410 лет тому назад (статья написана в 2004 г.) в "Сибирском царстве" московского государя вырос "Сургуцкий город" — пятый по счёту после Тюмени, Тобольска, Пелыма и Березова. Кто из "начальных людей" "срубил" крепость у впадения Бардаковки в "великую реку" Обь, остаётся не совсем ясным.
"Отец сибирской истории" академик Герард Фридрих Миллер, который вслед за рядом летописцев отнёс "поставление" Сургута к 1592-93 году, ссылаясь на наказ того же времени о строительстве города в "Тоборах" (названного Пелымом), вначале предположительно посчитал, что крепость близ устья Сальмы заложили князья Михаил Волконский и Матвей Львов (Миллеру, однажды приурочившему строительство этой крепости примерно к 1594 году, видимо, не были известны те сибирские летописи, где основателем Сургута представлен князь Фёдор Петрович Барятинский). Но вскоре, при переиздании своего главного труда в 1761 году, следуя теперь уже наказу князю Андрею Васильевичу Елецкому о сооружении Тары, знаменитый "историограф" склонился к выводу с том, что город во владениях остяцкого властителя Бардака построил Владимир Оничков (Аничков).
Обнаруженный в конце XIX века харьковским историком Петром Никитичем Буцинским наказ от 19 февраля 1594 года о возведении Сургута предписывал Аничкову отправиться из Москвы через Пермь, Лозьву, Пелым в Тобольск; встретившись там с Фёдором Барятинским, Владимиру Владимировичу (точнее, как тогда говорили, Владимирову сыну) со служилыми людьми надлежало плыть в первый острог, сооружённый русскими за Уралом, — Обский, или Мансуровский, городок (который следовало сжечь), а оттуда — "в Сургут или Безекову волость", "в Лумпеки (Лумпуки)", где и выстроить новую крепость.
Молчаливо считалось, что эта "инструкция" была выполнена, тем более что в одной разрядной записи за 1593-94 год сургутскими администраторами названы Фёдор Барятинский и Владимир Аничков. Но, как показано современным екатеринбургским историком Анатолием Тимофеевичем Шашковым, "пелымский" наказ оказался реализованным лишь частично. Не могло ли произойти таким образом с "сургутским"? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к рассмотрению "тарского" наказа, где, по наблюдению Миллера, единственным воеводой русского города во владениях Бардака значится Владимир Аничков (вернее, последний являлся письменным головой).
Как представлялось основоположнику научного сибиреведения, крепость возле берега Аркарки (имя этому "граду" дала река, на которой его собирались "поставить") выросла в 1594 году (или не ранее). В "росписи" посланных с Андреем Елецким "ратных людей и хлебных запасов и наряду и зелья и свинцу" сказано, что отправленные в тарский поход московские стрельцы сполна получили жалование на 1593-94 год. Тогда же в Таре было приказано нести службу сорока тюменцам. В сохранившемся с многочисленными пропусками наказе Елецкому читаем: "А буде только ныне летом над Кучумом царём промысл не иметь, и помыслить над ним будет не мочно...и воеводе князю Ондрею Васильевичю промышлять над ним с тобольскими и тюменскими людьми зимним путём, где учнёт кочевать". (Еще по пути на Тару принявшим русское подданство "ясачным инородцам" следовало выступить против сибирского хана и ногайцев, если те не изъявят покорности московскому государю.) После похода на Кучума Елецкому надлежало отправить обратно казанских, свияжских, башкирских служилых людей, дабы они успели вернуться до заморозков. Тарский воевода "с товарыщи" вслед за тем, "как город укрепят и поставят", обязывался отослать домой пятьсот пятьдесят "казанских конных", а затем "к зиме отпустить конных татар тобольских", оставив зимовать сотню московских стрельцов. Итак, поход из Тобольска "в верх Иртыша на Тару реку", — поход, главным результатом которого стало возникновение новой русской крепости за "Камнем", должен был состояться летом 1594 года; не позднее осени строительство этой крепости Андрею Елецкому с письменными головами Борисом Доможировым и Григорием Елизаровым (определённым в городничие) предписывалось закончить.
В "памяти", дополняющей наказ о "поставлении" Тары, говорится о посылке денег из Москвы "на Лозьву". Елецкому для раздачи служилым людям в качестве жалования следовало передать Владимиру Аничкову в Сургут 100 рублей, столько же — воеводам Пелыма и Тюмени, а 200 рублей — в Берёзов; в эти города "о тех деньгах (которые вез Никита Ушаков) от государя писано", — читаем в памяти. Там же сказано об отправке "в новой город в верх по Оби" Владимиру Аничкову 35 медных котлов, доставленных в Лозьву из столицы Уланом Оничковым (видимо, родственником сургутского головы). В "росписи", вручённой Елецкому, идёт речь о "посылке" в этот город Владимиру Аничкову трёх "половинок" ярославских сукон. В том же документе, кстати упомянутом в наказе, воеводе будущей крепости на Таре приказывается взять с собой из Тобольска тридцать "пермич плотников", а двадцать направить с Фёдором Барятинским в "новый город" (вероятно, по Оби, то есть Сургут). (Князь Фёдор, не раз названный в наказе Елецкому, — это тобольский воевода Лобанов-Ростовский.)
Примечательно, что "Ондрею Васильевичю" вменялась в обязанность отправка с Лозьвы денег в Пелым Василию Толстому (он ведал этим городом, сменив князя Петра Ивановича Горчакова, в 1594-95 году) и "на Берёзов" Афанасию Благому (Благово). В памяти же Елецкому пелымским воеводой значится Горчаков; в грамоте, составленной в Москве 17 августа 1594 года, берёзовскими администраторами названы воевода Никифор Васильевич Траханиотов и письменный голова Афанасий Иванович Благой. В "сургутском" наказе упомянуто о том, что Пелымом управляет Пётр Горчаков, и идёт речь о "присылке" Никифором Траханиотовым к Петрову дню (29 июня) в Обский городок отряда берёзовских служилых людей. Если столичные приказные, готовившие память Елецкому, не ошиблись в определении "начального человека" "Берёзова города", то, учитывая, что с Лозьвы будущему тарскому воеводе предстояло добраться до Тобольска, можно приурочить выступление полуторатысячной русской рати "в верх Иртыша" для строительства там крепости "во Ялах" к августу 1594 года. (Под "летом" в процитированном отрывке из наказа князю Андрею, не исключено, понимаются и первые недели осени, время до наступления заморозков.)
В указанных "памяти" и "росписи", бесспорно, имеется ввиду уже существующий Сургут. Принимая во внимание и наказ об "устроении" этого города, и запись из разрядной книги начала царствования Бориса Годунова, есть основания думать, что крепость на правом берегу Оби заложил Владимир Аничков, а Фёдор Барятинский, посланный туда с пермскими плотниками, успел принять участие в "рубле" стен и башен нового "града" лишь на заключительном этапе.
Согласно данному наказу Владимир Аничков должен был в Лозьве получить у Андрея Елецкого хлеб и деньги, а потом вместе с ним отправиться в Пелым. (На этом основании некоторые историки приняли князя Андрея — видного дворянина Боровского уезда — за лозьвенского воеводу. В действительности таковым являлся Иван Григорьевич Нагой, у которого Елецкому предписывалось взять в "Тарский город" запасы хлеба, соли и 10 пудов железа.) Наказ, адресованный Андрею Васильевичу Елецкому, содержит распоряжения об "отсылке" с Лозьвы Владимиру Аничкову в Сургут денег и котлов. По-видимому, этот наказ появился позднее того, с которым из Москвы выехал казанский "жилец" и нижегородский помещик, ставший первым письменным головой "Сургуцкого города". Недаром, повторим, в предписании Фёдору Петровичу Барятинскому и Владимиру Владимировичу Аничкову о постройке крепости при впадении в Обь Бардаковки "начальным человеком" Берёзова значится Никифор Васильевич Траханиотов, а в известной нам "памяти" Андрею Елецкому — Афанасий Иванович Благой.
"Сургутский" наказ позволяет думать, что поход на "Тару-реку" в Москве намечали предпринять едва ли не одновременно с экспедицией в Бардаково княжество. Выступление А.В. Елецкого из Тобольска "в верхнюю землю...ко Ялом", где следовало "поставить" "город государев", могло быть отложено, видимо, по причине задержки со сбором служилых людей. (Подобное, видимо, случилось и в канун основания Пелыма с Березовым). Рать, в задачу которой входила постройка "Тарского города", объединяла московских стрельцов, казанских и свияжских татар, "башкирцов", стрельцов, "полонеников" с пищалями и "польских" казаков из Казани, Лаишева, Тетюш, "ясашных" татар, живших в волостях, расположенных "в верх по Иртышу", "да татар тюменских, верхотурских, ондреевских, и беляковцев, и зырянцов", полсотни "конных из Таборов" и Кошуков, тобольских и тюменских казаков, "литву", черкас, служилых татар.
Пока можно только гадать, почему, судя по "тарскому" наказу, "сургутский" был реализован отчасти. Не исключено, что после отправки к устью Сальмы отряда тоболяков, сформированного при участии Фёдора Барятинского, последнего московские власти решили задержать в будущей сибирской столице для подготовки к походу на "Тару-реку" других служилых людей. В этот поход, согласно полученной Андреем Елецким "росписи", должны были выступить "литва", "черкасы" (украинцы, прежде всего запорожцы), казаки "добрые" головы Своитина Рупосова, "выбранные в Тобольске", сотня местных конных татар с атаманом Иваном (Черкасом) Александровым, а также "ясашные" татары из волостей, которые "пошли в верх по Иртышу" ("а суда под них со князем Андреем готовы").
Изучение наказа о сооружении Тары, появившегося, возможно, в конце весны 1594 года, позволяет заключить, что Сургут заложил Владимир Владимирович Аничков (ставший здесь письменным головой). Назначенный же воеводой Фёдор Петрович Барятинский попал в крепость на правобережье Оби тогда, когда строительство стен и башен близилось к завершению. Летописцы ошибочно посчитали князя Фёдора основателем "Сургуцкого города"; подтверждается одно из допущений академика Миллера насчёт личности "строителя" следующей после Пелыма и Берёзова русской крепости за Уралом.