В XVII в. в Сибирь хлынула волна военнопленных, как результат постоянных войн на западных границах государства. Процесс включения новых земель в состав России требовал большого количества людских ресурсов, поэтому власти находили должное место для каждого ссыльного. Этнический состав военнопленных был необычайно пестрым. Задача данной работы выделить из общей массы пленных тех, кто проживал на территории современной Белоруссии.
В ІХ-ХІ вв. предки белорусов входили в состав Киевской Руси, а затем началось расширение влияния Великого княжества Литовского, завершившееся к концу XIV в. Период ХІV-ХVІ вв. в истории принято считать временем складывания белорусской этнической общности [Солопова О.В., 2005].
Этноним «белорусы», вернее «белорусцы» применялся по отношению к жителям территорий Витебщены, северо-восточной части земель вблизи Могилева, а также будущих губерний, образованных вокруг Гродно, Полоцка, и по отношению к округи этих земель. В документах ХVІ-ХVІІ вв. выходцы из тех краев именовались «литвинами», «литвой», «польскими людьми» и, наконец, «белорусцами».
Иначе обстояло дело с военнопленными. Например, Яков Тухачевский, начавший свою жизнь смоленским мелкопоместным дворянином, во время смуты потерял семью и социальное положение, а затем сражался с польскими интервентами и бунтовал против царских воевод; позже, попав «в опалу», оказался в Сибири, где оставил значительный след на военнополитическом поприще. «Смоленское происхождение» Тухачевского дает повод полагать, что он воспринял культуру тех слоев населения, из которых выкристаллизовывался белорусский этнос.
В книге, посвященной служилым иноземцам в Сибири, И. Р. Соколовский пишет, что за период 1593 по 1645 гг. только в Западную Сибирь было сослано на службу более 600 иностранных подданных, и эту цифру, вероятнее всего, можно приумножить [Соколовский, 2004. С. 87]. Противодействие сторон на западных границах России продолжалось до середины 1680-х гг., и в течение этого периода пленные продолжали поступать в Сибирь.
[459] Среди военнопленных были поляки, литвины, черкассы (украинцы), белорусы и представители иных европейских народов, попавших по ряду причин в горнило войны. Выделить из общей массы сосланных в Сибирь непосредственно белорусов сложно, чаще всего они обозначались в документах как литвины, однако термином «литвин» или «литва» могли обозначаться и поляки, и непосредственно литовцы, а порой и малороссы. Для адекватного определения этнической принадлежности необходимо знать места рождения этих людей. Источники ХVІІ в. крайне скупо предоставляют такую возможность, но и в этих редких случаях, в силу не устоявшихся государственных границ и перманентных военных конфликтов, выделить этнических белорусов затруднительно. Термин «литва» одинаково мог применяться к выходцу из-под Кракова и к уроженцу Полоцка.
В настоящей работе будет сделана попытка обособления белорусов из общего ряда сибирских служилых людей, привязываясь к местам их выхода. К таковым в качестве примера можно отнести упомянутого выше Якова Тухачевского и основателя клана Козловских. Иван Козловский, шляхтич родом из Полоцкого воеводства, после пленения был перевезен в Москву и послан на службу в Казань. От предложенного «размена» пленными Козловский отказался и попросился на службу в Томск, где и был поверстан в чин сына боярского. В начале ХVІІІ в. его сын, Василий Иванов Козловский, также получил высший служилый чин. Он имел двор в Верхотомском остроге, завел обширное хозяйство. Впоследствии многочисленные родственники Козловских жили как в Томске, так и по всему уезду [РГАДА. СП. Кн. 371. Л. 65].
В списке служилых 1634 г., находящихся в Западной Сибири, отмечены конный казак Алексей Федоров (могилевец), пешие казаки Игнат Иванов (могилевец) и Никита Мартынов сын Лишченок (могилевец). Любопытно, что в этом же списке пеший Иван Васильев определен как белорусец [Соколовский, 2004. С. 157] Термин «белорусец» редко встречается в сибирских воеводских документах. Обращает на себя внимание резкое отличие приведенных фамилий от типичных фамилий «литвы», оканчивающихся на -ский и присущих преимущественно шляхте.
Идентифицировать этническую принадлежность ссыльного возможно, исходя из рассказов самих пленных. При этом некоторые по каким-то причинам утаивали свое происхождение, а иные сами не могли четко «самоопределиться». Белорусы проживали на территории длительных перманентных конфликтов, не имея собственной государственности, в местах переходящих « из рук в руки» под эгиду Речи Посполитой, Литвы или России. В этих условиях территориальной (культурной, языковой) общности предстояло пройти определенный путь для выделения в самостоятельную «этническую единицу» и этнонимы «литва» и «литвин» всех устраивали.
Иначе обстояло дело с выходцами из польских земель. В именных списках служилых иноземцев за различные годы ХVІІ в. часто указывалась родословная. Типичны записи такого рода: «отец поляк», «отец поляк [460] с Литвы», «дед поляк» или «родом польской земли». Это свидетельствует о том, что уроженцы Речи Посполитой четко знали свою этническую принадлежность, поскольку польский этнос уже сложился.
Создается впечатление, что властей больше интересовала градация ссыльных по социальной лестнице, нежели их «национальные признаки». При этом представители местной шляхты из региона будущих белорусских земель именовались в источниках «литвой» и попадали чаще всего в служилую элиту крупных городов.
Военнопленные статусом «попроще» определялись в ряды пеших казаков и направлялись в города и остроги отдаленных сибирских территорий. К этим ссыльным мог применяться этноним «белорусец»; либо они попадали в общие списки «ссыльных иноземцев» или «литовских людей» без индивидуальной расшифровки предшествующего положения в обществе.
В документах, опубликованных в начале ХХ в., имеется запись, относящаяся к 1650-м гг.: «.. .Литовские ж люди белорусцы Тимошка Ондреев, Осташка Иванов, Корнилка Корнильев, Янка Васильев.». Всего в списке 12 человек. Все они верстались в службу на Лену в Якутский острог. Несколькими годами позже в Тобольск из Москвы поступила новая партия «литовских полоняников», могилевцев и орашанцев, которых направили в Томск для дальнейшего распределения по острогам и селам.
Зачастую в ссылку отправлялись вместе со своими хозяевами и слуги (челядники). Среди них судя по всему оказывались нанятые по ходу событий русские люди или же холопы из мест выхода своих господ. Материалы источников не предоставляют никаких ориентиров для определения этнической принадлежности ссыльных низкого звания. В качестве иллюстрации к тексту уместна такая запись: «.Довезены с Москвы в Тобольск ссыльные ж литовские люди полоцкая шляхта изменники Богдашка Подбипята да жены его, да челяди его.., Казимирка Храповицкий, да челяди его.» и т. д. [Белокуров, 1901. С. 52, 58, 62].
Наиболее привилегированными местами ссылки являлся «центр» Западной Сибири, города Красноярск и Енисейск, - поселения, со сформированными многочисленными гарнизонами, развитой торговлей, промыслами и сопутствующим хлебопашеством. Сибирская администрация была заинтересована в пополнении гарнизонов грамотными и обученными военному делу людьми. Как правило, таковыми оказывались шляхтичи. Исключение среди них составляли «политические» и уголовные преступники, которых оставляли под надзором или отправляли в заведомо отдаленные края.
Чаще всего укоренялись в Сибири шляхтичи из Смоленска, Полоцка и прочих территорий будущей Белоруссии. Они лучше ориентировались в русской культуре, знали русский язык и русскую грамоту и, что очень важно, были ближе к православию. Принятие православия для государевых людей являлось обязательным условием; хотя, как всегда бывает, были исключения из правил. К бывшим католикам отношение оставалось насто-[461]роженным, а их поведение и восприятие церковных православных норм порой являлось неадекватным.
Показателен пример с попавшими в ссылку белорусским попом Власом и ксендзом Тишеевым. Летом 1661 г. поп Влас был определен «на вечное житье в Тобольск», а ксендз был отправлен в «в дальние сибирские города», в Якутский острог [Там же, с.73]
Царское правительство осуществляло акции по обмену военнопленных. Однако часть бывших пленников смогла получить достойные чины в служилом сообществе и адаптироваться к местным условиям. Естественно, эти люди «на размен идти» не стремились. В большей степени это касалось выходце из смоленских, могилевских, витебских и иных «белорусских» земель.
Справедливо мнение В. Носевича, что в состав белорусского этноса вошло население испытавшее воздействие «литовской» государственной идеи, униатской конфессиональной принадлежности и культурных импульсов со стороны католического и протестантского мира Западной Европы. Отсутствие централизованной идеи (задачи), которая могла бы быть воспринята в качестве объединяющей на этнической почве, объясняет запоздалость и значительно меньшую выраженность этнического самосознания белорусов в сравнении с русскими и украинцами. Определение границ белорусского этноса происходило скорее методом исключения, поскольку к его составу в ХVІІ в. приходиться относить тех, кого нельзя в полной мере отнести ни к русским, ни к украинцам, ни к полякам [Носевич, 1998. С. 11-30].
Сопоставление сведений многих разноплановых источников позволяет утверждать, что в освоении Сибири в ХVІІ в. было определенное количество выходцев с белорусских территорий, многие их них внесли значительный вклад в ход исторического процесса и были актуальны для своего времени.

Список литературы

Абецедарский Л.С. Белорусы в Москве в ХVІІ в. - Минск, 1957.
Белокуров С.А. Юрий Крижанич в России. - М., 1901.
Носевич В.Л. Белорусы: становление этноса и национальная идея // Белоруссия и Россия: Общества и государства. - М., 1998. - С. 11-30.
Соколовский И.Р Служилые «иноземцы» в Сибири ХVІІ в. - Новосибирск, 2004.
Солопова О.В. Белорусы Москвы (Очерки социальной истории ХVІІ - начала ХХІ вв.). - М., 2005.

Воспроизводится по:

Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий, 2009. Том XV.