1893г.   Буцинский П. Н.  

К истории Сибири.

Сургут и Сургутский уезд (1594 г.—1645 г.). гг.)

Исторический материал приводит нас к убеждению, что русское владычество в Сибири прежде всего "опнулось", по выражению Словцова, на правом берегу р. Оби, при впадении в нее Иртыша, в Обском городке, построенном Мансуровым еще в 1585 ¹). Остяки, жившие здесь, назвали его Рут-Ват, т. е. русский город, так как этот городок был первым в Сибири, основанным русскими завоевателями. Миллер несправедливо говорит, что Обский городок существовал только одну зиму и будто-бы оный навсегда был покинут русскими после оставления его Мансуровым весною 1586 г. ²). Нет, этот городок существовал целых девять лет и разрушен только в 1594 г. Но в нем не было постояннаго населения, а жили "годовальщики", присылаемые из Тобольска для удержания в повиновении обских остяков и сбора с них ясака. Эти годовальщики, двигаясь далее и далее вверх Оби за сбором ясака, скоро столкнулись с Пегой (пестрой) Ордою или нарымскими остяками, находившимися в то время под властью своего  князья Вони, и захватили в [58] плен сына последняго Урунка. Когда об этом узнало русское правительство, то решилось воспользоваться этим пленником для подчинения своей власти князя Вони с его народом. Но из Обскаго города вследствие отдаленности его от Пегой Орды, довольно трудно было управиться с князем Воней, имевшем до 400 человек войска; поэтому Федор Иванович велел уничтожить этот городок, а на его место построил новый, поближе к Пегой Орде. Исполнителями этой задачи, т. е. основания новаго города и покорения Пегой Орды, были назначены князь Федор Борятинский и Владимир Аничков. Царский наказ от 19 февр. 1594 г., данный этим лицам, гласил следующее: "По указу государя Федора Ивановича велено им быть на службе в Сибири вверх по Оби реки ставить город в Сургуте или в Базионской волости, в Лумепуке (Лунпук) в котором месте удобнее". Еще зимою эти лица должны были прибыть в Лозву, а оттуда, как вскроется лед, на судах плыть в Обский город чрез Пелым и Тобольск, взяв в этих городах служилых людей по росписи, каковыя посланы пелымскому и тобольскому воеводам. Туда же, т. е. в Обский городок, еще велено прислать служилых людей березовскому воеводе и остяцкому князю Игичею своих людей. А дождавшись в Обском городе упомянутых войск, которым там велено быть к Петрову дню, князю Борятинскому и Аничкову предписывалось разломать и сжечь этот город, чтобы впредь ему не быть и затем идти в назначеное место для постройки новаго города. "А пришед князю Федору и Владимиру в Сургут, в котором месте пригоже высмотря место крепкое поставить город всеми ратными людьми и тамошними остяками. Да то место написать в росписи и на чертеже начертить и всякия крепости выписать, где станет город. Да отписать к государю подлинно, как пойдут из Тобольска вниз Иртышем и вверх по Оби и сколько будет ходу судам, чтоб государю все было ведано" ³). Из этого наказа видно, что город Сургут несомненно построен летом 1594 г. и Миллер несправедливо относит его основание к 1593 г., а еще менее верно указывает дату основания Сургута Андриевич, голословно утверждая, что этот город заложен в 1592 г., равным образом и догадка Миллера, что Сургут построен воеводами Волконским и Львовым, оказывается совершенно неверною ⁴).

[59] Город был построен на правом берегу реки Оби при впадении в нее речки Сургутки ⁵), т. е. почти посреди той части Оби, которая находилась между Обским городом и Нарымом или Пегою Ордою. Как и все сибирские города, Сургут представлял небольшую крепость с двумя воротами, 4 башнями глухими и одной башней проезжей; в ней был поставлен воеводский двор, тюрьма, зелейный (пороховой) погреб и церковь, острог с двумя воротами и одной проезжей башней; тут же находились и хаты для служилых людей. Все эти постройки воздвигнуты были в одно лето 1594 г. Такой быстроте оснований сибирских городов нечего удивляться: наказ всегда предписывал воеводам строить город "наспех", возить лес легкий и в постройке д. б. принимать участие не только все служилые люди, но и ближайшие инородцы. Поэтому часто случалось, что чрез каких нибудь пять лет после основания города последний уже нуждался в большом ремонте, а лет чрез 15—20 воеводы доносили, что город совершенно ветхий и разваливается. Первоначальное население Сургута состояло из 155 служилых людей, прибывших вместе с первыми воеводами, из которых значительное большинство было семейных, а затем из ружников и оброчников; к последним принадлежали: духовенство, подьячие, толмачи, сторожа и палач. Но уже через два года число служилых людей значительно увеличилось. Подчинить русской власти Пегую Орду оказалось не так легко, как предполагало правительство: князь Воня не поддавался увещаниям сургутских воевод, не хотел добровольно платить ясак. Нужно было употребить силу, но прежних служилых людей оказалось недостаточно, чтобы смирить упомянутаго князя. Поэтому правительство в 1596 г. прислало в Сургут еще 112 человек ⁶), а в 1601 г. сургутских служилых людей — казаков, стрельцов, литвы и черкас было 280 человек. Но не все они постоянно жили в Сургуте: с построением острогов Нарымскаго и Кетскаго сургутские служилые люди посылались в эти остроги в качестве "годовальщиков" человек по 20 в каждый острог ⁷).

[60] В 1601 г. в Сургуте построен гостинный двор, а вместе с этим подвились в нем и целовальники из посадских людей для сбора таможенных пошлин ⁸). По старейшему, дошедшему до нас, именному списку города Сургута, население последняго в 1625 г. было такое, несчитая жен и детей:

2 атамана казачьих,

2 поляка,

1 казак,

25 десятников,

177 рядовых служилых людей,

2 подьячих,

1 черный поп,

1 белый поп,

3 пушкаря,

1 толмач остяцкий,

1 церковный дьячек,

1 пономарь,

1 городовой воротник,

1 острожный воротник,

1 палач,

1 новокрещенный остяк,

1 просвирница.

Всего служилых людей, ружников и оброчников было 222 человека; годоваго денежнаго жалованья они получали 1175 р. 48 к., хлебнаго жалованья 1372 ч. муки и на крупы и толокно — 381 р. ⁹).

Затем, во весь обозреваемый нами период, т. е. до 1645 г., население Сургута не только не увеличивалось, но и постепенно уменьшалось: так, в 1627 г. всех служилых людей, ружников и оброчников в именном списке значится 216 человек ¹⁰) в 1635 г.— 200 чел. ¹¹), в 1642 г.— 199 ¹²), тоже число и в 1645 г. ¹³).

Что же касается денежных доходов города Сургута, то они были ничтожны и никогда не покрывали расходов. Так, в 1625 г. всего [61] денежных доходов было около 600 руб., а разных денежных расходов было 1304 р. 48 к. ¹⁴).

Статьи денежных доходов по сметной книге 1635 г. были следующия:

Лавочных пошлин                    186 р.

Банных денег                             49 р. 6 к.

Судовых (за продажу судов.).   7 р.

С рыбных ловель, откупу           1р. 8 к.

Судных пошлин                       14 р. 6 к.

Явочных                                     3 р. 72 к.

Разных пошлин                      236 р. 72 к.

Мелких доходов                         2 р. 11 к.

Оброчных                                   1 р. 48 к. ¹⁵)

Из этой сметной книги видно, что главную статью денежнаго дохода г. Сургута составляли пошлины с торговых и промышленных людей; тоже, впрочем, мы наблюдаем и во всех сибирских городах того времени. Но в первые годы существования Сургута этих пошлин не было: для привлечения сюда торговых и промышленных людей, правительство им объявило, что они в новом городе будут пользоваться правами безпошлинной торговли. Это распоряжение, действительно, привлекло в сургутскую область массу торговых и промышленных людей. Край оживился, по инородческим волостям появились вымичи, зыряне, пустозерцы, пермичи, устюжане, двиняне, важане, коргопольцы, москвичи и иных русских городов торговый люд, кто для промыслов, кто для меновой торговли с местным населением. Правительство скоро увидело, что данная льгота — как средство привлечения в сургутскую область купцов и промышленников более не нужна и уже в 1597 году приказало сургутским воеводам, уничтожить эту льготу и собирать всякую пошлину, как и в других сибирских городах16). Торговые и промышленные люди не могли оставить этого распоряжения без протеста и в том же 1597 г. подали через сургутскаго воеводу Лобанова-Ростовскаго челобитную царю, в которой просили сохранить за ними прежнюю льготу: «мы люди бедные, писали они в своей челобитной, платим всякия подати в Перми, нанимаем до Лозвы подводы под служилых людей и под государевы запасы, привозим сургутским служилым людам масло, [62] сало говяжье, мясо и сукна"... Но ссылка челобитчиков на ту пользу, которую они приносят сургутским служилым людям, доставляя им из Руси разные необходимые товары, оказалась совсем не к делу: сами служилые люди жаловались царю, что торговые и промышленные люди, являясь в Сургут для торговли и промыслов без хлебных запасов, выкупают у них хлеб и заставляют голодать. Челобитная торговых и промышленных оставлена без последствий, "то ты сделал не гораздо, писали из Москвы сургутскому воеводе, что принял у них челобитную"... Затем по жалобе сургутских воевод, что торговые и промышленные люди выкупают у инородческаго населения сургутскаго уезда дорогих соболей и лисиц и что последние вследствие этого платят ясак в государеву казну плохою рухлядью, московское правительство во-первых запретило торговлю по инородческим юртам, а во-вторых указало, чтобы торговые люди выменивали у инородцев только низшаго качества пушной товар, который в царскую казну не годится, "а если кто из торговых людей, после этого, будет покупать и торговать лучшею и среднею рухлядью, то бить кнутом, сажать в тюрьму недель на пять и на шесть, а имущество отбирать на государя" ¹⁷). Эти меры в значительной степени ослабили прилив в сургутскую область торговых людей, так как выменивать товар низшаго качества для них не представляло особенной выгоды. Велено также объявить и инородцам, чтобы они лучшую и среднюю рухлядь приносили в город, где будут покупать этот товар на государя, а чтобы русским людям они продавали бы только худую рухлядь.

Из этого видно, что царь, как первый купец пушным товарам, хотел быть вне конкуренции с своими подданными! Однако эти меры не вполне достигали цели: а) инородцы с большею охотою вступали в торговые сношения с торговыми людьми, чем с представителями царской торговли, и б) русские люди все-таки изыскивали способы обходить таможни и вывозить на Русь самую лучшую мягкую рухлядь. По крайней мере сибирские воеводы постояно жалуются, что инородцы платят ясак плохою рухлядью и что в ясак бывает ежегодный недобор... Мы, впрочем, далеки от того, чтобы упомяну-тыя меры ставить в вину московским царям; оне вызывались не алчностью и наживой, а необходимостью. Царская казна не вынесла бы тех громадных расходов,  которые она затрачивала на содержание [63] служилых людей, ружников и оброчников в сибирских городах, если бы не имела права на монополию торговли пушным товаром.

Возьмем хотя для примера Сургут: на его содержание — на денежное и хлебное жалованье и разные неокладные расходы — нужно было в год minimum 21/2 т. рублей, между тем, как денежных доходов в этом городе собиралось в царскую казну всего рублей 600. При таком ежегодном дефиците царская казна обанкрутилась бы довольно скоро. Но ясак, собираемый с инородцев Сургутскаго уезда, не только покрывал все казенные расходы, но иногда давал излишек в несколько сот рублей.

Сургутский уезд населен был исключительно остяками, и если в царских грамотах предписывается сургутским воеводам собирать ясак и "с татар", то это зависело а) от того, что грамоты к сибирским воеводам писались по одному шаблону, а б) в одной подгородной волости жили остяки, принявшие магометанство, а таковых инородцев русские всегда называли татарами; на самом же деле тартар в этом уезде нигде не было.

Остяки под управлением своих князей жили по волостям, разбросанным на громадном пространстве всего Сургутскаго уезда. В наказах сургутским воеводам говорится, что к их ведомству принадлежат все остяцкие "городки и волости, которые пошли от Сургута вниз по Оби к устьям Иртыша и которые пошли от Сургута вверх по Оби к Пегой Орде и выше"... В конце 16 века таких волостей в Сургутском уезде было десять: Селияровская при р. Лямине, Базионовская или Темлечеева на Оби, Салымская при р. Салыме, Юганская (Югорская тожъ) большая и меньшая по р. Югану, Бардакова по р. Бардаковке, Лунпокольская на Оби, Ларьятская по нижнему течению р. Ваха, Вахская по верхнему течению р. Ваха и Васьюганская по р. Васьюгану. На основании некоторых данных, мы можем приблизительно определить и число ясачных людей в этих волостях, именно их было около 600 чел. Но скоро Сургутский уезд значительно увеличился.

Мы выше упомянули, что цель постройки Сургута главным образом состояла в том, чтобы подчинить московской власти Пегую Орду или нарымских остяков. В наказе строителям этого города предписывалось: "Вонина сына Урунка взять с собой в новый город, и к отцу его приказать, чтобы он был в новый город в Сургут и ясак с себя и с своей братии Пегой Орды собрал и привез к вам. А государь его пожаловал, велел отдать ему его сына и велел держать его под своей высокой рукой. Буде сам Воняя [64] в новый город не будет, а пришлет ясак с племянником или с лучшими людьми и им ясак взять и сына Вонина отпустить к отцу. Если же Воня ясак не пришлет и им, собрав людей, Пегую Орду воевать, чтобы Воню извоевать, ясак взять и привести под государеву руку"...

К исполнению наказа воеводы должны были приступить немедленно после основания города. Но первые воеводы не могли сломить упорство князя Вони; чтобы выручить из плена своего сына, он прислал ясак в том же 1594 г. и тем дело кончилось. В следующем году первых воевод сменили — на их место назначены воеводой Осип Ф. Плещеев и головой Иван И. Калемин ¹⁸).

Но когда эти последние послали за ясаком к князю Вони, то он ясачников в Пегую Орду не пустил и ясаку не дал ¹⁹).

Этого мало: Воня сам решился перейти в наступление, начал собирать войско, чтобы уничтожить город Сургут.

Новому русскому городу на Оби грозила серьезная опасность: Воня, как видно, был человеком энергичным и, по словам сургутскаго воеводы, мог выставить в поле до 400 человек войска. Кроме того, из Сургута писали в Москву: "сказывал князь Бардак, что царь Кучум подкочевал к Пегой Орде, ссылается с князем Воней, и что они постановили меж собой договор, чтоб весною со всеми своими людьми идти против Сургута"... Сообщая эти грозныя вести, сургутский воевода еще писал, что мирными средствами нельзя достигнуть, чтобы Воня платил ясак, а необходимо предпринять против него военный поход и поставить в его земле на время острог, пока воинские люди приведут к покорности Пегую Орду и возьмут из лучших людей заложников (аманатов) из всех волостей. Получив эти известия, московское правительство отнеслось к ним очень серьезно; это видно из того, что оно немедленно решилось снарядить обширную экспедицию против князя Пегой Орды. Велено тобольскому воеводе, выбрав 50 лучших служилых людей, до 100 человек татар послать с атаманами и боярскими детьми в Сургут, велено березовскому воеводе послать туда же 50 человек с пятью полковыми пищалями, да еще известный князь Игичей Алачеев должен был выбрать из своих людей 100 человек и сам с своей братией идти в поход против князя Вони. Все эти войска, 300 [65] человек, должны были собраться в Сургуте весною 1597 г. и поступить под начальство сургутскаго головы Ивана Калемина; к ним велено еще прибавить сургутских служилых людей 100 человек и 150 остяков из тех волостей, от которых нельзя ожидать измены. Таким образом в походе против Вони должны были принять участие всего 550 человек; такой многочисленной экспедиции московское правительство не посылало даже против самого Кучума. Наказ предписывал Калемину, посадив войска на суда, плыть вверх Оби в Пегую Орду бережно так, чтобы князь Воня не проведал о походе, а пришед туда сначала поставить острог, а потом действовать против Пегой Орды "сколько Бог помощи подаст, и смотря по тамошнему делу и по вестям", чтобы непременно привести ее под царскую руку ²⁰). Неизвестно почему, но поход против Вони в 1597 г. не состоялся. Очень может быть, что его остановил бывший в это время бунт всей югорской земли; так как над усмирением последней трудился березовский воевода с своими служилыми людьми и с людьми князя Игичея, то он не мог исполнить повеление Федора Ивановича — послать в Сургут помощь, а без ней вероятно не решались начать войну с Воней и поход против него был отложен. Несомненно только, что поход в Пегую Орду был совершен в 1598 г. и с теми же силами хотя и под начальством других лиц. На успех и последствия этого похода мы имеем только косвенныя указания. Именно, в 1598 г. у сургутских служилых людей появилась масса пленных и о них-то сохранилась до нас грамота царя к сургутскому воеводе С. М. Лобанову-Ростовскому. В ней предписывалось, чтоб воевода отобрал у служилых людей всех пленников и которые не крещены отослал на родину, а с теми которых служилые люди успели окрестить, поступить так: мужчин поверстать в службу, женок и девок выдавать замуж за служилых людей, которые захотят жениться; малых ребят крещеных поверстать в службу, когда подрастут, а малых девок, когда подрастут, выдать замуж за крещеных людей, но чтоб никто не смел пленных вывозить на Русь под страхом смертной казни ²¹). Очевидно, что эти пленные были результатом похода в Пегую Орду. Еще в 1597 году царь Федор Иванович, посылая в Сургут воеводу Лобанова-Ростовскаго и голову Ржевскаго, наказывал им [66] непременно предпринять поход с тобольскими и березовскими служилыми людьми в Пегую Орду, на князя Воню, но этот наказ мог быть исполнен только в 1598 г. С этого времени Пегая Орда подчинилась московской власти и в ея земле, построен в том же 1598 г. русский острог Нарым. О князе Вони более не упоминается в документах, стало быть ему нанесен решительный удар в том же самом году, как и его знаменитому союзнику царю Кучуму. Последний не мог исполнить своего обещания помочь Вони против Сургута и вероятно потому, что ему самому в это время не давали покоя энергичныя предприятия тарских воевод ²²).

Со временем покорения Пегой Орды, к Сургутскому уезду присоединены новыя волости: Аслымская, Сымская, Корахонская по Оби и Тымская по р. Тыму. Затем и Муалымскаго городка остяки Ер-мачко с товарищами били челом государю, что прежде они платили ясак в Березов, а теперь желают платить в более близкий город Сургут. И царь пожаловал ²³); эти остяки, жившие на Оби при устье Иртыша, в так называемом Белогорье, составили новую волость в Сургутском уезде Белогорскую. В 1602 г. воевода Борятинский хотел было присоединить еще к Сургутскому уезду Кунную самоядь, жившую по реке Пуру и с этою целью отправил служилых людей под начальством атамана Богдана Чубакина (из черкасов) к самоедским князьям — Акубе, Скамге, Салыме с жалованным царским словом и с предложением платить ясак в Сургут, но самоеды отказали, потому что уже платили ясак в Тазовский город (в Мангазею) ²⁴). Относительно числа ясачных людей во всех волостях Сургутскаго уезда мы можем сообщить данныя только с 1625 года. Волости: 1) Белогорская, в ней лучший человек Ертик Шайтанщик и ясачных людей 11. 2) Силиярская, а в ней лучший человек Никома Атырев и ясачных людей 37. 3) Темличеева, а в ней князец Бозьян и ясачных людей 60. 4) Саламская, а в ней князец Автомах Ясакин и ясачных людей 79. 5) Юганския, а в них князец Ангач Миликом и ясачных людей 128. 6) Бордакова, ясачных людей 87. 7) Лунпокольcкие, а в них князцы Рубашка и Салтык, ясачных людей 176. 8) Ларьяцкая, а в ней князец Коптей и ясачных людей 33. 9) [67] Ваховская ²⁵), ясачных людей 6. 10) Васьюганская, а в ней князец Юрлымко и ясачных людей 81. 11) Аслымская, ясачных людей 4. 12) Караханская, ясачных людей 20. 13) Сымская, ясачных людей 15. 14) Тымская, а в ней князец Мар и ясачных людей 59.

Всего ясачных людей старых и новиков — в Сургутском уезде в 1625 г. было .796 человек, а с них ясаку и поминков государских и воеводских собрано всяким зверем до 160 сороков соболей по сибирской оценке более, чем на 3 тысячи рубл. ²⁶).

В 1632 году ясачных людей было 699 чел. ²⁷).

"   1645    "        „           „           „   786    „     ²⁸).

Да в том же году отнята Ваховская волость у Димитрия Алачеева (внука Игичея), в которой ясачных людей было 95, так что всех ясачных людей (исключая женщин, детей, холопов старых и увечных) в Сургутском уезде  в 1645 г.   было 981 человек ²⁹).

Сургутским воеводам никогда не удавалось взять полный ясак с инородцев Сургутскаго уезда; ежегодно был недобор и иногда очень значительный, простиравшийся до нескольких десятков сороков соболей. А между тем ясачный оклад был не велик: сначала они платили по 11 соболей с человека, но с 1610 г. вследствие жалоб инородцев на тяжесть такого оклада, царь велел брать с них только по 9 соболей ³⁰). Не смотря на это облегчение, инородцы и после того никогда не выплачивали полнаго оклада и всегда нахо­дили какия нибудь объяснения этому: одни (1625 г.) жаловались, что были больны осенью и на промысел не ходили, другие — что собаки "промышленные" повымерли, третьи — что "лешня не удалась", мало зверя было в промышленных местах и т. п. ³¹). Но кажется самою настоящею причиною недобора ясака была леность инородцев и нежелание их выплачивать полный оклад, зная снисходительность русскаго правительства, напр.: почти все волости жаловались на недостаток зверя в 1625 г., а между тем русские промышленные люди [68] в том же году и в тех же местах добыли почти по 120 соболей на человека. Если возможна подобная добыча, то оклад в 9 соболей можно считать сравнительно малым, потому, что инородцы были более искусны в ловле зверей, чем русские промышленники. При том ясак не обязательно было уплачивать соболями, а всякими пушными зверями, лишь бы ценность его равнялась девяти соболям; брали в ясак — бобров, горностаев, лисиц, разсомах, белок и пр. Воеводы дают более правдивое объяснение, почему инородцы никогда не выплачивают полнаго ясачнаго оклада. " Посылали мы, государь, пишут они, служилых людей по остяцким волостям высылать остяков на зверовые промыслы для твоего государева ясака и поминков, но ходили немногие люди,... да и те, которые ходили, полнаго оклада не заплатили, потому, что лучших зверей тайно продала торговым и всяким людям..., а наказанье им чинить не смеем, потому что, государь, в указ написано: к ясачным людям держать ласку и привет и береженье и твой государев ясак собирать ласково, а не жесточью и не правежом..." ³²). Впрочем не все воеводы относились к инородцам так снисходительно; недобор ясака с последних был укором для службы воевод и часто вызывал замечания со стороны правительства. Поэтому некоторые воеводы, чтобы показать свою службу, мало обращали внимания на государев наказ "собирать ясак ласкою", а сажали инородцев в тюрьму и держали их по нескольку недель на правеже в случае неуплаты ясака. К таким ретивым сборщикам принадлежал Я. П. Борятинский, бывший воеводой в Сургуте в 1601 и в 1602 гг. Он не церемонился с остяками, а кнутом и тюрьмою заставлял их выплачивать ясак. Инородцы верхних волостей не вытерпели этих мер (в том числе и Пегая Орда): в 1602 г. подняли бунт и изменили государю ³³). Когда преемнику Борятинскаго сургутск. воев. Ф. Головину в 1603 г. велено было произвести следствие о причинах бунта, то князья и лучшие люди всех волостей единодушно показали Головину, что верхния волости изменили потому, что Яков Борятинский собирал с них ясак „не ласкою", а „жесточью". Получив об этом деле отписку [69] Головина, царь приказал ему: собрать в Сургут князьков и лучших людей всех волостей и объявить, что то делал Борятинский "воровством" и что впредь будут брать с них ясака столько, сколько можно им уплатить. Вообще московское правительство в видах финансовых, строго требуя от сибирских воевод полнаго сбора ясака, и делая им выговоры за недобор, в тоже время из политических видов относилось снисходительно к самим плательщикам инородцам и даже делало им поблажки. Не редкость, что инородцы, не добыв на промыслах мягкой рухляди, или просто распродав добычу торговым людям, чтобы уплатить ясак, занимали соболей у служилых людей и в заклад отдавали жен и детей, но сейчас же били челом государю о своей бедности. И государь приказывал воеводам "полегчить в ясаке", а на выкуп жен и детей выдать деньги из казны. А как в то время дешевы были люди, можно судить потому, что например одному князю Кирше, чтобы занять 12 соболей, нужно было отдать в заклад жену и двух сыновей ³⁴). Более основательны жалобы сургутских инородцев на ямскую службу: они обязаны были давать подводы служилым людям, и под хлебные запасы от устьев Иртыша и до Нарыма. В 1625 г. сургутские остяки подали челобитную, наполненную самыми горькими жалобами на ямскую гоньбу: "Даем мы, жаловались они, подводы под воевод и всяких служилых людей, а подводы, государь, берут с нас пред прежними годами, многие: летом на судах ходим, а зимою с женами тянем на себе нарты, и от подвод терпим нужду великую; недели по две и по три держат нас на судах и многия нарты возят не переменяясь, потому что мы живем в разных местах, а притеснения нам делают великия всякия проезжия люди: снимают с нас платьишко, Бьют нас и не дают корму...". Тягость ямской службы, по словам челобитчиков, увеличивается еще от того, что эту повинность иногда приходится исполнять в то время, когда удобнее всего можно запастись на зиму рыбою. …. "А лето, государь, пишут они, живет у нас не много времени и кроме рыбных запасов у нас, сирот твоих, иных никаких нет: место у нас бедное, хлеба не пашем и скота нет никакого". И если не запастись рыбою, жалуются инородцы, то хоть помирай голодною смертью с женами и детьми. Затем в челобитной приводятся случаи, что некоторые (бедные люди, не успевшие из-за ямской гоньбы сделать запасы рыбы на зиму, [70] принуждены были есть собачину и человечину, что одна женщина от голоду съела двух детей своих и пр. Тяжесть ямской службы казалась инородцам столь великою, что они соглашались платить ясак вдвое и втрое более против положеннаго оклада, если только государь освободить их от этой повинности. Действительно ленивым людям, не привыкшим к тяжелому физическому труду, ямская служба не могла быть легкою — возить на себе нарты или тащить бичевою суда вверх по Оби, хотя и при помощи собак — дело тяжелое. Царь Михаил Федорович, получивши эту челобитную, сделал предписание сургутским воеводам: собрать в Сургут человека по 2 и по 3 из всех волостей и объявить им, что если остяки согласятся платить мягкою рухлядью за подводы, то государь освободит от ямской гоньбы и вместе с тем велено воеводе спросить, сколько инородцы намерены приплачивать за упомянутую льготу. Но оказалось на деле, что челобитчики желали только льготы, и вовсе не были намерены что либо приплачивать. И если они писали, что за освобождение от ямской повинности будут выплачивать ясак вдвое и втрое, то это только фразы, написанныя с целью усилить тяжесть ямской гоньбы и разжалобить царя: Несколько ранее этого времени, сургутский воевода сделал такой опыт: по соглашению с инородцами Юганской волости он поручил за них ямскую гоньбу от устья Иртыша до Сургута и обратно сургутскому служилому человеку с тем, чтобы юганцы заплатали соболями за эту льготу. За четыре месяца такой службы (с сентября по январь) служилый человек получил из казны 5 р. 25 коп. — каковую сумму и должны были уплатить остяки Юганской волости. По разсчету на каждаго человека приходилось только по четыре копейки, но тем не менее юганские ясачные люди и этой ясачной суммы не уплатили сполна ³⁵). Вообще к челобитным инородцев, как к историческому материалу, нужно относиться критически, не особенно доверять их жалобам, а в противном случае можно сделать совершенно ложные выводы относительно положения инородцев под игом русской власти и отношения к ним русских людей. Сургутские остяки например жалуются, что служилые люди отнимают у них носильное платье, но в тоже время, они в своих челобитных пишут, что большая часть из них люди настолько бедные, что ходят только в одних рыбных кожаниках", поэтому трудно предположить, чтобы служилый человек мог польститься на подобное платье. В 1626 г. те же [71] инородцы жаловались Михаилу Федоровичу, что воевода Безобразов в 1625 г. вписал в ясачные списки молодых, старых и увечных людей 256 человек и заставил их платить ясак наравне с прежними, но из ясачной книги того года мы видим, что прибрано новиков не 256, а только 46 и при том в списки записывались только те остяки, на которых они сами указывали и не моложе 15 лет и не старше 50. Не следует также смотреть на сибирских инородцев — остяков, вогулов и самоедов, как на робких, невинных детей природы, которым русские делают только обиды, а сами они беззащитны. Правда, воеводы и служилые люди относились к ним не всегда человечно, делали прижимки при сборе ясака, а иногда позволяли себе даже грабеж; такое отношение, действительно, тяжело отзывалось на благосостояние инородцев и жалобы последних на своих притеснителей большею частию справедливы. Но инородцы в тоже время жалуются и на торговых и промышленных людей, что они не только "зверуют в их лесах", но и грабят. Это последнее не верно. Следственныя дела и показания воевод не оправдывают подобных жалоб. Нужно заметить, что русские люди в большинстве случаев ходили на промыслы человека по 2 и по 3 и стало быть ни в каком случае не могли быть нападающею стороною. Напротив, инородцы часто нападали на них, отнимали добытую мягкую рухлядь и самих убивали. Это подтверждают и жалобы промышленных людей и донесения воевод и следственныя дела. В 1617 году остяки Бардаковой волости дошли даже до такой дерзости, что под начальством двух сыновей Бардака напали на русскаго воеводу Бабарыкина, плывшаго по р. Оби в г. Томск, и нанесли ему жестокий погром. Первыя вести об этом деле были в высшей степени тревожныя: говорили, что сургутские остяки и нарымский князь Дона со всеми своими людьми подняли бунт, убили Бабарыкина и 60 человек русских и уже идут для разгрома Сургута ³⁶). Но на деле оказалось, что это не бунт, а простой разбойнический набег бардаковых детей со своими людьми: они действительно убили несколько русских людей, сопровождавших Бабарыкина, отняли царскую казну в 400 р., а сам воевода спасся и благополучно добрался до Томска ³⁷).

В заключение отметим, что христианство имело очень слабый успех среди инородцев Сургутскаго уезда: во весь обозреваемый нами период мы встретили только одного остяка подгородной Юганской [72] волости, принявшаго крещение и жившаго в Сургуте. Обыкновенно новокрещенцы записывались в царскую службу, но в списках сургутских служилых людей мы не встречаем никого из сургутских инородцев.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹) См. мое изслед. "Заселение Сибири...." стр. 82.

В Историческом атласе пр. Замысловскаго (изд. 1887 г.) на карте № 9, мы видим город "Обский Большой" на правом берегу Иртыша, не далеко от впадения этой реки в Обь. Но такого города никогда не существовало. Если он под Обским большим разумеет городок, построенный Мансуровым, то а) этот последний находился на правом берегу Оби, а б) никогда не назывался большим и, вероятно, был самым малым из всех сибирских городов. В книге "Бол. Черт." на стр. 213 есть названиe Обский большой, но это название относится не к городу, а к Обскому большому порсыму или протоку; вовремя составления Больш. Чертежа, Обскаго городка, основаннаго Мансуровым, уже не существовало.

²) "Опис. Сиб. Царства" стр. 157—158.

³) Сиб. Пр. кн. № 1 л. 24, см. Наказ Федору Борятинскому и Владимиру Аничкову.

⁴) Опис. Сиб. У. Миллера стр. 182,195; История Сибири Андриевича стр. 22.

⁵) Миллер думает, что город получил название от речки Сургутки, но это неверно. Целая область, где построен русский город, называлась Сургут, подобно тому как выше была область Нарым и самая упомянутая речка стала называться Сургуткою только после основания Сургута. Воеводам наказ предписывал идти "в Сургут", построить город "в Сургуте".

⁶) Р. И. Биб. т. II № 60.

⁷) Сиб. Прик. кн. 1, л. 111.

⁸) Сиб. Пр. кн. 1, л. 105.

⁹) Сиб. Пр. кн. № 458, л. 53.

¹⁰) Сиб. Пр. кн. № 14, л. 365.

¹¹) Сиб. Пр. кн. № 78, л. 1267.

¹²) Сиб. Пр. кн. № 30, л. 394.

¹³) Сиб. Пр. кн. № 203, л. 307.

¹⁴) Сиб. Пр. кн. № 8, л. 87.

¹⁵) Сиб. Пр. кн. № 72, л. 1256.

¹⁶) Сиб. Пр. кн. № 1, лл. 46 и 47.

¹⁷) Сиб. Пр. кн. 1, лл. 51, 57, 251 и др.

¹⁸) Сиб. Пр. кн. № 1, лл. 1 — 6.

¹⁹) Ibid. л. 8.

²⁰) Сиб. Пр. кн. № 1 л. 8 и др.

²¹) Сиб. Пр. кн. № 1 л. 53.

²²) См. наше изслед. "Заселение Сибири..." стр. 145—147.

²³) А. М. И. Ю. Портф. Миллера № 477, 11, 5.

²⁴) Сиб. Пр. кн. № 1 л. 119.

²⁵) В Ваховской волости всего ясачных людей было более 100 человек, но в ней ясак в государственную казну платило только 6 человек, а остальные были пожалованы в вотчинное владение Игичею.

²⁶) Сиб. Пр. кн. №1 лл. 262—291, ясачная кн. 1625; Сиб. Пр. См. № 4 л. 82, а также см. отписки воеводы о том же лл. 255—257.

²⁷) Сиб. Пр. кн. № 34 л. 130.

²⁸) Сиб. Пр. кн. № 177 л. 178.

²⁹) Сиб. Пр. кн. № 221.

³⁰) Сиб. Пр. кн. 1 л. 159.

³¹) Сиб. Пр. кн. лл. 262 и др.

³²) Сиб. Пр. кн. № 134 л. 420.

³³) Миллер (Опис. Сиб. Ц. стр. 250) несправедливо относит этот бунт к 1598г.; документ, на который он ссылается, неверно указывает дату: следует читать не 106 (1598), а 110 (1602), потому что Яков Борятинский был воеводой в 1602 г., а в 1598 г. Лобанов-Ростовский, а бунт несомненно произошел при Борятннском.

³⁴) Сиб. Пр. кн. № 1 л. 157.

³⁵) Сиб. Пр. Ст. № 11 лл. 139-148; ст. № 8 лл. 23-34; кн. №1 л. 159.

³⁶) А. М. И. Д. Порф. Миллера 478, 11 № 67.

³⁷) Сиб. Пр. кн. 1 л. 247.

Нарым и Нарымский уезд (1598—1645 гг.).

Кетск и Кетский уезд (1602—1654 г.).

Библиографическое описание:  "Записки Императарскаго Харьковскаго. Университета", книга II, 1893 г., часть неоффицальная. (а). Харьков 1893г.

Сетевая версия – В. Трухин, 2008