Русская православная церковь в Забайкалье и Приамурье во второй половине XVII—XVIII в.

На материалах письменных источников рассматривается роль Русской православной церкви в освоении Забайкалья и Приамурья во второй половине XVII—XVIII в.

Вопрос о роли православного духовенства, осваивавшего вместе с первопроходцами обширные территории Забайкалья и Приамурья, до сих пор, по существу, не поднимался.
В отечественной историографии уже давно установилось мнение о том, что основоположниками книжной культуры на Дальнем Востоке были русские первопроходцы [31, с.282—284; 24, с. 15; 33, с.63—67]. Однако это в общем правильное утверждение необходимо конкретизировать. Дело в том, что из 483 книг, изданных в России в XVII в., 410 — богослужебные, 66 — религиозного содержания и только 7 — нерелигиозного содержания [22, с.134, 135]. Хорошо известно, что еще в дружине Ермака, отправившейся 1 сентября 1582 г. покорять Сибирь [40, с.159], была походная часовня [1, с.20]. Подобная часовня находилась на «Спасском» судне в составе русской флотилии на Амуре, которую в 1649—1653 гг. возглавлял Е.П. Хабаров. Несомненно, что первые богослужебные книги появились в Приамурье именно тогда. 24 марта 1652 г. отряд Хабарова, зимовавший в Ачанском острожке на нижнем Амуре, был неожиданно атакован маньчжурами и дючерами. Перед лицом смертельной опасности (здесь и далее язык оригинала сохранен) «служилые люди и вольные казаки, помолясь Спасу и Пречистой Владычице нашей Богородице и угоднику Христову Николе Чудотворцу, промеж собою прощались и говорили то слово яз Ярофейко, и ясаул Андрей Иванов и все ваше войско казачье: умрем мы братцы казаки, за веру крещеную, и постоим за дом Спаса и Пречистые и Николы Чудотворца, и порадеем мы казаки, за веру крещеную, и постоим за дом Спаса и Пречистые и Николы Чудотворца, и порадеем мы казаки государю царю и великому князю Алексею Михайлович всеа Русии, и помрем мы казаки все за один человек против государева недруга, а живы мы казаки в руки им Богдойским людем не дадимся...». Сражение продолжалось весь день. Маньчжуры вырубили «три звена стены до земли» и попытались ворваться в городок, но казаки установили против пролома большую медную пушку и открыли из нее и всего другого оружия сокрушительный огонь по противнику. Отбив натиск маньчжуров, 156 казаков в куяках с саблями бросились на вылазку и обратили их в бегство. «И нападе на них Богдоев (маньчжуров — Прим. авт.) страх великий, — писал Хабаров якутскому воеводе Д.А. Францбекову, — и, Божиею милостию... и Пречистыя Владычицы Богородицы и святаго угодника Христова Николы Чудотворца, покажися им сила наша несчетная, и все достальные Богдоевы люди прочь от города и от нашего бою побежали врознь...» В бою погибло 676 «богдойских людей» и 10 казаков, еще 78 были ранены. Победителям достались 830 лошадей с хлебными запасами, 17 пищалей, две пушки и восемь знамен [11, С.356—358].
В марте 1655 г. те же казаки, но уже под руководством Онуфрия Степанова-Кузнеца, возглавившего отряд после ареста и отправки Е.П.Хабарова в Москву в сентябре 1653 г., были осаждены десятитысячным войском маньчжуров с 15 пушками в Комарском остроге, возведенном ими возле устья правого притока Амура р. Комара (совр. р. Хумаэрхэ). Во время осады «имели казаки пост и молитву, и в то время было явление многим древним от иконы Всемилостива Спаса, и от иконы Пречистыя Владычицы Богородицы нашей и Приснодевы Марии и от Всех Святых». 20 марта маньчжуры предприняли массированный обстрел острога, а 24 марта попытались взять его штурмом, который защитники крепости не только отбили, но и захватили на вылазке оружие противника и языков. В итоге этих успешных действий маньчжуры 4 апреля сняли осаду и ушли. Казаки приписали их отступление вмешательству свыше, а в официальных маньчжурских документах оно было объяснено нехваткой продовольствия [12, с.27—31; 36, с.205—208; 37, с.660].
Спасское судно оказалось единственным, уцелевшим в ходе боя 30 июня 1658 г., когда вблизи устья р.Сунгари отряд О.Степанова был разгромлен превосходящими силами маньчжуров. Согласно распросным речам оставшихся в живых служилых людей во главе с племянником Е.П.Хабарова атаманом Артемием Филипповичем Петриловским «только одно де казенное судно с образы и со всякою спаскою казною казаки 95 человек отстояли и побежали к морю» [12, с. 176; 36, с.241].
Источники ничего не сообщают о присутствии в составе отряда на Амуре священника. По-видимому, его функции выполнял кто-то из грамотных служилых людей. Так, известно, что незадолго до Комарской обороны двух китайцев, проданных маньчжурами в холопы даурам, по их челобитью крестил сам приказной О.Степанов [12, с.28).
Первые священнослужители прибыли на Дальний Восток вместе с воеводами новообразованного якутского уезда. Воеводы П.П. Головин и М.Б.Глебов выехали из Москвы в 1639 г. В пути к ним присоединились посланные из Казани в Якутский острог «в соборную церковь к живоначалной Троице служить два человека черных попов, Симеон да Порфирий, да два человека белых попов, попов Степан да Василий, да белый диакон Спиридон [13, с.204]. Наряду с другим имуществом воеводы везли с собой выданные в Сибирском приказе церковные книги «в два острога к двум церквам» [24, с.17]. Сохранился перечень этих книг. В него входили —«2 Евангилья напрестолные, 2 Евангилья толковых, 2 Апостола, 2 Псалтыри с следованьем, 2 Часовника, 2 Минеи общих, 2 Шестодневца, 2 Трефолоя на весь год печатные, 2 Треоди постные, 2 Треоди цветные, 2 Служебника, 2 Потребника» [21, с.80].
Сибирский приказ специально закупал в книжном и овощном рядах в Москве или на Печатном дворе апостолы, евангелия, псалтыри, минеи и требники, необходимые для культовых служб. Несомненно, именно такие церковные книги привез в 1657 г. с собой в Забайкалье А.Ф. Пашков, назначенный в 1654 г. воеводой «на Амур-реку в Китайской и Даурской землях». Архиепископу Сибирскому и Тобольскому Симеону было предписано выделить Пашкову «к трем церквам анитимис» (напрестольный платок с зашитой в него частицей мощей, на котором освящаются дары,— А.А.) и «двух попов и дьякона» [12, с.40, 41; 36, с. 199]. Одним из этих священников стал сосланный в Сибирь выдающийся расколоучитель протопоп Аввакум, который также вез с собой небольшую библиотеку, но ее, по его словам, растащили, когда он провел зиму 1656/57 г. в заточении в Братском остроге. Однако какие-то книги все-таки сохранились, поскольку, возвращаясь в 1662 г. из Даурии, он отдал свою Кормчую — книгу церковного законодательства, изданную в 1650 г. в Москве, в обмен за мужика-кормщика и продукты [18, с.42, 51].
Большое значение в создании на Дальнем Востоке первых библиотек из богослужебных книг имело возведение там церквей и в особенности монастырей. Первым среди них был Якутский Спасский монастырь, основанный в 1664 г. В 1663 г. служилые люди Якутского острога «изволили быть в Якуцком остроге монастырю во имя Спаса нерукотворного образа» и церкви «Святаго праведнаго Алексея — Человека Божия». В том же году якутский воевода Иван Большой Голенищев-Кутузов отправил избранного строителем монастыря Ивашку Афанасьева с челобитной к архиепископу сибирскому и тобольскому Симеону «чтоб благословил на монастырское строение и на церковь лесу выронить и на престолы антимисы дать и ево Ивашка в черные священники сподобить» [41, с.З—5].
Вторым по времени основания на Дальнем Востоке был Спасский монастырь, возведенный в 4 км выше по течению Амура от Албазинского острога в 1671 г. Его строителем был иеромонах Гермоген, прибывший на Амур осенью-зимой 1665/66 г. с группой казаков, убивших на Лене в устье р. Киренги притеснявшего их илимского воеводу Л.А. Обухова и бежавших от наказания. До своего переселения Гермоген был известен как основатель Усть-Киренского Троицкого монастыря, заложенного им в 1663 г. Спасский монастырь был возведен на средства албазинских казаков, которые на всякую работу... давали хлеба и работников, а частично на мирские подаяния [3, с. 166; 32, с. 138].
Именно в Албазинском Спасском монастыре хранилась в 1671 — 1685 гг. икона «Слово плоть бысть» с изображением чревоношения Богомладенца, которая почиталась как чудотворная еще до принесения ее Гермогеном в Приамурье. Во время осады Албазина маньчжурами в июне 1685 г. Спасский монастырь был разрушен.
Однако Гермоген с братией успел затвориться вместе со всеми албазинцами в остроге и спасти святыню [16, с.110].
В 1681 г. по указу царя Федора Алексеевича из Москвы в Сибирь была отправлена миссия из 12 человек во главе с игуменом Феодосием. Им было поручено для призыва и крещения в православную христианскую веру иноземцев построить на Селенге или в другом удобном месте монастырь Святой Живоначальной Троицы [2, с. 101; 13, с.З 14, 315; 17, с.9— 11]. Святотроицкий Селенгинский мужской монастырь был возведен в 1683 г. на левом берегу р. Селенга в 60 км северо-западнее современного г.Улан-Удэ [28, с 111, 112]. В XVIII в. он был крупнейшим земельным собственником в Забайкалье, где процветали производство зерновых культур и скотоводство [27].
Еще одна обитель — Посольский Спасо-Преображенский монастырь — был построен в конце XVII в. на берегу Байкала возле устья р.Прорва, где 7 октября 1650 г. буряты убили посла, тобольского сына боярского Ярофея Заболоцкого с сыном и семью служилыми людьми, которые были отправлены по царскому указу с посольством к монгольскому Цэцэн-хану [11, с.392; 38, с.347, 348; 28, с. 122, 123]. В 1700 г., после освящения перестроенной в церковь Знаменской часовни, здесь начались регулярные богослужения [20, с.71; 39, с.85]. В 1706 г. было решено заложить монастырь вблизи Нерчинска на месте его предшественника — Шилского острожка, построенного казаками во главе с М.С. Уразовым поздней осенью 1653 г. В 1707—1710 гг. здесь была построена деревянная церковь, сгоревшая в 1729 г., а в 1712 г. заложена каменная Успенская церковь. При монастыре была открыта богадельня для престарелых и изувеченных в боях служилых людей. Здесь закончили свои дни ветераны освоения Забайкалья и Приамурья и обороны их от маньчжуров [25, с.78, 79].
О составе церковных библиотек в этих монастырях и храмах можно судить по описи имущества албазинских церкви Воскресения и часовни Николая Чудотворца, вывезенного из покинутого, согласно русско-китайскому Нерчинскому договору, острога. В августе 1690 г. старостой церкви Воскресения Василием Ерофеевым в Нерчинск были доставлены: «Евангелие напрестольное. Книги: Псалтирь следованная, Октоих 4 гласа, Евангелие толковое Воскресное, Апостол, Минея общая, Святцы печатные, Псалтирь учительная, Псалтирь Киевская, Пролог полугодовой», а старостой Покровской слободы Василием Фалалеевым — Псалтирь, Часовник и житие Николая Чудотворца из часовни [34, с.197, 201—203]. Единственной известной нам светской книгой в Албазине было Соборное уложение [37, с.793]. Эта книга пользовалась во второй половине XVII в. наибольшим спросом у населения и была куплена жителями более 80 городов и поселений Российского государства [26, с.94]. Для оценки качественного и количественного состава церковных библиотек Албазина уместно сравнить их со списками книг, продававшихся на рынке крупнейшего города Восточной Сибири — Енисейска в 1649 и 1687 гг. В 1649 г. там продавались книги 38, а в 1687 г.— 19 названий [31, с.281—284]. Так вот. из этих 19 фигурирующих в обоих списках книг в Албазине присутствуют К). Исключение представляет Псалтырь Киевская из церкви Воскресения, а также Псалтырь и Житие Николая Чудотворца из часовни.
О высокой книжной грамотности жителей Албазина убедительно свидетельствует созданная там «Повесть о чудеси святых благоверных князей Всеволода и Довмонта, во святом крещении нареченных Гавриила и Тимофея псковских чудотворцев», единственный список которой хранится в Древлехранилище научной библиотеки Псковского государственного объединенного историко-архитектурного музея-заповедника. В ней рассказывается о том, как промышлявшим соболя по Амуру и его притокам албазинским казакам во главе с Гаврилой Фроловым и Дмитрием Тушовым явились два воина на белых лошадях с луками и копьями. Они назвались именами псковских святых князей и предсказали казакам взятие маньчжурами Албазина и последующую героическую оборону восстановленной и вновь осажденной крепости [4]. По мнению Е.К. Ромодановской, посвятившей сибирским повестям об иконах XVII—начала XVIII в. специальное исследование, «...повесть была создана в демократической среде и по своему характеру значительно отличается от других сибирских произведений этого жанра, вышедших из официальных церковных кругов» [35, с.84]. Это несомненно верное наблюдение подтверждает факт отсутствия в подробно описанном в повести вооружении князей-воинов мечей. Дело в том, что в кафедральном Троицком соборе Пскова, где покоятся в серебряных раках мощи святых князей-воинов, несколько столетий сохранялись в качестве реликвий приписываемые им мечи. Во второй половине XIV в. там появился «меч Довмонта», которым торжественно опоясывали при посажении на псковский стол князей, а в середине XVI в. — «меч Всеволода», великолепию которого в 1569 г. поразился сам Иван Грозный [5, с.70—73]. Не знать о существовании этих святых реликвий в официальных церковных кругах действительно не могли.
Количество священников в Забайкалье и Приамурье соответствовало количеству имеющихся там церквей и поэтому было невелико. На Соборе Русской Православной церкви в ноябре 1681 г. в ответе на предложение царя Федора Алексеевича об учреждении новых епархий было написано: «А в дальние грады, на Лену, в Дауры, из той же епархии (Енисейской— А.А.) посылать от духовного чину архимандритов и игуменов, или священников добрых и учительных, для учения християнского закона и просвещения неверных; а епископом в тех далних городех ныне быть неудобно, малолюдства ради христианского народа» [2, с.110]. В официальных документах священнослужителей именовали «ружниками». Так, согласно окладной книге Селенгинска 1693 г., в остроге находились поп А.Яковлев, дьячок И. Резанов и пономарь Д. Агеев, а в Нерчинске по «Окладной книге Сибири» 1697 г. числились 4 человека ружников. В 1699 г. в Нерчинской церкви Воскресения служили протопоп Д.Иванов, священник Н. Сысоев и дьячек И. Никифоров, а также пономарь Я.Павлов и просвирница Н. Матвеева. Ревизия 1719—1720 гг. зафиксировала в Нерчинске и присудных ему острожках одного протопопа, 9 попов, одного дьякона, двух дьячков и трех пономарей [29, с.7, 36, 37, 45] (Государственный исторический музей. Отдел письменных источников. Ф.113, № 34, л. 186 об). Тем не менее и с таким небольшим штатом истинных подвижников православной церкви русская патриархия осуществляла, согласно сохранившимся документам, деятельный контроль над регламентацией личной и общественной жизни русских людей на далекой восточной окраине государства. Священники освящали церкви, крестили инородцев и новорожденных, венчали молодоженов, отпевали умерших, следили за соблюдением постов, боролись с пьянством и прелюбодеяниями [17, с.11, 31, 32, 41, 54, 73, 74, 167, 168, 183, 184].
Руководство и надзор за деятельностью священников в Забайкалье и Приамурье осуществляли так называемые десятинники. 15 июня 1687 г. митрополит Сибирский и Тобольский Игнатий распорядился о том, «чтобы игумен Троицкого Селенгинского монастыря Феодосии ведал церковные догматы и духовные дела в Даурских острогах: Иркутском, Удинском, Бургузинском, Нерчинском, Албазинском, Аргунском, Телембинском, Илимском, Братском, и в Николаевской заимке, и для того принял наказ у прежнего десятинника боярского сына Алексея Беляева». 12 мая 1693 г. митрополит Игнатий назначил игумена Михаила вместо Феодосия «закащиком по всей Даурской десятине», а 20 июня 1695 г. заменил его на этой должности боярским сыном И. Толстоуховым. Некоторые их функции были весьма своеобразными. Так, 1 сентября 1691 г. митрополит Игнатий велел игумену Феодосию брать пеню с блудников и блудниц по 2руб. 8 алтын и 2 деньги (2 руб. 25 коп.), а 9 ноября 1696 г. приказал якутскому десятиннику сыну боярскому В. Аврамову брать с блудников по 5 руб., а с женщин ничего [там же, с. 15, 16, 41, 45—47, 52—54].
Важной стороной деятельности православной церкви в Забайкалье и Приамурье было крещение инородцев. В 1682 г. Иркутский воевода И.Е.Власов доложил царю о крещении 20 человек монголов и сообщил, что выдать новокрещеным положенных по указу трех рублей и сукну не смог из-за их отсутствия. Кроме того, воевода спрашивал, снимать ли с крещеных инородцев ясак [13, с.312], по-видимому, опасаясь, что желающих креститься в таком случае может оказаться слишком много.
Исключительное значение в ходе освоения Забайкалья имело крещение князей Гантимуровых. Родоначальник этой фамилии князь Гантимур был уроженцем тех мест, где позже был основан Нерчинский острог. Князья Гантимуровы возглавляли эвенков-нелюлей, которые составляли большинство местного населения. В 1651 г. Гантимур одним из первых заплатил ясак и вступил со своим родом в русское подданство. Однако позже из-за жестокого обращения Е.П.Хабарова с коренным населением Восточного Забайкалья и Приамурья он откочевал с улусными людьми на маньчжурскую территорию и только в 1667 г. вернулся в пределы русско¬го Забайкалья. Уход к русским Гантимура, за которым в Пекине признавались большие права на забайкальские земли, создал крайне нежелательный для маньчжурских властей прецедент, и они приложили все силы для его возвращения. Вопрос о выдаче Гантимура поднимался цинской стороной в 1676 г. в ходе переговоров с царским послом Н.Г. Спафарием, а затем при выработке условий Нерчинского мирного договора 1689 г. Тем не менее все было тщетно потому, что выдать своего православного единоверца русские власти не могли. Еще в начале 80-х годов князь Гантимур со своим сыном Катаном пожелали принять православную веру. Ставший к тому времени Нерчинским воеводой И.Е.Власов сообщил об этом царям Иоанну и Петру Алексеевичам и по их указу в 1684 г. окрестил Гантимуровых. В 1685 г. Гантимуровы — Петр, Павел Петрович и его сын Чекулай были по их просьбе отправлены для представления царям в Москву. Князь Гантимур в пути заболел и умер в г. Нарым. Его сыну— Павлу — в Москве были оказаны почести значительно большие, чем крестившимся мурзам иных племен. П.П. Гантимурова щедро одарили и поверстали в дворяне по самому привилегированному московскому списку. Нерчинскому воеводе было приказано построить хороший дом и двор для Гантимурова, освободить от уплаты ясака весь его род и «писать князьями» Петра и его сына Чекулая, получившего при крещении в Москве имя Василий. В дальнейшем князья Гантимуровы верой и правдой служили царской администрации Забайкалья. Они возглавляли инородческое войско и собирали ясак с местного населения [6, 42].
Ярким примером высокого духа православия и желания при любых обстоятельствах следовать предписываемым церковью нормам жизни является поведение защитников Албазинского острога во время осады его маньчжурами в 1686—1687 гг. В июле 1686 г. в остроге затворились 826 человек, которые в течение пяти месяцев успешно противостояли 6500 воинам противника. В декабре их осталось всего 150 человек, из которых нести караульную службу могли лишь 30 мужчин и 15 подростков, другие ослабели от ран и цинги. Несмотря на это, возглавлявший оборону казачий голова А.И. Бейтон отказался впустить в крепость маньчжурских лекарей, ответив на предложение о помощи, «что в Албазине служилые люди милостию великого Бога все здоровы», а на Пасху послал изумленным китайским воеводам пшеничный пирог весом в ОДИН пуд, который они «приняли с честию». К маю 1687 г. в Албазине осталось в живых только 66 «осадных сидельцов». В это тяжелое время А.И.Бейтон не решился предать земле тела павших албазинцев без отпевания, поскольку священник Федор Иванов также умер. Он приказал сложить тела погибших в опустевшие зимовья, пока не прибудет священник, о чем сообщил Нерчинскому воеводе И.Е. Власову. «И те умершие люди похоронены в городе в зимовьях поверх земли без отпеву до твоего рассмотрения. А ныне я с казаками живу во всяком смрадном усыщении. А вовсе похоронить без твоей милости и приказу дерзнуть не хощу, чтоб, государь, в прегрешении не быть. А хоте, государь, ныне и благоволишь похоронить, да некем подумать и невозможно никакими мерами» [37, с. 129, 149, 150, 776]. Похоронить этих павших албазинцев достойным образом возле церкви Воскресения, где в остроге находилось кладбище, А.И. Бейтону так и не удалось. Согласно условиям Нерчинского мирного договора между Россией и маньчжурским Китаем, заключенным 29 августа 1689 г., Албазин подлежал уничтожению, а его жители — переселению. Ввиду этого албазинцы в сентябре 1689 г. были вынуждены спешно разрушить и покинуть острог. Спустя 300 лет, в 1991 —1992 гг., одна из полуземлянок с останками 57 непогребенных защитников острога была обнаружена нами при археологических исследованиях памятника. 8 августа 1992 г. по нашей инициативе с благословения епископа Хабаровского и Благовещенского преосвященного Иннокентия, ныне епископа Читинского и Забайкальского, останки героически погибших защитников крепости были торжественно погребены по православному обряду на территории Албазинского острога и души их наконец-то обрели покой [8, 9].
Русская православная церковь не покидала своих сыновей и на чужбине. Как известно, албазинцы, захваченные и уведенные маньчжурами в Китай перед первой осадой Албазина и после его взятия в 1685 г., были поселены в Пекине и зачислены в роту Гудэй. Столица империи в то время была разделена на 8 частей или знамен, к одному из которых — желтому с каймой знамени маньчжурской гвардии была причислена и эта рота, получившая впоследствии название «русской» [19, с.44—46]. Эти русские люди первое время больше всего страдали от отсутствия у них священника и были вынуждены избрать его из своей среды. Позже в Пекин был доставлен отец Максим Леонтьев, плененный маньчжурами вместе с группой албазинских казаков на Амуре ниже устья р. Зея еще 27 июля 1683 г. [14, с.234—236; 15, с.218—221]. Он переделал переданную русским по приказу императора Канси буддийскую кумирню в часовню и во имя св. Николая Чудотворца и стал регулярно проводить в ней богослужения. 6 июня 1695 г. митрополит Сибирский и Тобольский Игнатий продиктовал грамоту игумену Селенгинского Троицкого монастыря Миса-илу с указом выдать проездные деньги отправленному из Тобольска в Китай с торговыми людьми дьякону соборной церкви Лаврентию Иванову. Тем же числом датирована грамота митрополита Игнатия в Пекин, отправленная с дьяконом, в которой архиерей послал «проповеднику святого Евангелия в китайском царствии, благоговейному иерею Максиму Леонтьеву и всем православным христианам, обитающим в китайском царствии, архипастырское благословение...». Лаврентий Иванов прибыл в Селенгинский Троицкий монастырь 4 февраля 1696 г. и в том же году добрался до Пекина, куда доставил помимо грамоты антммис, миро и масло «со всякими церковными потребами» для освящения церкви «во имя с. Софии премудрости Божией». Однако это название не привилось, и в более позднее время церковь продолжали именовать Никольской [2, с.445; 17, с.51, 52, 66—71; 19, с.54, 55]. В 1716 г. в Пекин прибыла основанная по указу императора Петра I Российская духовная миссия во главе с архимандритом Илларионом, которая просуществовала до 1956 г.
15 января 1727 г. императрица Екатерина I утвердила указ Синода об образовании Иркутской епархии, куда вошли города Иркутск и Нерчинск с уездами, Удинский и Селенгинский остроги, Иркутский Вознесенский, Посольский, Спасо-Преображенский, Нерчинский, Успенский мужские монастыри и Иркутский Знаменский женский — всего 42 церкви и четыре монастыря. Первым епископом Иркутским и Нерчинским стал Иннокентий Кульчицкий [30, с.34].
Глубоко символичный акт произошел в 1854 г., когда состоялся первый сплав вниз по Амуру русской флотилии во главе с генерал-губернатором Восточной Сибири Н.Н. Муравьевым. Как известно, этот поход завершил работы Амурской экспедиции 1849—1855 гг., подготовившей окончательное присоединение левобережья Амура к России, скрепленное русско-китайским Айгунским договором 1858 г. Начинался этот сплав от селения Шилкинский завод, где 14 мая 1854 г. перед отплытием флотилии состоялся торжественный молебен. Молебен был произведен перед иконой «Албазинской Божьей матери» [10, с.339]. Именно так стала называться та самая икона, которую принес в Албазин в 1665 г. иеромонах Гермоген. После взятия Албазина в 1685 г. Гермоген вернулся в Усть—Киренский Троицкий монастырь на р. Лена, а икону оставил в Забайкалье, где она за полтора столетия стала символом русского господства в крае [7].
Таким образом, ведущая роль Русской Православной церкви в деле культурного освоения Забайкалья и Приамурья и сохранении высокого уровня духовности в весьма разношерстной среде первопроходцев во второй половине XVII—первой четверти XVIII в. представляется нам несомненной.

ЛИТЕРАТУРА

1. Абрамов Н.А. Ермак, покоритель Сибири // Чтения в Обществе истории и древностей российских при Московском университете. Кн.4. М., 1867. С. 15—56.
2. Акты исторические. Т. 5. СПб.. 1842. 539 с.
3. Александров В.А.. Покровский Н.Н. Власть и общество. Сибирь в XVII в. Новосибирск: Наука. 1991. 410 с.
4. Артемьев А.Р. Явление албазинским казакам псковских святых // Вести. ДВО АН СССР. 1990. № 4. C.106-110.
5. Артемьев А.Р. О мечах-реликвиях, ошибочно приписываемых псковским князьям Всеволоду- Гавриилу и Довмонту—Тимофею // Российская археология. 1992. № 2. С.66—74.
6. Артемьев А.Р. России верное служенье (Род князей Гантнмуровых) // Забытые имена. История Дальнего Востока в лицах. Вып.1. Владивосток, 1994. С.47—59.
7. Артемьев А.Р. Икона Албазинской Божьей матери // Вести. ДВО РАН. Владивосток, 1995. № 5. С. 13 1 — 134.
8. Артемьев А.Р. Останки непогребенных защитников Албазинского острога // Российская археология. М. 1996. № I. С. 185—196.
9. Артемьев А.Р. Из истории героической обороны Албазинского острога от маньчжуров // Проблемы Дальнего Востока. М., 1996. № 3. С.118—122.
10. Барсуков И. Иннокентий митрополит Московский и Коломенский по его сочинениям, письмам и рассказам современников. М, 1997. 770 с.
11. Дополнения к Актам историческим. Т. 3. СПб., 1848. 557 с.
12. Дополнения к Актам историческим. Т. 4. СПб., 1851. 416 с.
13. Дополнения к Актам историческим. Т. 8. СПб., 1862. 350 с.
14. Дополнения к Актам историческим. Т. 10. СПб., 1867. 504 с.
15. Дополнения к Актам историческим. Т. 11. СПб., 1869. 312 с.
16. Дополнения к Актам историческим. Т. 12. СПб., 1872. 423 с.
17. Древние церковные грамоты Восточно-Сибирского края (1653—1726гг. и сведения о Даурской миссии, собранные миссионером архимандритом Мелетием. Казань, 1875. 198 с
18. Житие Аввакума и другие его сочинения. М.: Россия. 1991. 368 с.
19. Иеромонах Николай (Адоратский). История Пекинской Духовной Миссии в первый период ее деятельности (1685—1745) // История Российской Духовной Миссии в Китае. М., 1997. С. 14—164.
20. Историческое описание Посольского Спасо-Преображенского монастыря Иркутской епархии // Русские первопроходцы на Дальнем Востоке в XVII—XIX вв. (историко-археологи ческие исследования). Т.З. Владивосток, 1998. С.70—82.
21. История Сибири. Первоисточники. Вып. 7 / Отв. ред. Н.П.Покровский. Новосибирск: Наука. 1996. 192 с.
22. Киселев Н.П. О московском книгопечатании XVII века // Книга. Исследования и материалы. Со. 2. М., I960. C.130—145.
23. Колесников А.Д. Ермак. Исторический очерк. Омск, 1983. 162 с.
24. Копылов А.Н. Культура русского населения Сибири в XVII—XVIII вв. Новосибирск: Наука. 1968. 168 с.
25. Крадин Н.П. Памятники архитектуры Нерчинска XVII—XIX вв. // Архитектурное наследство. М., 1985. Вып.33. С.78—88.
26. Луппов СП. Книга в России XVII века. Л., 1970. 224 с.
27. Мaшaнова Л.В. Хозяйство Селенгинского Троицкого монастыря в первой половине XVIII в. // Вопросы истории Сибири досоветского периода (Бахрушинские чтения, 1969). Новосибирск, 1973. С. 150—165.
28. Минерг Л.К. Памятники архитектуры Бурятии. Новосибирск. 1983. 192 с.
29. [Найденов] Н.А. Сибирские города. Материалы для их истории XVII—XVIII столетий. Нерчинск. Селенгинск. Якутск. М., 1886. 146 с.
30. Наумова О.Е. Иркутская епархия. XVIII—первая половина XIX в. Иркутск. 1996. 208 с.
31. Оглоблин 11.11. Книжный рынок в Енисейске в XVII в. Библиограф. № 7—8. ()тд.1. 1888. С.281—284.
32. Оглоблин Н.Н. Обозрение столбцов и книг Сибирского приказа (1592—1768 гг.). Ч.З. М., 1900. 394 с.
33. Пайчадзе С.А. Первопроходцы — основоположники книжной культуры Дальнего Востока // Чтения им. Г.И.Невельского: Тез. докл. Хабаровск, 1987. С.63—67.
34. Паршин В. Поездка в Забайкальский край. Ч.2. СПб., 1844. Приложение. 207 с.
35. Ромодановская Е.К. Сибирские повести об иконах (XVII—начало XVIII в.) // Освоение Сибири в эпоху феодализма (XVII—XIX вв). Новосибирск, 1968. С.82—96.
36. Русско-китайские отношения в XVII веке. Материалы и документы. Т.1. 1608—1683 / Сост. Н.Ф.Демидова. В.С.Мясников. М.: Наука, 1969. 614 с.
37. Русеко—китайские отношения в XVII в. Материалы и документы. Т.2. 1686—1691 / Сост. Н.Ф.Демидова, В.С.Мясников. М.: Наука, 1972. 836 с.
38. Русско-монгольские отношения. 1634—1654. Сборник документов / Отв. ред. И.Я.Златкин. Н.В.Устюгов. М.: Наука. 1974. 472 с.
39. Санников А.П.. Бычков О.В. Комментарий к историческому описанию Посольского Спасо Преображенского монастыря // Русские первопроходцы па Дальнем Востоке в XVII—XIX вв. (историко—археологические исследования). Т.З. Владивосток, 1998. С.83—88.
40. Скрыпников Р.Г. Сибирская экспедиция Ермака. Новосибирск, 1986. 320 с.
41. Стрелов Е.Д. Акты архивов Якутской области (с 1650 до 1800 г.). Т.1. Якутск, 1916. 308 с.
42. Arlemiev A.R. The Gantimurov Princes in Russian service // J. de la Societe Finn-Ougrienne. Helsinki, 1992. Vol.84. P.7—20.