|
ОГЛОБЛИН
Н.Н.
КРАСНОЯРСКИЙ БУНТ 1695 — 1698 ГГ. (К
истории народных движений XVII века).
Введение.
I.
Фамилия Башковских хорошо была известна в Красноярске. Еще в 1686 — 1688 гг. здесь воеводствовал Игнатий Васильевич Банковский
5) — отец Алексея и Мирона, бывших воеводами в 90-х годах, когда разгоралась Красноярская смута. С отцом этих "лихих воевод" Красноярцы, повидимому ладили, по крайней мере обвинительных челобитных на него не было и в Красноярске при нем было спокойно. После него воеводствовали два его сына. Первым воеводствовал в Красноярске старший сын Игнатия Алексей Башковский, в 1694 — 95 гг. Не прошло и года с его назначения, как на него посыпались челобитья служилых, жилецких и ясачных людей, обвинявших воеводу в лихоимстве и всевозможных "обидах и разорениях".
Свои грабительства А. Башковский производил так безцеремонно, что вызвал даже порубежныя осложнения — с соседними калмыцкими и киргизскими землями. Правда, эти затруднения начались давно — с 1666 года, при воеводе Герасиме Петровиче Никитине (1663 — 1666 гг.), который всячески притеснял и грабил калмыцких и киргизских торговых людей, приходивших в Красноярск. Позже был "такой же воевода разоритель и грабитель" Данила Григорьевич Загряжской (1678 —1679 гг.), не щадивший и зарубежных соседей, которые вынуждены были в отместку делать набеги на Красноярский уезд. То же самое повторилось и при А. Башковском: с приезжавших в Красноярск бухарских и калмыцких торговых людей он брал "великия взятки" деньгами, товарами, "ясырем" и проч., а в результате — калмыцкие и киргизские [29] "воинские люди" стали "приходить войною" на Енисейский и Красноярский уезды.
Мало того: Красноярцы прямо обвиняли этого "воеводу грабителя и разорителя" в "изменном деле" из корыстолюбивых побуждений. Они утверждали, что он посылал в киргизскую "немирную орду" своего человека Якова Аргамачка с свинцом, порохом, "добрыми конями" и с разными товарами. Все это выгодно продавалось киргизам, которые с этим же порохом и свинцом приходили "воевать" с Красноярцами...
Красноярцы убедились, что с А. Башковским им "жить не мочно", и подняли против него бунт. Недовольные воеводою служилые люди стали собираться в "круги" и устраивать свои "думы и советы". Руководителями движения были боярские дети Трифон Еремеев, Дмитрий Тюменцов, Конон Самсонов, Григорий Ермолаев и Алексей Ярлыков. Все они были старослужилые Красноярцы, местные уроженцы, пользовавшиеся большим влиянием на товарищей, примкнувших к ним в большинстве. Во главе воеводской партии - слабой и количественно и качественно, стал боярский сын из ссыльных черкас Василий Многогрешный, потянувший за собою других ссыльных людей.
Не смотря на противодействие воеводских сторонников Трифон Еремеев с товарищи добились своего: 16-го мая 1695 года они собрались толпою пред приказною избою и объявили вышедшему на шум воеводе А. И. Башковскому, что "отказывают" ему "от воеводства". Воевода стал угрожать толпе карами и требовал выдачи "пущих заводчиков", но толпа продолжала шуметь, настаивая на своем "отказе от воеводства", а часть бунтовщиков пошла на воеводский двор и начала грабить "животы" Башковскаго. В то же время другая толпа разсеялась по городу и принялась "разорять домишка и грабить животишка" служилых людей из воеводской партии. Последние пробовали защищать свое имущество, но бунтовщики "били смертным боем" всех сопротивлявшихся6). Башковский поспешил уехать в Енисейск, опасаясь за свою жизнь.
Бунтовщики торжествовали, когда добились отъезда воеводы, и город фактически оказался в их руках. Немедленно они принялись за организацию своего управления: главные руководители [30]
движения Трифон Еремеев в Дмитрий Тюменцов были избраны "судьями", ведавшими город и уезд, т. е. заменившими воеводу в пределах его власти, но ограниченными "советом" старших служилых людей (боярских детей, "начальных людей" — атаманов, пятидесятников и др.) и всенародною "думою", т. е. собранием всех участников движения. После судей главную роль играли боярский сын Конон Самсонов и казачий атаман Аника Тюменцов, брат судьи.
Первым делом судей было остановить начавшийся грабеж в городе. Это им удалось настолько, что даже большая часть пожитков А. Башковскаго была спасена и положена на хранение в приказную избу. Не удалось только отстоять обширные "съестные и питейные припасы" Башковскаго. Правда, 3 бочки вина (одна с "двойным вином") судьи отобрали у толпы, но по ея "челобитью" и "по приговору всяких чинов служилых людей" согласились раздать то вино "в дуван" всем участникам и сторонникам бунта.
Затем судьи принялись за борьбу с происками воеводской партии. Последняя получила неожиданное подкрепление в лице только что прибывшаго в Красноярск после годовой службы "на приказе" в Удинском остроге боярскаго сына Степана Иванова, человека очень энергичнаго и преданнаго Башковскому, в благодарность за получение богатаго "приказа". На встречу Иванову, возвращавшемуся с "государевою соболиною казною" и с собственными, награбленными в Удинске "животами", выезжали воеводские сторонники казачий десятник Евсей Олферьев, казаки Яков Щепетов, Кирилл Немчинов и др., и вели с Ивановым какие-то переговоры. По приезде в Красноярск Иванов сразу стал в неприязненныя отношения к выборным судьям и их товарищам; те схватили его, отобрали у него соболиную казну и все его пожитки, а самого его убили.
Когда все эти волнения улеглись, судьи с товарищами отправили в Москву челобитную на А. Башковскаго, в дополнение к прежним. Они не скрывали ничего из последних событий, закончившихся изгнанием воеводы, сознавали свою вину пред "великим государем", но в то же время твердо стояли на том, что им стало "жить не мочно" с этим "лихим воеводою". В конце концов они просили прислать "добраго воеводу"...
Воеводу им дали, но родного брата только что изгнаннаго ими А. И. Башковскаго...
[31]
Повидимому, у Башковских была сильная рука в Сибирском приказе, устроившая это неожиданное назначение. В Красноярске ожидался "сыщик" для "сыска" о злоупотреблениях А. Башковскаго, доведших красноярцев до бунта. Как бы ни был этот сыщик самостоятелен и неподкупен, но он не мог не считаться с разными местными влияниями, среди которых воеводское влияние было преобладающими Воевода мог направить розыск куда ему желательно, оказывать давление на участников и свидетелей бунта, заметать следы злоупотреблений своего предшественника, словом мог всячески мешать розыску. Всего этого следовало ожидать от новаго Красноярскаго воеводы — Мирона Игнатьевича Башковскаго, явившагося не умерителем местной "шатости", но мстителем за брата, пострадавшаго от нея. Тяжелые дни наступали для Красноярска, смущеннаго ожиданием новаго воеводы...
II.
С Мироном Башковским, который пробыл в Красноярске воеводой с августа 1695 года по август 1696 года, вернулся в Красноярск и Алексей Башковский, который должен был сдать брату город, государеву казну, служилых людей и прочее, и во всем этом "росписаться" с ним, т. е. получить "росписной список" от новаго воеводы. Но Алексей испугался начавшагося в городе брожения служилых людей, и Мирон вынужден был его "отпустить из Красноярска, не счетчи" по казне и не расписавшись с ним.
Никаких злоупотреблений Мирон Башковский не успел еще совершить, но для красноярцев было достаточно, что Мирон родной брать только что изгнаннаго ими воеводы. Они предчувствовали, что брат будет мстить за брата, и сразу стали в неприязненныя отношения к Мирону, находя для себя оправдание в том, что он действительно в самом же начале стал отличать друзей от недругов, относясь к последним с естественною недоверчивостью и подозрительностью.
Еще в ожидании М. Башковскаго и предстоящаго розыска о майском бунте, многие служилые люди выехали из Красноярска, скрываясь по своим деревням, или у родных и знакомых. Оставшиеся в городе служилые люди вступили в сношения с этими "деревенцами" и стали требовать возвращения их в город, для
[32]
борьбы с новым воеводою. В
сентябре
"деревенцы"
потянулись в Красноярск.
Воевода узнал, что большая партия деревенцов под начальством Василия Обухова направляется в город. На встречу им он отправил своих сторонников. Анисима Путимцова и других. Путимцов с товарищи должны были заявить "деревенцам всяких чинов служилым людям", чтобы они "в Красноярск многолюдством не ездили, а буде кому какая нужда, и они бы ехали в город человека но три, или по пяти, или по шести". Но Обухов не послушался и со всем отрядом стал подвигаться дальше.
14-го сентября воевода послал в дер. Севастьянову казачьяго десятника Илью Сурикова, с 10 казаками, давши ему "наказную память", чтобы он доставил в город "смутителей" Василия Обухова и Ивана Гендоурова. Суриков предъявил память приказному человеку дер. Севастьяновой боярскому сыну Федору Самсонову, чтобы он тех "бунтовщиков сыскав, отдал" ему. Но Самсонов, уже примкнувший к партии Обухова, отказал Сурикову в каком бы то ни было содействии и посоветовал вернуться в город. Тот так и сделал. На обратной дороге, в дер. Хлоптуновой он встретил новый отряд деревенцов, около 40 человек, собравшихся здесь из села Бузинскаго
и деревень Юксеевской, Нахвальной, Шиверской, Шандринской и др.
Деревенцы не обратили никакого внимания на приказ воеводы, "учинились великих государей указу сильны и непослушны, и тех заводчиков и смутителей не выдали"; они говорили прямо, что если воевода выйдет с ссыльными людьми на поле, они с ними будут биться.
Между тем, и в городе началось брожение, когда деревенцы появились в окрестностях Красноярска, а часть их проникла в самый город. На городских площадях собирались "народные воровские круги", которыми руководили боярские дети Григорий Ермолаев, Конон Самсонов, Алексей Ерлыков — "заводчики" бунта при А. Башковском, затем новые деятели — атаман Михаил Злобин, сотник Иван Поспелов и др.
Видя растущий мятеж, воевода грозил "город выжечь и вырубить". Но угроза подлила масла в огонь. Намерение воеводы было предупреждено заговорщиками: стали гореть от поджогов дома воеводских сторонников — казаков Фомы Терскаго, Замятни Селиванова и др. Дома других стали подвергаться грабежу.
[33]
Так прошел октябрь, а в ноябре брожение вылилось в открытый бунт: 11-го ноября воевода Мирон Башковский вынужден был запереться с своими сторонниками "в малом городе" (крепости), где и пробыл с тех пор "в осаде" до конца августа 1696 года. С ним находилось около 50 человек, но за стенами крепости, недурно вооруженной и с значительными боевыми припасами, эта кучка людей чувствовала себя достаточно сильною пред своими противниками.
14-го ноября ударили в набат в Покровской церкви, куда стали собираться служилые люди с оружием, посадские люди, подгородные крестьяне и ясачные татары. Затем все это "многолюдство, с ружьем, с копьями и со знамены" двинулось к "малому городу", под начальством боярскаго сына Григорья Ермолаева, атамана Михаила Злобина и сотников Симона Белянина и Ивана Поспелова. Воевода вышел на крепостную стену и выслушал от Ермолаева "отказ от воеводства", подкрепленный всею толпою. Толпа разграбила оставшиеся в большом городе "животы" Башковскаго — "все без остатку", а также дома воеводских сторонников, засевших с воеводою в малом городе.
III.
Пока осада малаго города Красноярцами не была строго организована, Мирон Башковский поспешил отписать в Москву, Тобольск и Енисейск, прося помощи против бунтовщиков. Первым откликнулся тобольский воевода, ближний стольник Андрей Федорович Нарышкин, назначивши, по указу Сибирскаго приказа, тобольскаго дворянина Федора Степановича Тутолмина временным красноярским воеводою "на перемену" Мирона Башковскаго.
Тутолмин был назначен в ноябре 1695 г., приехал он в Красноярск в феврале 1696 г., но не мог вступить на воеводство, встретивши противодействие как со стороны Мирона Башковскаго — номинальнаго воеводы, продолжавшаго сидеть "в осаде", так и со стороны "выборных судеек" — фактических воевод в Красноярске, управлявших городом и уездом с половины ноября 1695 г. до 20-го августа 1696 г., когда на смену Башковскаго и Тутолмина прибыл из Москвы стольник Дурново. — Возвращаемся к событиям после бунта 14-го ноября.
Через несколько дней народная, "дума" занялась избранием
[34]
судей. На этот раз дума избрала 7 судей: боярскаго сына Григорья Ермолаева, атамана Михаила Злобина, сотников Ивана Поспелова я Симона Белянина, пятидесятников Петра Муравьева и Лариона Ростовца, десятника Тимофея Потылицына. Только последний был из черкас, остальные из красноярцев.
Любопытен этот состав судей. Из служилой аристократии города избраны только 2 лица (Ермолаев и Злобин), следующие 4 судьи (сотники и пятидесятники) принадлежали к низшим начальным людям (т. е. по нашей терминологии — к обер-офицерам), а последний судья был представителем рядовых служилых людей (десятник = унтер-офицеру). Допущение десятника в состав судей и равноправное положение его с остальными судьями, представителями офицерства, говорит о значительном развитии выборнаго начала в красноярской "народной думе". Следует также отметить слабое участие в составе судей представителей служилой аристократии, сильной своим положением, влиянием и материальными средствами. Большинство составили "середние люди", стоявшие между высшими начальными людьми и рядовой массой.
Всем этим "выборным судьям" служилые люди "выбор дали", т. е. составили акт избрания и подписали его в лице своих представителей.
Для заведывания разными хозяйственными делами и специально кружечным двором дума избрала целовальником посадскаго человека Ивана Ростового.
После отказа Мирону Башковскому Григорий Ермолаев, бывший тот год приказным человеком в селе Ясаулове, вернулся на свой приказ, выжидая событий в то "отказное время". Избравши его в число судей, дума послала к нему нескольких служилых людей, с приглашением прибыть в Красноярск. Ермолаев почему-то стал отказываться, но должен был уступить настояниям прибывших служилых людей и местных крестьян: его почти "сильно" привезли из Ясаулова в Красноярск.
При равноправии всех 7 судей, Григорий Ермолаев был старшим товарищем среди них и оставался в этой роли до апреля 1696 г., когда был смещен с судейскаго места. Чем он провинился пред Красноярцами — неизвестно, по крайней мере он сам не объясняет этого в своей позднейшей челобитной, где разсказывает о времени своего судейства. Он говорит, что в апреле толпа красноярцев, под предводительством судьи Симона
[35]
Белянина и конных казаков Емельяна Смольянинова, Герасима Ошарова и др., явилась к
нему
и "от судной избы и ото всяких дел отказали, со всяким безчестьем"... Мало того, его арестовали и посадили "в судную избу, и на цепь сковали, и приковали к стене, и убить хотели", издеваясь над ним всячески.
На место Григория Ермолаева никого не выбирали, находя достаточным состав в 6 судей. Роль старшаго из них перешла к казачьему атаману Михаилу Злобину. Таким образом, все судьи оказались представителями казаков — главной массы служилых людей, а боярские дети — высшая служилая аристократия города — не имела среди судей ни одного представителя. Здесь сказалась обычная в Сибири XVII века антипатия казаков к боярским детям, местами доходившая до открытой "розни" между ними и нежелания служить друг с другом 7).
По данным розыскнаго о бунте дела нельзя вполне возстановить той рядовой деятельности красноярских выборных судей 1695 — 1696 гг., которая заменила соответствующую воеводскую деятельность. Мы знаем, что делопроизводство судной избы исчезло, а документы розыска касаются этой стороны мимоходом. Разсмотрим эти немногие намеки.
Прежде всего следует отметить, что красноярская "судная изба" была учреждением коллегиальным. Во всех случаях, когда документы говорят, что например судья Ермолаев, или судьи Ермолаев и Злобин сделали то-то, то обязательно прибавляется, что они сделали это "с товарищи", т. е. по распоряжению всех 7 судей. Случаи единоличных распоряжений кого-либо из судей встречаются лишь тогда, когда речь идет о злоупотреблениях того судьи.
Как выражаются документы, судьи "делали всякие государевы дела", т. е. все то, что делали воеводы. Так, с ясачных людей они собирали ясак, с посадских и крестьян оброчныя деньги, с торговых и промышленных таможенные сборы и проч.
Было обвинение против судей, что при них очень мало собрано ясачной казны (мягкой рухляди) и именно благодаря тому обстоятельству, что они свободно отпускали промышленных людей во всякое время на "соболиные промыслы" в "ясачныя землицы",
[36]
например, промышленнаго человека Константина Котюхина с товарищи отпустили в Камасинскую землю, не собравши с нея государева ясака. Обыкновенно воеводы разрешали частным лицам соболиный промысел только после сбора ясака, чтобы лучшие соболи попали в государеву казну, а не в руки торговых и промышленных людей.
Сборы судьями ясака с ясачных людей, хлеба с "пашенных крестьян", оброчных денег с "оброчных крестьян" и посадских людей — все эти факты несомненно говорят, что "весь город" и "весь уезд" добровольно и без всяких замешательств подчинились красноярским "выборным судьям" и стали легко забывать порядки воеводскаго управления.
О последних напомнил красноярцам приезд в феврале 1696 г. тобольскаго дворянина Ф. С. Тутолмина, назначеннаго "на перемену" Мирона Башковскаго. Но здесь дело обошлось мирно: Красноярцы не предпочли Тутолмина своим выборным судьям, и новый воевода "бездельно" прожил в Красноярске полгода (до приезда Дурново), не имея даже той тени воеводской власти, какая еще была за М. Башковским, продолжавшим сидеть в осаде в малом городе.
Получилось любопытное явление — троевластие: одновременно в Красноярске находились — а) номинальный старый воевода М. Башковский, не хотевший хотя бы формально (в действительности он не мог) сдать воеводство Тутолмину, б) номинальный новый воевода Ф. Тутолмин, жаждавший получить воеводство, но не знавший, от кого он его получит, в) фактический воевода — красноярский "мир". твердо державший в своих руках, в лице своих 7 судей, все функции воеводской власти и не желавший никому их уступить. Победа (правда, временная) оказалась на стороне последняго.
Когда Тутолмин сообщил Мирону Башковскому о своем приезде и потребовал сдачи воеводства, то Мирон "в малой город его не пустил, и печать и казны и дел не отдал". Тутолмин послал о том отписку в Москву, а сам остался жить в Красноярске "бездельно". Он поселился под Красноярском в деревне Ладесской, откуда пробовал вступить в сношения с выборными судьями, чтобы при их содействии выжить Мирона из малаго города и самому усесться на его место. Он посоветовал красноярцам "морить голодною смертию осадных сидельцев". Красноярцы сначала послушались, "морили их голодом трои сутки", не подпуская к
[37]
малому городу жен осажденных, приносивших им хлеб и другие съестные припасы. Но потом бросили эту меру, вероятно, решивши, что спокойно сидевший в осаде Мирон лучше неизвестнаго им Тутолмина.
Тутолмин понял, что с "миром" неудобно ссориться, и мирно зажил с Красноярцами, не вмешиваясь более в их дела. Он занялся "винным куреньем", благо Красноярцы обильно доставляли ему хлеб, поднося его "для пропитания, в почесть". На "пиры" с этим "воровским вином" Ездили к Тутолмину судьи М. Злобин, И. Поспелов и др.
IV.
Летом 1696 г. Красноярцы узнали, что к ним едет из Москвы назначенный царем новый воевода стольник Семен Иванович Дурново, которому вместе с тем поручено произвести розыск о злоупотреблениях Алексея и Мирона Башковских и о красноярской "шатости". По слухам, шедшим из Москвы, Дурново был человеком суровым, даже жестоким, способным черезчур строго обойтись с Красноярцами, отбившимися в последнее время от воеводских рук.
Эти слухи произвели большое смущение в Красноярске. Как ни извольничались Красноярцы, большинство их не покидала мысль о своей "великой вине" пред государем, и только у меньшинства бродили мечты о возможности устроиться самостоятельно навсегда. Большинство же мечтало об одном — об избавлении от "лихих воевод" и верило в возможность существования воевод, с которыми "жить мочно". На свои бунты оно смотрело как на протесты против воеводских насилий и разорения, и как на урок зарвавшимся воеводам. Если это умеренное большинство легко отнеслось к назначенному из Тобольска Тутолмину и не признало его воеводою, то оно не могло не признать Дурново, назначеннаго царем. Оно надеялось, что новый воевода произведет розыск по справедливости и снисходительно отнесется к разгоравшимся среди красноярцев страстям. Большинство решилось подчиниться Дурново, предпочитая худой мир доброй ссоре. Неопределенное положение тяготило их и заставляло стремиться к какому бы то ни было концу. Крайние возставали против такого решения, советуя продолжать борьбу с воеводами и дальше, но умеренное большинство взяло верх. В [38] ожидании и
предстоящаго
розыска Красноярцы начали заметать свои следы недавней шатости, отворачивались от своих выборных судей, перестали признавать их власть.
Среди партии крайних начались раздоры, интриги, появились изменники мирскому делу. Григорий Ермолаев был смещен с судейства еще в апреле и с тех пор отстал от мирского дела. Во главе его стоял Михаил Злобин; при Дурново он совсем изменил миру и перешел на воеводскую сторону. Понятно, что при таком руководителе мирское дело заглохло, и ко времени приезда Дурново судьи как-то незаметно стушевались и волею-неволею выпустили власть из своих рук.
Первые шаги воеводы Дурново были тонко расчитаны и произвели надлежащее впечатление на красноярцев. В город, объятый мятежам и упразднивший воеводскую власть, Дурново смело вступил с небольшою кучкою своей свиты и собственных людей, совершенно игнорируя красноярцев и не вступая ни в какие переговоры с ними. 20-го августа он вошел в "малый город", где сидел в осаде Мирон Башковский с своими "осадными сидельцами". Последним Дурново велел тотчас разойтись по домам, обнадеживая, что "воры" их не тронут. Но как только воеводские сторонники вышли из крепости и стали группами расходиться по городу, по своим домам, партия крайних стала их обезоруживать и бить. Впрочем, это была уже последняя вспышка улегавшейся шатости, остановленная умеренным большинством, открыто ставшим на сторону Дурново. Последний не обратил внимание на эту вспышку и даже не стал удерживать в городе тех осадных сидельцев, которые из страха начали выезжать в Енисейск и другия места.
От М. Башковскаго он "принял" город, но по документам его "не считал", так как Мирон торопился уехать в Енисейск, "убоясь от красноярцев себе смертного убойства". Мирон выехал из Красноярска ночью. Позже Дурново спохватился, что он нарушил здесь первое предписание "воеводскаго наказа" — не отпускать стараго воеводу, не "росписавшись" с ним. Дурново стал вызывать М. Башковскаго "для счету" чрез Еннсейскаго воеводу Михаила Римскаго-Корсакова. Но Мирон отказался вернуться в Красноярск, где снова начались тогда волнения.
Затем, Дурново допустил и другое отступление от обычной
воеводской
практики: обычнаго при вступлении на воеводство
[39]
"смотру служилым людям не было и милостиваго государского жалованнаго слова к ним не было". Очевидно, не было и того, что всегда следовало за смотром — раздачи казеннаго вина. Служилые и ясачные татары также жаловались потом, что и им воевода не сделал смотра и не передал "жалованнаго слова".
Так Дурново вступил на воеводство. Через несколько месяцев уже посыпались в Москву и к сыщику думному дьяку Д. Л. Полянскому челобитныя на Дурново, начавшаго свои гонения на противников Алексея я Мирона Башковских. Вместо снисходительнаго отношения к "воровским людям", подвигнутым на "воровство" воеводскими злоупотреблениями, вместо безпристрастнаго разбора их жалоб на воевод, началось повальное гонение на правых и виноватых, и явное стремление обелить "лихих воевод". К их числу Красноярцы скоро причислили и Дурново, не съумевшаго воспользоваться наступившим пред его приездом затишьем и думавшаго удержать народ в повиновении силою и угрозами. Красноярский "мир" опять стал бурлить и втягиваться в борьбу с новым воеводою. Общее недовольство воеводою снова объединило и крайних, и отчасти прежних умеренных.
Действительно суровый и жесткий воевода на каждом шагу подливал масла в огонь своими злоупотреблениями. Первая челобитная на Дурново послана летом 1697 г., как только в Красноярске узнали о приезде в Сибирь московских сыщиков Полянскаго и Берестова. На встречу им, в Кецкой острог, выехали с челобитными боярский сын Иван Злобин (сын атамана Михаила Злобина, бывшаго судьи) и служилый татарин Кочка Торомов, оба с товарищами. Злобин привез челобитную от служилых русских людей, Торомов от служилых и ясачных татар. Обе эти челобитныя не сохранились, но уцелела третья челобитная, полученная Полянским 18-го октября 1697 г.
Она доставлена боярским сыном Федором Самсоновым с товарищи и подана от имени 16 служилых людей. Они жалуются на своего "разорителя" Дурново, который с самаго приезда, "дружа и норовя стольникам А. и М. Башковским", начал преследовать челобитчиков на этих воевод, вымучивая у них "угрозами и побоями" разныя "вымышленныя сказки и составыыя челобитныя" в пользу Башковских.
От "всяких страстей и гонения и нападок" воеводы многие служилые люди и татары "разбежались" из Красноярска.
Другие
[40] бросились с челобитьями к Полянскому, но тот отослал их обратно в Красноярск, в виду ожвдавшагося нападения "неприятельских воинских людей" (зарубежных киргизов и калмыков).
Дурново узнал об этом челобитье на него и начал недовольных "изгонять и разорять пуще прежняго": велел "ссыльным людям", с которыми вступил в союз подобно Башковским, "хватать" челобитчиков и "батоги бил многих до полусмерти" Ссыльные люди неистовствовали с восводскаго разрешения: они врывались в дома челобитчиков "с бердыши и оружьем", били их, увечили, "по избам и по клетям" шарили.
В феврале тот же О. Самсонов и другой боярский сын Матвей Еремеев (брат прежняго выборнаго судьи Трифона Еремеева) подали Полянскому новую челобитную на "гонителя и разорителя" Дурново. Челобитье шло уже от 31 человека. Челобитчики жалуются, что воевода начал сильно их "теснить — в тюрьму и за караулы безвинно сажать, и в оковы ножные и в ручные железа назад руки заковывать, и мучить, и своими руками бить", как например, избил собственноручно коннаго казака Алексея Смольянянова, которого свезли с воеводскаго двора "убитаго до смерти". Вообще, вместе с "присыльнымн людьми" Дурново "многих людей переувечил — головы испроломил палками" и т. п. По словам челобитных, Дурново "научал" ссыльных людей возбуждать против "градских и уездных людей" многие "иски непомерные", от которых ответчики "откупалися многими посулы" и терпели "многое разорение".
Вообще, Дурново всячески привлекал к себе ссыльных людей, пользуясь для этого разными незаконными мерами, в ущерб интересам коренных красноярцев. Так, жалованье за прошлые три года (из присланной "денежной и товарной казны") воевода выдавал служилым людям "не в ровенстве — иному много, а иному мало, а иным ничего не дал". А между тем, из той же казны — жаловались челобитчики — "из наших окладов", он дает "жалованье присыльным людям, которые присланы в посад и в пашню", а не на службу. Совершая это незаконное дело, воевода идет дальше — тратит на тех же ссыльных людей доходы кружечнаго двора и таможни. Точно также он злоупотребляет, когда бережет для своих сторонников, ссыльных людей, хлебные запасы, собранные с "Красноярской пахоты", которые следовало раздать в хлебное
[41]
жалованье "безпахотным" служилым людям, а они не получали его "ни по
единой
пяди".
Челобитчики обвиняют Дурново в прямом взяточничестве: так, с атамана пеших казаков Федора Кольцова, посланнаго в 1697 г. для ясачнаго сбора в Канской острог, с 20 казаками, воевода взял "посулу" из их жалованья 40 руб. Такую же сумму он взял из жалованья 40 "годовальщиков",
посланных
на годовую службу в Верхний Караульный острог. Последним он не дал ни пороха, ни свинцу, а когда они стали бить о том челом, воевода велел "бить батоги на смерть" челобитчика казака И. Трофимова, который от того боя долго лежал больным.
Дурново нашел поддержку в присланном из Енисейска для розыска боярском сыне Якове Елагине, "соединяся" с которым "вымучивал" показания в пользу Башковских и проч.
Главные руководители прежних бунтов не были, конечно, оставлены Дурново в покое. Из челобитной Трифона Еремеева — бывшаго судьи (после изгнания Алексея Башковскаго), поданной Полянскому, узнаем, что Дурново "почал изгонять и разорять" Еремеева за участие его в челобитьях служилых людей на Башковских, которым Дурново "во всем дружит и норовит, для того, чтобы их во всем оправить, а Красноярских служилых людей обвинить"... Воевода требовал от челобитчика разных обвинительных "сказок" против служилых людей, а когда тот не дал их, стал "мучить за караулом по многия времена": 6 недель лежал он "в немочи" в городе, а воевода не отпускал его в деревню и "все вымучивал скаски и хотел пытать неведомо за что". Когда Енисейский воевода М. И. Римский-Корсаков прислал в Красноярск для розыска боярскаго сына Я. Елагина, Дурново "соединяся с ним" усилил гонения на служилых людей и "вымучил" нужную ему сказку у Еремеева. Он просит не верить этой сказке, как и другим "намученным и составным и вымышленным скаскам", добытым Дурново у служилых людей. Еремеев был человек грамотный — сам "руку приложил" к своей челобитной.
О том же били челом атаман конных казаков Михаил Злобин (судья второго выбора, при М. Башковском) и боярский сын Конон Самсонов (деятель перваго бунта, при А. Башковском). И у них Дурново "вымучил", держа под караулом, ложныя "скаски" в пользу Башковских, и
они
просят "не верить" тем сказкам.
[42]
Из двух других челобитных узнаем, что все челобитчики были схвачены по приказу Дурново и "скованные" отправлены в Енисейск где воевода М. И. Римской-Корсаков посадил их в тюрьму и "морил томною голодною смертью напрасно", а за что — они "не ведают и сидят безвинно"...
Дурново был обвинен в прямом убийстве коннаго казака Алексея Смольянинова, одного из деятелей Красноярских бунтов. Брат его Артем заявил Полянскому, что во время убийства не был в Красноярске, ездил в Москву с ясачною казною, но вернувшись слышал от многих товарищей, что Алексей убит воеводою Дурново собственноручно. Свидетелей убийства не было, или вернее они были, но уклонились от показаний, опасаясь мести Дурново. Во всяком случае очевидцы показали, что Алексей "объявился на воеводском дворе мертв". Дурново не отвергал этого, но объяснял, будто Алексей "умре скоропостижною смертью". Некоторые свидетели воеводы видели Алексея на воеводском дворе "в санях мертвого", а подле стоял соборной поп Семен и Красноярцы, говорившие будто Алексей "опился вина и поп Семен мазал его дехтем" (sic). Но на розыске поп Семен (перешедший в это время в Еннсейск) заявил, что в воскресенье на масляной неделе 1697 г. приходил к Дурново "прощаться" (перед постом) и увидел на воеводском дворе Алексея уже мертвым, при чем заметил на нем "битыя места".
Розыск Полянскаго, явно благоволившаго Дурново, не раскрыл всех обстоятельств этого темнаго дела, да и не стремился к тому. Во всяком случае, даже этот пристрастный розыск не мог скрыть того обстоятельства, что А. Смольянинов умер на воеводском дворе с знаками побоев.
Видя такой оборот розыска, брат убитаго Артемий уехал из Енисейска "до вершенья" дела, им поднятаго. Долго он где-то скрывался от преследований Дурново, а в январе 1698 г. вернулся в Красноярск и тотчас же пострадал от воеводы. Артемий жалуется в своей челобитной: "приходили на домишко ко мне. в 6-м часу ночи, присыльные люди Савостька Хлыновской с товарищи, и били меня на смерть, и разорили меня без остатку". Он подал свою челобитную случившемуся в Красноярске Енисейскому боярскому сыну Григорью Троцкому, для передачи сыщику Полянскому, в Енисейске.
Посыпались на Дурново челобитныя и от угнетенных им [43]
инородцев. Представитель служилых и ясачных татар 5 улусов "всей
Качинской землицы" Корочан Тайларов с товарищи жаловались на многия притеснения от Дурново, вызванныя прежними челобитьями татар на Башковских. Так, в 1697 г. Дурново "поставил заставу в тайге на Ботойской вершине" из 7 казаков, которые не пускали ясачных татар "в тайгу на соболиные промыслы". Двое татар рискнули пробраться в тайгу за соболями, но вернуться назад в свои юрты не посмели — "забрели в тайгу и замерли".
В декабре того же года татары приехали в Красноярск вносить ясак, при чем Дурново "отметывал прочь" таких соболей, которых прежние воеводы принимали. Был обычай, что после приема ясака воевода угощал инородцев государевым вином и обедом. Но Дурново, жалуются татары, "нас государскою милостью не обнадежил — не дал нам питья, ни хлеба, только дал нам теленка годового", а затем приказал ссыльным людям "выбить с дубьём" татар из города на р. Енисей, при чем трех человек татар "били на смерть батоги безвинно".
Скоро появились новыя челобитныя татар, сообщавшия о новых злоупотреблениях Дурново. Например: в апреле 1697 г. воевода послал в улус Карочана Тайларова пятидесятника с 50 казаками, которые у Карочана 6 юрт "розбили и розвоевали и животы их розграбили", а женщин захватили "в полон". Самого Карочана Тайларова воевода собирается "пытать и повесить" за его челобитья на Башковских и на Дурново. Многие из служилых и ясачных татар от притеснения Дурново "разбежались по тайгам и лесам".
Пятидесятник Иван Сиротинин показал на розыске Полянскаго, что в апреле 1697 г. Дурново посылал его в улус Карочана Тайларова, чтоб доставить его в Красноярск. Но Карочан не поехал, опасаясь, что воевода станет его "пытать". Сиротинин не стал брать его силою и вернулся в Красноярск, уверяя, что он татар не грабил. Ограбил же их приехавший после него атаман Михаил Злобин с казаками.
Бывший "выборный судья" в это время перешел на воеводскую сторону и превратился в ревностнаго слугу Дурново. Карочан успел бежать от Злобина, который за то схватил его жену и сестру и ограбил "рухлядь" татарина.
От всех этих притеснений Дурново инородцы откочевали от Красноярска на "дальнее разстояние" и перестали ездить в город
[44]
с ясаком, "опасаясь его, С. Дурново". Также и из русских служилых и
жилецких
людей многие ушли в Енисейск и другие города, а иные "разбежались по лесам и островам", прячась от Дурново. Между тем, в августе 1687 года, получена была в Енисейске весть, что "князцы" Киргинской землицы собираются идти войною под Красноярск где служилых людей почти "никого нет, всех разогнал" воевода С. Дурново.
V -
VIII
IX - XII
Примечания
|
UcoZ системойой
