Братский острог был первой русской крепостью, заложенной на территории расселения бурят. По определению одного из исследователей начала ХХ в., «заложение Братского острога есть красноугольный камень начала завладения местностью, занимаемой нынешней Иркутской губернией» [1].
Острог за свою историю сменил несколько мест расположения. В дореволюционной литературе сведения о местах и времени постройки братских острогов основывались на данных И.Э. Фишера, считавшего, что первый острог был построен в 1631 г. у Падунского порога, второй — на правом берегу Ангары в 1648 г., третий — на правом берегу Оки, а затем на ее левом берегу [2].
В 1937 г. вышла книга А.П. Окладникова, в которой, на основе документов, определенно говорилось о трех острогах: первый был построен в 1631 г. отрядом Максима Перфильева ниже Падунского порога, второй летом 1635 г. — отрядом Н. Радуковского (Радуновского) на правом берегу устья Оки, он был перенесен Дмитрием Фирсовым в 1654 г. на левый ее берег [3]. Несмотря на это, некоторые советские историки почему-то продолжали использовать данные о Братском остроге из дореволюционных изданий, что привело к неверному изложению его истории [4], парадоксальному утверждению, что одна из двух сохранившихся до наших дней башен была построена в остроге у Падунского порога [5], а утверждение, что в документах нет упоминания о перестройке острога, не позволило рассматривать его историю позднее 1654 г. [6].
В 2005 г. вышел третий том «Истории Сибири» Г.Ф. Миллера, рассказывающий о продвижении русских в Восточную Сибирь. В этом труде подробно освещаются события, предшествовавшие основанию острога, и его постройка отрядом Максима Перфильева в 1631 г., а также дана ссылка на документы XVII в. [7]. Тем не менее братский краевед Ю.В. Попов в своей работе об истории Братска, следуя за известными в научных кругах авторами, считавшими основателем первого острога Петра Бекетова [8], утверждал, что первый Братский острог был построен в 1629 г. в устье Оки [9].
В связи с вышеизложенным имеет смысл снова обратиться к истории Братского острога XVII в. с использованием как имеющихся публикаций по этой теме, отдельные из которых уже стали библиографической редкостью, так и ранее малоизвестных и неизвестных архивных материалов.
В 1628 – 1629 гг. Петр Бекетов, отправленный для сбора ясака в зимовье под Шаманским порогом, по собственной инициативе с частью отряда прошел вверх по Ангаре и в устье Оки взял первый ясак (87 соболей) с бурятских князцов, а затем совершил поход по Ангаре до Уды [10].
Доказательством строительства в этом походе острога в устье Оки считают две челобитные Бекетова 1651 – 1652 гг. и справку Сибирского приказа о его службах [11]. Однако внимательное прочтение документов этого не подтверждает.
В челобитных П. Бекетов, ходатайствуя о возвращении ему чина казачьего головы и установлении прежнего годового жалованья, перечислял свои заслуги в деле приведения «под царскую высокую руку» тунгусов, бурят, якутов и писал, что «по Тунгуске реке и на Рыбной и на Усть Оки и на Илимском волоку и верх Лены реки и на низу реки Лены… острошки и зимовья поставил многие…» [12]. В справке Сибирского приказа от 22 февраля 7159 (1651) г. на основании ясачных книг Енисейского острога и донесений воевод подтверждается строительство острожка на Рыбной ловле и двух острогов на Лене, а в отношении острога в устье [30]
Оки сказано буквально следующее: «Да Петр же Бекетов к сей выписке подал письмо, а в письме пишет: в прошлых годах из Енисейского острога сын боярский Петр Бекетов посылан для ясаку на Тунгуску реку и на Ангаре де на усть Оки реки поставил Брацкой острожек» [13]. Очевидно, что составитель справки не нашел подтверждения строительству острога в отписках енисейского воеводы, потому и ссылается на самого Бекетова.
Наконец, два факта указывают на то, что П. Бекетов не зимовал в устье Оки, а значит, не строил ни острога, ни зимовья. Во-первых, преодолевая Ангарские пороги, отряд потерял половину запасов и служилые люди, «ходя по Братцкой земле, терпели голод — ели траву и коренье» [14]. Во-вторых, как следует из выписки из приходных ясачных книг, составленной после возвращения Бекетова в Енисейск, весь ясак, собранный с бурятских князцов, составил 87 соболей [15], т. е. то количество, которое было собрано в устье Оки перед походом вверх по Ангаре. Очевидно, что зимовки не было, иначе размер ясака был бы больше.
Непонятно, почему известный землепроходец приписал себе строительство первого Братского острога. Об одном предположении будет сказано далее.
Строительство первого Братского острога связано с именем другого известного землепроходца — Максима Перфильева, которому было предписано поставить острог, как советовал П. Бекетов, против устья Оки на другом берегу Ангары. Опасаясь бурят после разгрома их улусов отрядом Я. Хрипунова в 1629 г., Перфильев поставил острог в 1631 г. у Падунского порога в 40 км от устья Оки и 18 июля (28 июля по н. ст.) прибыл в Енисейск [16].
По «Росписи имянная рекам и землицам и князцом, с которых государя ясак збирается в Енисейский острог» 1630 г., для преодоления порогов от устья Илима до Вихоревой требовалось 6 дней, от последней до Оки еще две недели [17], а путь от Братского (Шаманского) порога до р. Тасеевой в низовьях Верхней Тунгуски занимал две недели [18]. Таким образом, чтобы прибыть в Енисейск, Перфильеву нужно было не менее месяца. Следовательно, постройка острога завершилась к концу июня 1631 г.
Расположение острога у Падунского порога на правом берегу Ангары определяется как намерениями Перфильева построить его именно там [19], так и отпиской из острога, после его постройки, пятидесятника Василия Москвитина, сообщавшего о намерениях бурят «как… река станет» сжечь острог [20].
Поставив острог, атаман Перфильев сразу же отправился в Енисейск, поэтому донесения о постройке крепости, вероятно, не было. В отписке в Москву енисейского воеводы С. Шеховского, написанной после прибытия Перфильева в Енисейск на основании расспросов атамана, об остроге сказано кратко: «… и острог де в самой Брацкой земле поставил в крепком и угожем месте, и укрепил де всякими крепостьми и впредь де в том остроге твоим государевым служивым людем от брацких людей седеть и ясак збирать будет бестрашно» [21]. В челобитной самого М. Перфильева от имени казаков своего отряда и отряда Василия Москвитина, кроме сведений об укреплении острога «всякими крепостьми», также ничего больше нет [22].
Братский острог у Падунского порога был одним из многих укреплений, которые служилые люди ставили для сбора ясака с местного населения на новых землях. Такие укрепления должны были обеспечивать зимовку гарнизона и оборону его небольшими силами, поскольку часть из прибывших на годовую службу служилых людей отправлялась собирать ясак либо на поиск новых неясачных земель.
Историки оборонной архитектуры Сибири выделяют несколько типов укреплений: зимовье, острог, город [23]. Зимовье представляло собой избу с нагородней, т. е. парапетом из бревен высотой 1 – 1,2 м, являвшимся продолжением стен выше уровня перекрытия избы [24], который обеспечивал прикрытие для стрелков. Вероятно, нагородня входила в упоминаемые в донесениях «всякие [31] крепости», помимо рвов и надолбов, и была тем оборонительным элементом, который отличал избы служилых людей от зимовий охотников-промысловиков. Петр Бекетов в 1631 г., принимая у Ивана Галкина острог в устье Куты, отмечал, что на самом деле это зимовье с сенями, срубленное по-промышленному, не имеющее никаких укреплений [25]. В 1653 г. он же, застигнутый ранней зимой в Забайкалье, приказал «срубить три избы казачьих, а в зимовье и около зимовья велел крепости учинить» [26].
Избы с нагороднями повсеместно в Сибири, как отмечал С.Н. Баландин, встраивались в тыновые стены из заостренных бревен, врытых в землю [27], и занимали место, как показывают документы, на углах небольших, прямоугольных в плане, острогов.
В 1641 г. строители Верхоленского острога сообщали, что в 4 верстах от устья Куленги «острог и башни и избы в остроге поставили», а в 1646 г. пятидесятнику Курбату Иванову было предписано поставить новый острог «в длину в одну сторону… мерою 20 саж. печатных, а в 3 стороны по тому ж, а на углах поставить… избы… и с нагороднями» [28]. Избы с нагороднями со временем могли превращаться в башни. Как видно по сохранившимся до наших дней угловым башням Братского острога, для этого достаточно было срубить облам и сделать крышу.
Имеющиеся сведения по острогам XVII в., поставленным для сбора ясака, показывают, что они были, подобно Верхоленскому, небольших размеров, имели по четыре башни, рвы и надолбы: Осинский острог имел 80 саженей в периметре, Селенгинский — 60 [29], а Иркутский — 46 саженей [30]. Судя по всему, Братский острог 1631 г. был такой же небольшой крепостью, скорее всего, с избами с нагороднями по углам.
Об обстановке в остроге после его строительства и ухода отряда Максима Перфильева рассказывают донесения 1631 – 1632 гг. пятидесятника В. Москвитина, в которых он сообщал об ограблении тунгусами ясачных сборщиков и намерениях бурят идти под острог, поэтому служилые люди «жили в остроге бережно и усторожливо накрепко» [31]. И в последующие годы обстановка оставалась напряженной: буряты отказывались платить ясак, забрали в свои кочевья кыштымов-тунгусов и, по словам последних, хотели «взять острог обманом» [32].
В 1634 г. в Братский острог был послан отряд Дунайки Васильева, в задачу которого входило склонить бурятских князцов к уплате ясака, которую отряд выполнить не смог. Видимо, исполняя наказ в случае неповиновения бурят учинить над ними такое же разорение, какое учинил Я. Хрипунов, отряд вышел из острога, попал в засаду в 8 верстах от устья Оки и был полностью уничтожен, а острог сожжен. Эта трагедия, отразившаяся в названиях речки Дунаевой и Кровавой протоки Оки [33], завершила первый период истории острога.
Следующий его период связан с экспедицией Николая Радуковского. В 1635 г., прибыв с отрядом в 100 чел. к Падунскому порогу и установив, что острог сожжен, он отправился в устье Оки, где разгромил несколько юрт бурят и безуспешно гнался за ними вверх по Оке. Спустившись на плотах в низовье Оки, служилые присмотрели в ее устье место для строительства острога [34]. В октябре 1635 г. Радуковский сообщал в Енисейск, что зимует под Шаманским порогом [35], поэтому острог, видимо, был поставлен в следующем 1636 году.
В 1927 г. жители Братска указывали А.И. Михайловской место на правом берегу Оки, в 1,5 – 2 км от впадения ее правой протоки в Ангару, с которым предание, известное еще с XVIII в., связывало расположение острога [36]. Очевидно, этот острог был небольшим укреплением, поскольку Иван Похабов в 1644 г. вокруг старой крепости поставил новый острог, сделал новые надолбы и рвы, так как старый острог «был мал и худ» [37].
Обследуя место расположения острога, А.И. Михайловская предположила по наличию пяти ям, что острог состоял из четырех башен и ворот, а длина стен [32] составляла 100 м [38]. Такое предположение вполне соответствует представлению о передовых острогах для сбора ясака как о небольших крепостях с башнями или избами с нагороднями, данные о которых были приведены выше. Кроме того, изучение башен уже третьего острога выявило конструктивные особенности одной из них и породило предположение о ее переносе с прежнего места [39], каковым мог быть только правый берег Оки, поскольку острог у Падунского порога был сожжен. Сомнения вызывает только привязка Михайловской ворот к одной из ям.
Из документов известно, что в остроге на правом берегу Оки была часовня, построенная, вероятно, до 1649 г. В 1649 – 1650 гг. енисейский воевода Ф. Полибин обращался к архиепископу Сибирскому и Тобольскому Герасиму в связи с челобитной царю енисейских служилых людей, которые просили разрешить построить в Братском остроге на месте часовни церковь во имя Сретения Пресвятой Богородицы и прислать священника, чтобы служилые люди от ран и болезней «без отца духовного, без покаяния и причастия в брацком острожке не помирали» [40].
К этому времени население острога составляли уже не только служилые люди. В отписке упоминаются посадские, пашенные крестьяне. В 1648 г. в Братский острог был послан крестьянин Роспута Потапов Степанов [41]. В октябре 1649 г. он привез в Енисейск «с новые брацкие земли своей пахоты» ячмень и коноплю [42]. Пятидесятник А. Евдокимов писал, что вымолоченный с государевой десятины служилым человеком Исачко Павловым хлеб спас гарнизон острога от голодной смерти зимой 1650 – 1651 гг., поскольку служилым людям его было недодано на годовую службу по две четверти на человека. В этой же отписке пятидесятник упоминал в числе пострадавших от набега бурят кузнеца Терешку Шаверу [43].
Интересно, что А.И. Михайловская нашла недалеко от предполагаемого места острога несколько ям, в некоторых из них жгли уголь [44]. Возможно, возле острога в это время складывался посад. В грамоте от 20 августа 7158 (1650) г. царь велел воеводе Пашкову «брацкого острожку годовальщикам и всяким жилецким людям в… острожке церковь устроити собою» [45].
Однако церковь в этом остроге так и не была построена. После неудачи с постройкой Осинского острога в 1646 г., который служилые люди покинули, оказавшись без хлебных запасов [46], Братский острог продолжал оставаться единственным острогом на Ангаре.
В 1651 г. А. Евдокимов сообщал о недобранном ясаке, намерении бурят напасть на служилых людей на рыбных ловлях, о вытоптанных посевах, осаде острога. В заключение он писал, что без похода на бурят «ясаку впредь не будет» и «пашенными крестьянами пахать не мошно» [47]. К тому же обострились отношения с красноярскими казаками, которые стали собирать ясак сначала с окинских, а затем с унгинских бурят. Еще в 1647 г. Дмитрий Фирсов привез в Енисейск ясачного князца Долонка, который сказал, что он все годы платил ясак в Братский острог, а теперь с него собирают второй ясак красноярцы [48]. Возможно, упоминание в челобитной П. Бекетова о строительстве им, в числе других острогов, острожка в устье Оки было сделано с подачи енисейской администрации, чтобы иметь дополнительный аргумент в отстаивании перед красноярцами прав на ясачный сбор с окинских бурят.
К попыткам сбора ясака с бурят Братского острога красноярцами присоединились и казаки Илимского уезда. Как сообщали князцы унгинских бурят в Братский острог, «с волоку у нас ясаку просят, а с Красного Яру войною грозят…» [49]. Чтобы не потерять ясачных плательщиков, защитить ясачных бурят и пашенных крестьян на левом берегу Оки, в 1653 г. из Енисейска был послан отряд Дмитрия Фирсова, имевший задачу построить Балаганский острог в устье Унги и перенести Братский острог на новое место [50].
[33] Отряд Фирсова зазимовал в Братском остроге, не дойдя до Балаганской земли из-за мелкой воды и раннего ледостава. В начале 1654 г. Фирсов писал, что острожный лес готовится ниже Кровавой протоки, а на церковный лес, на 600 бревен и 400 тесниц, дано 20 р. [51].
В мае 1654 г. Фирсов послал в Енисейск донесение, в котором писал: «И в нынешнем во 162 году брацкой нижной острог поставили весной четыре башни высокие, под тремя башнями три избы, четвертая порозжая, да ворота проезжие. На воротах поставлена часовня да анбар новой срублен с перерубом трех сажен печатных. Острог ставили служилые люди двадцать три человека … да пашенные крестьяне и промышленные ставили двенадцать человек. Острог мерою поставлен круг ево сто двадцать сажен, а в работе был у острогу Иван Кузмин да Василий Хорошей с товарищи». Оставив в остроге 15 чел. с Иваном Кузминым, которые, вероятно, построили церковь, Фирсов 14 мая 7162 г. ушел вверх по Ангаре строить Балаганский острог [52].
Новый Братский острог строился, в отличие от первых двух, не только для сбора ясака, но и как центр земледельческой волости. Некоторое время в его управлении находился Балаганский острог.
О внутриострожных постройках 50-х гг. XVII в. можно судить по отдельным сведениям: в остроге были приказная изба, хоромы приказчика, церковь, в которой служил священник [53]. Протопоп Аввакум писал, что в Братском остроге он сидел сначала в «студеной башне» (т. е. в порожней, по донесению Дм. Фирсова), а затем его перевели в теплую аманатскую избу [54].
Вопреки существующему до настоящего времени утверждению, что в архивных документах после 1654 г. не встречается упоминаний о перестройке Братского острога [55], это не так.
В 7177 (1668 – 1669) г. енисейский воевода, в связи с ожидавшимся набегом монгольских отрядов, получил донесения из Иркутского и Братского острогов о том, что остроги «погнили и худы», после чего в 7178 (1669 – 1670) г. отправил в остроги А. Барнешлева и И. Перфильева с задачей осмотреть их и принять меры. В 7179 (1670 – 1671) г. Иван Перфильев сообщал в отписке воеводе, что он построил острог «новой мерою сто двенадцать саженей», а башни «велел перебрать и построить со всяким боевым строением» [56].
Братский острог, построенный в 1654 г., был мерою 120 саженей. Иван Перфильев перебрал башни, заменив, очевидно, негодные бревна. Башни были собраны в другом месте, в результате уменьшился периметр крепости. Возведение новых острожных стен подтверждается нахождением при раскопках двух рядов тыновой стены на расстоянии друг от друга [57].
По результатам дендрохронологических исследований, одна из сохранившихся башен (юго-западная) датируется 1685 г., и авторы исследования предполагают, со ссылкой на археологические раскопки, что башня сгорела и была построена заново [58].
Но, во-первых, автор статьи о раскопках Братского острога писал об обгоревших бревнах в шурфах, примыкающих к северо-западной башне. Во-вторых, в шурфе, примыкавшем к юго-западной башне, обнаружены обгоревшие половицы, что автор объяснял наличием печи в жилище. В-третьих, в шурфе, отстоявшем от башни, обнаружены остатки обгоревших бревен тыновой стены, которую автор связывал с остатками острога, предшествовавшего, по его мнению, Братской крепости 1654 г. [59].
В донесении (без даты) из Братского острога в Енисейск А.П. Салтыкову, бывшему в 1681 – 1683 гг. воеводой, сообщалось, что построенный в прошлых годах острог «весь подгнил и башни и изба тако же погнили и розвалились …» [60].
Из вышеприведенных документов следует, что история крепостных сооружений Братска не закончилась постройкой острога в 1654 г. Очевидно, переборка башен (не обязательно всех сразу) с заменой бревен и строительство новых острожных стен [34] производились неоднократно. Сборка башен, с изменением места их расположения во внутреннюю или внешнюю сторону крепости, изменяла ее периметр. В.Н. Шерстобоев приводит архивные сведения об изменении периметра острога в XVIII в.: в 1724 г. при двух оставшихся башнях мера в стенах составляла 120 саженей, в 1736 г. — 105 саженей и 2,5 аршина, в 1769 г. — 124 сажени [61].
В истории Братского острога XVII в. было три этапа. В 1631 – 1635 гг. он располагался на правом берегу Ангары у Падунского порога и представлял собой небольшую крепость, предназначенную для сбора ясака, с ежегодно сменяемым гарнизоном. В 1636 г. острог заново был построен на правом берегу Оки. Он также предназначался для сбора дани, но уже развивался в поселение с постоянным населением. Перенесенный в 1654 г. на левый берег Оки, где он оставался в течение всего XVII в., острог стал центром ясачной и земледельческой волости.
После 1654 г. постройки острога неоднократно обновлялись: строились новые тыновые стены, перебирались башни. Только неоднократной переборкой и ремонтом можно объяснить сохранение двух башен Братского острога на своих местах до середины ХХ в., особенно северо-западной с выборкой чаш в верхней части бревен сруба, не способствовавшей его сохранности.

Примечания:

1. Султанов Н.В. Остатки Якутского острога и некоторые другие памятники деревянного зодчества в Сибири // Известия Императорского Археологического общества. СПб., 1907. Вып. 24. С. 16.
2. Михайловская А.И. Братский острог: историко-археологический очерк // Известия Восточно-Сибирского отдела Русского Географического общества. Иркутск, 1928. Т. 53. С. 96 – 98.
3. Окладников А.П. Очерки из истории западных бурят-монголов (XVII – XVIII вв.). Л., 1937. С. 64, 76, 90, 396.
4. Никитин А.В. Братский острог // Советская археология. 1961. № 2. С. 214 – 216; Кочедамов В.И. Первые русские города Сибири. М.: Стройиздат, 1978. С. 28, 40.
5. Маковецкий И.В. Деревянное зодчество Среднего Приангарья (ХѴП-ХХ вв.) // Быт и искусство русского населения Восточной Сибири. Ч. I: Приангарье. Новосибирск: Наука, 1971. С. 118.
6. Крадин Н.П. Русское деревянное оборонное зодчество. М.: Искусство, 1988. С. 121.
7. Миллер Г.Ф. История Сибири. М., 2005. Т. III. С. 46 – 50, 137 – 140, 163 – 166, 168 – 172, 185 – 190.
8. Резун Д.Я. Родословная сибирских фамилий: история Сибири в биографиях и родословных. Новосибирск: Наука, 1993. С. 28; Полунина Н.М. Хроника оснований сибирских острогов // Тальцы. 1999. № 2 (6). С. 7.
9. Попов Ю.В. Истоки Братска. Братск, 2006. Ч. 1. С. 45.
10. Окладников А.П. Указ. соч. С. 35; Миллер Г.Ф. Указ. соч. С. 41 – 42.
11. Попов Ю.В. Указ. соч. С. 45 – 46.
12. Цит. по: Сборник документов по истории Бурятии. XVII век. Улан-Удэ, 1960. С. 176 – 177.
13. Там же. С. 182 – 183, 186.
14. Цит. по: Вершинин Е.В. Землепроходец Петр Иванович Бекетов // Отечественная история. 2003. № 5. С. 38.
15. Миллер Г.Ф. Указ. соч. С. 139.
16. Окладников А.П. Указ. соч. С. 63 – 64; Миллер Г.Ф. Указ. соч. С. 182.
17. Сборник документов по истории Бурятии. С. 22.
18. Окладников А.П. Указ. соч. С. 49.
19. Там же. С. 64.
20. Санкт-Петербургский филиал Архива Российской академии наук (далее — ПФА РАН). Ф. 21. Оп. 4. Д. 22. Л. 68.
21. Цит. по: Миллер Г.Ф. Указ. соч. С. 173.
22. Попов Ю.В. Указ. соч. С. 93.
23. Кочедамов В.И. Указ. соч. С. 35; Крадин Н.П. Указ. соч. С. 74.
24. Баландин С.Н. Оборонная архитектура Сибири в XVII в. // Города Сибири: экономика, управление и культура городов Сибири в досоветский период. Новосибирск, 1974. С. 11.
25. Красноштанов Г.Б. Когда основан Киренск? // Известия Архитектурно-этнографического музея «Тальцы». Иркутск, 2002. Вып. 1. С. 43.
26. Цит. по: Артемьев А.Р. Из истории Нерчинска // Русские первопроходцы на Дальнем Востоке в XVII – XX вв.: (историко-археологические исследования). Владивосток, 1995. Т. 2. С. 91.
27. Баландин С.Н. Указ. соч. С. 30.
28. Сборник документов по истории Бурятии… С. 70, 75.
29. ПФА РАН. Ф. 21. Оп. 4. Д. 22. Л. 196, 198; Сборник документов по истории Бурятии… С. 232.
[35] 30. ПФА РАН. Ф. 21. Оп. 4. Д. 23. Л. 240 об.; Шахеров В.П. Форпост в Прибайкалье: (внешнеполитический аспект становления Иркутского острога) // Иркутск: события, люди, памятники: сб. ст. по материалам журнала «Земля Иркутская» / сост. А.Н. Гаращенко. Иркутск: Оттиск, 2006. С. 13.
31. ПФА РАН. Ф. 21. Оп. 4. Д.    22. Л. 67 об., 68 об.
32. Окладников А.П. Указ. соч. С. 68 – 69.
33. Там же. С. 71 – 76; Миллер Г.Ф. Указ. соч. С. 50, 222 – 226.
34. Окладников А.П. Указ. соч. С. 76 – 77.
35. Сборник документов по истории Бурятии… С. 29.
36. Михайловская А.И. Указ. соч. С. 98.
37. Окладников А.П. Указ. соч. С. 83; Сборник документов по истории Бурятии… С. 133.
38. Михайловская А.И. Указ. соч. С. 99.
39. Маковецкий И.В. Указ. соч. С. 117 – 118.
40. ПФА РАН. Ф. 21. Оп. 4. Д. 22. Л. 220 – 221.
41. Копылов А.Н. Государевы пашенные крестьяне Енисейского уезда в XVII в. // Сибирь XVII – XVIII вв. Новосибирск, 1962. С. 39.
42. ПФА РАН. Ф. 21. Оп. 4. Д. 22. Л. 236.
43. Там же. Л. 239 – 239 об.
44. Михайловская А.И. Указ. соч. С. 100.
45. ПФА РАН. Ф. 21. Оп. 4. Д. 22. Л. 229 – 229 об.
46. Там же. Л. 195 – 197.
47. Там же. Л. 238 – 240.
48. Там же. Л. 168 об.
49. Там же. Л. 325 об.
50. Там же. Л. 291 об. – 292, 336.
51. Там же. Л. 325 – 325 об.
52. Там же. Л. 336 об. – 337.
53. Окладников А.П. Указ. соч. С. 103 – 104.
54. Житие протопопа Аввакума, им самим написанное, и другие его сочинения. Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1979. С. 33 – 34.
55. Мыглан В.С., Жарников З.Ю., Майничева А.Ю., Лыхин Ю.П. Результаты дендрохронологического обследования Братского острога // Российская археология. 2010. № 3. С. 167.
56. ПФА РАН. Ф. 21. Оп. 4. Д. 23. Л. 240 об. – 241.
57. Никитин А.В. Указ. соч. С. 218.
58. Мыглан В.С., Жарников З.Ю., Майничева А.Ю., Лыхин Ю.П. Указ. соч. С. 167 – 168.
59. Никитин А.В. Указ. соч. С. 222 – 223.
60. ПФА РАН. Ф. 21. Оп. 4. Д. 24. Л. 195.
61. Шерстобоев В.Н. Илимская пашня. Иркутск, 1949. Т. I. С. 72 – 73.

Воспроизводится по:

Известия Архитектурно-этнографического музея «Тальцы» / отв. ред. Ю.П. Лыхин. Иркутск, 2013. Вып. 6. С. 29 – 35.