Военно-политическая сторона российского землепроходческого движения до сих пор не имеет достойного, адекватного её значимости отражения. В большинстве случаев тот ратный труд, который был совершён ради включения зауральского пространства в состав нашего Отечества, изображается как серия разрозненных, хаотичных мелких стычек, происходивших «по недоразумению» и неизвестно с кем¹. Это обстоятельство влечёт за собой многие негативные моменты. В частности, современные россияне в основном не имеют представления о том, каких жертв и какой цены стоило России утверждение в Сибири и на Дальнем Востоке. Отсюда на уровне массового сознания — безразличие к судьбе огромных регионов, видение в них чего-то чужеродного, «не нашего». Кроме того, Интернет и печатные издания пестрят «трудами» зарубежных авторов на темы зверств землепроходцев над коренным населением Зауралья и исторической неправомерности обладания Россией составляющими её землями. Возмутительно, но такие опусы обрели в последнее время и российских подражателей².
Не трудно понять, к чему могут привести данные тенденции. И потому им необходимо противостоять всеми силами. Очевидно, что нужна научная популяризация эпопеи строительства государственной территории России на её восточном рубеже и имён претворявших её в жизнь людей. При этом следует помнить, что некоторые из тех сражений, которые вели отряды землепроходцев, представляли собой настоящие шедевры военного искусства. Одним из таковых являлась некогда знаменитая, а ныне почти забытая Кумарская битва.
В конце лета — начале осени 1653 года военно-политическая обстановка в Приамурье была крайне сложной. За четыре предыдущих года Ерофею Хабарову удалось привести в российское подданство практически все проживавшие в долине Амура племена. Этот факт позволял России считать данный регион своей территорией. Но часть его коренного населения по разным причинам выжидала момент для нового вооружённого выступления. Кроме того, здесь у России обнаружился серьёзный противник — маньчжурская империя Цин.
В это время маньчжуры осуществляли вторжение в Китай. Однако появление на Амуре русских расценивалось как угроза их коренным владениям в верховьях Сунгари³. Следствием этого стали быстрота и агрессивный характер реакции. Первое столкновение с отрядом Хабарова произошло в марте 1652 года на Нижнем Амуре за возведённый здесь казаками Ачанский городок⁴. Из понесённого тогда поражения маньчжуры сделали вывод: действовать против русских следует крупными, оснащёнными современным вооружением силами.
Империя Цин готовилась к новой схватке. И словно способствуя реализации её планов, прибывший на Амур в сентябре 1653 года правительственный инспектор Д. Зиновьев арестовал Хабарова. В условиях роста маньчжурской угрозы смещение этого талантливого и опытного командира было грубейшей ошибкой. Однако её компенсировало назначение на должность «государева приказного человека новой Даурской земли» Онуфрия Степанова.
Степанов представлял собой загадочную личность. Сведения о его биографии отсутствуют. Достоверным фактом является лишь то, что он, будучи относительно молодым человеком (примерно 30—35 лет от роду), находился в подкреплении, которое Хабаров привёл на Амур в октябре 1650 года. Известно, что он обладал выдающимися качествами рукопашного бойца, глубокими знаниями в артиллерии и фортификации⁵. Его действия в качестве самостоятельного командира отличались ясным стратегическим мышлением и тактическим мастерством⁶. Нелишне упомянуть, что он состоял в личной переписке с царём Алексеем Михайловичем. Но где и каким образом Степанов приобрёл перечисленные навыки, из какого сословия происходил, — неизвестно.
По свидетельствам очевидцев, Степанов был дружен с Хабаровым и потому занял его место «с неохотой». Однако обстановка требовала незамедлительных и безошибочных действий: известие об удалении грозного «Хабара» подтолкнуло ряд приамурских племён к мятежу, с юга надвигались маньчжурские войска. А весь вооружённый российский контингент в регионе был в это время ограничен одним лишь хабаровским казачьим отрядом численностью около 500 человек.
С сентября по ноябрь 1653 года Степанов находился в по-[39]ходе против дючеров — оседлого тунгусоязычного племени (территория современной ЕАО), имевшего тесные отношения с родственными ему маньчжурами. Детали этой кампании неизвестны, но в «Отписках» Степанова сообщалось, что с «дючерскими мужиками... драки стоят частые»⁷. В июне 1654 года, выйдя в низовья Сунгари, он, имея под командованием около 250 человек, атаковал в районе современного города Тунцзян маньчжурский военный лагерь, в котором находились около 3000 солдат. Это нападение было столь неожиданным, что более многочисленный неприятель поспешил укрыться за земляным валом лагеря. Как позже сообщил Степанов, «тех богдойских ратных людей из стругов на берег выбили»⁸. Пристань и стоявшие возле неё суда были сожжены, захвачены пленники и много трофейного оружия. Взять лагерь, однако, не удалось: маньчжуры вели из-за вала беспорядочный, но плотный огонь. Поэтому казаки в порядке отошли к берегу и, без помех погрузившись на дощаники⁹, двинулись вниз по Сунгари. Как только они исчезли из вида, неприятель покинул своё укрепление и спешно отступил на юг.
Несмотря на тактический отход, победа осталась за Степановым: он нанёс противнику большой урон, заставил его бросить позиции, а сам не понёс ощутимых потерь. Вместе с тем ему стало очевидно, что в Приамурье маньчжуры перешли к действиям крупными воинскими силами и были прекрасно оснащены огнестрельным оружием. Это заставило задуматься о дальнейшем характере ведения операций против них.
Следовало готовиться к генеральной битве, которая должна была состояться в условиях крайнего неравенства сил: горстке казаков противостояли во много раз превосходившие их числом силы неприятеля. При таком условии давать бой на равнине близ устьев Сунгари или Биры не следовало: прямое столкновение грозило степановскому отряду разгромом и гибелью. Логичнее всего было

Место расположения Кумарского острога 

отступить вверх по Амуру в Албазин (современная Амурская область) и дожидаться неприятеля за его стенами. Но этот манёвр ставил под удар недавно возникшую полосу русского земледельческого освоения на Верхнем Приамурье. Поэтому Степанов выбрал несравненно более рискованный вариант — не допустить перехода противника через Амур и дать ему бой в таком месте, которое свело бы его численное превосходство на нет.
Следуя этому выбору, степановский отряд покинул низовье Биры, где находился после разгрома Сунгарийского лагеря маньчжуров, и, пройдя вверх по Амуру, 2 ноября 1654 года вошёл в устье его правого притока — небольшой реки Кумары (Хумархэ). В территориальной структуре регионального театра боевых действий XVII века это место занимало особое положение¹⁰. Ещё в 1651 году оно было оценено Хабаровым, который возвёл здесь Кумарский (Комарский) острог Данное укрепление позволяло контролировать движение по Амуру, но одновременно запирало собой так называемое Хинганское горло — понижение между хребтами Большого и Малого Хингана. Следуя по нему, противник кратчайшим маршрутом из Центральной Маньчжурии мог выйти к Амуру и, форсировав его, оказаться на Амуро-Зейской равнине. Таким образом, Кумарский острог блокировал неприятельское наступление по обоим оптимальным для него направлениям.
Очевидно, что укрепление, возведённое в своё время Хабаровым в устье Кумары, имело стандартный тип — ров, бревенчатый частокол и сторожевые вышки. Такая защита была эффективна против не имевших артиллерии ополчений местных племён. Но для того чтобы острог устоял перед маньчжурским натиском, этого было недостаточно. Поэтому, несмотря на приближавшиеся холода, в устье Кумары начались фортификационные работы. Завершить их удалось к середине декабря, когда земля окончательно сковалась морозом. Теперь оставалось ждать инициативы неприятеля.
[40] Противник вошёл в Хинганское «горло» в феврале 1655 года. Во главе стоял генерал Минъандали, выбравший для нанесения удара оптимальные время и направление. Межгорное понижение вело его прямо к скованному льдом руслу Амура, переход которого позволял сходу атаковать поселения русских колонистов на левобережье и, уничтожив их, идти на Албазин. У Минъандали имелось 10 тыс. человек. Для Приамурья середины XVII века эта воинская группировка была колоссальна. И перед ней стояла масштабная задача: взяв Албазин, полностью «зачистить» от русских Приамурье. Иными словами, этот поход должен был поставить в «Амурском вопросе» весомую точку.
Корпус кроме маньчжурских соединений состоял из китайских, монгольских, даурских и дючерских. Их численное соотношение неизвестно, но каждое из них выполняло свои задачи. Так, из маньчжуров, разумеется, были сформированы офицерский состав и штабное охранение, а также — подразделения, выполнявшие функции контроля за неманьчжурскими частями и нанесения ударов по врагу в решающие моменты сражений. Наверняка артиллеристы корпуса тоже были маньчжурами.
Китайцы составляли пехоту, предназначенную для основного «расхода» в боях. На её же плечи ложились заботы по обустройству лагеря и обоза, уходу за осадным и штурмовым снаряжением, черновое обслуживание артиллерийского парка. Следовательно, китайская пехота составляла большую часть корпуса. Но её не следует рассматривать как самостоятельный военнополитический субъект событий. Командовали ею маньчжуры; сражалась она за маньчжурские интересы.
Учитывая, что главной задачей корпуса являлось взятие двух укреплённых пунктов (Кумарский и Албазинский остроги), можно утверждать, что монгольский компонент был в нём невелик. Речь шла, скорее всего, о вспомогательном подразделении, предназначенном для разведки и карательных действий против гражданского населения.
Участие дауров и дючеров следует рассматривать по преимуществу как представительское. Их силовой потенциал был подорван предыдущими кампаниями против русских. Особенно велики оказались воинские потери, понесённые дючерами. Что касается дауров¹¹, то большинство из них, помня о присяге на подданство России, просто не выступили. Но отряды коренных жителей Приамурья существенно усиливали разведывательные возможности корпуса Минъандали . Кроме того, в боях можно было умело использовать высокий уровень антирусских настроений дючеров.
Маньчжурское войско не имело недостатка в военнотехническом оснащении. Степанов перечислял осадную и штурмовую экипировку противника: «Щиты у них были на арбах, а те арбы были на колёсах, и щиты деревянные, кожами поволочены... а на тех арбах были лестницы, а по конец лестниц колёса, а на другом конце гвозди железные и палки, и на тех арбах привязаны были дрова, и смольё, и солома для зажегу, и острог у них копейчатый был же... и всякие приступные премудрости»¹². В этом описании угадываются осадные щиты на колёсах, лестницы с приспособлениями для закрепления на гребне крепостной стены и подвижное полевое укрепление вагонного типа («острог копейчатый»)¹³. С помощью всех этих средств можно было приблизиться к укреплению и начать штурм, но перед этим нанеся максимальный ущерб стенам. Для этого противник располагал зажигательными материалами и средствами их доставки — Степанов упоминает «огненные стрелы». Однако применить их было непросто: для этого пришлось бы войти в зону прицельной стрельбы осаждённых. Кроме того, русские могли пропитать стены водой. Минъандали намеревался решить проблему разрушения стен современными средствами — в его распоряжении было 15 орудий; по мнению К.В. Асмолова, это были архаичные китайские пороховые хлопушки «хун-и пао»¹⁴. Но данное оружие было, скорее, психологическим. Его убойная сила находилась ниже всякой критики. Маньчжуры, уже знакомые с европейскими орудиями и серьёзно относившиеся к предстоявшей кампании, вряд ли предпочли им неэффективную псевдоартиллерию. Вдобавок они знали, что русским тоже известен огненный бой. Поэтому только очень наивный человек мог рассчитывать на испуг казаков при фактически бесполезной пальбе «хун-и пао». Это означает — по Кумарскому острогу била артиллерия европейского производства.
В распоряжении Степанова были 510 человек и три орудия. Сопоставив этот потенциал с силовыми возможностями врага, следовало принимать одно очевидное решение — отступать. Но этого не произошло.
С военно-геогра- фической точки зрения позиция на Кумаре была безупречной. Острог стоял на возвышении при слиянии двух рек, которые летом служили естественной преградой, а зимой их замёрзшие русла идеально простреливались. Но это имело значение при нормальном соотношении сил в оборонительном сражении: один защищавшийся против 5—7 нападавших. Под Кумарой это соотношение равнялось 1:20. К тому же противник обладал превосходством в тяжёлом вооружении: на один пушечный ствол у казаков приходились пять у маньчжуров. Почему оказавшийся в таких условиях Степанов не отступил? Рассмотрим факторы, наличие которых определило принятие столь нелогичного решения.
В первую очередь нужно отказаться от взгляда на землепроходческих командиров как на «залихватские» личности, спонтанно бродившие в поисках добычи. Разумеется, в землепроходчестве имели место все, в том числе и самые негативные издержки покорения новых земель, а его лидеры по своим моральным качествам были разными людьми. Но следует понимать, что ими решались определённые, поставленные от имени страны задачи. Они не щадили себя ради их выполнения и вполне осознавали свою миссию. И если Сте-[41]панову была поручена оборона Приамурья, то он с полной отдачей выполнял это поручение.
Далее следует коснуться эмоционально-психического фактора. Его нельзя игнорировать как минимум по двум причинам: поступки совершаются конкретными людьми с их личностными психологическими установками; в этой связи опрометчиво полагать, что Степанов и его люди не были отважны, не привыкли рисковать. Различные стороны группового мировоззрения, моральных установок в отдельные эпохи играют определяющую роль в поведении коллективов, и не имеет значения, понимаем ли мы в настоящее время эти «механизмы» мотивации действий или нет, кажутся ли они нам серьёзными или смехотворными; наши предки руководствовались ими, подчиняясь нормам своей эпохи.
Добровольно вступив на путь ратного ремесла и чтя его традиции, Степанов и его люди не могли бросить на произвол судьбы то гражданское население, для которого их отряд служил единственной защитой. Степановцы кормились буквально из рук этих людей и потому предать их не могли. Для них в данной ситуации психологически легче было с честью погибнуть.
Огромное значение имела и та сторона мировосприятия, которую позже стали нелестно именовать религиозным фанатизмом. Отступить от принесённой на Святом Кресте клятвы в верности государю и Отечеству было немыслимо. Нарушив её, можно было спасти тело, но погубить душу. На это мало кто из живших в XVII веке решился бы даже перед лицом самой страшной угрозы своей жизни.
Следует вникнуть в эмоциональное состояние оборонявших Кумару воинов. Всё указывает на то, что среди них царила атмосфера жертвенной готовности принять бой за веру, уверенности в том, что их дело угодно Высшим силам. Известно, что задолго до битвы степановцы постились и усиленно молились. Во время сражения многим из них было явление образов Святого Спаса и Богородицы, которые наводили, по их словам, на маньчжуров «ужас и трепет». К чести степановцев, среди них не наблюдалось нервных срывов, неуправляемых поступков. Напротив, они были настроены более чем решительно. Достаточно заметить, что никто из их числа, чётко осознавая своё положение, не дезертировал ни до начала, ни во время штурма.
Неизвестно, сколь эффективна оказалась бы Божья помощь, надейся Степанов и его люди лишь на неё. Уверенности им придавали результаты проделанной накануне сражения работы. Для укрепления Кумарского острога было предпринято максимум усилий. В итоге он обратился в совсем не типичный для Приамурья XVII века фортификационный пункт: «Острог... был поставлен на валу стоячий, а по углам вывожены были быки... а круг того острожка копан ров... в... сажень печатную, а ров в ширину две сажени, а круг того рва бит чеснок деревянный, а круг того чесноку деревянного бит чеснок железный стрельной опотайный. А в остроге были исподний и верхний бои, а внутрь острожной стены засыпали хрящом. от пушечного боя ... да в острожке был срублен раскат, и с того раската били мы... по тому богдойскому войску»¹⁵.
Судя по описанию, острог опоясывала двойная бревенчатая стена, набитая внутри смесью дроблёного камня с землёй («хрящём»), с башнями («быками»), двумя рядами бойниц. Изнутри она усиливалась подпорным земляным скатом. Её высота увеличивалась подведённым насыпным валом. Кроме того, имелся многослойный пояс внешних защитных сооружений — ров, по внешнему периметру которого шёл ряд врытых в землю деревянных «ежей» из заострённых кольев («деревянный чеснок»), пространство между которыми было засыпано стальными шариками с шипами («чеснок опотайный»). Кумарский острог превратился в настоящую крепость. Её инженерное усиление осуществили за два неполных месяца (ноябрь и декабрь) 1654 года. Известна дата начала работ — 2 ноября, которые закончились к тому времени, когда уже приходилось «сечь мёрзлую землю».
Итак, Минъандали двигался по Хинганскому «горлу». Но тем самым он поставил себя в сложное положение. Межгорный проход закрывал Кумарский острог. Обойти его было невозможно, так как горный рельеф сковывал возможность манёвра. Попытка выйти из Хинганского «горла» и найти иной маршрут требовала дополнительного времени, в течение которого лёд на Амуре мог начать подтаивать. Наконец, внешнее спокойствие защитников Кумары внушало мысль, что разведка занизила их численность. А это не исключало возможности контратаки русских.
По зрелому размышлению Минъандали остановил движение корпуса для выяснения обстановки. Тем временем амурский лёд действительно стал ненадёжным для прохождения большой группы войск с тяжёлым вооружением. Операция, задуманная как стремительный рейд, провалилась. Оправдать эту неудачу теперь можно было лишь одним способом — взятием Кумарской крепости.
Маньчжуры подошли к ней 13 марта 1655 года. Вне стен была застигнута вышедшая на заготовку леса группа из 20 степановцев под командованием И. Телятьева. Они были окружены и начали отбиваться. Большинство из них пали, но Степанов организовал вылазку, что позволило части дровосеков прорваться к крепости. Не ожидавший контрудара неприятель понёс серьёзные потери: «И тех же богдойских людей побивали»¹⁶. Эта стычка показала настрой осаждённых. Начались переговоры. Степанову и его людям за капитуляцию предлагались деньги, командные посты в имперских войсках. Ответом был отказ. На все эти события потребовалось 2—3 дня. Следовательно, непосредственное начало вооружённой борьбы за острог следует отсчитывать с 15—16 марта.
В плоть до 23 марта обстрел вёлся «всякий день и ночь». Позже осаждённые собрали внутри крепости и вокруг неё 350 ядер. При этом на каждое найденное ядро приходилось как минимум одно необнаруженное. Следовательно, за сутки по острогу производилось 80—100 выстрелов — плотность огня для XVII века достаточно высокая. Но бомбар-[42]дировка оказалась неэффективной — Степанов в «Отписках» не сообщил о заметном ущербе от неё. Причин тому может быть несколько: стены были крепкими, а «хрящ» амортизировал удары ядер; пушки у маньчжуров оказались не лучшего качества; маньчжурские канониры были плохо обучены.
24 марта Минъандали отдал приказ о штурме. Пехота «со все четыре стороны» приблизилась к первой линии обороны (заграждения из деревянного и железного «чеснока») и завязла на ней под огнём степановцев, который вёлся «с нижнево и верхнево бою» (с обоих рядов бойниц.)¹⁷. Подойти к стенам ей не удалось.
Тогда Минъандали, видимо, решил использовать численное превосходство, введя в бой все пешие резервы. Это привело к обратному последствию: солдаты сгрудились под выстрелами вдоль внешнего заграждения, подразделения смешались, боевое управление было потеряно. Такой благоприятный момент не ускользнул от внимания Степанова. И, пока противник не навёл порядка в своих рядах, он предпринял вылазку. Его люди атаковали потерявшую стройность построения и деморализованную неудачей вражескую пехоту. Эффект от этого удара был высок. Противник начал отступление к своему лагерю, которое, судя по всему, стало беспорядочным.
Сумятица, возникшая в стеснённом пространстве, а также разноязычие личного состава, которое в критический момент боя сыграло роковую роль (находившиеся в состоянии стресса, китайские солдаты перестали понимать отдававшиеся на маньчжурском языке команды офицеров), вновь не позволили противнику эффективно использовать численный перевес. Пробившись сквозь беспорядочную толпу, в которую обратилось войско осаждавших, степановцы ворвались в их лагерь, где уничтожили часть «приступных мудростей», захватили две пушки, пленных и подожгли его. Эта отважная контратака положила конец штурму. Русские отошли в острог маньчжуры начали приводить себя в порядок. Новых активных действий Минъандали уже не предпринимал. Самое очевидное тому объяснение — тяжёлые потери, понесённые 24 марта.
Маньчжуры без особой цели простояли под Кумарской крепостью до 3 апреля 1655 года. На следующий день Минъандали скомандовал отступление. Причинами тому были: результаты бомбардировки и штурма выглядели обескураживающе; моральный дух солдат упал, и они стали трудноуправляемыми; в маньчжурском войске, которое рассчитывало на быстротечность операции, закончились продовольствие и лечебные средства.
Это отступление выглядело странно. Маньчжуры покинули позицию, предав огню уцелевшие осадные приспособления; кроме того, они «пометали... в воду» свою «куяшную одежду» (тяжёлые доспехи). Наконец, в трофеях у степановцев после их отхода оказались ещё 30 пудов пороха и 730 не использованных противником ядер. Из всех этих деталей более или менее ясна одна — сожжение осадных приспособлений, которые Минъандали мог посчитать обузой на обратном пути. Но фактам утопления доспехов и завладения казаками порохом и ядрами логичного объяснения нет. Потеря дорогостоящего воинского снаряжения и боеприпасов при отходе в боевом порядке немыслима — их утрата предполагает самую серьёзную ответственность. Маньчжуры не могли просто так бросить в реку доспехи и подарить Степанову порох и ядра. В этой связи возникают два предположения.
Во-первых, корпус Минъандали мог оказаться в таких условиях, что ему ради осуществления отхода от Кумарской крепости пришлось «откупаться» от казаков. Но представить себе, какие обстоятельства могли стать причиной этой ситуации, крайне сложно. Численное превосходство маньчжуров над степановцами оставалось более чем значительным, и те попросту не смогли бы удержать врага от отхода; кроме того, они (в имевшихся условиях) вряд ли к этому стремились.
Более вероятным представляется другое предположение.
Возможно, 4 апреля состоялась ещё одна почему-то не упомянутая в «Отписках» вылазка. В колонне отступавших объектом внимания Степанова могли стать повозки с порохом и ядрами, в конвое которых образовалась замеченная со стен Кумарской крепости брешь. При этом нападение вновь оказалось столь неожиданным, что обозные солдаты в замешательстве принялись уничтожать иную ценную материальную часть войска — складированные перед маршем на телеги тяжёлые доспехи.
Так или иначе, но степановцы овладели немалой частью боеприпасов неприятеля. Минъандали не смог отбить их, хотя такая утрата грозила ему дисциплинарными последствиями. Маньчжуры покинули поле битвы. Оно осталось за горсткой отважных воинов и их замечательным командиром.
Размеры маньчжурских потерь в Кумарском сражении неизвестны. Но они были, вне всякого сомнения, велики настолько, что в совокупности с ущербом в материальной части взятие крепости оказалось невозможным.
Безусловно, масштабы боёв, которые имперские войска всё ещё вели в Китае, были внушительнее Кумарской битвы. Но столкновение на ранее никому не ведомой речке произошло близ коренного маньчжурского домена, который империя Цин стремилась сохранить любой ценой¹⁸. Вдобавок Кумарское поражение могло иметь для империи Цин крупный внешнеполитический негатив. Имея в глазах «третьих» стран репутацию непобедимой военной силы, она проиграла сражение гораздо более малочисленному и хуже вооружённому противнику. Распространение этой информации могло получить крайне нежелательную внешнюю огласку. Она могла выразиться в ущербе престижу империи Цин при выстраивании её отношений с европейскими государствами, а также — в морально-политическом воздействии на продолжавшееся китайское национальное сопротивление маньчжурским захватчикам. Поэтому было сделано всё, чтобы утаить факт битвы на Кумаре, а невнятные слухи интерпретировали её как мелкую стычку, завершившую-[43]ся «ничем»: по официальной маньчжурской версии, Минъандали отступил лишь из-за нехватки продовольствия.
Кумарская битва стала знаковым событием, которым наша страна, несмотря на огромное региональное неравенство сил, утвердила право на территориально-политическое присутствие в Приамурье. И этот аргумент был столь весом, что в течение последующих почти 30 лет маньчжуры не решались перейти к активным действиям на Амуре.
Сражение, произошедшее в 1655 году в Хинганском «горле», схоже с таким блестящим образцом мирового военного искусства, как оборона Фермопильского прохода спартанцами в 480 году до н.э.¹⁹ Их сближают равенство в военных технологиях и боевом опыте противников, колоссальное неравенство в численности противостоявших сторон, личная беспримерная доблесть воинов малочисленной стороны. Впрочем, между ними есть одно существенное различие: если 300 спартанцев героически пали в бою, то 500 русских казаков одержали полную, несомненную победу. Степанов показал себя замечательным военачальником, который не побоялся надвигавшейся на него колоссальной силы и вселил в своих людей веру в победу перед, как казалось, безнадёжным сражением. Он смог поставить врага в крайне невыгодные для него условия, использовал малейшие его промахи, мгновенно реагировал на изменения в тактической обстановке во время самой битвы.
В России Кумарская битва произвела большое впечатление. Русские дипломаты дважды напоминали о её исходе маньчжурам. В 1676 году находившийся в Пекине посол Н. Спафарий в ответ на угрозу войны заявил: «Ведают ли они (цинские политики. — В.Ш., А.М.) и сами, как осадили Комарский острог, и что взяли? А мы войною не хвалимся, а и бою их не боимся». Вслед за тем в 1689 году на переговорах в Нерчинске великий и полномочный посол боярин Ф. Головин одним лишь упоминанием о Кумарской битве охладил воинственный пыл маньчжурской делегации. Гибель в 1658 году попавших в засаду героев Кумары, Степанова и его отряда, стала предметом разбирательства на самом высоком правительственном уровне.
В своё время общественный резонанс Кумарской битвы был весьма заметен. Конечно, он несколько сглаживался отдалённостью места, где она произошла, от центра страны. Но до конца XVIII столетия в России была популярна народная баллада «Во Сибирской во украйне, во Даурской стороне», которая эпически повествовала об этом сражении. В народной культуре и в начале ХХ века огромной популярностью пользовался образ Аники(Оники)-воина, в котором угадывались мифологизированные черты Онуфрия Степанова.
Битва за Ачанский острог, Кумарская битва, Албазинская оборона в настоящее время почти забыты. Практически в безвестность погрузились иные происходившие на Амуре сражения XVII века. Между тем именно их лейтмотивом являются знаменитые слова князя Святослава: «Братья! Встали мы малым числом против силы великой, так не посрамим же Земли Русской!» Кровью и потом утверждала себя Россия на дальневосточном рубеже. И мы не вправе придавать забвению тех людей, делами и ценой жизней которых была создана великая страна — от океана до океана, наша Родина.

Примечания

¹ Александров В.А. Россия на дальневосточных рубежах (вторая половина XVII века). Хабаровск: ХКИ, 1984; Беспрозванных Е.Л. Приамурье в системе русско-китайских отношений в XVII—середине XIX веков. Хабаровск: ХКИ, 1986; Васильев А.П. Забайкальские казаки. Т. I. Благовещенск: Амурская ярмарка, 2007; Краткая история Амурского казачьего войска / сост. В.В. Крюков. Хабаровск: РИОТИП, 2009; Крюков В.В. Амурское казачество вчера и сегодня. Хабаровск: РИОТИП, 2008; Русская тихоокеанская эпопея. Хабаровск: ХКИ, 1979.
² Бычков А.А. «Исконно русская» земля Сибирь. М.: Астрель, 2006; Дайчiн-баатар. Интернет-ресурс http://www.gerodot.ru.
³ Мелихов Г.В. Маньчжуры на Северо-Востоке (XVII век). М.: Наука, 1974. С. 17. Маньчжуры — народ, родственный автохтонным сибирским (эвенки) и приамурским (нанайцы, удэге) этносам. К китайцам не имел ни языкового, ни традиционнокультурного отношения.
⁴ Махинов А.Н. Ачанский городок Е.П. Хабарова на реке Амур (1651—1652 гг.) // География и экология в школе XXI века. 2009. № 1. С. 33—39; Он же. О местонахождении Ачанского городка Е.П. Хабарова в нижнем течении реки Амур (1651—1652 гг.) // Шестые Гродековские чтения. Материалы межрегиональной научно-практической конференции. Хабаровск: Изд. ДВНГБ, 2009. Т. I. С. 5—12. Понятие «городок» в данном случае обозначает не маленький город, а небольшой укреплённый пункт, в отличие от более крупного — острога.
⁵ См.: Онуфрий Степанов. Интернетресурс http://dv-people.ru; Онуфрий Степанов (Кузнец). Интернет-ресурс http://ostrog.ucoz.ru.
⁶ Шведов В.Г. Белый тигр // География в школе. 2005. № 5. С. 31—36. Попытки «приписать» Степанова к выходцам из простонародья, основываясь лишь на его отрядном прозвище «Кузнец», несостоятельны, т.к. оно указывало не на его профессиональную принадлежность, а на умение наносить молниеносные сокрушительные удары.
⁷ Отписка О. Степанова якутскому воеводе М. Лодыженскому от 2—31 августа 1654 г. Интернет-ресурс http://www.vostlit.info.
⁸ Там же. «Богдойцами» русские тогда называли маньчжуров.
⁹ Речные гребные суда ладейного типа.
¹⁰ Здесь и далее все даты даны по старому стилю. Шведов В.Г. Историческая политическая география. Обзор становления, теоретические основы, практика. Владивосток: Дальнаука, 2006. С. 166.
¹¹ Дауры — оседлый монголоязычный этнос, проживавший на территории современной Амурской области.
¹² Отписка О. Степанова якутскому воеводе М. Лодыженскому от 4 апреля 1655 г. Интернет-ресурс http:// www.vostlit.info.
¹³ В XVI—XVII вв. русские тоже широко применяли такое приспособление в боях против татарской конницы и называли его «гуляй-город».
¹⁴ Асмолов К.В. Осада Кумарского острога глазами военного историка. См.: Интернет-ресурс http:// makkawity.Iivejournal.com.
¹⁵ Отписка О. Степанова якутскому воеводе М. Лодыженскому от 4 апреля 1655 г.
¹⁶ Там же.
¹⁷ Этот факт не вяжется с более ранними сетованиями Степанова на нехватку боеприпасов. Видимо, надеясь улучшить снабжение отряда, он преувеличивал свои проблемы.
¹⁸ Мясников В.С. Договорными статьями утвердили. Дипломатическая история русско-китайской границы XVII—XX веков. Хабаровск: ХКИ, 1997. С. 78. Следует заметить, что сосредоточенные в XVII в. в Приамурье силы России были явно недостаточны для наступления к верховьям Сунгари. Кроме того, никаких планов по этому поводу ни в Москве, ни у действовавших на Амуре казачьих командиров не существовало.
¹⁹ Шведов В.Г. Кумарская битва: русские Фермопилы // Амурская область: история и современность. Сб. науч. тр. Благовещенск: Изд. Амурского обл. краевед. музея, 2009. Ч. I. С. 51—55.

Воспроизводится по:

Военно-исторический журнал № 8 2011г. С. 38–43