Археологическое изучение памятников исторического времени дает исследователю уникальную возможность максимально приблизиться к той степени реконструкции, о которой «классические» археологи не могут даже и мечтать. Сочетание археологических методов с изучением письменных источников и исторического фольклора позволяет восстановить не только материальный мир, но и наполнить его людьми и событиями.
Нижнеколымское зимовье, известное в археологической литературе как Стадухинский острог, не только интереснейший памятник русской культуры XVII–первой половины XVIII в. в Заполярье, но и исторически значимый центр русской государственности на северо-восточном рубеже России.
[239] В Российском государственном архиве древних актов в фонде Якутской приказной избы хранится немало документов содержащих потрясающие свидетельства жизни промышленных, торговых и служилых людей в Якутии в первой половине XVII в. Среди них неизвестные ранее отписки колымских приказчиков Ивана Ерастова, Второго Катаева, Сергея Брусенина, а также служилого Федора Чукичева, челобитные юкагирских князцов и русских промышленников, раскрывающие особенности службы на Нижней Колыме, сложность взаимоотношений служилых и промышленных людей между собой и с коренным населением.
Письменные источники позволяют до некоторой степени реконструировать поселенческую и хозяйственную среду памятника. Нижнеколымское ясачное зимовье контролировало достаточно большую территорию западным рубежом которой была р. Омоллон, впадающая в Колыму напротив современного с. Колымское, а восточным Анадырское зимовье. На севере границей служило побережье Северного Ледовитого океана, а на юг подведомственная территория простиралась до среднего течения обоих Анюев. По Омоллону располагались как юкагирские кочевья, так и промышленные зимовья, например промышленник Алешка Яковлев Усолец в 1659 г. «сидел» в зимовье «на Омоллоне реке повыше Баранихи» (РГАДА. – Ф. 1177 д. 1359 л. 34), в 40 км ниже по Колыме – Дуванный Яр – одно из первых торговых мест, где уже при Стадухине торговали всем, от судовых снастей до девушек-переводчиц. Именно здесь Михаил Стадухин в 1648 г., по его собственному признанию, «для государевой службы на Ковыме реке купил у юкагирского князца у Нерчи Чехоева бабу для толмачества по нужды ради дорогою ценою.» (РГАДА. – Ф. 1177, оп. 3, ч. 1, д. 845, л. 1; Ф. 1177, оп. 3, ч. 1, д. 790, л. 5). Если двигаться дальше вниз по Колыме, то в трех километрах от современного с. Нижнеколымск расположена заимка Погромное, где, по преданию, чукчи побили русских. Это вполне соответствует реалиям документов, так как здесь находятся рыболовные пески, которые эксплуатировались уже в XVII: «а как он Мита седел в аманатех и он сказывал нам да другой чюхча парень именем Апа, которой толмачит, что де иные чюхчи, а не их аманацкие родники, Мургадоткан и Алаткан и Конюк хотят де побивати казаков впредь во 165 (1657) году на рыбных ловлях как станут рыбу по первому льду ловить», – писал колымский приказчик К. Степанов в 1655 г. (РГАДА. – Ф. 1177, оп. 3, д. 1184, л., л. 20). Через 12 км. от Погромного находится вход в Стадухинскую протоку, где и расположено само Нижнеколымское зимовье, недалеко, на левом берегу протоки заимка Плахино, которая, как и урочище Плотбище на Большом Анюе, ассоциируется у местных жителей с местами лесозаготовок, что вполне вероятно, так как в этих местах растет реликтовый лес. Еще 12 км. от устья протоки на север и можно увидеть о. Каретова, который на карте XVIII в. обозначен как Черноусов, за островом протекает одноименная протока, в устье которой та же карта фиксирует промышленное зимовье. (РГАДА. – Ф. 192, Оп. 1, д. 60). Согласно историческим источникам, Черноус был одним из юкагирских князцов, который находился в «оппозиции» к русским и вместе с родственниками принял участие в набеге 1675 г. «новокрещена толмача» Афанасия Чюхчи: «служилых людей побили и великого государя оружейце и всякую казну и хлебные запасы и всякие борошни отбили и наказную память письменные крепости» пограбили (РГАДА. – Ф. 1177, оп. 3, ч. 3, д. 1993, л. 23). Вероятнее всего, именно в этом районе находились кочевья его рода и рода его родственника Керето. В районе современного п. Черский в Колыму впадает р. Пантелеиха, где, вероятно, находились родовые угодья юкагирских князцов Пантели и Корали, которые первыми весьма недружелюбно встретили отряд Зыряна и Стадухина в 1643 г. Сразу за островом Каретова Колыма разделяется на два рукава – Каменную Колыму, откуда ясачному населению и русским постоянно угрожали «каменные» чукчи, и Походскую Колыму. В шести километрах от современного с. Походск от Походской Колымы отделяется Чукочья протока, через 48 км впадающая в океан. На этой протоке историческая память местных жителей помещает два важных для нас объекта. Первый – Нижняя Ярмонга, известная по многим документам, на правом рукаве, соединяющемся с Походской Колымой. Второй – так называемое «первое зимовье», приблизительно в 19 км от впадения в океан основного русла протоки. Именно здесь, согласно историческим преданиям, произошли события 1643 г., с такой подробностью описанные М. Стадухиным в известной челобитной, (РГАДА. – Ф. 1177, оп. 3, ч. 1, д. 650), опубликованной Б.П. Полевым, и здесь же, утверждают местные жители, вернувшись в 1644 г. казаки построили зимовье. Выйдя из устья Чукочьей протоки в океан и двигаясь вдоль побережья как на запад, так и на восток, в устьях почти всех рек можно было [240] найти зимовья от крупного Станового (как на р. Коньковой) до одинокой «промышленной избы» (РГАДА. – Ф. 192, оп. 1, д. 9, 10, 60, Ф. 1177, оп. 3). Вероятно, обитатели этих зимовий, расположенных в голой тундре, специализировались на ловле рыбы и охоте на морского зверя, возможно, охотились на песца и собирали моржовую и мамонтовую кость.
Мысль о том, что Стадухинский острог не является первым поселением, основанным русскими на Нижней Колыме, неожиданно нашла подтверждение в документе, до сих пор ускользавшем от внимания исследователей – «Отписке сына боярского Константина Степанова о приеме в 163 г. (1655 г.) колымских зимовий у Ивана Кожина» (РГАДА. – Ф. 1177, оп. 3, д. 1184, л. 17–20). «А по сказке служилых людей, – пишет новый приказчик, – что были от него Ивана и от меня Костки посланы во 163 году в Нижное ясачное зимовье для государева ясачного збору, Некраска Федорова да Якунки Михайлова с товарищи что Нижное ясачное зимовье пристарело и с речной стороны острог и зимовье водою подмыло и жить было в нем нельзя. И я Костка собою взял в Нижное ясачное зимовье для государева ясачного збору и для поставления и построения ясачного зимовья и острогу служилых людей четырех человек да прибрал в прибавку охочих промышленных людей осьмнадцать. И Нижное ясачное зимовье досмотрил, и старой острожной и зимовейной лес в новой острог и в зимовья и в поделку не пригодился. А Нижное ясачное зимовье поставлено от моря близко покрай лесов, и у зимовья стоянного доброго лесу нет. И я Костка служилых и охочих людей промышленных послал вверх по Ковыме реке и по протоке верст по двадцать и болши, и велел збирать лесу по берегам плавник на два зимовья и на острог. И два зимовья аманатскую избу четырех саженей печатных да в ней крепкую рубленую аманатскую казенку да другую избу получетвертных сажен да промеж избами трехсаженные сени и с выходом аманацким, а наверх избы и сеней рубленой городок вышиною до кровли сажень печатная. Да кругом зимовей косой острожек в длину двадцать две сажени а по ширине одиннадцать саженей помощию Божией с служилыми и с охочими с промышленными людьми на той же протоке ниже старого острожку поставили на угожем месте и у рыбных ловель». И действительно, в полукилометре от памятника находится удобное для неводьбы место, где еще в 1989–1990 гг. располагалась рыболовецкая бригада.
Из документа видно, что до 1655 г. Нижнеколымское зимовье находилось в другом месте, но, конечно, не на Чукочьей протоке, а на той же Стадухинской, но ниже по течению, к большому сожалению, дотошный приказчик не сообщил, на каком расстоянии. В то же время он помог ответить на ряд давно стоявших перед исследователями вопросов об источниках строительного материала и оборонительных сооружениях.
Исходя их этого документа, не без сожаления приходится признать, что интригующие события 1648–1649 гг., связанные с именами Шалама Иванова и Василия Бугра, происходили не в исследуемом зимовье, а в предыдущем (РГАДА. – Ф. 1177, д. 961). Зато блистательное отражение чукотской осады 6 декабря 1656 г. и следующего нападения 26 февраля того же года, когда «и я Костка с служилыми и с охочими промышленными людьми з двадцатью з двумя человеки божиею помощью и государевым счастием ковымский Нижний острожек и государеву казну отстояли», произошли под стенами именно этого поселения (РГАДА. – Ф. 1177, оп. 3, д. 1184, л. 18, 20), и именно оно в XVIII столетии станет одной из баз беспрецедентного в истории мировой науки проекта – Второй Камчатской экспедиции. В 1651 г. все имущество зимовья, кроме предметов бытового назначения и товаров, предназначенных для обмена, составляли «три куяка якутских, один без пяти полиц, два шишака якутских, 20 фунтов пороху». Два коча – один целый, один негодный «а ходить на нем нельзя» представляли русский флот на Колыме. (РГАДА. – Ф. 1177, оп. 3, д. 975, л. 3), кроме этого на кочах приходили торговые и промышленные люди, активно использовались дощаники. Здесь покупались суда для «анадырской службы», причем новый карбас стоил 2 рубля (РГАДА. – Ф. 1177, оп. 3, д. 978, л. 6), «новой дощаник самою болшою дорогою ценою и парус и снасти из лоскут» вынужден был купить и Федор Чукичев.
Население зимовья составляли немногочисленные служилые, в 1651 г. это восемь тобольских, березовских и енисейских казаков, чукотские и юкагирские аманаты (РГАДА. – Ф. 1177, оп. 3, д. 975, л. 3), а также промышленные и торговые люди, численность которых не превышала 30–40 человек ежегодно. Происхождение этих людей отражают массовые документы таможенного сбора – тамо-[241]женные выписи и памяти, а также другие документы, например «Роспись служилым и торговым и промышленным людем которые идут с Ковымы реки и моря з государевою ясачною и десятинною соболиною казною» (РГАДА. – Ф. 1177, оп. 3, ч. 2, д. 1359, л. 12). Как показывают источники, Нижнюю Колыму осваивали все те же устюжане, лалетины, кокшары, вычегжане, южаки, важенины, выметяне, пинежане, холмогорцы, цылемцы, вятчане, мезенцы, сысолятины, кайгородцы, сольвычегодцы, олончане, карелы, пустозерцы. К ним, правда, присоединились на сей раз несколько нижегородцев, а также выходцы из Тобольска и Сургута.
Взаимоотношения в этой среде складывались неоднозначные. За недостатком служилых людей, промышленников привлекали к исполнению различных обязанностей. Эти люди составляли слой так называемых «охочих служилых», которые, судя по документам, ни жалования, ни льгот за службу не получали. Это доставляло им много проблем, и в 1662 г. колымские промышленники «разных городов люди» просили царя снять с них уплату хотя бы «оброчных и явчих, и отъезжих денег», потому что: «мы государь служим тебе государю на Ковыме реке в Нижном ясачном зимовье у твоих государевых аманатов без твоего государева хлебного и денежного жалования. И твоих государевых аманатов поим и кормим своим кормом и всякую службу служим с служилыми людьми вместе» (РГАДА. – Ф. 1177, оп. 3, ч. 2, д. 1359, л. 161).
В такие отдаленные места по доброй воле шли, конечно, люди далеко не ангельского нрава, что часто становилось причиной конфликтов. Серьезный конфликт разгорелся между служилым человеком Федором Чукичевым и промышленником Алексеем Яковлевым Усольцем, тем самым, что «сидел» в устье Баранихи (РГАДА. – Ф. 1177, д. 1359, л. 34–35). Он «с своими полчаны» так обнаглел, что не только незаконно собирал ясак и грабил ясачных юкагир, но грабил и бил промышленников, и у самого Чукичева украл дощаник и сети, чем лишил служилых людей возможности добывать пропитание себе и аманатам. Такие действия Усольца, по мнению Чукичева, не только наносили моральный и материальный вред частным лицам, но и «твоей государевой службе учинил великую поруху», «твою государеву вотчину далеку чинит пусту» распугивая ясачное население и промышленников, тем самым уменьшая сбор ясака и количество десятинных платежей. Не этот ли конфликт стал причиной скорой гибели Федора Чукичева «с товарищи» в верховьях Омоллона? (РГАДА. – Ф. 1177, д. 1359, л. 166–167).
Серьезный конфликт с промышленными и торговыми людьми пережил летом 1661 г. Иван Ерастов, сменившийся с должности приказчика. Мало того что эти люди отказались принять на свой коч ясачный «рыбей зуб» сборов Семена Дежнева (РГАДА. – Ф. 1177, д. 1359, л. 31), так еще и потребовали раздела ясачной казны, предназначенной для отправки в Якутск «как не ведется». Тяжело нагруженный коч бывшего приказчика не смог преодолеть трудности морского плавания и «в прошлом же во 169 году в августе по грехам учинилось прижали мой Ивашков коч за Святым носом к земле льдом» (РГАДА. – Ф. 1177, д. 1359, л. 77). Благополучно миновавшие «нос» промышленники не только не попытались помочь, но и, подстрекаемые бывшим целовальником Семеном Журливым, предполагали поживиться ясачной казной, не доставшейся им в зимовье. Первооткрыватель Алазеи и трое служилых не только отстояли государственное имущество, но «И божиею милостию и твоим государевым счастием с ево Великого Государя казною с великою нужею дошли до Жиган» (РГАДА. – Ф. 1177, д. 1359, л. 77).
Тяжесть жизни и службы на Нижней Колыме определялась не только суровым климатом и огромными расстояниями, не только сложностью внутренних взаимоотношений в среде служилых и промышленных людей, но и непростыми отношениями с коренным населением края. Если с юкагирскими родами контактировать помогали переводчики из юкагиров алазейских родов, то установить прочные контакты с гораздо более воинственными чукчами было гораздо сложнее, ведь «в Нижном ясачном зимовье на Ковыме реке чюхочьих толмачей нет толмачить у государева дела некому а толмачит по нужде их же чюхочей парень именем Апа он преж сего взят в аманаты а над ним надслушивать некому потому что юкагирские аманаты и казаки баять чюхоцкому языку не умеют» (РГАДА. – Ф. 1177, оп. 3, д. 1184, л. 20). Часто казаки и промышленники оказывались беззащитны перед воинственными соседями: «а на Ковыме реке во всех ясачных зимовьях одежи и куяков и панцырей нет а которые казаки на Ковыме реке в нижнем остроге как испервоначалья повелось живут для государева ясачна збору и оне летом и зимою корм на себя и на аманатов рыбу ловят и по дрова ходят за караулом и с оружием для того что в прежних годех в нижних ясачных людех почасту бывала в них шатость и измена» (РГАДА. – Ф. 1177, оп. 3, д. 1184, л. 20).
Итак, исторические источники позволили в общих чертах разглядеть среду, окружавшую Ниж-[242]неколымское зимовье, выявить границы его «влияния» и связанные с ним поселения. Подробное описание зимовья, построенного по приказу Степанова, позволяет предпринять попытку графической реконструкции внешнего вида исследуемого памятника на 50-е–60-е годы XVII в. Документы показывают, что истоки материальной культуры русских обитателей Нижнеколымского зимовья следует искать на Русском Севере, так как они происходили именно из этого региона. Реальные человеческие судьбы, нешуточные страсти, поистине детективные истории проходят перед глазами, наполняя раскапываемые остатки построек дыханием жизни. И, поверьте, даже на окружающие памятник заросли ольхи и тальника смотришь уже совсем другими глазами.

Воспроизводится по:

Культура русских в археологических исследованиях: междисциплинарные методы и технологии: сб. науч. ст./ под ред. Л.В. Татауровой. 2011. C. 238–242.