Археологическое обследование Надымского городища, проводившееся в последние годы, естественным образом привело к мысли обнаружить следы его существования в письменных источниках. Комплексное изучение легендарной Мангазеи является здесь ближайшим и соблазнительным примером, хотя интерпретация ряда документальных сведений в известном коллективном труде о Мангазее далеко не безупречна [Белов, Овсянников, Старков 1980]. Если при исследовании Мангазеи в начале было «слово» (еще до археологических раскопок история города Мангазеи была воссоздана в работах П. Н. Буцинского и С. В. Бахрушина), то в основе интереса к Надымскому городку лежит «дело», т. е. изучение его материальных остатков. И на этом несходство Мангазеи и Надымского городка только начинается. Достаточно, может быть, сказать, что среди архивного массива «мангазейские» и «надымские» документы похожи соответственно на лопату и иголку в стоге сена.

Поиски Надымского городка в библиотеках и архивах приводят к убеждению, что он «расположен» на перекрестке, по крайней мере, трех научных тем: 1) Этнической истории аборигенного населения Нижнего Приобья; 2) Истории русской колонизации Северо-Западной Сибири в XVI–XVII вв.; 3) Истории географических открытий, связанных с освоением Северного морского пути. Обширная историография первых двух тем Надымского городка не знает. Интерес к нему проявил только М. И. Белов, известный историк географических открытий и землепроходческого движения в Сибири. Изучая морские и сухопутно-речные пути в Мангазею, М. И. Белов пришел к выводу о существовании Надымского городка уже в XVI в. и о его важном транзитно-торговом значении. В своей большой работе о Северном морском пути М. И. Белов писал: «Славой торгового города на Оби (возможно, до построения Мангазеи) пользовался Надым, расположенный среди кочевьев ненцев, на полпути от Березова к Тазовской губе. Надым, как один из самых северных торговых пунктов Обско-Тазовского района, привлекал к себе внимание купцов выгодностью своего положения» [Белов 1956: 108]. Заметим, что весь процитированный текст — не более чем догадки М. И. Белова, который, впрочем, и сам признавал, что о судьбе Надымского городка «почти ничего не известно» и что его предположения основаны на более поздних данных лейтенанта Д. Л. Овцына.

Д. Л. Овцын командовал одним из отрядов Великой Северной экспедиции и имел задание пройти морским путем из устья Оби к устью Енисея. После трех неудачных попыток Д. Л. Овцын в навигацию 1737 г. осуществил свое историческое плавание. Наше исследование архивных материалов экспедиции Овцына подтвердило наличие в них фразы, уже известной М. И. Белову, и не обнаружило новых данных о Надымском городке. Описывая свое первое плавание вдоль южного побережья Обской губы (июнь 1734 г.), Д. Л. Овцын, в частности, рапортовал: «И прошед прежней городок Надым, которой разорен от самоеди, ниже онаго верст со сто выгрузя из дощеников морской провиант и припасы на дубель-шлюпку» и т. д. [РГАДА. Ф. 248. Д. 669. Л. 15об.; РГАВМФ. Ф. 216. Оп. 1. Д. 7. Л. 18]. На этой, собственно, информации и строил свои предположения М. И. Белов. Исходя из своих научных интересов, он был склонен считать городок в низовьях Надыма русским торгово-промысловым поселением. Еще более М. И. Белов укрепился в этом мнении после находки в 1969 г. рукописи середины XVII в. (так называемого Пинежского летописца), в которой есть краткая запись о промысловой экспедиции из Поморья в районы Мангазеи, начавшейся в 1597 г. По словам летописца, «Юрье Долгушин устьцылемец да пан литовской полоненик да Смирной Пинежанин лавелец первые Мунгазею проведали: Надым реку, а на другой год Таз реку». Основываясь на этой фразе, М. И. Белов высказал следующее предположение о городке на Надыме: «В XVI в. там было построено какое-то поселение, очевидно, находилась стоянка торговых и промышленных людей — опорный пункт для тех, кто шел на реку Пур и Таз. Возникло это становище раньше города Мангазеи и в какой-то мере заменяло его, являясь своего рода центром промыслового освоения Обско-Пуровского района» [Белов 1972: 282–283]. От локализации этого поселения на Надыме М. И. Белов по вполне понятным причинам уклонился.

Как мы могли убедиться, оба сообщения (Овцына и Пинежского летописца) не дают никаких надежных оснований утверждать, что в XVI–XVII вв. на р. Надым существовал русский городок. Зато после недавней публикации на русском языке путевых описаний Г. Ф. Миллера стало ясно, о каком городке упоминал Овцын. Будучи в Березове в 1740 г., Миллер собирал устные сведения о реках, расположенных восточнее Оби. Среди информаторов историка были остяки и самоеды Березовского уезда. Очевидно, с их слов Миллер записал сведения о существовавшем до 1730 г. остяцком поселении на западной стороне р. Надым, в 25 верстах от ее устья. Здесь проживало несколько десятков остяков, которые «из-за угрозы нападений самоедов... укрепили пункт острогом из палисада»; городок носил название Nading-wasch. Миллеру сообщили, что в 1730 г. большинство остяков Надымского городка умерли от голода, оставшиеся перебрались в Обдорск, а острог и деревянные жилища разрушились [Сибирь XVIII века 1996: 259-260]. Нет сомнений, что информация и Овцына, и Миллера относилась к одному и тому же остяцкому городку в низовьях Надыма.

Авторов историко-этнографических трудов, имевших дело с ревизскими переписями ясачного населения второй половины XVIII–XIX вв., существование Надымского городка (с остяцким населением) в составе Обдорской волости ничуть не удивляет. Оставляя пока в стороне вопрос о «возобновлении» и локализации позднего городка (по нашему мнению, он находился в другом месте, нежели «миллеровский»), отправимся от начала XVIII в. в более раннее время. Ближайшим вопросом, которым имеет смысл задаться, будет: насколько давно остяки присутствуют на р. Надым? В капитальном труде Б. О. Долгих, основанном на материалах ясачного учета XVII в., нет ни отдельной Надымской волости, ни Надымского городка в составе Обдорской волости [Долгих 1960]. Тем не менее, этот городок, неуловимый для русской администрации Березова, в XVII в. существовал. Свидетельств об этом немного, и они заслуживают пристального внимания.

В 1644 г. обдорский князец Молик Мамруков, приехав с ясаком в Березов, привез интересные для русских властей новости. Он рассказал, что по заданию обдорского ясачного сборщика Федора Игнатьева ездил по первому зимнему пути «на тундру и в Надым искать и призывать на Обдор с твоим государевым ясаком самоядь; и наехал де он, Молик, в Надыме обдорсково самоядина роду Ивасиды Сензехома, Сендомина брата». Сензехом поведал ему о том, как он рыбачил в низовьях Таза, где встретил ненца из своего рода Кырпу. Последний видел в Тазовской губе «у Пуровсково острову» разбитый коч, о чем и рассказал Сензехому (это был коч из хлебного каравана 1643 г., когда ни одно судно не дошло до Мангазеи). После отъезда Молика из Надыма там появился Кырпа «и в Надыме сказывал он... те ж речи Обдорские волости надымским остяком Тынину Нюптееву да Небаху Ленгиеву» [РГАДА. Ф. 214. Стб. 134. Л. 435–436]. Что можно извлечь из этого документа? То, что существовал остяцкий Надымский городок, где не появлялись русские ясачные сборщики, но куда приезжал обдорский князец «призывать» самоедов к сдаче очередного ясака в Обдорске. Сами же самоеды, судя по всему, бывали в Надыме часто. Единственное, что вызывает сомнение — это уверенность русских воевод в принадлежности Надымского городка к ясачной Обдорской волости. А основаны эти сомнения вот на чем. В феврале 1652 года в Березов был привезен самоедский князец «Большой Карачейской земли» Пось Хулеев, уже вторично захваченный в Обдорске в качестве аманата. Вместе с ним в березовскую тюрьму были водворены еще три самоедских заложника. Сразу вслед за аманатами в Березов прибыли обеспокоенные остяки северных районов уезда и подали в письменном виде челобитную, в которой просили освободить заложников. Просьба мотивировалась тем, что они, остяки, покупают у карачейских самоедов меха для сдачи в ясак; последние же, напуганные захватом заложников, перестанут появляться в Обдорске. Состав челобитчиков был обрисован так: «Березовского уезду Обдорские волости и иных волостей ясачные остяки князец Моличко Мамруков з братьями да Надымского городка Тынинка Нюптиев с Магичко Шеголков с товарищи и во всех Обдорской волости и Надымского городка и иных волостей ясачных остяков место» [РГАДА. Ф. 214. Стб. 1056. Л. 15–18]. Эта фраза позволяет сделать вполне определенные выводы. Очевидно, что Надымский городок занимал какое-то особое место среди остяцких ясачных волостей и не входил ни в одну из них. «Лучшие люди» Надымского городка выступают перед русской властью на равных с обдорским князем, сохранявшим и при русском подданстве лидирующую роль среди северных остяков.

Можно предположить, что независимость Надымского городка была обусловлена его расположением в районе кочевий самоедов Низовой стороны. В XVII в. «воровская юрацкая самоядь» проявляла значительную военную активность, доставляя немало хлопот русской администрации трех уездов: Пустозерского, Березовского и Мангазейского. Стремительные набеги самоедов веером простирались во всех доступных направлениях – западном, южном и восточном, а эпицентром, консолидировавшим северных кочевников для походов, были надымско-тазовские районы, прилегавшие к Обской губе. Лидирующую роль в походах сибирских тундровых самоедов играли князцы рода Большие Карачеи. Жертвами этих набегов становились и русские, и остяки, и самодийцы лесных родов. Надымский же городок тундровые самоеды, даже при конфликтах с обдорскими остяками, не трогали. Например, в 1678 г. сыновья Пося Хулеева Маулка и Игонка привели под Обдорск около 400 воинов разных родов тундровых ненцев и шесть дней осаждали этот острожек. Самоеды имели намерение «князца Гынду Моликова с товарыщи убить и всех обдорских остяков разорить». Услышав о посылке из Березова на помощь Обдорску отряда русских служилых людей, вожди самоедов «побежали на прежние свои жилища, откуд пришли — с мангазейской стороны из Надыма» [ДАИ. 1862. Т. 8: 166]. Очевидно, что между тундровыми самоедами и надымскими остяками существовали прочные связи, основанные на взаимовыгодных услугах. Не приходится сомневаться, что в XVII в. самоеды, имей они желание, могли бы легко выжить остяков с низовьев Надыма. На чем был основан этот альянс, скажет, возможно, археология. В пользу того, что «миллеровский» Надымский городок спокойно существовал вплоть до начала XVIII в., говорит «Карта Обского устья» геодезиста Петра Чичагова (1710-е гг.), на которой обозначены Обдорск и Надым.

Возможно, что остяцкий городок в низовьях Надыма являлся самым северо-восточным форпостом былой экспансии угров на территории Нижнего Приобья. А. В. Головнев высказал мнение, что о военном превосходстве самоедов над уграми, по ряду причин, можно говорить не ранее XVII в. [Головнев 1995: 103] Действительно, еще в 1525 г. «самоедь югорская, что живут по реке по Оби» искала покровительства государя московского Василия III и жаловалась на то, что их «воюет» югорский князь Кутыгей [Под стягом России 1992: 6]. Но можно ли обнаружить след Надымского городка, уводящий в дорусскую эпоху? Мне кажется, что такая возможность есть. Как известно, еще задолго до похода Ермака русские поморы совершали морские и речные походы в низовья Оби и районы к востоку от нее. В 1584 г. служащий английской торговой компании Антон Марш, находившийся в Москве, получил письмо от четырех русских промышленников-поморов, которых он нанимал для торговой экспедиции на Обь. Промышленники описывали в нем путь через Северный Урал и перечислили 5 городков, расположенных в низовьях Оби. Письмо дошло до нас в английском переводе, и оригинальные (туземные) названия городков подверглись двойному искажению — в русском и английском звучании. «Расшифровка» этих названий — занятие довольно увлекательное и небесполезное. Например, первым указан городок в устье реки Пады. Еще Г. Ф. Миллер зафиксировал, что р. Собь имеет самоедское название Padi-ja, а недалеко от ее впадения в Обь раньше находилась остяцкая крепость Соб-ваш. Во втором поселении (Nosoro-Gorodock) легко опознается Носовой городок — резиденция обдорских князей. Но нас сейчас интересует последний, пятый городок, расположенный, как можно предположить, на наезженном пути русских промышленников в далекую «Мунгазею»: «Пятый — Надежная (Nadesneaa), т. е. крепость спокойствия и доверия. Она стоит на реке ниже всех других городков и ближе к морю» [Алекссев 1932: 187]. Вполне возможно, что А. Марш, который в какой-то мере знал русский язык, прочитал в письме обрусевшее название городка Надинг-ваш (вспомним, как угорский городок Лопынг-уш в русском языке превратился в Ляпин). В таком случае были бы не удивительны находки на Надымском городище русских вещей не только XVII в., но и более раннего времени.

Особняком в ряду свидетельств о Надымском городке стоит русская карта XVII в. «Море Мангазейско с урочищи», впервые опубликованная в Нидерландах в 1958 г. и до сих пор проанализированная только М. И. Беловым [Белов, Овсянников, Старков 1980: 113–116]. На этом чертеже, в частности, дана микротопонимика побережья Обской губы от Оби до Тазовской губы, находящая подтверждение в документах XVII в. о плаваниях кочей из Тобольска в Мангазею. Но в целом этот чертеж пока что ставит больше вопросов, чем дает ответов. Совершенно неясно время его создания. М. И. Белов датирует чертеж 1601–1603 гг., но его аргументация не бесспорна. Например, на чертеже совершенно не отражен волоковый речной путь через средний Ямал, тогда как в начале XVII в. он активно использовался русскими мореходами. Принципиальными для выяснения возникновения данного чертежа являются соображения Б. П. Полевого о том, что в XVII в. общие карты Сибири составлялись на основе многочисленных локальных карт — «чертежей с урочищи». В качестве приложений к общей карте они оформлялись в отдельную книгу-атлас. Чертеж «Море Мангазейско с урочищи», без сомнений, является таким приложением к общей карте. Но к какой? Это еще требует выяснения. Что касается Надымского городка, то его условное обозначение (кружок с точкой посередине) сопровождается надписью, читаемой следующим образом: «От усть губы вверх до городка ход парусом 8 дней, до низ 3 дня». Можно согласиться с М. И. Беловым, что этот городок должен был находиться примерно в 180 км от устья р. Надым (заметим, что все течение Надыма составляет 250 км). Рядом с обозначением городка находится еще один условный знак — буква «в» в кружке и подпись «надымская». Это означает, безусловно, «волость Надымская». Однако в имеющейся научной литературе отдельная Надымская волость, как уже говорилось, для XVII в. не зафиксирована. Городок же в низовьях Надыма на этой карте отсутствует. Думается, что информация данного чертежа окажется максимально полезной только тогда, когда будут выяснены время и обстоятельства его возникновения.

Судя по данным (весьма скупым) письменных источников, городок в низовьях Надыма в XVI–XVII вв. оказался в зоне активных этнических контактов. Его история — это неизвестные страницы и угро-самодийских отношений, и русского хозяйственного и административного проникновения в надымско-тазовские районы.

ЛИТЕРАТУРА

Алексеев М. П. 1932. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей. Т. 1. Иркутск.

Белов М. И. 1956. Арктическое мореплавание с древнейших времен до середины XIX в. М.

Белов М. И. 1972. Пинежский летописец о разведочном походе поморов в Мангазею // Рукописное наследие Древней Руси. Л.

Белов М. И., Овсянников О. В., Старков В. Ф. 1980. Мангазея. Мангазейский морской ход. М.

Головнев А. В. 1995. Говорящие культуры: традиции самодийцев и угров. Екатеринбург.

Долгих Б. О. 1960. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII веке. М.

Дополнения к Актам историческим. 1862. Т. 8.

Под стягом России: сборник архивных документов. 1992. М.

Сибирь XVIII века в путевых описаниях Г. Ф. Миллера. 1996. Новосибирск.