В 1826 году енисейский губернатор А.П. Степанов совершил путешествие по Сибири в Кяхту, дав подробное его описание в очерке, помещенном в «Енисейском Альманахе за 1828 год». Летом 1827 года А.С. Пушкин начал работу над историческим романом «Арап Петра Великого». Навряд ли Степанов и хорошо знавший его А.С. Пушкин, собиравшийся в это же время с научной экспедицией и с посольством вместе с отцом Иакинфом (Бичуриным) в Сибирь и Китай, предполагали, что сто лет назад в том же направлении проследовали два «работника Петрова», чьи жизни интересовали поэта и которых судьба причудливо сводила вместе то в Стамбуле, то в Париже, то в столицах Русской империи, то на далекой сибирско-китайской границе. Речь идет о прадеде А.С. Пушкина Абраме Петровиче Ганнибале и Савве Лукиче Владиславиче-Рагузинском, человеке, выполнявшем многочисленные, в том числе и деликатные, поручения Петра I и его преемников, видном дипломате своего времени.
Впервые судьба свела малолетнего арапа Ибрагима-Абрама с Саввой, сербом на русской службе, а 1704 году в Стамбуле. Он находился там е качестве заложника турецкого султана, Посланник России в Турции П. А Толстой, получив задание Петра I доставить а Россию несколько способных к обучению мальчиков-арапов, обратился за помощью к Савве Владиславичу, своему тайному агенту, которым прибыл в Россию в 1702 году, спасаясь от турок, в качестве купца деревянным маслом, кумачом и бумагой хлопчатой. Покинув Османскую империю, босниец более 30 лет прослужил России, постоянно совершая челночные передвижения в разные страны. В Турции он побывал несколько раз, доставляя послания в посольство, мягкую рухлядь (пушнину) послу вместо денег для расчетов и выполняя разные дипломатические и другие поручения.
Перед возвращением осенью 1704 года из Турции Савва Лукич отправил в Россию трех арапчат, похищенных из сераля султана, один из которых и был будущий Абрам Петрович Ганнибал — «наперсник» Петра I. Переводчик Посольского приказа Н.Г. Милеску-Спафарий, молдавский ученый и писатель, бежавший в Россию, писал управляющему приказа, сподвижнику Петра I графу Ф.А. Головину 15 ноября 1701 года: «Милостивый государь мой боярин Федор Алексеевич. Перед поездом своим из Царяграда июня 21 дня господин Савва Рагузинский писал ко мне, что он по приказу вельможности вашей промыслил с великим страхом и опасением жития своего от турков двух арапчиков, а третьего послу Петру Андреевичу, и тех арапчиков послал с человеком своим сухим путем через Мултянскую и Волоскую землю для опасения. И ныне, государь, ноября в 13 день, тот человек Савин приехал с теми арапчиками к Москве в целости, и я из трех выбрал двух, которые лучше и искуснее родных братьев, и отдал их в пречестном доме вашем пречестной госпоже матушке вашей и детям вашим благороднейшим, а третьего, который поплоше, оставил Петру Андреевичу, потому что так писал ко мне господин Сава, да и человек его сказал что тот негоден. Меньший из них именем Аврам крещен от племянника господаря Мултянского, а большой еще в басурманстве… А в Азов все товары Савины пришли а целость с племянником его маленьким, а как будет сюда, что надлежит к вельможности вашей выберем и отдадим… »1
Посланец (человек) Саввы Лукича доставил арапчат в дом Ф.А. Головина, одного из самых энергичных, близких и достойных соратников Петра I, генерал-адмирала (1699) и генерал-фельдмаршала (1700), участника Великого посольства (1697 — 1698), с 1699 года — руководителя русской внешней политики. Сам хозяин в это время отсутствовал. Один из арапчат, предназначенный послу Петру Андреевичу Толстому, вскоре умер. 19 декабря 1704 года Москва торжественно встречала Петра I — победителя шведов. Поселился царь во дворце Головиных, где и были ему переданы арапчата, младший из которых со временем стал любимцем царя-работника. А вскоре в приходно-расходной тетради царя, очень экономного, дабы не сказать больше, появилась запись; «1705 года, 18 февраля Абраму арапу к делу мундира и в приклад дано 15 рублей 15 алтын». Рагузинский задержался в Стамбуле, выполняя обязанности посла, который временно отсутствовал. П.А, Толстой в письмах к Головину лестно, а иногда и восторженно отзывался о нем: «А он, Сава, работает великому государю»; он — «человек добр и до сего времени в делах великого государя работал, и видится, что и впредь желание имеет служить верно».2 В конце 1704 года Рагузинский покинул Турцию, а 30 января 1705 года возвратился в Москву с тайным письмом царю от посла, захватив по пути дожидавшегося в Азове племянника Ефима. В доме Головиных он встречался с «арапчиками», [121]доставившими ему «великого страха и опасения жития».
Рагузинский быстро завоевал авторитет у окружения Петра I. Так, П.М. Апраксин, брат адмирала Ф. Апраксина, писал царю велеречивые, многословные и витиеватые донесения, чем каждый раз вызывал его гнев. Савва деликатно намекнул адмиралу, чтобы брат меньше употреблял словесной шелухи в донесениях царю, что немедленно оказало свое действие. По его приглашению в Россию приехал доктор медицины Азаре Аззароти (Иван Ацароти), принятый Петром I в 1721 году на службу. Савва был тесно связан торговыми операциями с правительством, ввозя самые нужные стране товары. А.С. Пушкин записывал все, что относится к Савве Лукичу, потому что с ним была связана судьба его прадеда. Под годом 1712 в «Истории Петра I» он отметил: «Рагузинский учредил а Архангельске с голландским купцом Гутфелем купеческие конторы, из коих Петр доставал на монетный медь…» Он отмечает активную деятельность Рагузинского во время Прутского похода. В «Истории» под 1711 годом он пишет: «Тогда явился к Петру некто Сава Владиславьевич, родом рагузинец — он был в Константинополе агентом Толстого: Петр принял его милостиво:
Рагузинский (так он стал называться) советовал сослаться с черногорцами и прочими славянскими племенами — Петр и отправил им грамоту, приглашая их на оттоманов». Петр I, пишет далее Пушкин, повелев Шереметеву к Дунаю «идти, взяв для совета надзорного советника Рагузинского». Шереметев должен был все делать «с совету генералов и в тайных советах с Долгоруким и Рагузинским». В отрывке, посвященном прутскому походу, из «Записок бригадира Моро-де-Бразе», переведенном Пушкиным, дважды упоминается босниец: «Совет, собранный его величеством на берегу Днестра и который решил судьбу всей кампании, составили: великий канцлер граф Головкин, барон Шафиров и господин Сава (Рагузинский) — все трое тайные советники (то же, что во Франции министры); генерал Рене, князь Репнин, Адам Вейде, князь Долгорукий и Брюс (все генералы или лейтенант- генералы)… барон Алларт и барон Денеберг и лейтенант-генералы барон Остен и Беркгольц»; описывая «торжества празднуемые ежегодно его величеством а память Полтавского сражения, случившегося 27 июня», сообщает: «Его величество находился в центре стола. По правую руку сидел молдавский господарь, по левую граф Головкин, министры барон Шафиров и Сава (Сава Владиславич Рагузинский) на углах стола». За выполнение поручений Петра I Савва Лукич в 1711 году получил графский титул от Рагузской республики (Рагузой или Иллирией в начале XVII века называли территорию Албании). За выполнение многочисленных поручений Петр I подарил Савве дом в Москве и несколько деревень.
Прутский поход для России окончился неудачно. При мирных переговорах турки выставляли ряд условий, в которых наряду с территориальными претензиями было требование о выдаче им государя Молдавии Д. Кантемира и серба С. Рагузинского. Шафирову удалось добиться снятия этого требования турками, и русская дипломатическая служба сохранила себе двух видных дипломатов.
Вначале в судьбе арапа Петра Великого все складывалось хорошо. Царю приглянулся смышленый «арапчик», назвавший себя Абрамом, и он со времени прибытия в Москву и до отъезда во Францию в 1717 году безотлучно находился при Петре I, своем крестном отце и первом учителе. Вначале он был на роли, близкой к роли пажа, затем стал камердинером, а потом секретарем и библиотекарем, перенося все невзгоды близости такого беспокойного человека, как Петр I. Крестник Петров «Возрос усерден, неподкупен, Царю наперсник, а не раб», — скажет позднее о нем А.С. Пушкин. Бывал он с царем в самых сложных и опасных ситуациях, нюхал порох в знаменитых битвах с Карлом XII при Добрином и Лесном, был обстрелян в Полтавском сражении, в Прутском походе и Гангутском морском сражении, где выходил в море вместе с царем и самостоятельно выполнял его поручения, хотя моря не любил страшно. Но смерть царя прервала привычное течение жизни, толкнула было арапа в паутину дворцовых интриг, что обернулось для него холодным дыханием Сибири, пахнувшим на него, к его счастью, больше для острастки, чем для наказания. Сохранился документ — доклад генерал-фельдмаршала Б.X. Миниха императрице Анне Иоанновне от 30 апреля 1733 года, возникший в связи с прошением А.П. Ганнибала об отставке и отмечающей главные этапы его жизни; «Инженерного корпуса Абрам Петров… служит Вашему императорскому величеству с 705 года. И при… Петре Великом был при всех баталиях, при которых его величество своею особою присутствовать соизволил, а именно: под Добрином, под Лесным, под Полтавой, при Ангуте, под Прутом и во многих зело трудных походах при его величестве. А в 716-м году по указу его, государя-императора, послан во Францию, где был для обучения военных дел и ради присмотра тамошних порядков, служил в тамошней военной службе и тамо в 1718-м году при атаке Фонтараби ранен тяжело на голове в двух местах. А в 724 году, прибыв оттуда паки в Россию, пожалован лейб-гвардии в бомбардирскую роту поручиком. А в 727 году послан в Тобольск, а оттуда на китайскую границу в Селенгинск для строения тамошней крепости, где… порученные ему дела исправлял со всяким прилежанием. А в 730-м году по указу бывшего Верховного Совета в Тобольский гарнизон определен маэором, а сентября 25 дня по именному… указу во инженерный корпус капитаном, где и ныне обретается».3
В тяжелом Прутском походе нестерпимый зной, жажду, когда у закаленных [122] солдат начинала из носа и ушей идти кровь, непрестанные нападения противника — все мужественно переносил отрок Абрам на глазах Рагузинского. Они встречались постоянно, и опасность турецкого плена, нежеланная для обоих, сближала их.
В 1717 году Абрам вместе со свитой Петра I выехал во Францию, а 9 июня царь отбыл из Парижа, оставив его для обучения точным наукам, военному делу и фортификации, При расставании он наградил арапа, полностью его одел, но в дальнейшем на содержание был не очень щедр. К тому же несвоевременная доставка содержания, потеря курса при обмене ефимков на французские бумажные деньги постоянно ставили Абрама на грань нищеты, и он не раз жаловался на бедность в письмах кабинет-секретарю царя Макарову, отправляемых через послов В.Л. Долгорукова и П.И. Мусина-Пушкина. Письма полны сетований на нужду, что часто приходится сидеть голодным, нечем расплачиваться с учителями, «на плечах ни каптана, ни рубахи почитай нет, не токмо пропитаться, но и от долгов себя защитить невозможно»; «мы здесь в долгу не от мотовства, но от бумажных денег», т. е. от инфляции; «Ежели бы здесь не был Платон Иванович, то б я умер с голоду. Он меня по своей милости не оставил, что обедал и ужинал при нем по все дни»; и еще — «я не имею за душою ни единую копейку». Только Платону Ивановичу Мусину-Пушкину Абрам задолжал 250 рублей, несмотря на предостережение Петра 1, который, как сообщает в письме в 1822 году Ганнибал, «По отъезде своем изволил нам с Алексеем Юровым из уст своих сказать, что ежели будем моты или в тюрьму (долговую) попадем, то бы нам не иметь никакой милости от его величества для нашей выкупки; потом изволил сказать, ежели мы будем прилежно учиться, также, чтобы иметь доброе житье, то я вас не оставлю».4
Когда в Париже бывал Савва Лукич, то они с удовольствием встречались. Помогал ли босниец Абраму — сведений нет, но материально вряд ли — нещедрой на деньгу была купеческая душа Саввы. Так «дядька» пансионеров во Франции Конон Зотов сообщал о племяннике Саввы Лукича Ефиме, обучавшемся вместе с Абрамом, что тот впал в бедность, ибо дядя ему не помогает, и что он побывал даже в долговой тюрьме, откуда его выкупили. Но оказать содействие, дать дельный остроумный совет, бывающий дороже денег, он мог. Учился Абрам упорно и прилежно — и вернулся в Россию высокообразованным человеком, грамотным дипломированным инженером, привезя библиотеку из 400 томов книг по разным отраслям знаний, вероятно, основную причину его больших долгов.
В 1719 году дороги Абрама арапа и Саввы Лукича снова разошлись. В это время началась франко-испанская война, и Абрам, записавшийся волонтером во французскую армию для овладения военным делом и избежания нищеты, угодил на поле боя, где сражался храбро, имел ранение в голову, попал в плен и был вызволен из него французами. 16 февраля 1722 года он сообщил: «Его величество король указал зделат школу для молодых инженеров в 1720 году». В ней преподавал ряд замечательных педагогов, таких, как Бернар Белидор, один из самых замечательных математиков, гидрологов, фортификаторов своего времени, и Абрам начал в ней регулярное обучение, Савву Лукича же отправили в Рим на помощь Юрию Кологривову…
При входе в зал N2 109 Эрмитажа стоит сравнительно небольшая, но привлекающая общее внимание прекрасная древнеримская статуя Венеры, история приобретения которой, связанная с именем Рагузинского, долгое время была предметом обсуждения при дворах Европы. Петербуг Петр I строил на европейский лад, одновременно заложив свое любимое детище — Летний сад, делая все для их украшения. Всем выезжающим за границу царь велел заботиться «о сыске мраморных фигур» и картин, поскольку иметь их «зело первейшим монархам приличествует». Много внимания этому уделял и Савва Рагузинский, В «Истории Петра I» Пушкин указывает, что «Петр отправил в Италию рзгузинца Савву Владиславлевича, дав ему вместо паспорта грамоту, в коей именовал его графом иллирийским». Вскоре царю от него поступили «Роспись каковых статуй употребляют в найлучших садах царских, королевских и прочих господ вельможных» и «Роспись статуям подражаниям и будущим готовым к предбудущему году к месяцу марту», но не это было его главной заботой, вызывавшей головную боль, В 1718 году «дядькой» учащихся, отправленных в Италию, царь назначил Ю. Кологривова. В марте 1719 года Петр I получил письмо, что тому удалось тайно и недорого купить «статую мраморовую Венус», которая не уступает Венере Медицейской, а сохранилась лучше, но есть опасность, что о ней узнает «известный охотник» — первый папский министр Оттобони, следивший, чтобы антику не вывозили из Италии. Удержать тайну не удалось — Оттобони настоял, чтобы губернатор Рима Фальконьери арестовал и продавца статуи, и чинившего ее скульптора Легри за недонесение. Статую изъяли. Выручить ее Кологривову не удалось — он от огорчения слег, А за дело взялись прибывшие на подмогу Савва Лукич и П.И. Беклемишев.
«Граф Иллирийский» в продуманной им акции в качестве главного козыря решил пустить мощи католической святой Бригитты, найденные русскими солдатами во время войны со Швецией в заброшенном монастыре ее имени под Ревелем (Таллинном). Святая Бригитта (ок. 1303 — 1373), происходила из знатного шведского рода, имела волевой характер и выраженную склонность к мистике и экстазу, была фанатично предана религиозной идее, обладала незаурядными организаторскими данными и литературным талантом. Она име-[123]нем девы Марии заклинала короля Магнуса «не щадить врагов бога» — славян. Она оказала большое влияние на политическую и религиозную жизнь Швеции и много сделала для распространения и укрепления католичества. Ей долго удавалось подчинять своему влиянию короля Магнуса — правнука того Бригера, предводителя шведов, которому далекий предок Пушкина, Гаврила Олексич, сражавшийся под стягом Александра Невского, «возложил острием меча печать на челе его» во время известного сражения на Неве. Она толкнула короля на два крестовых похода против «язычников» — православных. После смерти Бригитту — «просветительницу эстов» канонизировали и ее мощи поместили в часовне монастыря ее имени в Ревеле. Осчастливленные этим эсты вскоре стали протестантами и напрочь забыли свою святую, чьи кости потихоньку тлели, пока хитроумный «граф Иллирийский» не вспомнил о них. На приеме у папы Климента XI Савва Лукич в присутствии многих кардиналов и епископов предложил обмен мощей святой на изваяние Венеры. Об этом тут же стало известно жителям «святого города». Религиозные фанатики, направляемые опытной рукой и подогреваемые противоречивыми слухами, собирались толпами на площадях города и требовали вернуть мощи своей святой, которой папа пренебрегает ради нагой языческой богини — дьяволицы соблазна. У папы в это время было много других неприятностей и он распорядился «подарить» злополучный шедевр «в угодность» императору Петру I, не забыв, во избежание дальнейших толков, заполучить мощи святой.
Обрадованный царь отправил 15 августа 1720 года Рагузинскому инструкцию по безопасной доставке Венеры в Россию. Между делом в 1719 году Савва Лукич отправил Петру I партию скульптур, в числе которых была Венера «похуже» — «мраморная статуя, изображающая Венеру, средней работы», В 1722 году он, оставшись в Италии «дядькой» учеников, отправил в Россию еще одну большую партию скульптур.
В 1722 году во Францию ученикам были посланы грамоты, в которых указывалось, что им надлежит вернуться домой. «Октября 17-го, — сообщает Бантыш-Каменский, — отозваны из Парижа обучавшиеся тамо ученики Аврам арап, Резанов и Коровин, за коих и нажитые тамо долги уплачены были»5. В конце 1722 года в свите посла Долгорукова молодой инженер тронулся из Франции. Петр I не дал Абраму возможность получить практические навыки в том объеме, в котором тому хотелось. Пушкин в «Арапе Петра Великого» описывает прибытие Абрама Петровича во дворец царя по возвращении из Франции: «Ибрагим узнал великолепного князя Меншикова, который, увидя арапа, разговаривавшего с Екатериной, гордо на него покосился; князя Якова Долгорукова, крутого советника Петра; молодого Рагузинского, ученого Брюса, прослывшего в народе русским Фаустом, бывшего своего товарища, и других пришедших к государю с докладами и за приказаниями». И далее: «На другой день Петр по своему обещанию разбудил Ибрагима и поздравил его капитан-лейтенантом бомбардирской роты Преображенского полка, в коей он сам был капитаном. Придворные окружали Ибрагима, всякий по-своему старался обласкать нового любимца. Надменный князь Менщиков дружески пожал ему руку. Шереметев осведомился о своих парижских знакомых, а Головин позвал обедать». Поэт поторопился дать чин своему прадеду. Целый год длились испытания Абрама, ставшего снова при Петре I секретарем и хранителем книг и чертежей. Только 24 января 1724 года царь на челобитной Абрама Петровича наложил резолюцию: «Дать чин», за которой 4 февраля 1724 года последовал указ Меншикову: «Абраму (арапу), который во Франции служил капитаном и привез свидетельство, того ради определить его поручиком в бомбардирскую роту к инженерам, которых из молодых в кондукторы надлежит собрать корпоральство, из наших полков и их детей, которые тому обучаются». В полку он числился по 1728 год.
Савва Лукич и Абрам арап встречались а обеих столицах, но эти встречи были кратковременными. Ранним февральским утром 19 дня 1712 года петербуржцы, находящиеся у Зимнего дворца, стали свидетелями интересного зрелища — на многочисленных каретах, возках и санях ко дворцу собиралась разнаряженная публика. Это съезжались гости на свадьбу контр-адмирала Петра Алексеева с бывшей ливонской пленницей Мартой Екатериной Скавронской. Английский посол Ч. Витворт сообщал своему двору о свадьбе Петра I: «Царь женился в качестве контр-адмирала, почему главными лицами при церемонии явились не министры и дворяне, а морские офицеры». Этим он избежал торжеств в Москве и общения с высшими церковными иерархами. Среди первых гостей в Походном журнале названы: «Российский Министр Великой Канцлер Граф Головин», «первый Сенатор и Министр Князь Яков Федорович Долгорукой», «Князь Григорий Волконской», «Сенатор Граф Мусин-Пушкин», «Князь Борис Прозоровской», «Генерал- лейтенант Брюс», «Губернатор Сибирской Гагарин», «Придворный советник Сава Рагузинской» и другие. В день свадьбы Петр I не менял своего распорядка — вызвав секретарей и отправив почту, он занялся свадьбой. Во время пира против Петра I сидел И. А. Мусин-Пушкин, а слева от него С. Л. Рагузинский. В числе 160 человек, приглашенных на свадьбу, был и Абрам Петрович, Секретарь Петра и его придворный советник имели возможность встречаться и в другой обстановке.
«После смерти Петра Великого, — пишет Пушкин о Ганнибале, — судьба его [124]переменилась. Меншиков, опасаясь его влияния на императора Петра II, нашел способ удалить его от двора. Ганнибал был переименован в майора Тобольского гарнизона и послан в Сибирь с поручением измерить Китайскую стену». Действительно, всемогущий временщик, не любивший Абрама и боявшийся, что ученый арап, «питомец гнезда Петрова», преподававший Петру II математику, геометрию и фортификацию, повлияет на подростка-воспитанника и разрушит планы Меншикова женить его на своей дочери, отставил его ото всяких дел после смерти Екатерины I, последовавшей 6 мая 1727 года. Уже 8 мая от имени Государственной коллегии со ссылкой на царский указ Меншиков приказал лейб-гвардии Преображенского полка бомбардир-поручика Абрама Петрова отправить немедленно в Казань и «велеть ему тамошнюю крепость осмотреть и каким образом починить или вновь запотребно рассудить сделать цитадель, тому учинить проект».
Не имея ни родового, ни благоприобретенного имения, лишившись службы, Абрам почти нищенствовал, продавая для поддержания существования книги. «Не погуби меня до конца, — взывает он к Меншикову, — последняя креатура на земле, которого червь и трава может сего света лишить: нищ, сир, беззаступен, иностранец, наг, бос». Письмо еще было в пути, когда он получил от Меншикова указание ехать в Тобольск и, по инструкции губернатора, князя Долгорукова, построить крепость против сочиненного чертежа. Ехать предлагалось незамедлительно, «понеже в строении той крепости состоит необходимая нужда». Но пока Абрам добирался до Тобольска, «необходимая нужда» в этой крепости отпала — его на два дня опередило письмо к князю Долгорукову, в котором светлейший князь велел бомбардир-поручику «сделать на китайской границе против чертежа крепость»; «того ради», когда он в Тобольск прибудет, велено его туда отправить немедленно. Князь Долгоруков сообщил об исполнении повеления в Верховный тайный совет, добавив, что понеже он человек иностранный и опасный, то чтоб он не ушел за границу, велено иметь за ним крепкий присмотр. Прибывший в Тобольск 30 июля, Абрам был уже 3-го августа в пути к китайской границе.
А.С. Пушкин иронически назвал службу Абрама в Сибири «измерением Китайской стены», а в столице прошел слух, что он занят описанием реки Амур, На самом деле были более веские причины для отправки арапа в далекий Селенгинск. Для этого надо вернуться в эти края на четыре десятилетия назад.
26 ноября 1685 года правительство России приняло решение направить «великое и полномочное посольство» для заключения с Китаем договора о мире, открытия торговли и установления государственной границы. Указом от 20 января 1686 года предписывалось «окольничему и наместнику брянскому Федору Алексеевичу Головину ехать в великих и полномочных послах в сибирские города в Селенгинской острог для договоров и успокоения ссор китайского богдыхана с присланными для того послы, а в небытие послов с начальным полковым воеводою, который для того прислан будет»6. Это был дебют Головина в международных делах, и, надо сказать, не совсем удачный. Переговоры с цинами были трудными и проходили в неблагоприятной для русских обстановке, В Москве шла борьба за трон между Милославскими и Нарышкиными. Царевна Софья требовала заключения договора любой ценой. Не способствовала переговорам отдаленность жизненных центров от места переговоров. Китайские послы знали, что у русского государя, конечно, имеется «великое войско», но «токомо с Москвы и ис Тобольска за дальним расстоянием и нужным путем и в 2 года быть им немочно в Даурской земле».
Головин же вместо того, чтобы поспешить в Нерчинск для его укрепления и ожидания там Цинского посольства, прибыв летом 1687 года в Удинский острог, пробыл в нем и в Селенгинске всю зиму, занимаясь несущественными в той обстановке делами, и только следующим летом двинулся дальше. В это время цины по Амуру подошли к Нерчинску на 120 судах, имея около 5 тысяч ратников, вооруженных пушками. По сухопутию подошла 10-тысячная армия с огромным обозом. В Нерчинске насчитывалось «всяких чинов служилых и промышленных людей и пашенных крестьян с 600 человек», да с Головиным пришло 1400 ратников, К тому же Головин узнал, что на цинских судах под Нерчинск через реку Шилку переправились изменившие России буряты и онкоты. К мосту переговоров Головин прибыл 9 августа, на 20 дней позднее китайского посольства, что было его большим просчетом — считают, что «умедление к Нерчинску» — одна из причин неудач посольства. 29 августа Нерчинский договор, положивший начало мирным отношениям России с Китаем, был подписан с большими территориальными потерями для России. В целом в Москве его приняли с удовлетворением. Вынужденное его подписание сказалось на отношении монгольских князей к России. На съезде в 1691 году они под давлением цинов вынесли решение о принятии китайского подданства,
Петр I, проводя политику налаживания отношений с далеким Китаем, отправил в 1692 году в Пекин миссию Избранта, не имевшую успеха. В 1719 году в Китай отбыл чрезвычайный посол Измайлов, но и ему ни по одному пункту договориться не удалось. Секретарем в посольстве Измайлова был назначен Лоренцо Ланге, дважды побывавший в Пекине. Он был оставлен в Пекине в чине «агента Российского для надзирания и управления купечества». Из-за «несклонности» китайцев он [125]должен был покинуть Пекин и 26 августа 1722 года прибыл в Селенгинск, где стал ждать дальнейших распоряжений. Началась подготовка к новым переговорам и к укреплению границы. Петр I в 1724 году направил в Сибирь для этого Бухгольца, повелев сибирскому губернатору выделить из гарнизонов по 1000 человек конных и пехотинцев под его команду.
В «Истории Петра I» под годом 1724 Пушкин отметил: «Китайцы притесняли русских. Они успели выгнать русских купцов, торговавших с монголами из Урги. На жалобу нашего агента Ланга ответили они другою жалобою: именно требовали возвращения 700 (?) семейств, ушедших в Россию, Ланг принужден был выехать в Москву. Старый богдыхан Камхи меж тем умер. Ушельцы (всего 84 человека) были им выданы, и дружелюбие, по-видимому, восстановлено».
Смерть Петра I, оставившего Россию похожею, по словам Меншикова, «на недостроенную храмину», задержала посольство. Екатерина I, продолжая начатое Петром I дело, уведомила пекинский двор, что для «засвидетельствования взаимной между обеими государствами приязни, для разграничения земель и для успокоения всех происшедших доселе на границе обоюдных несогласий» в Китай будет направлен полномочный министр. Приговором правительственного сената от 5 июня 1725 года чрезвычайным и полномочным министром был назначен Савва Лукич Рагузинский. В 1726 году посольство, в которое входил и Бухгольц, отправилось в Китай через бескрайние просторы Сибири.
Дальновидный С. Рагузинский начал тщательную подготовку к переговорам с учетом ошибок посольства Ф.А. Головина. Для поиска нужных документов он остановился в Тобольске. Совместно с губернатором Сибири Долгоруковым он обосновал перед императрицей и сенатом необходимость строительства крепостей на границе как для обороны, так и для развития торговли в дальнейшем. В результате в сенате приняли документ следующего содержания: «В 1726 году сентября 15-го дня по приговору высокого сената велено, по доношениям действительного статского советника графа Владиславича и сибирского губернатора князя Долгорукова, для опасности с китайской стороны пограничные города палисадами укрепить и рвами окопать, и чтоб он, Владиславич, по своему рассуждению, к пользе государственной, для осторожности учинил. Ежели в которых пограничных городах имеется артиллерии довольное число, а в других городах нет и надлежит быть нужно, чтоб из тех городов перевести артиллерию в нужнейшие места. Да в нынешнем 1728 году марта 27-го дня, по приговору высокого сената, послан к нему, графу Владиславичу, указ, дабы он в строении нового Селенгинска, такожде и других пограничных прежних городов и острогов… пока он тамо будет, приложить свое старание, чтобы не токомо для обороны, но и порядочных торгов и пошлинного сбора и пресечения неявленным товарам провозов служили, как о том в особых мнениях его упоминается». Для выполнения этих работ и был сибирским губернатором отправлен Абрам Петрович в Селенгинск.
До этого Савва Лукич о Сибири знал по ее дарам — мягкой рухляди, которую за рубежом послы использовали как валюту.
В 1704 году он доставил в Стамбул пушнины на 5 тысяч рублей. В 1706 году договорился с Меньшиковым о поставке в армию 200 тысяч аршин турецкого сукна. Третью часть суммы на его покупку покрыли за счет пушнины, выданной Сибирским приказом. В «Истории Петра I» под годом 1712 Пушкин отметил, что Петр писал из Карлсбада «в сенат, чтоб через Савву Рагузинского отправили к послам нашим в Константинополь лисьих, горностаевых и заячьих мехов на 3000 рублей». Теперь Сибирь предстала перед ним в своей суровости и многообразии. Прежние посольства в Китай шли через Даурию и Маньчжурию. Савва Лукич пошел через Монголию, Посольство в Пекине встретили с почестями, но с первых же часов пребывания в столице началось давление на него. Оно было лишено свободы передвижения.
15 ноября 1726 года начались переговоры, на которых китайская сторона предъявила претензии на огромные территории России, включая южную часть Восточной и Западной Сибири. Савва отверг эти домогательства цинов и требовал соблюдения принципа: «Каждый владеет тем, чем владеет теперь». Китайские власти распорядились не выпускать посланника, давали соленую воду и некачественную пищу и пригрозили уничтожением посольства. Граф Иллирийский в китайской неволе держался твердо, говоря, что смерть ста двадцати русских не будет важною потерею для России, но императрица российская не оставит без последствий такой поступок. Швеция хотела отторгнуть одну провинцию от России, а сама лишилась более ста городов; персиане разграбили российский караван, это стоило им пяти провинций. Когда Россия вела войны со шведами, турками, персами, то, не имея возможности защититься здесь, терпела много обид. Сейчас она ни с кем не враждует и на несправедливость богдыхана ответит решительными действиями. Эти доводы, изложенные твёрдым голосом, произвели необходимое впечатление, и одумавшиеся партнеры согласились с его предложением перенести переговоры на границу, что ставило стороны в разные условия. Место для них выбрали на реке Буре а 100 км от Селенгинска.
К оговоренному месту переговоров цины направили 5-тысячный монгольский отряд, потребовав перенесения переговоров в глубь русской территории, и передали проект договора, предусматривающего включение в состав Китая всех земель, которые якобы входили в состав империи Чингис-хана, правопреемниками которого, по их утверждениям, являлись монгольские ханы, подвластные Китаю. На эти требования Рагузинский ответил категорическим отказом. По пути в Пекин ему удалось найти в Сибири важные документы, определявшие отношение России с рядом урянхайских и монгольских владе-[126]телей, в том числе акты о принятии в русское подданство Алтан-хана в 1636 году и его сына в 1665 году, монгольских ханов в 1687 году. Он предъявил эти документы, но китайцы снова начали накалять обстановку и усиливать давление на русскую сторону. Рагузинский принял ответные меры; вызвал к себе войска, направил монгольским князьям послания с указанием, к каким последствиям приведет для них война с Китаем на их территории, в послании-протесте потребовал от Пекина отстранения от переговоров агрессивного посланника Лангоу, дяди богдыхана, и приступил к укреплению Селенгинской и возведению Новотроицкой крепости в 10 верстах от места переговоров. Савва знал, что договоры скрепляются не только подписью, но и надежностью границы. Крепость затем в честь Рагузинского стали звать Троицкосавской. Она была окружена острогом с четырьмя бастионами. Только во второй четверти XIX века Троицкосавск потерял вид крепости. В 1727 году неподалеку от крепости заложили и торговую слободу Кяхта, ставшую затем центром русско-китайской торговли. При их закладе учитывалось много фактов. Так, помещение Кяхты на маленькой речке Грязнухе специально оговаривалось в договоре Рагузинским. Это решение впоследствии было предметом неоднократных обсуждений; почему не на многоводной Селенге или Чикое поставлена слобода? Вероятно, Савва Лукич сделал этот выбор из-за того, что эта единственная речка, текущая в сторону Китая — ни отравить, ни затопить крепость и слободу ее водами нельзя. За время, прошедшее после заключения Нерчинского договора, изменилось отношение бурят и эвенков к властям, о чем Рагузинский сообщал следующее: «Служат верою России, не уступая природным россиянам, своим оружием и кочеванием границу распространяли… на границе с великим чаянием и верностью были доброоружены и доброконны, держали оную почти по всему расстоянию и многолюдстве, прикрытием границ и разъездами служили без жалования, с добрым сердцем и учтивостью».7
В конце концов русская сторона сделала некоторые территориальные уступки, что вместе с укреплением границы привело к завершению переговоров 20 августа 1727 года и подписанию Буринского договора, С русской стороны его подписал чрезвычайный посланник и полномочный министр С.Л. Рагузинский. Общий договор был подписан 21 октября 1727 года. В его первой статье провозглашалось: «Сей новый договор нарочно сделан, чтобы между обоими империями мир крепчайше был и вечный и от нынешнего дня каждое государство своим подданным имеет владеть и удерживать и, зело почитая мир, каждый имеет жестко своих собирать и крепить, что никакого противного дела не могли возбудить».
Хотя цинский Китай и отторг часть русских земель, но на какое-то время положение на границе упрочилось: были установлены границы, пункты для пограничной торговли, При этом остался нерешенным вопрос об учреждении дипломатических представительств и ряд других.
С подписанием договора спала страшная напряженность тех девятимесячных переговоров с изощренным, хитрым и коварным партнером, пустившим в ход и угрозы, и давление, и обман, — Савва Лукич смог оглядеться и заняться другими делами, В начале 1728 года в Забайкалье появился и Абрам Петрович.
В своем докладе Анне Иоанновне Миних сообщал, что в 1727 году Ганнибал «послан был в Тобольск, а оттуда на китайскую границу в Селенгинск для строения тамошней крепости». В поданном весной 1756 года рапорте в сенат на запрос о цели его пребывания в Восточной Сибири, Ганнибал ответил, что «для описания реки Амур послан не был и описания никакого не имел, а посылали по требованиям Савы Рагузинского для снятия плана вновь избранного им места к переселению Селенгинска». В Иркутской летописи сообщалось: «В декабре прибыл в Иркутск поручик бомбардирской роты Абрам Петров, командированный для постройки Селенгинской крепости», а в январе 1728 года следует запись, что прибывший по указу для строения Селенгинской крепости бомбардирской роты поручик Абрам Петров отбыл, как Байкал льдом покрылся, в Селенгинск.
Не было конца радости Абрама при встрече с Рагузинским в этом негостеприимном для него крае. Перед молодым поручиком предстал несколько уставший, пополневший, но все такой же быстрый на ногу, не теряющийся в любой обстановке, находчивый Савва Лукич. А Рагузинский, наоборот, увидел растерявшегося в необычной обстановке, обескураженного человека, лишившегося великого покровителя и выбитого из привычной колеи жизни, не знающего обыденности и не имеющего навыков самостоятельной жизни, поскольку приходилось выполнять волю Петра. Его пугала возможность вечного пребывания в Сибири. Абрам Петрович с горечью поведал Савве эпопею его отправки в Сибирь, и тому стало неподдельно жалко уроженца жаркой Африки. Рагузинский, несмотря на потребность здесь в грамотных людях, решил помочь Ганнибалу вернуться в европейскую часть России.
Ожидая обмена экземплярами договоров, Савва занимался вопросами укрепления обороноспособности крепостей. Абрам в это время взывает к друзьям в столице с просьбой помочь склонить того, кто может «послать указ к Савве Рагузинскому, дабы меня взять с собою, как назад поедет а Петербург», не зная, что они давно в опале.
Его служба в Селенгинске продолжалась до июля 1723 года. Он составлял проекты переноса Селенгинска и строительства Кяхты и Троицкосавска. 14 июня 1728 года делегации обменялись договорами в Кяхте, а в июле Савва выехал вначале в Иркутск, а затем в столицу, разрешив Ган-[127]нибалу отправиться в Тобольск и, если удастся, то и в Петербург.
Селенгинск вырос из деревянной крепости-острога, построенного в 1666 году землепроходцами и обнесенного вначале деревянной оградой. Лоренцо Ланге 14 августа 1716 года внес в свои записки: «Прибыли б последний русский город Селенгинск: он имеет небольшую крепость, где обитает наставник (амтаман)».8 Это было поселение, имевшее 90 домов, где проживало дворян — 3, детей боярских — 4, десятников казацких — 50, казаков — 254. Старую селенгинскую ограду еще в 1684 году заменили срубленными террасами (тарасами) высотой 5 метров с верхним и нижним боем, шириной 2 — 3 метра. Срубы крепостей по китайской границе для неуязвимости от артиллерии засыпали землей. Место для перенесения крепости, по мнению Абрама, было не совсем удачным. Сибирский историк Р.Ф. Тугутов, нашедший остатки крепости, построенной Ганнибалом, отметил, что сооружена она была по всем правилам фортификационного искусства.
На императорское имя в Верховный тайный совет поступил следующий документ от Абрама Петрова, приведенный ниже без многочисленных обращений к «Вашему Императорскому величеству». «Служу я в Преображенском полку в бомбардирской роте, с 1727 года был послан по партикулярному письму бывшего генералиссимуса Александра Меншикова в Казань, для снятия плана, и того же года получил я от оного же Меншикова партикулярное письмо, повелел мне ехать на китайскую границу в Селенгинск, для строения крепости на приисканном месте графом Саввою Владиславичем, а когда указом Вашего Императорского величества запрещено было, дабы не исполнять ни сего по письмам Меншикова, того ради я подал доношение посланнику чрезвычайному и министру полномочному Савве Владиславичу, в котором я объявил, что бывший генералиссимус меня послал для своего партикулярного интереса и по злобе, и по наущению его креатур, а не для дела, понеже не дав мне инструкций и указа, где мне получать жалование, такоже де и инструментов, и бумаги, и краски, которые тому делу принадлежат. И объявил я графу Владиславичу, что я оному делу и строению городов не искусен и а практике не бывал, понеже оное великое дело требует весьма человека искусного и практичного, по которому моему челобитию отпущен был я до Тобольска, и в 1723 году августа 17 дня был получен указ в Тобольскую губернскую канцелярию из Верховного тайного совета к губернатору сибирскому князю Михайлу Володимировичу Долгорукову, дабы меня вторично возвратить на границу к строению Селенгинской крепости и которому уже приисканному месту от него, графа Владиславича, сочинен план и послан в Верховный тайный совет, понеже на оном месте строению никакому быть невозможно. А по указу послан нарочный для оного дела из Государственной Военной коллегии инженерного корпуса прапорщик с кондукторами, и ему же даны указы и инструкции, также инструменты и бумага, и краски и прочее, что к тому принадлежит, а я живу без всякого дела, чему уже идет третий год и без всякого определения и умираю голодной смертию без жалования. Окладу мне на месяц идет по двадцати по пяти рублей да рация дается на одиннадцать лошадей, и оного жалования мне и на денщиков не дано, с прошлого 727 года майской и сентябрьской трети, а рации я не получаю с 726 года. А ежели оное строение повелено будет мне делать, чтоб повелено было кондукторам быть с оным, а ежели же оное строение указом отрешено будет, дабы повелено мне было ехать в полк, или до Тобольска, впредь до указа, И прошу для той моей дальней посылки получить жалования прошлого 1727-го на майской и сентябрьской трети, також и на прошлый 728-й и на сей 729 годы и впредь по моему трактаменту, да и рации с 726 года выдать и, пока я здесь буду, денежного жалования по моему окладу и рации в Тобольске или Иркуцке мне дать, чтоб мне не умереть голодною смертию и чтоб повелено мне было ехать в полк или до Тобольска, впредь до указа, понеже для оного дела прислан из Государственной Военной Коллегии нарочный офицер с кондукторами».
Забрезжившая было свобода померкла снова, когда в августе 1728 года Ганнибалу было велено вернуться из Тобольска в Забайкалье. Вскоре произошло событие, которое могло резко изменить его судьбу. Замешанный в дворцовых интригах, он после опалы его друзей в столице и обнаруженья у них его писем чуть было не последовал за Меншиковым. 23 декабря 1729 года в адрес М.В. Долгорукова был отправлен протокол Верховного совета следующего содержания: «1729 года декабря 22-го дня его императорское величество указал послать в Сибирскую губернию, к… князю Михаилу Володимировичу Долгорукову Указ, чтоб он велел, выбрав а Тобольске кого из офицеров, доброго и скусного человека, отправил тайным образом на китайскую границу, где ныне обретается (посланный туда для строения крепостей) поручик Абрам Петров, и приказал тому посланному офицеру, вначале упомянутого поручика Абрама Петрова, Пришед к нему в квартиру внезапно, отобрать все обретающиеся при нем письма, которые хотя бы в каких малых и черных лоскутках были, и собрав оныя в одно место, запечатать и к себе взять. А ежели у него, Абрама Петрова, есть какие книги, чертежи и инструменты инженерные, то, осмотря, нет ли между ними каких писем, оставить оныя при нем и потом его, Абрама Петрова, велел отправить оттуда, где его тот посланный офицер найдет, с пристойным конвоем в Томск. Но в пути везти его с крепкой осторожностью, чтоб каким способом куда не ушел, и а Томске велеть онаго содержать впредь до указа его императорского величества, за караулом, с крепким же смотрением, дабы не мог оттуда уйти. А жалования ему, Абраму Петрову, да-[128]вать в Томске из доходов Сибирской губернии по десяти рублей в месяц. Вышеупомянутые же письма, которые возьмутся у него… посланному туда офицеру привезти в Тобольск и оттуда отныне, не осматривая, прислать, запечатав, в Москву, в Верховный тайный совет».
Быстро менялись власти в тот период. Пока письмо дойдет до далекой Сибири, власть уже переменилась и спешит вдогонку другое. Вот протокол Верховного совета, подписанный двумя князьями Голицыными и двумя Долгоруковыми, отменяет протокол предыдущий, подписанный Головкиным, Голицыным и Долгоруковым: «1730 года февраля 25-го дня ея императорское величество указала: бомбардир-поручику Абраму Петрову быть в Тобольском гарнизоне майором, и для того буде он по посланному 23-го дня прошлого 1729 года указу послан в Томск за караулом, оттуда его возвратить, из-под караула освободить и о том в ту губернию и для ведома в Военную коллегию послать указы, и буде которые письма у него отобраны, те ему возвратить». Вскоре подписавшие протокол Долгоруковы отправятся в ссылку вслед за Меншиковым, а генерал-фельдмаршал Миних, заведовавший военно-инженерной частью в государстве, испытывая острую потребность в инженерах и хорошо относившийся к Ганнибалу, ходатайствовал о его возвращении из Сибири, в результате чего в сентябре
1730 года его перевели в Пернов (Пярну) «к инженерным и фортификационным делам по его рангу». Здесь очень пригодился сибирский опыт. Из-за семейных неурядиц Абрам Петрович решил уйти в отставку, но его вызвали в Петербург для обсуждения плана укрепления Селенгинской крепости.
Для обеспечения безопасности сибирско-китайской границы после заключения Кяхтинского договора стели предприниматься усиленные колонизационные меры, и, наряду со строительством крепостей и Кяхтинской слободы, по границе с 1733 года стали размещать часть направляемых в Охотский край ссыльных, в слободе разрешено было поселиться ста российским семьям торговцев и ремесленников. На Бухгольца, члена посольства Рагузинского, было возложено управление пограничными с Китаем уездами с правом проведения перемен и реформ, смотря по обстоятельствам. Он строил слободу в Цурухайтуе для торговли в Кяхте. В 1731 году был назначен комендантом Селенгинской крепости.
Только после третьей попытки уйти в отставку, Ганнибал 21 мая 1733 года «по челобитной его, за имеющимися болезнями» был уволен со службы с годовой пенсией в 100 рублей. Во время регентства Анны Леопольдовны всевластный Миних снова призывает Ганнибала к службе. 23 января 1741 года «за долговременные и беспорочные его службы» Абрама Петровича произвели в подполковники с определением места службы в Ревеле. Шла она у честного и горячего подполковника
трудно — немецкая партия постоянно пыталась его выжить.
Пришедшая к власти Елизавета Петровна, собирая «птенцов гнезда Петрова» вокруг себя, дала спутнику своей молодости место, достойное его знаниям и опыту, приобретенным к этому времени. Указом от 12 января 1742 года было пожаловано «от артиллерии подполковника Аврама Петрове сына Ганнибала в наши генерал-майоры армейские и быть ему а Ревеле обер-комендантом», Так же ему было пожаловано «за его долговременные и верные службы во Псковском уезде пригорода Воронича Михайловскую губу… »9.
Саввы Лукича в это время уже не было в живых. Он умер в 1738 году. Память о Рагузинском Абрам Петрович хранил всю жизнь. В 1747 году, через девять лет после его смерти, Ганнибал в его честь дает своему четвертому сыну его имя — Савва, вызвав очередное недовольствие своей жены-немки, возмущавшейся: «Шорный шорт, делает мне шорни репят и дает им шертовск имя». Это имя, как и имя третьего сына Януария, не прижилось в семье. Савву стали звать Исааком, а Януария, деда А. С. Пушкина, — Осипом.
25 апреля 1752 года Абрам Петрович назначается Главным инженером России и вполне заслуженно возглавляет ее высшее инженерное ведомство. Много за время его руководства сделано было по реконструкции, строительству и ремонту крепостей и линий укреплений, производимых «по его генерал-майора рассуждениям». Особое внимание он уделял сибирским укреплениям.
«Главнокомандующий по строительству Ладожского канала», «директор крепости Кронштадт», «обер-комендант Ревеля», «начальник русской артиллерии», «главный инженер России», — на всех постах Ганнибал честно и верно служил своей новой родине — России. Его карьеру прервала смерть Елизаветы Петровны. Б 1762 году он уходит в окончательную отставку.
Жил Абрам Петрович последние годы в достатке, окруженный почетом и уважением. По государственным делам к нему, бывало, обращалась еще и Екатерина II. Так, замыслив строительство канала Москва — Петербург, она просила в письме от 2 сентября 1765 года указать место нахождения чертежей канала, выполненных при Петре I, поскольку «многие чертежи в сохранении вашем находились в то время, когда блаженныя памяти Государь Петр Великий, по способности вашей, употреблял вас по многим делам; почему я думаю, что вы… сберегли в своих руках все любопытства достойные бумаги».10
Не раз в это время перебрал в уме он свою жизнь, не раз возвращался к своей сибирской эпопее, а в 80 лет даже было вздумал претендовать на престол своего отца в Эфиопии, на что старший сын Иван Абрамович, герой Наварина, заявил отцу: «Для княжеского звания нужно царское богатство».
Примечания:
1 Русский архив. 1867, с. 308.
2 Письма П. А, Толстого Ф. А. Головину. АВПР, ф. Сношения России с Францией, 1729, д. I. л. I.
3 ЦГИА СССР, ф. 1329, оп. 3, д. 64, л. 125.
4 Пушкин и его современники. Выпуск XVII — XVIII. СПб, 1913, сс. 211, 217.
5 Бантыш-Каменский Н.Н. Обзор внешних сношений России, ч. 1, М., 1901 г., с. 94.
6 Русско-китайские отношения в XVII веке, М., 1969, т. 2, с. 71.
7 История Бурят-Монгольской АССР. т. 1, Улан-Удэ, 1954, с. 137 — 138.
8 Пежемский П.Н., Кротов В.А. Иркутская летопись. Иркутск, 1911, с. 38.
9 Малеванов Н.А. Прадед поэта. Звезда N 6, 1974 г., с. с. 161, 162.
10 Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты. М. — Л., 1935, с. 863.
Воспроизводится по:
Журнал «Байкал» № 6 ,1991г., Улан-Удэ., СС. 120 —128. |
