Постепенное продвижение в Сибирь поставило перед московскими властями задачу по укреплению своих позиций в крае, его освоению и развитию. Непременным условием этого являлось налаживание системы регулярного сообщения с далекими «закаменными» территориями. Вот почему здесь уже вскоре зарождается профессиональная ямская гоньба.
Следует отметить, что в исторической литературе до сих пор нет единства по вопросу о времени возникновения самого раннего и, пожалуй, наиболее важного за пределами Уральского хребта яма — Верхотурского. В первую очередь это объясняется нехваткой источникового материала. К сожалению, до нас не дошли ни «строельная» книга Верхотурского яма, ни большинство других сопутствовавших его появлению документов. Подавляющее большинство исследователей относили это событие либо к 1599 г. [1, с. 38; 2, с. 37], либо к 1600 г. [3, с. 19; 4, с. 52; 5, с. 47; 6, с. 432]. По предположению И.Я. Гурлянда, решение об основании Ямской слободы могло быть принято в Москве одновременно с распоряжением о строительстве Верхотурья в конце 1597 г. Однако сам ям появился позже (в промежутке между 1599 и 1600 гг.). К непосредственному же осуществлению своих обязанностей ямщики приступили до ноября 1600 г. [7, с. 177, прим. 3]. В качестве доказательства ученый сослался на текст челобитной 1644 г. В ней верхотурские ямские охотники указывали на предоставленную им царем Федором Ивановичем «уставную грамоту», которая в последующем была утрачена [8, с. 393]. На самом деле трудно сказать, планировало ли правительство уже при строительстве новой перевалочной базы в Сибирь учреждать ям. К тому же остается под вопросом сам факт существования отмеченного выше документа. Между тем изучение обнаруженных нами в фонде Сибирского приказа (Российский государственный архив древних актов — РГАДА) источников, а также вдумчивое прочтение уже опубликованных материалов проливают дополнительный свет на вопрос о времени оформления профессиональной ямской гоньбы «за Камнем».
Известно, что в Сибири обязанность по транспортировке казенных грузов и следовавших по государственной необходимости должностных лиц первоначально ложилась главным образом на плечи коренного населения. По всей видимости, это объяснялось нехваткой собственно русских насельников [9, с. 119]. Впрочем, непривычность и тяжесть гоньбы (которую усиливало то обстоятельство, что аборигены одновременно продолжали уплачивать ясак пушниной) вызывали постоянные жалобы с их стороны. Так, в Верхотурском уезде в конце XVI в. основное бремя подводной повинности несли лялинские вогуличи (около 30 чел.). В одной из своих челобитных они подчеркивали, что «гоняют» зимой и летом «с Ляли» до Соликамска, Тюмени и Пелыма, претерпевая при этом убытки и «обиды великие». Под последними подразумевалось присвоение служилыми людьми вогульских лошадей и конской упряжи. Обременяло подводную повинность и удручающее состояние Бабиновской дороги[10, с. 24 — 25]. Любопытно, что аборигены пока еще не отказывались от выполнения гонебных обязанностей, ходатайствуя лишь о не-[199]котором облегчении своей участи. Ответная царская грамота (от 28 апреля 1599 г.) удовлетворяла их просьбу. В соответствии с ней верхотурскому воеводе князю И. М. Вяземскому и письменному голове Г. С. Салманову предписывалось убавить с инородцев ясак, «смотря по тамошнему делу, чтоб их не разогнати», и впредь оберегать от насилий со стороны проезжих людей [11, с. 371 — 372]. Незадолго до этого, в декабре 1598 г., местным властям указывалось предоставлять вогульские или находившиеся в Верхотурье усольские подводы только «скорым гонцам». Всех остальных людей, которые ехали в Соликамск «с обычными грамотами, а не с вестьми», следовало отпускать пешими. Впрочем, неясно, насколько было осуществлено данное распоряжение [10, с. 10].
Тяжестью подводной повинности были недовольны аборигены и других сибирских уездов. Так, еще в начале 1599 г. отправлявшимся из Москвы на тобольское воеводство С.Ф. Сабурову «с товарищи» был выдан наказ. Из приложенной к нему памяти следовало, что еще ранее на царское имя били челом «сибирские служилые и ясачные татарове всех сибирских городов». Инородцы отмечали, что вынуждены предоставлять под «всяких» людей «подводы и проводники, а водяным путем — суды и гребцов». В случае отсутствия средств передвижения «гонцы» их «бьют и мучат на правежу». Между тем «ямов… у них меж городов нет». От всей этой «тесноты» и «насильства великого» многие из аборигенов разбегаются. В заключение они просили «меж сибирских городов по волостям, в которых волостях пригож, ямы устроити, и подводы и суды на ямах держать, и ближние волости на те ямы приписать и ясаков с тех волостей не имати» [12, л. 126 — 127об.]. Правительство вынуждено было прислушаться к этим просьбам. Не случайно, согласно той же памяти, С.Ф. Сабурову «с товарищи», «едучи дорогою от Соли Камской до Верхотурья и до Тюмени, и до Тоболсково», предписывалось «говорить татаром и остяком и вагуличом», что «вперед с них подвод и проводников не будет, а велено меж сибирских городов устроить ямы, и подводы и проводников держати на ямех» [12, л. 184].
По прибытии в Тобольск воеводам следовало осуществить широкий сыск, который должен был охватить не только разрядный центр, но также и некоторые из западносибирских уездов. В ходе него им вменялось в обязанность «роспросити всяких служилых людей и юртовских волостных татар» о том, в каких волостях между сибирскими городами «ямы пригож устроити», и в каком количестве, «и по сколку человек на яму татар ясачных устроити, и по сколку им подвод на яму держати, и с которые волости х которому яму приписать, и почему с тех волостей ясаку емлют». По итогам следствия тобольские власти должны были, «смотря по тамошнему делу, как бы государю было прибыльнее», а инородцам «лехче», устроить ямы и приписать к ним отдельные ясачные волости, предварительно освободив их от уплаты дани. Лишь в том случае, если «меж сибирских городов ямов устроити и с волостей ясак сложити без государева указу» будет «немочно», им следовало «отписати» в Москву и ждать соответствующих распоряжений из приказа Казанского и Мещерского дворца [12, л. 127об. — 129].
Можно только гадать, насколько было реализовано это намерение. Во всяком случае, в положении лялинских вогуличей ничего не изменилось. Во второй половине 1599 г. они по-прежнему отправляли гоньбу (с одновременной уплатой ясака) и, как и ранее, жаловались на ее обременительность и злоупотребления со стороны проезжих лиц. Новым было лишь то, что в своих челобитных вогуличи уже напрямую просили об освобождении от повинности, подчеркивая, что «вперед им от подвод прожить не мочно» [13, с. 43 — 44]. По всей видимости, к этому моменту в Москве наконец-то осознали всю необходимость в налаживании с краем более надежной и качественной связи, которую могли обеспечить лишь профессиональные ямщики. К тому же в условиях непрочности своих позиций центральные власти не желали обострять и без того неспокойную обстановку «за Камнем». Вот почему царской грамотой (от 25 ноября 1599 г. ) верхотурскому воеводе князю И.М. Взяземскому и письменному голове Г.С. Салманову сообщалось о правительственном решении освободить лялинских вогуличей от гоньбы и «ям на Верхотурье… устроити вскоре», о чем «наш (царский. — О. С. ) указ будет». До тех пор, пока распоряжение об учреждении профессиональных ямских охотников не пришло, приказной администрации предписывалось поставить под свой более пристальный контроль функционирующую в уезде подводную повинность. В частности, воеводы должны были задерживать все прибывавшие из Соликамска подводы с проводниками, «кормить» их и отпускать назад только под уезжавшими людьми. Лишь в случае отсутствия в Верхотурье усольских средств передвижения к перевозке «гонцов» следовало привлекать лялинских вогуличей. Кроме того, приказные власти обязывались следить за сохранностью лошадей: если в ходе поездок последние получали увечья или вовсе не возвращались, то надлежало осуществить сыск, по итогам которого с виновного в пользу владельцев подвод взыскивались убытки [13, с. 44 — 45]. Учитывая время, необходимое для преодоления расстояния от Москвы до Верхотурья, а также реализации пока еще отсутствующего указа «о ямех», можно предположить, что профессиональные ямские охотники, прибранные из русского населения, появились на территории Зауралья только в следующем году. Именно тогда их впервые начинают фиксировать источники. К непосредственной [200] же гоньбе, как явствует из более поздней ямской челобитной (1619 г.), они приступили не раньше осени 1600 г. [8, с. 74].
Таким образом, в Москве не сразу приняли решение об учреждении «за Камнем» профессиональной ямской гоньбы. Поначалу все правительственные мероприятия сводились к попыткам обычного реформирования подводной повинности коренного
населения. Однако потребность в налаживании более прочных связей с «далекой государевой отчиной», а также желание не спровоцировать ясачных инородцев на «шатость и измену», привели к организации здесь в 1600 г. Верхотурского яма. Его возникновение послужило началом складывания системы регулярного сообщения на бескрайних просторах Сибири.
Библиографический список
1. Вигилев А.Н. История отечественной почты. — М., 1979. — Ч. 2.
2. Виташевская М.Н. Старинная русская почта. — М., 1962.
3. Бординских Г.А., Шилов В.В. Бабиновская дорога — путь длиною в 400 лет. — Березники, 1998.
4. Буцинский П.Н. Заселение Сибири и быт первых ее насельников. — Тюмень, 1999. — Т. 1.
5. Дмитриев А.А. Пермская старина. — Пермь, 1897. — Вып. 7.
6. Кривощеков И.Я. Словарь Верхотурского уезда Пермской губернии. — Пермь, 1910.
7. Гурлянд И.Я. Ямская гоньба в Московском государстве до конца XVII века. — Ярославль, 1900.
8. Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею (АИ). — СПб., 1841. — Т. 3.
9. Вершинин Е.В., Шашков А.Т. Документы XVII века по истории Сургутского уезда // Материалы и исследования по истории Северо-Западной Сибири. — Екатеринбург, 2002.
10. АИ. — СПб., 1841. — Т. 2.
11. Миллер Г.Ф. История Сибири. — М., 1999. — Т. 1.
12. Российский государственный архив древних актов (РГАДА). — Ф. 214. — Оп. 1. — Кн. 2.
13. Верхотурские грамоты конца XVI — начала XVII в. — М., 1982. — Вып. 1.
* Исследование выполнено в рамках ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России», ГК 02.740.11.0578.
Воспроизводится по:
Известия Алтайского государственного университета: История. Политология. — Барнаул, 2010. — № 4/2(68). — С. 198—200. |
