Территория Дальнего Востока, под которой в узком значении этого понятия подразумеваются современные Хабаровский и Приморский края, Амурская область и восточная часть Читинской области, является последним крупным приобретением России в континентальной части Восточной Азии. Процесс открытия и присоединения этого обширного региона, начавшийся в конце 30-х гг. XVII в. и завершившийся в 1860 г., характеризуется достаточно отчетливо выраженной преемственностью целенаправленной деятельности по включению его в состав империи ряда сменявших друг друга правительств царской России. Освоение Дальнего Востока стоило России огромных людских и финансовых ресурсов. Ввиду этого именно сейчас, когда недооценка, а зачастую откровенное забвение геополитических приоритетов России стали нормой постсоветской демократии, необходимо выяснить, чем руководствовались в своей деятельности несколько поколений выдающихся отечественных политиков и как в действительности происходило открытие и освоение региона.
Формирование геополитических интересов России на Дальнем Востоке заняло период более чем в два столетия. Именно столько времени понадобилось нескольким поколениям российских политиков, чтобы убедиться в стратегической необходимости овладения Приамурьем и восточным побережьем Евразии. Кратко, но предельно емко по этому высказался в 1854 г., во время своей семипалатинской ссылки, Ф.М. Достоевский, который утверждал, что «... у Сибири нет будущности, так как все ее реки впадают в Ледовитый океан» (43, с. 352). Между тем о текущей в широтном направлении р. Амур, протяженность которой вместе с р. Аргунью составляет 4440 км, русским первопроходцам стало известно еще в 1638 г.
Весной этого года отряд томских казаков во главе с атаманом Д.Е. Копыловым с боями проплыл вверх по течению р. Алдан до устья р. Янды, где 28 июля был поставлен Бутальский острог. Именно там эвенкийский шаман Томкони рассказал им о существовании на юге большой и богатой реки Чиркол (Шилкар), в низовьях которой, по его словам, находилась серебряная гора Оджал. Последнее известие особенно заинтересовало Д.Е. Копылова, поскольку в наказах всем первопроходцам предписывалось в первую очередь искать во всех открытых ими новых землях месторождения серебряной руды. Как известно, до конца XVII в. Россия из-за отсутствия серебра собственной выплавки была вынуждена покупать его для чеканки собственной монеты в Западной Европе. Было решено отправить на поиск серебряной горы помощника Копылова пятидесятника Ивана Юрьева Москвитина с частью отряда (30, с. 58). Весной 1639 г. 20 томских и 11 беглых красноярских казаков с проводниками-эвенками по системе рек добрались до хребта Джугджур, перевалили через него и снова по рекам вышли на р. Улью, спустившись по которой первыми из русских людей вышли на берег Тихого океана. Летом 1640 г. москвитинцы на двух построенных ими кочах попытались морем доплыть до Амура. Они добрались до его устья, но, увидев там скопления нивхских лодок, не решились войти в него из-за своей малочисленности. Весной 1841 г. отряд вернулся в Якутск (25, с. 140; 33, с. 52; 27; 29, с. 23—27, 30).
[6] Новый отряд во главе с В.Д. Поярковым выступил на Амур из Якутска 15 июня 1643 г. Отряд состоял из 132 человек и был хорошо экипирован и вооружен. К сожалению, Поярков оказался бездарным руководителем и, оставив запасы продовольствия с частью отряда в полутора месяцах пути от места зимовки на р. Зее, обрек служилых людей на голод. В итоге дошло до людоедства. Оголодавшие люди съели 10 мертвых служилых людей и 40 инородцев, но и это спасло не всех. Во время зимовки погибло, по разным данным, от 80 до 100 человек (10, с. 53, 54, 58—60; 18, с. 46). Летом 1644 г. отряд В.Д. Пояркова достиг Амура и спустился в низовья реки, а весной 1645 г., приделав к своим речным дощаникам дополнительные борта, морем достиг устья р. Ульи. В середине лета 1646 г. Поярков вернулся в Якутск (29, с. 28, 29).
Важнейшим итогом экспедиции 1643—1646 гг. стали добытые на Амуре ее участниками сведения о населении на Зее и Амуре, которое занималось земледелием, выращивая ячмень, овес, просо, коноплю, гречку, горох, капусту, огурцы, а также скотоводством разводя лошадей, коров, верблюдов, овец, свиней и кур. Обилие там промыслового зверя и прежде всего соболя делало освоение этого края делом первостепенной важности (10, с. 56, 57; 28, с, 117).
6 марта 1649 г. в Илимском остроге к следовавшему на новое место службы якутскому воеводе Дмитрию Андреевичу Францбекову обратился с челобитьем Е.П. Хабаров. В челобитной он просил, чтобы ему разрешили снарядить за свои счет 150 человек и отправиться приводить в русское подданство население Приамурья (16, с. 54, 1, с. 71). Весной того же года отряд Е.П. Хабарова отправился в путь.
Походу Е.П. Хабарова на Амур посвящена очень обширная литература, перечислять которую нет необходимости. Подавляющее число авторов полагают, что он присоединил Амур к России, и считают его чуть ли не национальным героем. В действительности ни один первопроходец не нанес такого вреда делу включения Приамурья в состав Русского государства. На Амуре Хабаров, вместо того чтобы призывать инородцев в русское подданство «ласкою и приветом», как требовала в инструкциях от руководителей всех отрядов землепроходцев царская администрация, грабил, жег, насиловал и убивал (26; 3, с. 21—28). Именно поэтому в сентябре 1653 г. Хабаров был арестован прибывшим с инспекционной проверкой из Москвы дворянином Д.И. Зиновьевым, а новым приказным человеком на Амуре назначен О. Степанов. Тем не менее изменить сложившуюся к этому времени на Амуре ситуацию уже было невозможно. Местное население обратилось за помощью к маньчжурам, а когда те не смогли противостоять русским, потерпев поражения в марте 1652 г. под Ачанским острогом и в марте 1655 г. при осаде Комарского острога, переселилось на правый приток Амура - р. Наун (Нонни). Причем совершенно добровольно, а не под давлением маньчжуров, как принято было считать раньше. Амур обезлюдел, и отряд О. Степанова, численность которого превышала 500 человек, остался без источников провизии. Именно в поисках хлеба служилые люди в августе 1655 г. поднялись вверх по р. Уссури до устья р. Иман и заходили в притоки Уссури - реки Бикин и Нор, впервые достигнув северных пределов современного Приморского края (38, с. 128). Тем временем маньчжуры постепенно сосредоточили на р. Сунгари значительные военные силы. В итоге 30 июня 1658 г. ниже устья Сунгари русский отряд был внезапно атакован численно превосходящим их войском маньчжуров на 47 бусах (больших судах) и разгромлен. В бою погибло 270 служилых людей, остальные ушли сушей, кто в Якутск, кто в Енисейск. Сам О. Степанов попал в плен и был там казнен. Маньчжуры захватили весь собранный казаками ясак - 77 или 87 сороков соболей, а также войсковые знамена, пушки, порох,
свинец и хлеб (11, с. 176, 260; 34, с. 239, 241).
Так завершился первый неудачный для русских этап освоения Приамурья. Однако слухи о сказочно богатой Даурской земле уже распространились по Сибири. Массовое бегство туда вольных и служилых людей из Якутского и Илимского уездов началось еще в 1653 г. (19, с. 102). В 1656 г. оно достигло таких масштабов, что специальным царским указом якутскому воеводе М.С. Лодыженскому было предписано поставить на р. Олекме заставу, чтобы помешать «побегу служилых и всяких воровских людей в Дауры» (11, с. 85). О поражении отряда О. Степанова на Амуре не сразу стало известно в соседних уез-[7]дах, и какая-то группа переселенцев прибыла туда в 1660 г. Маньчжурские источники сообщают о ее разгроме также вблизи устья р. Сунгари (35, с. 660). После этого события в попытках проникновения русских землепроходцев на Амур наступает перерыв.
Новый этап в освоении русскими Приамурья начинается в 1665—1666 гг., когда там в верховьях Амура возводится Албазинский острог. Он был основан группой из 84 казаков и крестьян во главе с Н.Р. Черниговским. Эти люди убили на Лене в устье р. Киренги Илимского воеводу Л.А. Обухова, который грабил их и насиловал казацких жен. Царская администрация заочно приговорила Н.Р. Черниговского с 17 товарищами к смертной казни. Однако албазинцы взяли на себя функции сбора ясака с местного населения, который исправно переправляли через Нерчинск в Москву, и настолько в этом преуспели, что в 1672 г. по настоянию сибирских властей были прощены (13, с. 275, 276).
В 1682 г. верхнее Приамурье было выделено царской администрацией в отдельный Албазинский уезд. На западе он граничил у слияния рек Шилки и Аргуни, а на востоке простирался по Амуру до устья р. Буреи, но не до низовьев Амура, как ошибочно полагают большинство отечественных исследователей. Впервые на это обстоятельство обратил внимание Б.О. Долгих (15, с. 581). Изучение этого вопроса мною полностью подтвердило тот факт, что после разгрома в 1658 г. отряда О. Степанова землепроходцы никогда не спускались по Амуру ниже устья р. Буреи (4).
Тем не менее в цинском Китае не собирались мириться с русским присутствием на Амуре, и, скопив силы, маньчжуры в 1683 г. вытеснили русских с р. Зеи, где стояли три небольших острожка (3, с. 116—119), а затем 12 июня 1685 г. осадили Албазинский острог Тыновые стены крепости оказались не в состоянии противостоять пушкам маньчжуров, и, хотя первый штурм 16 июня был отбит, на следующий день албазинский воевода А.Л. Толбузин начал переговоры о капитуляции (14, с. 110, 35, с. 692). После того как маньчжуры покинули сожженный острог, служилые люди вернулись на пепелище и восстановили крепость. Новые укрепления Албазина были дерево-земляными т. е. бастионного типа. Именно это европейское новшество и героизм защитников острога позволили ему в 1686—1687 гг. выдержать новую пятимесячную, а затем полугодовую осаду крепости (3, с. 107, 108).
В итоге состоявшихся переговоров 29 августа 1689 г. под Нерчинском был подписан русско-китайский договор, по которому левобережье Амура отходило к цинской империи, а Албазинский острог подлежал уничтожению. Тогда маньчжурам удалось сосредоточить под Нерчинском 12-тысячную армию, не считая двух тысяч пришедших на их сторону бурят и онкотов, которым русский посол Ф.А. Головин мог противопоставить только 1450 казаков, крестьян и промышленных людей (23, с. 119—121). Так что территориальные потери могли быть и еще более серьезными.
Заключение Нерчинского договора совпало по времени с падением подготовившего его правительства царевны Софьи. Новое правительство и царь Петр живо заинтересовались территориальными потерями России в Приамурье. Однако полуофициальной миссии, во главе с датчанином Избрантом Идессом, посланной в Китай в 1692 г выяснить это не удалось. Следующая попытка выяснить размеры потерянной территории была предпринята в 1726 г., в пору следования в Пекин русского посольства во главе с С.В. Рагузинским. В Нерчинске были разысканы и срочно допрошены ветераны героической обороны уездного центра Приамурья - Албазина от маньчжуров в 1686—1687 гг. Как и следовало ожидать, ни один из них в низовьях Амура не был и о том, где там проходит русско-китайская граница, ничего не знал (36, с. 294—298). Тем не менее С.В. Рагузинскому удалось установить, что от Байкала по рекам Селенге и Хилку, а затем, миновав волок, по рекам Ингоде и Шилке можно добраться до Амура, а по нему - до моря, которым, обойдя Корею, можно доплыть до китайского порта Тунжи (г. Тяньцзинь), расположенного в 70 верстах от Пекина. Все собранные сведения посол подробно изложил в своем труде «Секретная информация о силе и состоянии Китайского государства», поднесенном им императрице Анне Иоанновне Там же С.В. Рагузинский изложил свое личное мнение относительно перспектив возвращения Россией Приамурья. Соотношение сил в регионе позволяло, как он считал, решить этот вопрос незамедлительно. Однако убытки, понесенные казной в [8] результате такой акции, были бы, по мнению посла, таковы, что «и во сто лет не можно возвратить». Он имел в виду неизбежное прекращение исключительно доходной для казны русско-китайской торговли и финансовые затраты на переброску войск, постройку судов и проч. По этим причинам Савва Владиславич рекомендовал сохранять с Китаем мирные отношения, оставив вопрос о Приамурье в прежнем положении (8, с. 226, 236, 237). По мнению ведущего отечественного исследователя русско-китайских отношений В.С. Мясникова, подписанный послом русско-китайский Кяхтинский договор 1727 г., в котором стороны вновь подтвердили, что район к югу от впадающей в Охотское море р. Уды остается неразграниченным, позволял русской дипломатии вернуться к вопросу о Приамурье в более удобное время (23, с. 220).
После этого вопрос о возвращении Приамурья, а вернее - невозвращение к этому вопросу, становится для русского правительства своеобразным гарантом стабильности бурно развивающейся с 1728 г. приграничной кяхтинской и казенной караванной торговли с Китаем. Казенные караваны вывозили из России товаров более чем на 100 тыс. руб. каждый (42).
В июне 1753 г. сибирский губернатор генерал-лейтенант В.А. Мятлев подал в Сенат представление о возобновлении Камчатской экспедиции и строительстве в устье Амура верфи и военно-морской базы. В.А. Мятлев справедливо полагал, что доставка хлеба в Охотский и Удский остроги по Амуру обойдется значительно дешевле, особенно если выращивать его в Нерчинском уезде, связанном по рекам Ингоде и Шилке с Амуром. На верфи в устье Амура он планировал построить не менее трех фрегатов для обследования земель, лежащих к востоку от Камчатки (39, с. 93—95).
Указом от 9 декабря 1753 г. Сенат утвердил проект В.А. Мятлева о возобновлении Камчатской экспедиции, общее руководство которой возлагалось на В.А. Мятлева, а практическое исполнение поручалось Ф.И. Соймонову (32, с. 493, 494; 39).
В 1754 г. под руководством Ф.И. Соймонова были проведены осмотр и описание сухопутного и водного пути от Иркутска до Нерчинска; составлено описание и дана оценка лесов, пригодных для строительства морских и речных судов, в бассейне рек Перчи, Ингоды, Шилки и Онона с притоками; разработан план осмотра и описания Амура; изготовлены планы и карты описанных мест (9, с. 114, 115).
К сожалению, цинский император категорически отказался разрешить плавание русских судов по Амуру, выдвинув в качестве предлога для этого соответствующие статьи в Кяхтинском договоре между Россией и Китаем 1727 г. 12 мая 1758 г. в Петербурге был получен официальный отказ правительства Китая в использовании Россией Амура (6, с. 104—106). После этого русско-китайские отношения начали стремительно ухудшаться. В апреле 1762 г. торговля в Кяхте была формально прекращена китайской стороной, хотя фактически неофициально продолжалась, а 1764 г. цинские власти окончательно прекратили торг, предложив китайским купцам покинуть Маймачен - торговую слободу, расположенную против Кяхты. Ввиду этого, во избежание недоразумений, в марте 1764 г., по указу Сената, экспедиция была переведена в Иркутск, 17 мая 1765 г. возобновленная Камчатская или Нерчинская секретная экспедиция была упразднена.
Таким образом, торговые интересы вновь возобладали, хотя возможность решения вопроса силовым путем существовала, поскольку Амур маньчжурами не осваивался и почти не охранялся. В верховьях Амура в летнее время маньчжуры выставляли два караула, которые на зиму возвращались в Айгунь, все вооружение которого состояло из двух устаревших пушек. По-видимому, такие планы были, поскольку свое «Рассуждение о предприятии войны с китайцами» Г.Ф. Миллер сочинил в 1763 г. явно по заказу правительства (22).
Главным предметом русского экспорта в Китай была пушнина. На ее долю в 1768—1785 гг. приходилось 78,8 % стоимости всех товаров. Таможенные сборы от торговли с Китаем составляли во второй половине XVIII в. от 20 до 38 % всех таможенных доходов России (41, с. 141). В 1824 г. торговля в Кяхте достигла своего пика, после чего последовали ее застой и снижение. Причинами этого была морская торговля Китая с Англией через порт Гуанчжоу, позволявшая доставлять китайские товары в Европу по более низким ценам, чем через Кяхту. В 40-х гг. XIX в. провоз чая морем от Гуанчжоу [9] до Лондона обходился в 30—40 коп. серебром с пуда, а из Кяхты в Москву - 6 руб. серебром и более (42). Русско-китайская торговля в Кяхте пришла в окончательный упадок после поражения Китая в первой «опиумной войне» с Англией. По Нанкинскому договору 1842 г. цинское правительство было вынуждено открыть для английской торговли еще четыре порта, передать во владение Англии остров Гонконг, уплатить 21 млн долларов контрибуции и лишалось таможенной самостоятельности.
В сложившихся условиях Россия была вынуждена резко активизировать свою дальневосточную политику. В 1843 г. в Петербурге по высочайшему повелению был создан Особый комитет, куда в апреле 1843 г. были поданы проекты Е.В. Путятина и И.Ф. Крузенштерна. Их авторы предложили исследовать устье Амура на предмет входа в него судов и устройства там порта. Однако, несмотря на то что проект Путятина был утвержден, средств на него не нашлось, да и демонстрировать усиление русской активности в районе Амура правительство не решилось (6, с. 148). Ввиду этого исследование лимана Амура было поручено Российско-Американской компании, и 5 мая 1846 г. из Ново-Архангельска вышел небольшой бриг «Константин» под командованием поручика А.М. Гаврилова. Во второй половине июля экспедиция достигла Татарского пролива и на шлюпках, производя измерения глубин, дошла вверх по Амуру до мыса Чныррах, где позже в 60-х гг. XIX в. будет построена защищавшая устье реки Чныррахская крепость. Отыскать фарватер для прохода судов из лимана в Амур А.М. Гаврилову не удалось. Тем менее он считал, что сделать это нетрудно, если использовать тот же способ, который «употребляется при промере шхер Финского залива» (20, с. 4). Однако с легкой руки Г.И. Невельского в большинстве отечественных работ, посвященных присоединению Приамурья (2, с. 172; 6, с. 149, 150), продолжает цитироваться якобы сделанная Николаем I на отчете об экспедиции пометка: «Весьма сожалею, вопрос о реке Амур, как о реке бесполезной оставить; лиц посылавших к Амуру наградить» (24, с. 71). Между тем А.С. Мамаем совершенно достоверно установлено, что такой резолюции Николая I не существовало (20, с. 4, 5). В 1844—1845 гг. на левобережье Амура побывала экспедиция известного ученого А.Ф. Миддендорфа, которая установила, что гиляки, живущие на южном побережье Охотского моря, вообще никому не подвластны. Что касается тунгусов, то они встречались с маньчжурами не чаще одного раза в год, когда те приплывали в низовье Амура и в небольшом острожке принимали меха, приносимые им добровольно, за которые щедро одаривали туземцев табаком, крупой, мукой, тканями и котлами. Однако с 30-х гг. XIX в., согласно исследованию японского ученого Сиро Сасаки, количество тунгусов, приезжавших платить «дань», резко уменьшилось, что означало падение авторитета цинской династии среди людей северных территорий, позиции которой там в 1840-х гг. были постепенно утрачены (37, с. 125, 126).
Все это побудило царское правительство к началу более интенсивного обследования Приамурья. В 1849 г. Российско-Американская компания отправила по просьбе канцлера К.В. Нессельроде торговую экспедицию к гилякам, чтобы склонить тех к подданству России. Экспедиция прошла успешно, и ее руководитель Д.И. Орлов сообщил, что гиляки довольны торговлей и готовы признать над собою владычество России (РГАВМФ, ф. 410, оп. 2, д. 4215, л. 6—16; 5, с. 64, 65). В 1849 г. генерал-губернатор Восточной Сибири отправил в Петербург ряд записок, в которых излагал свой план вооруженного захвата всего левого берега Амура, включая устье, и северной части Сахалина (РГАВМФ, ф. 19, д. 31, л. 7). В этих планах его полностью поддерживал капитан-лейтенант Г.И. Невельской, открывший в июле 1849 г. вход из Амурского лимана в фарватер реки и убедившийся в ее судоходности (РГАВМФ, ф.19, д. 16, л. 1—12).
В начале 1850 г. Н.Н. Муравьев предложил конкретные меры по присоединению к России Приамурья: 1) снарядить в Охотское море два фрегата; 2) создать в Забайкалье из приписанных к Нерчинским горным заводам крестьян казачье войско; 3) вооружить его; 4) построить в Забайкалье суда для сплава войск; 5) осуществить сплав по Амуру и занять его устье (РГАВМФ, ф. 19, д. 31, л. 8; 5, с. 56; 20, с. 8). Повод для занятия Амура был найден Муравьевым в марте 1850 г., когда скончался китайский император, после чего, как полагал генерал-губернатор, англичане поспешат «овладеть не только торговлею, но и политикою Китая» (РГАВМФ, ф. 19, д. 31, л. 7; 5, с. 49). Тем не менее, согласно [10] неопубликованным материалам из РГАВМФ (СПб.), 24 мая 1850 г. в Особом комитете было принято решение «продолжать действовать негласно через Российско-Американскую компанию, оказывая ей нужное пособие» (РГАВМФ, ф. 19, д. 31, л. 10).
С началом Крымской войны Н.Н. Муравьев направил 29 ноября 1853 г. великому князю Константину Николаевичу конфиденциальную записку, в которой высказал свой взгляд на сложившуюся международную обстановку. «Сколь ни тревожно, — писал он, — казалось бы для нас иметь войну с Турциею, Англиею и Франциею, но Россия так сильна своим единомыслием и безусловною преданностью своему государю, что никакая опасность ей с этой стороны угрожать не может». Совершенно иной виделась ему ситуация на востоке, где «Авачинская губа на Камчатке, устья Амура (Сунгари) и плавание по этой реке могут быть силою отторгнуты от России. Соседний многолюдный Китай, бессильный ныне по своему невежеству, легко может сделаться опасным для нас под влиянием и руководством Англичан и Французов и тогда Сибирь перестанет быть русскою...» (5, с. 104, 105). Эта записка послужила поводом для созыва Особого комитета, который постановил предоставить генерал-губернатору Восточной Сибири право вести переписку с нынешним правительством в Китае и с тем, какое там будет, о чем уведомить Пекинский Трибунал внешних сношений (5, с. 110, 111). 14 апреля 1854 г. Н.Н. Муравьев уведомил Трибунал внешних сношений о готовящемся сплаве российской флотилии по Амуру к берегам Восточного океана (5, с. 114). Успешное осуществление сплава в 1854 г. позволило организовать второй сплав в 1855 г. Предваряя его, в ответ на замечание Пекинского Трибунала внешних сношений о том, что плавание русских судов по Амуру «не совсем позволительно», Правительствующий Сенат сообщал, «что только плаванием Русских судов по Амуру и защитой его устья могут быть обеспечены владения Китая и России от вторжения чуждых наций в эту реку...» (5, с. 133).
В конце августа 1855 г. Н.Н. Муравьев получил от великого князя Константина Николаевича секретное повеление императора Александра II приступить к переговорам с Китаем об уступке России всего левого берега Амура (РГАВМФ, ф. 410, оп. 2, д. 1232, л. 106). Уже 19 октября 1855 г. генерал-губернатор изложил свои мысли в письме китайским чиновникам, уполномоченным вести переговоры о новом разграничении. В частности он писал, что «защита Амура, деятельно и с огромными издержками предпринята Россией, не может быть временною мерой... для необходимого беспрерывного летом и зимою сообщения войск и крепостей наших, на устье Амура находящихся... нам должно иметь свои поселения на всем левом берегу р. Амур, который вместе с тем предоставляет самую естественную и бесспорную границу» (5, с. 137). 28 октября (10 ноября) император Александр II одобрил проект создания амурской военной линии от Усть-Стрелочного караула при слиянии рек Шилки и Аргуни до Мариинского поста в низовьях Амура (23, с. 272).
Практически в это же время, в октябре 1856 г., Англия и Франция развязали вторую «опиумную войну», в результате которой в декабре 1857 г. захватили Гуанчжоу и повели наступление на Тяньцзинь. 4 декабря 1857 г. русский посланник в Китае вице-адмирал Е.В. Путятин предложил правительству активнее использовать затруднения цинов путем присоединения к западным державам и применения силы. Особое совещание в Санкт-Петербурге решительно отвергло это как не соответствующее политике России, В инструкции Е.В. Путятину министр иностранных дел А.М. Горчаков подчеркивал, «что интересы наши и западных держав так различны, что для нас права и преимущества, которые последние могут вытребовать для себя на китайских морях, не достаточно важны, чтобы рисковать своими выгодами на сухопутной границе». Учитывая нежелания китайского правительства вести переговоры с Путятиным, его назначили начальником отдельной эскадры и императорским комиссаром, предписав следить за тем, чтобы ни одно из европейских государств не выговорило себе права занятия местностей в районе Амура и Приморья и не получило права свободного плавания по Амуру (23, с. 274, 275; 40, с. 173, 174).
3 апреля 1858 г. в Санкт-Петербург пришло из Трибунала внешних сношений Китая письмо, в котором сообщалось о назначении для переговоров о разграничении в При-[11]амурье с китайской стороны - хейлунцзянского главнокомандующего И Шаня. 10 мая 1858 г. Н.Н. Муравьев встретился с ним в г. Айгуне на правом берегу Амура (в районе современного г. Хайхе напротив Благовещенска). В течение шести дней стороны предъявляли друг другу претензии о несоблюдении прежних договоров и, наконец, 16 (28) мая подписали Айгунский договор. По его условиям левобережье Амура от р. Аргуни до моря отходило России. Государственный совет Китая 2 июня 1858 г. объявил о согласии императора на ратификацию Айгунского договора, после чего обратился к Е.В. Путятину с просьбой повлиять на позиции Англии и Франции и сократить их требования к Китаю. Однако, не получив вовремя информацию о заключении Айгунского договора, Путятин 1(13) июня 1858 г. подписал в Тяньцзине новый русско-китайский договор — Тяньцзиньский трактат, который распространил на Россию режим наибольшего благоприятствования, ранее уже полученный в договорах с другими западными странами (23, с. 275, 276, 281; 40, с. 175, 176). Таким образом, Россия встала в один ряд с государствами, участвующими в военных действиях против Китая. Кроме того, по справедливому мнению А.В. Козюры, не располагая торговым флотом на Тихом океане, Россия вовсе не нуждалась в расширении прав русских купцов в торговле с Китаем (17, с. 128). Н.Н. Муравьев резко отзывался о пассивной роли Путятина на переговорах, заявив в донесении в Азиатский департамент Министерства иностранных дел, что тот должен был предъявить Англии и Франции записку Муравьева о численности русских войск, готовых действовать на границе Монголии и Маньчжурии, и не вести переговоры об Амуре при участии третьей державы (40, с. 176). Так же непродуманной была инициатива Путятина, пообещавшего цинскому правительству военную помощь в виде нарезного оружия, артиллерийских орудий и русских инструкторов. В письме к Н.Н. Муравьеву от 10 января 1859 г. А.М. Горчаков писал: «Вы поймете то затруднительное положение, в которое поставлен Русский Двор при исполнении обещания, данного графом Путятиным, правительству Богдыхана о присылке ружей и орудий в Китай» (17, с. 129).
Тем временем в июне 1859 г. временный успех китайских войск в борьбе с англо- французскими интервентами привел к взрыву шовинистических настроений в Китае и к отказу правительства от продолжения любых переговоров с европейскими державами. Ратификация Айгунского договора была объявлена ошибочной. В связи с этим миссия нового посланника в Китае генерал-майора Н.П. Игнатьева, отправленного туда в марте 1859 г., первоначально успеха не имела. Однако, когда в августе 1860 г. интервенты заняли Тяньцзинь и подступили к Пекину, цинские власти обратились к Игнатьеву с просьбой о посредничестве в переговорах с англо-французскими представителями. Игнатьев согласился при условии подтверждения ратификации Айгунского договора, а также решения вопроса о разграничении участка от устья р. Уссури до моря.
Н.П. Игнатьеву удалось отговорить посланников Англии и Франции от штурма Пекина и умерить некоторые их требования. В итоге Китаю пришлось ратифицировать Тяньцзиньские договоры и выплатить 300 тыс. лан серебра контрибуции. Другие предложения английского посланника лорда Эльгина не нашли поддержки у французского посла барона Гро, на которого удалось воздействовать Игнатьеву.
После установления мира стороны вернулись к переговорам по вопросам русско-китайских отношений. Н.П, Игнатьев уже имел присланные Н.Н. Муравьевым карты предполагаемого разграничения. Окончательные карты разграничения было решено составить после уточнения пограничной линии специальными представителями. 27 октября 1860 г. последовал императорский указ о заключении трактата, а 2 ноября Н.П. Игнатьев и великий князь Гун (И Синь) подписали и скрепили печатями дополнительный договор, известный под названием Пекинского. 20 декабря 1860 г. он был ратифицирован в Пекине, а 24 декабря - в России (23, с. 285, 286).
В первой статье Пекинского договора окончательно устанавливалась восточная граница между Россией и Китаем. Территория Уссурийского края, находившаяся по Айгунскому договору в совместном владении, переходила к России, которая получила таким образом выход к незамерзающему Японскому морю. На его побережье сразу же основывается ряд военных постов, один из которых - Владивосток - получил по императорскому указу от 16 февраля 1871 г. статус «Главного порта Восточного океана».

[12] Источники и литература

1. Акты исторические. — СПб., 1842. — Т. 4.
2. Алексеев А.И. Освоение русскими людьми Дальнего Востока и Русской Америки. — М., 1982.
3. Артемьев А.Р. Города и остроги Забайкалья и Приамурья во второй половине XVII — XVIII вв. - Владивосток, 1999.
4. Артемьев А.Р. Русско-китайская граница накануне и после подписания Нерчинского договора 1689 г. // Китай и АТР на пороге XXI в.: Тезисы докладов IX Международной конференции «Китай, китайская цивилизация и мир. История, современность, перспективы». - М., 1998. — Ч. 1.
5. Барсуков И. Граф Николай Николаевич Муравьев-Амурский по его письмам, официальным документам, рассказам современников и печатным источникам (материалы для биографии). — М., 1891, — Кн. 1—2.
6. Беспрозванных Е.Л. Приамурье в системе русско-китайских отношений. XVII —середина XIX в. — М., 1983.
7. Болховитинов Н.Н. Русско-американские отношения и продажа Аляски, 1834—1867. — М., 1990.
8. Владиславич С.Л. Секретная информация о силе и состоянии Китайского государства // Русский вестник. — 1842. — № 2 (февраль).
9. Гольденберг Л.А Каторжанин - сибирский губернатор. Жизнь и труды Ф.И. Соймонова - Магадан, 1979.
10. Дополнения к актам историческим. — СПб., 1848. — Т. 3.
11. Дополнения к актам историческим. — СПб., 1851. — Т. 4.
12. Дополнения к актам историческим. — СПб., 1857. — Т. 6.
13. Дополнения к актам историческим. — СПб., 1862. — Т. 8.
14. Дополнения к актам историческим. — СПб., 1872. — Т. 12.
15. Долгих Б.О. Родовой и племенной состав народов Сибири // Труды института этнографии. Новая серия. - М., 1960. - Т. 55.
16. Исторические акты о походе Хабарова // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений. - 1840. - Т. 27, № 105. - С. 51—94.
17. Козюра А.В. К вопросу о русской военной помощи Китаю (конец 50-х - начало 60-х годов XIX в.) // Диалог культур народов России, Сибири и стран Востока: Доклады конференции. - Иркутск, 1998. - Кн. 1.
18. Колониальная политика московского государства в Якутии. XVII в.: Сборник архивных документов. - Л., 1936.
19. Леонтьева Г.А. Землепроходец Ерофей Павлович Хабаров. - М., 1991.
20. Мамай А.С. Споры в русском правительстве по амурскому вопросу (1848—1854) // Вестник Московского университета. — Сер. 8. История. — 1996. — № 3.
21. Миддендорф А. Путешествие на север и восток Сибири. Ч. 1. Север и Восток Сибири в естественноисторическом отношении. - СПб., 1860.
22. Миллер Г.Ф. Рассуждение о предприятии войны с китайцами // Бантыш-Каменский Н. Дипломатическое собрание дел между Российским и Китайским государствами с 1619 по 1922-й год. - Казань, 1882.
23. Мясников В.С. Договорными статьями утвердили. Дипломатическая история русско-китайской границы XVII—XX вв. - М., 1996.
24. Невельской Г.И. Подвиги русских морских офицеров на крайнем Востоке России, 1849—1855. - Хабаровск, 1989.
25. Открытия русских землепроходцев и полярных мореходов XVII века на Северо-Востоке Азии: Сборник документов / Центральный гос. архив древних актов СССР; Сост. Н.С. Орлова. - М., 1951.
26. Полевой Б.П. Известная челобитная С.В. Полякова 1653 г. и ее значение для археологов Приамурья // Русские первопроходцы на Дальнем Востоке в XVII—XIX вв. (историко-археологические исследования). — Владивосток, 1995. - Т. 2.
27. Полевой Б.П. К истории первого выхода русских на Тихий океан: новое о «Росписи рек» И.Ю. Москвитина // Известия Всесоюзного общества. - 1988. — № 3.
28. Полевой Б.П. Новое об Амурском походе В.Д. Пояркова (1643—1646 гг.) // Вопросы истории Сибири досоветского периода. - Новосибирск, 1973.
29. Полевой Б.П. Открытие и начало присоединения Дальнего Востока к Российскому государству // История Дальнего Востока в эпоху феодализма и капитализма (XVII в. — февраль 1917 г.). — М., 1991.
30. Полевой Б.П. Первый русский поход на Тихий океан в 1639-1641 гг. в свете этнографических данных // Советская этнография. - 1991. — № 3.
31. Полевой Б.П., Таксами Ч.М. Первые русские сведения о нивхах-гиляках // Страны и народы востока. - М., 1975. - Вып. 17.
32. Русская тихоокеанская эпопея. - Хабаровск, 1979.
33. Русские мореходы в Ледовитом и Тихом океанах / Главное управление Северного морского пути при Совете Министров СССР. Арктический ПИИ; Сост. М.И. Белов. - М.; Л., 1952.
34. Русско-китайские отношения в XVII веке: Материалы и документы. — Т. 1:1608—1683 /Сост. Н.Ф. Демидова, В.С. Мясников. - М., 1969.
35. Русско-китайские отношения в XVII веке: Материалы и документы. — Т. 2:1686—1691 / Сост. Н.Ф. Демидова, В.С. Мясников. - М., 1972.
36. Русско-китайские отношения в XVIII веке: Материалы и документы. — Т. 2: 1725—1727 / Сост. Н.Ф. Демидова, В.С. Мясников, А.И. Тарасова. - М., 1990.
37. Сасаки Сиро. Сантан коэки - торговля народов нижнего Амура и Сахалина в XVIII и XIX веках // Б.О. Пилсудский - исследователь народов Сахалина: Материалы международной конференции. - Южно-Сахалинск, 1992.
38. Сем Ю.А. Походы Онуфрия Степанова по Амуру и Уссури // Сообщения Дальневосточного филиала СО АН СССР. - Владивосток, 1962. - Вып. 15.
39. Сенатский архив. - СПб., 1901. - Т. 9.
40. Синиченко В.В. Внутрибюрократическая борьба вокруг дальневосточной политики России (1856—1860) // Диалог культур народов России, Сибири и стран Востока: Доклады конференции. - Иркутск, 1998. — Кн. 1.
41. Скальковский К. Русская торговля в Тихом океане. - СПб., 1883.
42. Сладковский М.И. История торгово-экономических отношений народов России с Китаем (до 1917 г.), - М , 1974.
43. Ф.М. Достоевский в воспоминаниях современников. - М., 1990. - Т. 1.

Воспроизводится по:

Известия Архитектурно-этнографического музея «Тальцы». Иркутск. 2002. Вып. 1. С. 5—12.