В первом из сохранившихся памятников русской книжности Сибири – синодике (то есть поминальном списке) «ермаковым казакам» – сказано, что их предводитель, двинувшийся с небольшой «дружиной» навстречу бухарскому торговому каравану, достиг реки Вагая (или Вагайского устья) и заночевал на перекопи, где попал в засаду и погиб. Это сообщение было повторено в летописи владычного дьяка Саввы Есипова (1636 год) и её многочисленных переработках, появлявшихся вплоть до начала XVIII века. Что такое перекопь, сибирские «слогатели» обычно не поясняли. Лишь в повести «О победе на бесерменскаго сибирского царя Кучума Муртозелеева и о взятии Сибирскаго царства», сложившейся, по-видимому, во второй половине XVII столетия, перекопь, где принял последний бой «непобедимый ратоборец», названа урочищем. Так определяют географы любую часть местности, отличающуюся от окружающих, например, холм, заболоченную котловину. В Есиповской летописи идёт речь про урочища Бабасан и Абалак, но о перекопи при этом не упоминается.
В двух поздних (Нарышкинской и Академической) редакциях той же «Повести о Сибири и о сибирском взятии» утверждается, что безымянная перекопь проходила «чрез луку в Вагай», на берегах которого разбили стан Ермак и его казаки. Они, как читаем в «Книге записной» – тобольской летописи 1670-х – 1680-х годов, «на Вагайской перекопи стали ночевать на острову». Это известие (его мы находим также в Головинской редакции обширного свода, который вёлся в сибирской столице в течение многих десятилетий, и одной разновидности Румянцевского летописца), несомненно, появилось под влиянием московского «Нового летописца», где сообщается, что казаки, решив встретить бухарских торговых людей, расположились на ночлег в проливе, на острове.
По версии создателя «Истории Сибирской» Семёна Ремезова, являвшегося старшим современником Петра Великого, отправившись в стругах вверх по Иртышу, Ермак «в Агитской луке чрез волок перекопь учинил»; татарин-смертник, посланный Кучумом в казачий стан, нашёл через неё брод. В ремезовской же «Чертёжной книге Сибири» перекопь как цепочка естественных протоков и небольших озёр указана у основания Вагайской излучины Иртыша.
Рассказ знаменитого тоболяка наряду с собственными впечатлениями от места, где утонул прославленный атаман, определил выводы «отца сибирской истории» Г.Ф. Миллера об обстоятельствах внезапного нападения «ханских людей» на русский лагерь. Перечисляя важнейшие события зауральской эпопеи, академик убеждённо писал: «Ермак приказал делать перекопь, чтоб при водяном ходе миновать по реке Иртышу большую кривизну». По словам Г.Ф. Миллера, выступив навстречу бухарцам, атаман достиг «устья реки Вагая, где река Иртыш течёт к востоку и поворачивается к западу великою кривизною» – Вагайской или Вагицкой лукой, «промежъ» которой «есть небольшая прямая дорога сухим путём», и Ермак велел её
перекопать, «чтоб впредь нужды не было рекою объезжать околицею». Учёный свидетельствует, что перекопь, которую русские называют Ермаковой, а татары Тескер, – «длиною в версту» и оканчивается неподалёку от устья Вагая. Эта река издавна течёт по перекопи, и «того ради на берегах приметить не можно, что то место перекопано». Г.Ф. Миллер, посетивший окрестности Тобольска в 1734 году, склонен был думать, что перекопь вырыта по приказу Ермака, когда он плыл от устья Вагая вверх по Иртышу, «оставленными за тем делом команды его казаками». Знакомый с версией «Нового летописца» знаменитый историк полагал, что атаман «лёг спать на берегу того острова, который окружён рекою и перекопью».
Н.М. Карамзин же признал баснословным сообщение Ремезова об «учинении» перекопи ермаковцами. В оценке автора «Истории Государства Российского», сохраняющей широкую популярность вот уже почти два столетия, перекопь – это прямой искусственный канал, вырытый, «как надобно думать, в древнейшие времена, ибо гладкие берега его (здесь, очевидно, не бывавший в Сибири Н.М. Карамзин следует суждениям Г.Ф. Миллера) не представляют уже ни малейших следов копания». Другим учёным XVIII – XIX веков И.Э. Фишеру и П.А. Словцову перекопь казалась настоящим речным стержнем, природным образованием (возможно, соединяющим прииртышские озёра Табай, Становое и Собачье). Специально [21] изучавший вопрос о месте гибели и захоронения Ермака географ прошлого столетия Д.Н. Фиалков тоже находил перекопь скорее естественным образованием, «протокой, прорвой, спрямляющим рукавом реки».
В «Словаре русского языка XI – XVII вв.» (1988 год) перекопь определяется как «канал, соединяющий два водоёма или служащий для выпрямления русла реки». Это заключение подкреплено цитатами из документов: «Савицкой остров с Холкавскою лукою перекопью», «от устья тех рек перекопь в окиян море», «перекоп, что перекопал Юрьи стольник» (то есть младший придворный).
От внимания исследователей, однако, ускользнули документы о перестройке Нарымского острога в 1644 году, спустя почти полвека после основания. Там констатируется, что на Оби можно «перекопать перекопь в... Парабельскую протоку» – «сажень с сорок». «А как перекопь перекопать, и в ту протоку станут ходить суды большие до речки». В середине XVII века было решено восстановить Царев-Борисов – крепость, заложенную ещё в 1599 году на южных рубежах «во имя» нового московского государя и разорённую в Смутное время. При этом вспоминали, что «в остроге меж города была перекопъ из реки из Оскола, шла вода в озеро под городом. А из озера вода шла в колодезь (иначе говоря, родник) в Бахтин и ныне та перекопъ поросла ивняком и вода нейдёт. ... А учинена та перекопъ для того, чтоб в приход воинских людей (имелись в виду главным образом крымские татары) в остроге людем безводным не быть». На основании этих сведений известная исследовательница древнерусских городов Г.В. Алферова справедливо усмотрела в перекопи искусственный канал. (Поначалу же, как находил вполне возможным замечательный писатель Л.В. Успенский в популярной книге «За языком до Киева (Загадки топонимики)», «русско-украинский «перекоп» являлся лишь точным переводом тюркского «рва», недаром Перекоп раньше отделял Крымский полуостров от континента.)
Примечательно, что в синодике «ермаковым казакам» и сибирских летописях место последнего привала бесстрашного атамана называется перекопью. В документах Тобольского архиерейского дома, в том числе уже за первую четверть XVII века, перекопь, соединявшая крутой, дугообразный изгиб Иртыша возле его слияния с Вагаем, именуется Ермаковой. Это обстоятельство косвенно подтверждает мысль Н.М. Карамзина о сооружении перекопи задолго до «Сибирского взятия». С именем же Ермака её связала память местного населения – и русских, и татар – позднее, а со временем, судя по Ремезовской летописи, о гибели на этом месте казачьего предводителя стало известно даже в калмыцких кочевьях.
В относящейся к исходу XVII столетия документации Тобольской митрополии говорится о нижнем устье расположенной у Вагая Ермаковой перекопи, находящейся, оказывается, возле «нижнево устья Иртыша речки». Очевидно, тогда, как и во времена Г.Ф. Миллера, перекопь представляла собой протоку или речку. Так, скорее всего, было и в середине 1580-х годов, когда, «утрудившись» «от многаго пути» (по выражению Есипова), поблизости от вагайского устья заночевали казаки, не подозревая, что на них собирается напасть отряд Кучума. Вспомним, что в ремезовской «Истории» сообщается про обнаружение ханским лазутчиком брода через перекопь, благодаря чему татары сумели застать ермаковцев врасплох. Это известие, казавшееся правдоподобным и Г.Ф. Миллеру, сопоставимо с подробностью, сохранённой «Новым летописцем»: казаки и их «старейшина» «нача спати» в проливе, и один из кучумлян нашёл брод через Вагай. В одной из поздних редакций летописи Есипова (Забелинской), кстати, говорится о «бродах мелких», которыми татары достигли казачьего стана. Вероятно, анонимный «списатель» запечатлел предание, бытовавшее в Тобольске в конце XVII века, когда выражение «Ермакова перекопь» сделалось уже топонимом. Но нельзя исключать, что редактор есиповской «гистории» видел броды через неё собственными глазами. (Любопытно, что из всех сибирских летописей только в Забелинской упомянуто о высоте горы, на которой был основан Тобольск.)


Воспроизводится по:

Этнополитический и литературно-художественный журнал «Мир Севера» № 5 (68), 2009г.