ о терпимости в отношении христианства. В противоположность этому, резиденция иезуитов в Москве была закрыта в октябре 1689 года, даже до того, как русская делегация возвратилась из Нерчинска. Таким образом, был уничтожен форпост Ордена Иисуса, на который иезуиты возлагали большие надежды в отношении реализации их планов создания постоянного транссибирского пути из Китая в Европу [32, р. 129].
Все их последующие попытки добиться у Москвы разрешения на проезд из России через Сибирь в Пекин не имели успеха, например, отец Гримальди не смог получить разрешение на подобное путешествие у Петра I, так же как никто другой из иезуитов того времени, несмотря на их многочисленные попытки. Единственным исключением стало путешествие в Москву Отца Джиамприамо (Father Giampriamo) с возвращавшимся из Пекина в 1722 году посольством Л.В. Измайлова [32, р. 131-132].
Как это ни покажется странным, но цели португальского и французского иезуитов при подготовке и проведении Нерчинской миссии не во всём совпадали, и вопрос о транссибирском пути был одной из тем, по которой они придерживались разных точек зрения, хотя, исходя из практики иезуитской политики и дипломатии, эти точки зрения почти никогда не высказывались вслух.
Менее известный из двух иезуитов - Фома Перейра родился в 1645 году в Португалии в дворянской семье Коста-Перейра (Costa-Pereira). Окончив иезуитский колледж в городе Брага (Braga), он вступил [24] в Орден Иезуитов в 1663 году. В 1666 г. в возрасте 21 года он отправился в Индию, а затем в Макао. В 1672 году был переведен в Пекин, куда прибыл в 1673 г. и где жил и трудился до самой кончины 24 декабря 1708 года.
Главной причиной желания императора Сюань Е видеть Перейру у себя при дворе была уникальная музыкальная одарённость португальца. Император назначил его своим учителем музыки.
После кончины в 1688 году Отца Вербиста, Сюань Е предложил Перейре пост Президента Трибунала математики, но тот отказался от этой чести и, по согласованию с известным бельгийским иезуитом и математиком Антонием Томасом (Anthony Thomas), рекомендовал на этот пост Отца Гримальди (Father Grimaldi). Поскольку Гримальди был в это время в Европе, Перейра и Томас занимали этот пост до его возвращения в Пекин. В период 1688–1691 гг. Перейра был ректором иезуитского колледжа в Пекине [32, р. 135–137].
Перейра был одним из самых ярых противников появившихся в Пекине французских иезуитов, а главным его соперником в этой борьбе был его коллега по посольству в Нерчинске французский иезуит Франциск Жербийон (Francis Gerbillon) (1654–1707).
Высшей точкой в карьере Перейры была, без сомнения та роль, которую он играл в нерчинских переговорах и заключении первого русско-китайского мирного договора. Роль эта, однако, во многом была противоречива и необычна. Он был включён в посольство по рекомендации Отца Фердинанда Вербиста для того, чтобы активно помочь русским и, таким образом, завоевать их доверие и благодарность, что должно было, в свою очередь, побудить их разрешить его братьям-иезуитам путешествовать через Сибирь. Это была та цель, ради которой Вербист трудился в течение многих лет в Пекине. Теми же помыслами жили четыре предшествовавших генерала Ордена иезуитов, и именно это было главной целью открытия резиденции иезуитов в Москве. Однако ничто не могло с большей уверенностью погубить достижение этой цели, чем поручение Перейре её выполнения. Даже до его путешествия в Нерчинск он, так же как и другие португальские миссионеры, был убежденным противником транссибирского пути. Так же, как в случае французских иезуитов, прибывших в Китай в противовес провозглашённым правам Португальской короны - Padroado (Padroado - договор между Ватиканом и королевствами Португалии и Испании, по которому Ватикан делегировал королям этих стран руководство Церковью в папских доминионах) - в этом вопросе Перейра может рассматриваться как проводник португальских интересов. Даже после заключения Нерчинского договора он оставался наиболее откровенным противником сухопутного пути. Именно этим объясняется, почему Перейра, преуспев (по крайней мере, по его собственному утверждению) в оказании поддержки русским в Нерчинске в такой степени, что Головин выразил ему глубочайшую благодарность от себя лично и от имени царя, в своих разговорах с русским послом даже не поднял вопроса о возможности использования иезуитами пути через Сибирь [32, р. 139]. В этой ситуации у Перейры явно проявился «конфликт двух лояльностей»: лояльности к интересам религиозной миссии, членом которой он был, и указаниям религиозных отцов, которым подчинялся и, с другой стороны, - лояльности по отношению к португальской Короне и её национальным интересам.
Судя по всему, Перейра решил, что защита интересов Португалии была наилучшим способом обеспечения интересов Ордена и христианства в Китае. И это, несмотря на то, что напарником Перейры в Нерчинске был Отец Жербийон, который представлял интересы французских иезуитов. В 1689 году противоречия между представителями Франции и Португалии в Ордене были весьма очевидны. Эти противоречия нашли отражение даже внутри китайской делегации. Так, на пути в Нерчинск Жербийон подружился с Сонготу, который впоследствии стал своего рода «защитником» интересов «французской партии», в то время, как Тюнь Ку-кань (Tung Kuo-kang), по-видимому, был фаворитом Перейры [32, р. 141].
Вообще, если рассматривать роль и действия двух иезуитов не только с позиций Ордена иезуитов и национальных интересов стран, которые они представляли, перед Перейрой и Жербийоном вообще стояли существенно разные цели.
Жербийон был одним из группы французских иезуитов, которых поддерживала Французская Академия наук, и направленных в Китай королём Луи XIV в качестве «королевских математиков». Помимо апостольской миссионерской работы, он выполнил ряд исследований по географии, астрономии и археологии. Его отчёт о путешествии в Нерчинск, как и ряд других его отчётов, имеет характер сочинений эксперта, адресованных другим экспертам, изобилующих географическими и астрономическими данными. Он, например, сообщает географические координаты [25] широты и долготы для каждого из пройденных посольством мест. Отчёт Жербийона предназначался для публикации, и поэтому, концентрируясь на научно-географических деталях, он старался воздерживаться от каких-либо высказываний, обидных для какой-либо из договаривающихся сторон. Официальный отчёт Перейры в Рим не предназначался для публичного использования, и поэтому его автор считал возможным давать свои личные оценки переговорщиков и их действий; естественнонаучные сведения практически отсутствуют в материалах португальского миссионера.
Каждый из иезуитов в своём отчёте даёт понять, что именно он был главным в посольстве, хотя, в соответствии с намерениями Канси и их религиозного начальства в Риме, именно Перейра был руководителем иезуитов [32, р. 147-148].
Самые резкие противоречия во время переговоров возникли в отношении притязаний маньчжуров на территории Восточной Сибири вплоть до Каменного Носа, т.е. Чукотского полуострова, расположенного под 75 градусами северной широты.
В этой ситуации, по свидетельству дневника Перейры, иезуит объяснил, что их притязания на столь громадные территории не имеют оснований, тем более, что сами послы практически не представляли себе, насколько они обширны. Маньчжуры пошли на уступки, но, по свидетельству Жербийона, промежуток между «Носом» и горами, «протягивающимися к морю», остался нейтральным [32, р. 271].
При последней встрече с русским послом Перейра счёл необходимым извиниться перед Головиным за некоторые резкости, которые он допустил в течение переговоров, на что он, истинно достойный человек, ответил, улыбаясь: «Таким образом Вы всего лишь показали, кто Вы такой; действуй Вы по-другому, Вы бы проявили себя в таком качестве, в каком Вам не следовало бы выступать. Вы едите китайский хлеб и одеваетесь в их одежду; таким образом Вы должны становиться другим человеком, поступая соответствующим образом и, если Вы так поступаете, значит Вы искренни. Тем не менее мы очень хорошо знаем, как многим обязаны Вам и как много Вы нам помогли для общей пользы. Я хочу, чтобы Вы знали, что я ценю Вашу помощь и что в недалёком будущем Вы узнаете о признании и соответствующем поощрении результатов Вашей работы в Москве» [32, р. 289]. Удовлетворенный Перейра восклицает по этому поводу: «Да будет соизволение Бога на то, чтобы он выполнил своё обещание и мы увидели бы подъём Римской Веры на новые высоты в этой Империи» [32, р. 291].
Отправляя гонцов к императору Сюань Е, китайский посол заявил следующее: «Скажи Императору, что желанный успех стал возможен благодаря большому везению Императора; также скажи, что благодаря великой человеческой мудрости Императора он выбрал двух Отцов, кому мы не стыдимся признать, что обязаны всем. Много раз, когда казалось, что дело провалилось, они спасали всё. Если бы они не были с нами, мы бы ничего не достигли. Скажи об этом и ничего не забудь» [32, р. 293].
Итак, в канун и в процессе переговоров в Нерчинске цинское правительство было вынуждено снять часть выдвигавшихся им ранее притязаний. В.С. Мясников, анализируя инструкции послам, врученные императором в 1688 и 1689 гг., приходит к выводу о том, что Сюань Е к этому времени, по-видимому, знал географию района разграничения значительно лучше, чем в 1682 году, когда, давая наказ Лантаню и Пэнчуню, он действовал как бы на ощупь, приказывал разведать местность, произвести измерение расстояний и т.п. Император разрешает послам, в качестве самой крупной уступки русским, провести границу по Аргуни, оставив, таким образом, Нерчинск в русских пределах. Он указывает на стратегическую важность Амура, из чего академик Мясников делает вывод о том, что к 1688 году император имел в своем распоряжении какую-то карту, на которой было нанесено Приамурье [13, с. 233]. Следует подчеркнуть, что китайских карт этого района, созданных в конце XVII века, науке до сих пор неизвестно. Ниже подробно будут проанализированы первые маньчжурско-иезуитские карты Приамурья, созданные в 1707–1710 гг. Русские составляли карты Сибири с 1660-х годов. Далее мы рассмотрим карты Приамурья, созданные непосредственно перед (1687) и в период заключения Нерчинского договора (1689), причем одним из авторов этих произведений являлся исследователь Амура и героический защитник Албазина - Афанасий Бейтон. Нам представляется, что если император Сюань Е имел какие-то карты, то скорее всего они были копиями русских чертежей. Не исключено, что копии эти выполнялись близким советником императора Сюань Е иезуитом Ф. Вербистом, который почерпнул многие географические сведения о путях в Европу через Сибирь и Московию у Н.Г. Спафария. Следует, однако, заметить, что на единственной известной науке карте Мира, составленной в это время в Китае Ф. Вербистом (BLML, п. 9/45 (Add. 104,105):[26] Weltkarte Kynyu Quantu Ferdinand Verbiest, (Peking, 1674), Holtzschnitt 18 Bltteije - Europa und die Kaiser von China Berliner Festspiele Insel Verlag), Приамурье показано крайне примитивно и сильно уступает в этом отношении рассмотренному нами выше чертежу Спафария.
При всех обстоятельствах главным аргументом в переговорах посла императора Сюань Е Сонгуту с Ф.А. Головиным было не знание местности и картографии, а грубая военная сила. 21 июля 1689 года с крупным военным отрядом он прибыл под стены Нерчинска, где уже стояла хэйлунцзянская армия Лантаня и Сабсу, насчитывавшая около пяти тысяч воинов, 120 боевых судов и значительное число артиллерии. В распоряжении Ф.А. Головина в Нерчинске было всего 1450 казаков, стрельцов и промышленных людей [13, с. 235–236,243]. Не останавливаясь на деталях переговоров в Нерчинске, подробно изложенных в книге В.С. Мясникова, постараемся выяснить, какими географическими сведениями и картами мог располагать русский посланник Ф.А. Головин.
Как известно, при подготовке посольства в Москве были тщательно изучены материалы Н.Г. Спафария и в том числе его карта (или карты). Совершенно очевидно, что Ф.А. Головин основывался в какой-то мере на географических представлениях Спафария и, скорее всего, имел копию его сибирской карты, рассмотренной нами выше. Вполне резонно предположить также, что русский посол собрал все имевшиеся в то время в распоряжении сибирской администрации новые чертежи Восточной Сибири и Приамурья. Три таких чертежа сохранились до наших дней в составе упомянутой выше Хорографической чертежной книги Сибири С.У. Ремезова (1642–после 1720 г.), вывезенной в 1919 году из России русским эмигрантом - историком картографии Л.С. Багровым [7, с. 84–85]. Хорографическая книга хранится в Гуфтоновской библиотеке Гарвардского университета (США) (Remezov's Horographic Drawing Book of Siberia, Harvard University, Manuscript Maps of Siberia; pfms 72). В распоряжении исследователей имеется фототипическое издание Хорографической книги, осуществленное Л. Багровым в 1958 году [33]. В 2011 году замечательный тобольский меценат Аркадий Григорьевич Елфимов осуществил великолепное многокрасочное факсимильное издание книги [20].
Географические представления сибиряков о Приамурье и Восточной Сибири выражены на общей карте Сибири, скопированной в 1687 году, т.е. непосредственно перед Нерчинскими переговорами. В Хорографической чертежной книге Сибири эта карта помещена в копии на листе 162 и имеет название «Глава 64. Во 192-м и 93-м годех чертеж в пополнок прежнему, кои писан во 176-м году про знание жилья».
Хотя копия чертежа выполнена Ремезовым в 1687 году, сам он был составлен первоначально в 1684- 85 гг., т.е. в период резкого обострения положения на Амуре. Впервые этот чертеж был опубликован Л.С. Багровым в 1947 году [3, р. 70–71]; из советских исследователей первым его изучал М.И. Белов [5, с. 116–119]. В 1964 году он был опубликован А.В. Ефимовым в «Атласе географических открытий в Сибири и Северо-Западной Америке XVII — XVIII вв.» (№34).
Если можно так выразиться, «общая географическая концепция» Чертежа Сибири 1687 года близка соответствующим представлениям на карте Спафария. Прежде всего, это касается орогидрографической схемы Приамурья. Также как и на чертеже Спафария, на ремезовской чертеже 1687 года в верховьях левых притоков Амура, от Байкала к морю показан хребет (но не как у Спафария штрихами, а фоном). В части этого хребта, примыкающей к морю дана надпись: Незнат сего камени долготы (т.е. - протяженности - А.П.) никто. Гидрографическая сеть показана на этой карте значительно полнее, чем у Спафария. У Амура дано множество притоков, причем, насколько нам известно, впервые нанесена река Горбица, которой было суждено в 1689 году стать пограничной. Горбица показана впадающей в Шилку выше устья Аргуни. В качестве истока Аргуни изображено оз. Далай. Границ на карте нет, но в правобережье Амура имеется надпись земля Богдойская. Перед Горбицей в качестве первого вверх по течению Шилки от устья Аргуни притока нанесена река Черна. Ранее упоминалось, что в процессе переговоров в Нерчинске китайцы пытались вынудить Головина принять границу не только до верховий реки Горбицы, но и продолжить её далее по горам до морского побережья, где она должна была закончиться у мыса Святой Нос. Как было отмечено выше, по свидетельству иезуита Жербийона, маньчжуры не имели понятия о Мысе Святой Нос, находившемся на землях Якутского воеводства. Они, так же, как и иезуиты, узнали о его существовании лишь из русской карты, ранее предъявлявшейся им. Это не помешало цинским представителям уверять русских, что ближайшие к Амуру горные хребты якобы из давних лет владения бугдыхановa высочества, и настаивать на передаче им всего северо-востока Якутии. Требуя большего, чем им было приказано, [27] подчеркивал Жербийон, - они рисковали сорвать переговоры и ничего не получить [13, с. 249].
На ремезовском чертеже Сибири 1687 года надписи Святой Нос нет, но его изображение угадывается на окончании хребта, протягивающегося от Байкала до моря. Впервые название Нос для мыса на оконечности Гор от Байкала и до моря и в море встречается, как мы видели, на чертеже Спафария 1678 (?) года. Что касается изображения хребта от Байкала и до моря на этих чертежах, можно утверждать, что русские картографы в этом случае выдвигали своего рода географическую гипотезу, объединяя обширные горные системы Восточной Сибири, служащие водоразделом бассейнов Тихого и Северного Ледовитого океанов (Становой, Яблоновый, Верхоянский хребты), в один хребет широтной ориентации, протяженности которого в восточном направлении по свидетельству чертежа 1687 года незнат... никто.
Вполне вероятно, что во время переговоров в Нерчинске использовался ещё один чертеж, копия которого помещена в Хорографической чертежной книге С.У. Ремезова. Мы имеем в виду карту Амура, составленную, по-видимому, непосредственно во время переговоров защитником Албазина А.И. Бейтоном.
Этот схематичный чертеж помещен в виде накладки на листе 148 книги и имеет название Свидетельство даурского полковника Афонасья Иванова сына Байдона. О том, что карта А.И. Бейтона была составлена непосредственно в период проведения переговоров, свидетельствует её определенная эклектичность. Так, на чертеже Бейтона нанесена граница Богдойская по Амуру (очевидно, до заключения Нерчинского договора), и, в тоже время, вдоль реки Горбицы, показанной как приток Амура, впадающий в него ниже устья Аргуни, имеется надпись: река Горбица тут поставлена граница, которая могла появиться здесь лишь после заключения договора. Помимо этого, на карте Бейтона нанесен Албазин и Китайское село Наун. Река Черная на чертеже Бейтона показана выше устья Аргуни.
В Хорографической чертежной книге Сибири С.У. Ремезова имеется ещё одна, значительно более детальная, карта реки Амур, размещенная на трёх листах (148-150). Карта называется Река Амур с урочищи; составлена она, конечно, позже заключения Нерчинского договора, но при её создании, бесспорно, использовались более ранние материалы. В аннотации Л.С. Багрова карта датирована 1697 годом.
В отличие от большинства других старинных русских чертежей карта реки Амура с урочищами имеет
северную ориентировку, что говорит о влиянии на её создателя европейской картографической традиции. На листе 148, где изображено верхнее течение Амура, в устье Аргуни имеется надпись: отсель Амур до моря. Вверх по Шилке третий от устья Аргуни приток в самом верховье подписан: р. Горбица та поставлено граница. На правом берегу в устье Горбицы нанесен пограничный знак с надписью граница Китайская. В целом изображение бассейна Амура на этой карте следует признать наиболее достоверным и детальным из существующих на тот период. В частности, обращает на себя внимание подробное изображение не только верхнего, но также среднего и нижнего течения Амура, причем в нижнем течении достоверно показана устьевая часть Амура и часть побережья Сахалина.
Следует заметить, что на рассмотренных картах Хорографической чертежной книги Сибири С.У. Ремезова, относящихся к периоду заключения Нерчинского договора, нет единообразия в изображении реки Горбицы: на карте А.И. Бейтона это приток Амура, а на карте Сибири 1687 года и на чертеже река Амур с урочищи это приток Шилки.
Никаких картографических документов при заключении Нерчинского договора составлено не было. Граница проводилась по естественным рубежам и описана в русском тексте договора следующим образом:
1-е.
Река, именем Горбица, которая впадает идучи вниз, в реку Шилку, с левые стороны, близ реки Черной, рубеж между обоими Государствы постановить.
Такожде от вершины тое реки каменными горами, которые начинаютца от той вершины реки и по самым тех гор вершинам, даже до моря протягненными, обоих государств державу тако разделить, яко всем рекам малым и великим, которые с полудневные (южной - А.П.) стороны сих гор впадают в реку Амур, быти под владением Хинского государства.
Такожде всем рекам, которые с другие стороны тех гор идут, тем быти под державою Царского Величества российского государства. Прочие ж реки, которые лежат в средине меж рекою Удью под российского Государства владением и меж ограниченными горами, которые содержатца близ Амура, владения Хинского Государства, и впадают в море и всякие земли посреди сущие, меж тою вышепомянутою рекою Удью и меж горами, которые до границы надлежат, не ограничены ныне до пребывают, понеже на оные земли заграничение великие и полно-[28]мочные послы, не имеюще указу царского величества, отлагают не ограничены до иного благополучного времени; в котором при возвращении с обоих сторон послов царское величество изволит и бугдыханово высочество похочет о том обослатися послы и посланники любительными пересылками, и тогда или чрез грамоты, или чрез послов тые назначенные неограниченные земли покойными и пристойными случаи успокоити и разграничить могут.
2-е.
Такожде река реченная Аргун, которая в реку Амур впадает, границу постановить тако, яко всем землям, которые суть с стороны левые, идучи тою рекою до самых вершин, под владением хинского хана содержитца, правая сторона, такожде все земли да содержатца в стороне Царского Величества Росийского Государства и все строение с полудневные стороны той реки Аргуни снесть на другую сторону тоя же реки...
6-е.
...Противу сих постановленных о границе посолскими договоры статей, естьли похочет бугдыханово высочество поставить от себя при границах для памяти какие признаки, и подписать на них сии статьи, и то отдаем мы на волю бугдыханова Высочества... [21, с. 27–29].
В использованном нами ранее труде Шебеша опубликован текст Нерчинского договора, приведенный в дневнике Перейры [32, р. 285–287].
Самыми ранними картами с изображением установленной границы являются две рукописи, сохранившиеся в Архиве Ордена иезуитов в Риме и опубликованные в труде Джозефа Шебеша, посвященном дневнику Перейры. Это Карта путешествия из Москвы в Китай иезуита Дунин Шпота (Th. I. Bunin Szpot, S.J. Journey from Moscow to China (ARSI, Jap. Sin. 105 I, f. 68) - ABSI = Archivum Romanum Societatis Iesu (The Roman Archives of the Society of Jesus, located at the Curia, Borgo S. Spirito 5, Rome).
Граница на ней показана проходящей по Herbitci (Ergoni) - первому притоку Амура вверх по течению в непосредственной близости от устья Аргуни, а далее - по хребту на северо-восток, хотя изображён также хребет строго восточной ориентации. К северу от хребта северо-восточной ориентации дана надпись MOSCHOVIAE. К югу от хребта восточной ориентации на территории к северу и югу от Амура земли обозначены как PARS TARTARIAE ORIENTALIS, т.е. - ЧАСТЬ ВОСТОЧНОЙ ТАРТАРИИ. Точно такая же трактовка границы дана на второй карте - Копия с оригинала Томаса, Отца Иезуита: Восток. Путешествие из Москвы, Персии и Могор в Китай (Copy from the original of A. Thomas, S.J. The Orient Journey from Moscow, Persia and Mogor to China (ARSI, Jap, Sin. 110, init. 1690) (1690 год), приложенной к исследованию Шебеша. На этой карте на северо-восток граница идёт по хребту к «Каменному Носу», а граница Цинской империи проведена по хребту строгой восточной ориентации.
В соответствии с последней статьей договора, по постановлению Государственного совета Цинской империи, в 1690 году в устье реки Горбицы был направлен отряд под предводительством Лантаня, который водрузил там каменный столб с выбитыми на нём текстами договора [13, с. 254–255]. Изображение этого столба имеется на карте река Амур с урочищи из Хорографической чертежной книги Сибири С.У. Ремезова. Позже китайцы поставили еще ряд пограничных столбов (обо, обон, или омбон) на южном склоне Станового хребта.
Для русского правительства, и особенно для сибирской администрации потеря Приамурья была весьма ощутимой. Однако территориальные изменения по Нерчинскому договору безоговорочно отражались на всех русских географических чертежах и картах конца XVII - начала XVIII века, и лишь Албазин не был «снят» с наших картографических документов, несмотря на то, что маньчжуры в соответствии с договором, сравняли его с лицом земли.
Одной из первых, известных науке, общесибирских карт, на которых изображены территориальные изменения в соответствии с Нерчинским договором, является Карта Сибири, составленная и выполненная на ткани С.У. Ремезовым в 1696 г., хранящаяся в настоящее время в «Петровской галерее» Государственного Эрмитажа в Санкт-Петербурге (название приведено нами в соответствии с заголовком в экспозиции Эрмитажа). В контексте истории картографирования районов русско-китайской границы эта карта, насколько нам известно, никем не рассматривалась.
Возможно, что С.У. Ремезов составил именно эту карту в соответствии с Боярским указом 1696 года о создании в Тобольске карты Сибири высотой три аршина и шириной четыре аршина: приблизительно именно такие размеры (213 × 277 см) имеет ремезовская карта [8]. В соответствии с датой Боярского указа карта датируется периодом 1696–1697 гг. До 1907 года карта С.У. Ремезова была приколочена [29] обыкновенными гвоздями к стене в одной из комнат Екатерининского дворца в Санкт-Петербурге. Позже она была передана Русскому Географическому обществу, которое, в свою очередь, уже в советское время, разрешило Эрмитажу поместить её в Петровской галерее.
Бытует неподтвержденная легенда, согласно которой Петр I любил экзаменовать приближенных, плохо сведущих в географии, с помощью этой карты [18]. Английский путешественник и историк Джон Фредерик Бадделей (1854–1940) имел возможность в 1914 году с помощью секретаря Императорского русского географического общества А.А. Достоевского (1863–1933) расстелить карту на полу и, исследовать её, а также получить фотографию, которую он поместил в приложении к своему труду [26]. На обороте ремезовской карты имеется надпись Карта Сибири от Китайской границы, сама граница на ней не нанесена, но есть надпись: Горбица с китайцы граница, причем Горбица показана впадающей в Амур ниже устья Аргуни. На листе Чертеж земли Нерчинского города Чертежной книги Сибири С.У. Ремезова Горбица также нанесена ниже устья Аргуни, причем неподалеку от ее впадения в Амур показан китайский пограничный столб.
В конце XVII–начале XVIII века территориальное размежевание в Приамурье по Нерчинскому договору стало отображаться на иностранных картах. Естественно, что, не зная русских картографических источников и географии Сибири, иностранцы не могли вполне правильно отобразить новую границу и основные природные объекты, по которым она проходила. Так, на Карте Тартарии... знаменитого французского географа и картографа Гильома Делиля, изданной в 1706 году, русско-китайская граница проведена по западному берегу озера Далай, реке Аргуни, затем - по Горбице (Goractza ou Kerbichi), впадающей в Шилку, далеко на север до горной цепи Hoc (Noss chine de Montagnes) (BLML K.TOP. CXIV/40: Carte de Tartarie dressce sur les Relations de plusiurs Voyageurs de differentes Nations... Par Guillaume De l'Isle..., (A Paris, 1706). Как мы видели ранее, понятие о горах до Носа в море было почерпнуто маньчжурами с русских карт, но им не удалось принудить Головина принять границу, проходящей к северу вплоть до этого Носа. К Делилю такая трактовка границы, по-видимому, пришла от французских иезуитов, служивших маньчжурам.
Примером более достоверного отображения границ по Нерчинскому договору является английская карта
начала XVIII века, составленная географам Германом Моллом для лорда-канцлера Великобритании (British Library, India Office Library and Records (IOLR), LXII.8b: To the Right Honourable William Lord Couper, Lord High Chancellor of Great Britain this Map of Asia according to the Newest and most Exact Observations is most Hambly Dedicated by your Lordship's Most Humble Servant Herman Moll Geographer. British Library, India Office Library and Records (IOLR), LXII.8b: To the Right Honourable William Lord Couper, Lord High Chancellor of Great Britain this Map of Asia according to the Newest and most Exact Observations is most Hambly Dedicated by your Lordship's Most Humble Servant Herman Moll Geographer). Так же, как и на карте Гильома Делиля, граница на ней проведена по западному берегу озера Оргун Далай, но далее она идет по второму после устья Аргуни притоку Амура и затем - по верховьям левых притоков Амура до территории в районе Уди, где помещена надпись: Это полоса земли оставлена нерешённой в Нерчинском договоре, который был заключен между царём Московии и императором Китая 1689. И она всё еще находится во владении подданных Московии.
Маньчжуры занялись картографическим изучением присоединенной по Нерчинскому договору территории в начале XVIII века. Император Сюань Е (Канси) вообще уделял большое внимание картографированию и описанию Цинской империи. В 1687 году начала работать специальная комиссия, которой было поручено составить Да Цин итун чжи (Полное географическое описание империи Цин) [13, с. 234]. А 22 июля 1710 года португальские иезуиты Регис, Ярту и Фриделли (Regis, Jartoux, Fridelli) были направлены Сюань Е для картографирования новых поселений, основанных по его приказу на Амуре. Работы проводились ими по всему Амуру, за исключением устьевой части, где цинские власти съемки не разрешили. Астрономо-геодезическую основу созданных ими карт составило 641 определение широты (астрономически) и долготы (счислением). Съемки и составление карт были завершены в 1718 году [26, р. CLXXXVII]. Эти работы были использованы иезуитом Маттео Рипа при составлении изданной в Пекине (1719) с гравюры на меди Карты Китая и окружающих земель, основанной на съемках иезуитов 1708–1716 гг., иногда называемой Картой Канси. Исключительно редкий экземпляр этой громадной карты в трех свитках хранится в Картографической библиотеке Британской библиотеки (BLML, К.116.15, 15а, 15b: A Map of China and surraunding Lands based on the Jesuit surveys of 1708 - 16, sometimes known [30] as the K'ang Hsi Map. Engraved on copper by Matteo Ripa at Peking, 1719, 3 rolls).
На карте Канси имеются, помимо надписей на маньчжурском и китайском языках, отдельные пояснения и названия на итальянском, выполненные, по-видимому, самим Маттео Рипа. Карта на севере простирается до параллели 55⁰ с.ш. и охватывает всё Приамурье и Приморье вплоть до верхних левых притоков Амура. На ней впервые показаны в европейской картографической традиции с использованием сетки меридианов и параллелей разветвленные речные системы Амура и его притоков (Аргуни, Сунгари, Уссури и др.), в основных чертах правильно отображены основные изгибы русла Амура и острова. Из островов обращает на себя внимание впервые, насколько нам известно, показанный на карте амурский остров (на самом деле - острова - А.П.) против устья Уссури; ниже этого «острова» на берегах Амура нанесено много населенных пунктов. Как таковая граница с Русским государством на карте не изображена, но в устье второго притока Шилки выше Аргуни нанесен пограничный знак с пояснительной надписью Маттео Рипа - Пирамида.
По тем же съемкам 1708–1716 гг. иезуитов Региса, Ярту и Фриделли в 1725 году в Пекине был издан с гравюры на дереве Атлас провинций Китая, иногда известный как Атлас Канси, который мы имели возможность изучить в Картографической библиотеке Британской библиотеки (BLML Maps 12. f.26): (An Atlas of the provinces of China, based on the Jesuit surveys of 1708 - 16. Sometimes known as the K'ang Hsii atlas) (Engraved in wood in Peking in 1721). В 1947 году в Пекине Вальтером Фуксом было осуществлено факсимильное издание этого атласа [29]. На листе № 20 подлинного атласа 1721 года детально показано нижнее течение Амура и его устье. Против устья нанесен остров Сахалин. На Амуре, ниже устья Уссури, изображено много населённых пунктов. Три поселения показаны на амурском «острове» против устья Уссури. В среднем течении Амура населённые пункты практически отсутствуют, а на Шилке при впадении в неё второго (левого) притока выше Аргуни изображена пограничная пирамида (лист № 30). В целом атлас 1721 года очень близок в части показа Приамурья к карте Матео Рипа 1719 года. Оба этих картографических произведения свидетельствуют о том, что к 1730-м годам маньчжуры изучили в общих чертах Приамурье и начали заселение долины нижнего течения Амура.
В начале XVIII века оригинальные карты съемок иезуитов 1708-1716 гг. удалось скопировать англичанам. Копия хранится в настоящее время в Британской библиотеке под названием: «Полная география всей Китайской империи с добавлением Татарских районов под властью Китайского монарха, составленная полностью по оригинальным картам, использовавшимся при императорском дворе в Пекине, снятых европейскими миссионерами во время экспедиции, предпринятой по приказу бывшего императора в течение лет от 1712 до 1716, приведенная в настоящий вид А.Е. вон Браом Хоквистом, эсквайром» (Northern Library of the British Library, 118.d.30.CXVI/6: China. Complete Geography of the whole Empire of China, with addition of the Tartar Regions under the Dominion of the Chinese Monarch, the Whole Copied from the Original Charts used at the Imperial Court of Peking, Surveyed by the European Missionairis on their Expedition forsurbeying the whole Country, Executed by Express Commands of the former Emperor, During the Years 1712 to 1716 fit in the present order by A:E: van Braam Houchgeest Esq.). В предисловии автор копии подчеркивает, что он поместил лишь карты тех провинций, которые находятся под непосредственной властью империи. Поэтому неудивительно, что все северные провинции, изображённые на листах 16–18 атласа Хоквиста, ограничиваются Амуром, а на листах 16 и 17 ивовый палисад показан как граница империи. На листе 18 изображено Приморье с озером Ханка и рекой Уссури. Эта карта свидетельствует о колонизации Приморья маньчжурами: на Уссури и побережье океана показано довольно много населенных пунктов.
Так, в начале XVIII века оригинальные карты съемок иезуитов 1708–1716 гг. попали в Европу и вскоре были использованы в монументальном труде французского иезуита историка Жана Баптиста Дю Гальда (1674–1743) Общая история Китая (1736), составленном на основании материалов миссионеров. Текст Дю Гальда сопровождал созданный в 1737 году одним из самых выдающихся географов и картографов XVIII века Жаном де Анвиллем (1697–1782) Атлас Китая [25], в котором впервые были помещены карты Приамурья, составленные в европейской картографической традиции. Ниже приведены копии четырёх карт из Атласа Жана де Анвилля, любезно предоставленные нам с правом публикации Австрийской национальной библиотекой.
Следует заметить, что маньчжурская колонизация имела весьма своеобразный характер. На самом деле высшие власти Цинской империи не уделяли много внимания Приамурью, рассматривая его в качестве [31] буферной зоны, причем в отношении этой зоны была принята политика исключения китайской эмиграции. Сама Маньчжурия была слабо заселена, поэтому такая политика всячески укреплялась, в частности, для того, чтобы предотвратить ассимиляцию маньчжуров китайцами, оставить доходы от женьшеня в руках коренного населения, а также для сохранения императорских охотничьих угодий.
Указы по проведению такой политики издавались в 1740, 1750, 1762, 1776, 1811, и 1847 годах. Для того, чтобы упростить проведение в жизнь этих указов, маньчжурское правительство Цинской империи, следуя политике пиен-чиань (pien-ch'iang), которая была разработана династией Мин и распространялась на территории, простирающиеся от Великой Стены через Южную Маньчжурию к реке Ялу (Yalu), соорудило Ивовый палисад для того, чтобы удерживать китайских эмигрантов от проникновения в Северную Маньчжурию и на территории за Амуром. Не только китайцам было запрещено посещать Северную Маньчжурию, но даже самим туземцам не разрешалось проходить к северу от Санина (Sanin), города в верхнем течении Сунгари. Для надзора за соблюдением этих ограничений были установлены военные посты. Привилегия на торговлю с туземцами на Амуре была предоставлена всего лишь десяти купцам, которые для этого должны были получить лицензию из Пекина. Таким образом, китайское население на левом берегу реки практически отсутствовало. В 1756 году, генерал Фу Сен-о (Fu Sen-o) после единственной за весь период Цинской власти инспекции района сообщил, что там не было никаких следов человеческой деятельности, так как территория слишком холодна даже для животных и растений. Генерал И-шань (I-shan), военный губернатор Хейлунцзяна, сообщил в 1850 году, что заамурский район был пустыней, и, что только кучка маньчжурских охотников располагалась в чумах на берегу Амура между устьем Зеи и деревней Хормолдзин (Hormoldzin). Абсолютное отсутствие китайского населения отмечалось так же европейскими путешественниками в XIX веке [32, р. 123–126].
В отношении русской политики в Азии в XVIII—XX вв. в правящих кругах Российской империи существовало две школы политиков. Школа «активной», «динамичной», «экспансионистской» политики была представлена в XVIII веке: Лоренцем (Лаврентием) Ланге (1790-е–1752 гг.), академиком Герхардом Фридрихом (Федором Ивановичем) Миллером (1705–1783), Василием Алексеевичем Мятлевым (1694–1761) (был сибирским губернатором при императрице Елизавете Петровне (1752–1757), комендантом Селенгинска (с 1740 г.), генералом-поручиком Варфоломеем Валентиновичем Якоби (1693–1769). Наиболее яркими представителями этой школы в XIX веке были адмирал Геннадий Иванович Невельской (1813–1876) и генерал-губернатор Восточной Сибири граф Николай Николаевич Муравьёв-Амурский (1809–1881). К «консервативной» и более осторожной школе относились в XVIII веке: граф Савва Лукич Владиславич-Рагузинский (1668–1738) (российский представитель в пограничных Кяхтинских переговорах с Цинским Китаем, сформулировавший в отношении границы политику status quo), Андрей Иванович (Генрих-Иоганн-Фридрих) Остерман (1686–1747) (руководитель иностранной коллегии и всесильный царедворец во времена правления Анны Иоанновны), канцлер Никита Иванович Панин (1718–1783) (руководивший внешней политикой России при Екатерине II) и сама Екатерина II (1729–1796) (императрица в 1762–1796 гг.). В XIX веке наиболее яркими представителями «консервативной» школы политики в русско-китайских отношениях были министры иностранных дел Карл Васильевич (при рождении Карл Роберт фон) Нессельроде (1780–1862) (управляющий Коллегией иностранных дел и министерством с 1816 года; министр 1828–15 апреля 1858 года) и граф, государственный канцлер России (1802–1804) Александр Романович Воронцов (1741–1805).
Несмотря на потерю Приамурья и различия во взглядах в правящих кругах Империи на Нерчинский договор и его последствия, Россия продолжала проявлять значительный интерес к географии Восточной Сибири и районов, граничащих с Цинской империей. В 1721 году, по заданию Петра I, Петербургская академия наук направила в Сибирь немецкого ученого Даниила Готлиба Мессершмидта (1685–1735), который, в частности, исследовал в 1724 году систему рек Аргуни и Шилки. Мессершмидт прошел по левому берегу реки Аргуни до ее истока из озера Далай-Hop, для которого он произвел четырехкратные измерения географических координат. В материалах Мессершмидта хранится карта речной системы Аргуни и Шилки [14, с. 87], на которой показана река Аргунь со всеми притоками, часть Амура, Шилка. По Аргуни, Шилке и Горбице проведена точечным пунктиром граница. Горбица показана как первый левый приток Шилки выше устья Аргуни. Возможно, что при составлении этой карты была использована копия чертежа Аргуни, подготовленного управляющим Нерчинским заводом Т.М. Бурцевым для отправления в Берг-коллегию. Бурцев дал возможность Мессершмидту [32] перечертить эту карту. По описанию ученого, этот чертеж был подразделен на 90 квадратиков без долгот и широт, т.е. составлен в русской картографической традиции, но на нём были обозначены дороги и названия рек и поселений, что делало возможным использование его для ориентирования [14, с. 86].
Завершая своё исследование, автор надеется, что ему удалось показать решающую роль географических знаний (или их недостаточности) представителей Цинского Китая и Московского государства во время подготовки и заключения Нерчинского договора, которым впервые был делимитирован восточный участок границы между двумя государствами. В договоре именно из-за недостаточности сведений о географии огромных территорий Сибири и Дальнего Востока восточнее верховий реки Горбицы, прохождение границы практически не было точно определено, что, впоследствии привело к самым различным трактовкам линии (и даже территории), разделяющей владения двух стран. В подготовке и проведении переговоров впервые проявилась одна особенность, которая впоследствии будет типичной в формировании геополитики региона: значительную, если не решающую, роль в дискуссиях и принятии окончательного решения играли иезуиты, служившие при дворе маньчжурского императора. Эти представители могущественного тогда ордена, защищая интересы Цинской империи, в то же время старались обеспечить преференции для католицизма и защитить, насколько это возможно, геополитические интересы их стран - Испании и Португалии, которые отнюдь не во всём совпадали. Здесь мы видим начало формирования той борьбы европейских государств за геополитическое господство в регионе, соперничества, которое в XIX веке получило название «Большой игры» в Азии и которое, увы (!) продолжается до сих пор.
 

Источники и литература:

1. Арсеньев Ю.В., Путешествие через Сибирь от Тобольска до Нерчинска и границ Китая русского посланника Николая Спафария // Записки Русского Географического общества, Отделение этнографии. - СПб. - 1882. - Т. X. - Вып. 1. - С. 154-156.
2. Атлас географических открытий в Сибири и в Северо-западной Америке XVII — XVIII вв./ под ред. А.В. Ефремова. - М.: Наука, 1964. - 134 с.
3. Багров Л.С., Карты Азиатской России. - Птг., 1914.
4. Белов М.И., Семен Дежнев. - М., 1954.
5. Белов М.И., Семен Дежнев. - 2-е изд. - М., 1955.
6. Гольденберг Л.А., Подлинная роспись чертежа Сибири 1667 г. // Труды ИИЕиТ АН СССР. - М., 1962. - Т. 42. - Вып. 3. - С. 252–271.
7. Гольденберг Л.А., Семен Ульянович Ремезов, сибирский картограф и географ, 1642 - после 1720 г. - М.: Наука, 1965. - 266 с.
8. Григорьев А., «Подлинная карта Сибири XVII века» // Сборник Министерства народного просвещения, новая серия. - 1907. - Ч. 11.
9. История реки Амура, составленная из обнародованных источников. С планом реки Амура. - СПб.: Типография Эдуарда Веймера, 1859. - 148 с.
10.      Кедров И.Н., Спафарий и его арифмология // Журнал Министерства народного просвещения. - 1876. - С. 9–10.
11. Лаппо И.И., Отзыв о труде Кордта // Материалы по истории русской картографии. - СПб., 1908.
12. Медушевская О.М., Картографические источники 17-18 вв. Учебное пособие по источниковедению СССР. - М.: МГИАИ, 1957. - 28 с.
13. Мясников В.С., Империя Цин и Русское государство в XVII в. - М.: Наука, 1980. - 312 с.
14. Новлянская М. Г., Даниил Готлиб Мессершмидт и его работы по исследованию Сибири. - Л.: Наука, 1970. - 184 с.
15. Норденшельд А.Э., Первая карта северной Азии, основанная на действительных наблюдениях// Записки Военно-топографического отдела Главного Штаба. - СПб., 1889. - Ч. 44.
16. Полевой Б.П., Географические чертежи посольства Спафария // Известия АН СССР. Серия географическая. - 1969. - № 1. - С. 118-119.
17. Приамурье: факты, цифры, наблюдения: собраны на Дальнем Востоке сотрудниками Общеземской организации / под ред. Т.И. Полнера. - М., 1909. - 922 с.
18. Пыляев М.И., Старый Петербург. Рассказы из былой жизни столицы. - СПб.: Изд-во А.С. Суворина, 1883. - 471 с.
19. Ремезов С.У., с сыновьями. Служебная чертежная книга. Коллекционное издание рукописи и том перевода и комментариев. - Тобольск: Общественный благотворительный фонд «Возрождение Тобольска», 2006. - 26 с.
[33] 20. Ремезов С.У., Хорографическая чертёжная книга Сибири С.У. Ремезова. Т. I: Многокрасочное факсимиле; Т. II: Исследования. Текст. Научно-справочный аппарат факсимильного издания рукописи. Публикация диссертации Л.А. Гольденберга на соискание учёной степени доктора исторических наук С.У. Ремезов и картографическое источниковедение Сибири второй половины XVII - начала XVIII в. Вступительная статья В.В. Булатова. - Тобольск: Общественный благотворительный фонд «Возрождение Тобольска», 2011.
21. Русско-китайские договорно-правовые акты. 1689–1916. / под общ. ред. В.С. Мясникова. - М.: «Памятники исторической мысли», 2004. - 696 с.
22. Скачков П.Е., «Ведомость о Китайской земле» // Страны и народы Востока. - М., 1961. - Вып. 2.
23. Спафарий Н.М., Сибирь и Китай. - Кишинев: Картя Молдовеняска, 1960. - 516 с.
24. Шибанов Ф.А., «О некоторых вопросах из истории картографии Сибири XVII в.» // Ученые записки ЛГУ, серия географических наук. - 1949. - № 104.
25. Anville, Jean-Baptiste Bourguignon, d' Nouvel Atlas de la Chine, de la Tartarie chinoise, et du Thibet (etc.). - La Haye: Henri Scheurleer, 1737.
26. Baddeley John F., Russia, Mongolia, China, Being some Record of the Relations between them from the XVIIth Century to the Death of the Tzar Alexei Mikhailovich A.D. 1602-1676, rendered mainly in the form of Narratives dictated or Written by the Envoys sent by the Russian Tzars or their Voevodas in Siberia to the Kalmuk and Mongol Khans and Princes; and to the Emperors of China with Introductions, Historical and Geographical. Also A series of Maps showing the progress of Geographical knowledge in regard the XVIth, XVIIth and early XVIIIthe Centuries, the texts taken more especially from Manuscripts in the Moscow Foreign Office Archives...2 vol. - London: Macmillan and Co., 1919.
27. Bagrow L.S., «Sparwenfeld's map of Siberia». Imago Mundi, vol. IV. - London, 1947.
28. Du Halde, J.-B., (Jean-Baptiste), (1674-1743) Description giographique, historique, politique et physique de la China et de la Tartarie Chinoise, 4 Vols. - A La Haye: Chez Henri Scheurleer, MDCCXXXVI, 1736.
29. Fuchs Walter, Der Jesuiten Atlas der Kanghsi zeit. - Peking, 1947.
30. Josson et Willaert Correspondence de Ferdinand Verbiest de la Compagnie de Jisus. - Bruxelles: Palais des Acadimie, 1938.
31. Postnikov Alexei V., Russian Cartographic Treasures of The Newberry Library. Mapline, 61–62, 1991. - p. 6–8.
32. Sebes Joseph S.J., The Jesuits and the Sino-Rissian Treaty of Nerchinsk (1689). The Diary of Thomas Pereira, S.J. - Bibliotheca Instituti Historici S. I., Vol. XVIII. - Rome: Institutum Historicum S. I. Via del Penitenzieri, 20; 1961.
33. The Atlas of Siberia by Semyon U. Remezov. - Facsimile edition with an introduction by Leo Bagrow. - «Imago Mundi», A review of early Cartography. Founded by Leo Bagrow. Supplement I. - S.-Gravenhage, 1958.