Изучение военного дела русских первопроходцев, осваивавших территории Сибири и Дальнего Востока в XVII в. имеет очень важное значение, поскольку сам процесс освоения новых земель был зачастую связан с вооруженным противостоянием между первопроходцами и коренным населением. Виды наступательного и защитного вооружения, используемые первопроходцами, способы и особенности его применения заслуживают пристального внимания, так как помогают раскрыть специфику военного дела служилых людей на территории Сибири и Дальнего Востока. В последнее время вышел ряд статей раскрывающих различные аспекты данного вопроса, что говорит о значительно возросшем интересе исследователей к военному делу первопроходцев (Васильев И.И., 2002; Бобров Л.А, Худяков Ю.С., 2004; Митько О.А., 2004).
Воинский контингент, открывавший, закреплявший и удерживавший земли Сибири и Дальнего Востока, имел свою специфику, очень хорошо показанную Н.И. Никитиным для Западной Сибири, но применимую в значительной мере ко всем остальным регионам Восточной Сибири, Забайкалья, Дальнего Востока (Никитин Н. И., 1988). Самой многочисленной категорией служилых людей здесь являлись стрельцы и пешие казаки. Конную службу, как правило, в районах соприкосновения с кочевниками несли конные казаки и служилые «литовского», «черкасского» и новокрещенного списков. Дети боярские являли собой высший служилый чин и были среди служилых людей сравнительно небольшой прослойкой (Никитин Н. И., 1988. С. 30-51). Строгого единообразия в вооружении и особенностей обмундирования у основных категорий сибирских и дальневосточных служилых людей не существовало. Категории различались по некоторым особенностям официально правового положения (пешие казаки и стрельцы), происхождению групп, обусловивших некоторые особенности их военной организации («литовский» и «черкасский» списки). Даже такие категории, как стрельцы и пешие казаки отличались от конных казаков и близких им категорий лишь характером несения службы, а не установленным для той или иной категории видом вооружения (Никитин Н.И., 1988. – С. 35-42). Хотя вполне естественно допустить, что служилые старались сообразовать характер вооружения (в первую очередь наступательного) с характером несения службы.
Войска нового строя, вводимые в регионе в конце 50-х – начале 60-х гг. XVII в. не прижились, как нежизнеспособные (Никитин Н. И., 1988. – С. 39).
Тут можно заметить, что если в европейской части России основными носителями защитного вооружения являлись поместная конница и полки нового строя, то здесь основное место в военной организации занимают категории, которые в европейской России не имели защитного вооружения (стрельцы, пешие казаки), либо имели, но только у незначительной, наиболее обеспеченной части, и за свой счет (конные казаки и т.п.). Между тем, в Сибири и на Дальнем Востоке эти служилые категории довольно широко использовали защитное снаряжение, как это видно из документов.
Рассмотрим сначала факторы, вызвавшие необходимость использования оборонительного вооружения, а затем основные виды используемого защитного снаряжения и особенности, связанные с его употреблением.
Необходимость использования защитного вооружения служилыми людьми, осваивавшими Сибирь и Дальний Восток была вызвана двумя основными факторами: 1) частым решением боевых задач, связанных с ведением рукопашного боя; 2) эффективным применением всеми народностями, с которыми приходилось сталкиваться служилым людям, лука и стрел.
Ведение ближнего, рукопашного боя было связано с осадами неприятельских острожков и городков, отражением приступов на собственные остроги, захватом языков и поимкой аманатов, защитой от неожиданных нападений во время сбора ясака. В 1681 г. казак Евстафий Даурский дает характерное описание «служб» служилых людей того времени: «…на многих де полевых боях, и на приступах был, и бился с твоими, великого государя, неприятели воинскими людьми, и в осаде сидели, и из осады на вылозку выходили и бились, и голодную томною смертью помирали, и на тех де боях языков хватали, и многих разных земель князцов в аманаты имали, и тебе, великому государю, ясак с них сбирали» (ДАИ, 1862. Т. 8. – С. 312-313).
Вот пара примеров, когда осада неприятельских острожков заканчивалась рукопашной схваткой. «Взял я, Федка с товарищи, у Коряк два острожка; Антуев острожек да Чепчюгин, а драки было под острожки двое сутки, а людей у нас ранили многих на приступе и с острожков их выбили всех на реку, и на реке на съемной драке (рукопашный бой – Е. Б.). Антуя убили не ведаючи, а Чипчюга ушел во многих людях, а иных Коряков на съемном бою побили многих», - отписал в 1658 г. якутскому воеводе служилый Ф. Чукичев (ДАИ, 1851. Т. 4. – С. 147). Несколько более подробное описание осады можно увидеть в отписке Семена Дежнева и Никиты Семенова в действиях против анаулов в 1655 г.: «…и они, Анаулы, стали с нами дратца, и нам бог помог взять первую крайнюю юрту и на острожке ручным боем, друг за друга имаяся руками, и у них, Анаулей, на острожке норовлено готовый бой, колье и топоры сажены на долгие деревья да и ножи, потому что за убойство Русских людей ждали они на себя Русских людей, и убили они у нас служилого человека Суханка Прокофьева, да 3 человек промышленных… да служилых людей Пашка Кокоулина на том приступе топором и кольем изранили в голову и в руку, и он, Пашко немочен был всю зиму, да Артюшку салдатка ранили из лука в лоб, да промышленных людей Терешку Микитина ранили из лука в переносье, да Фомку Семенова, да Титка Семенова на съемном бою изранили кольем» (ДАИ, 1851. Т. 4. – С. 18).
Приходилось служилым людям вступать в ближний бой и при отражении приступов неприятеля на их остроги, так сын боярский К. Лошаков в 1668 г. отписал якутскому воеводе о нападении на Зашиверский острог: «…скопяся же те Ламутские мужики изменники, собрав себе воровское великое собрание, приступали ночью к острожку, и учали острожные стены, и ясачное зимовье, и острожные ворота рубить топорами, а иные люди приставили лестницы к стенкам через анбары; и мы Коземка с служилыми и промышленными людьми бой с ними поставили…», «… и видя они Ламутки к нам великую Божию помощь, убоялись и пометали топоры и оружье, луки и стрелы и копья, и рогатины, и от острожку побегали» (АИ, 1842. Т. 5. – С. 337-338).
Захват языков, носителей информации, позволяющей ориентироваться в незнакомой местности, и поимка аманатов, пленение которых обеспечивало покорность местного населения и выплату ясака, так же был связан с ведением рукопашного боя: «Добром не сдаются, а без драки взять не можно», – отписал о схватках с коряками в 1658 г. служилый Федор Чукичев (ДАИ, 1851. Т. 4. С. 147). Необходимость взять противника живым, а это, как правило, были хорошие воины, «лучшие люди», делало аманатскую поимку едва ли не опаснее самого боя. Леонтий Юрьев в отписке 1662 г. отмечал: «у них де, государь, у служилых людей на том бою… никого не убили, только де, государь, на аманатской поимке ранили одного служилого в руку» (ДАИ, 1851. Т. 4. – С. 267).
Обычно в документах описание взятия языков и аманатов ограничивается фразами «взяли ратным боем» такого-то роду «лучших людей в аманаты». Однако за этими общими фразами кроются реальные схватки, часто сопровождавшиеся людскими потерями. Например, Якунка Анциферов за многолетнюю службу был ранен только на поимке аманата: «…взял я, холоп твой, аманата именем Колбайка и на той имке меня, холопа твоего, ранили в двух местех» (СДИБ, 1960. – С. 131).
В 1679 г. мангазейские служилые люди в бою с восставшей Самоядью «учали их имать, и на имке, господине, стрелецкого десятника ранили ножем по брови, да человека Ивашка Васильева на имке же ранили ножем по ноге» (ДАИ, 1862. Т. 8. – С. 164). Даже плененные аманаты могли представлять опасность в любое время, так один самоядин, транспортируемый в 1679 г. служилыми в Мангазейский острог на дощанике, несмотря на то, что был «скован», сумел украсть нож и «дву человек ясашных сборщиков ножем ранил, одного человека в грудь и правый бок, а другого по руке и кинулся с дощаника в воду» (ДАИ, 1862, Т. 8. С. 165), а в Охотском острожке оставленные без присмотра аманаты, перед тем как бежать, убили 6 человек (АИ, 1842. Т. 5. – С. 70).
Сбор ясака также представлял определенную опасность для служилых людей, в документах часто можно встретить сведения об убийстве посланных за ясаком отрядов. Сборщикам ясака при нападении возмущенных туземцев, как правило, превышавших их числом, приходилось полагаться исключительно на свои силы, и также, как правило, в ближнем бою. Так, например, казак Федотко Калмак, отправленный к якутам в 1676 г., «призывать с ясачным платежем» описал нападение на него восставших якутов: «… и в те поры он, Балтуга, да Байга, да Мавра с детми и с племянники своими, тайным делом пришед к нам в юрту, и учали колоть пальмами, и товарыща моего Левку в те поры закололи до смерти; и в те поры скочил я, Федотко, и побежал в хлев к коровам, и меня, Федотка, кололи сзади палмами и ранили в правый бок в ребро да в холку, да товарища нашего Канчалаской волости Якута Дюпсюня Оттуева палмою он, Балтуга, ранил под грудь; и выбежали де из той юрты он, Балтуга, с братьями и с детми, и товарыщи наши все выбежали, потому что у него, Федотка, был нож в руках, а меня, Федотку, обсадили в той юрте и держали в осаде трои сутки и приступали ко мне в куяках и во всей ратной сбруе, и я, Федотко, от них из окон и из дверей отстреливался из лука и Балтугина брата Байгу ранил в ногу, да его ж, Балтугина, холопа ранил в руку» (ДАИ, 1859. Т. 7. С. 31-32).
Нападали на ясачных сборщиков не только в туземных становищах и из засад, но и прямо в острожках, куда аборигены приносили ясак. Так, в 1679 г. самоядский князец Ныла, прийдя с ясаком в «старый Мангазейский город», призвал своих родичей убить сборщиков ясака (силы были явно не равны: 6 служилых людей против 20 аборигенов): «…и родичи его, Ныловы, на них, ясачных сборщиков, бросились с ножами и хотели их убить, и они де, ясачники, того вора и замутчица князца Нылу убили до смерти, а родники его, Ныловы, из города убежали» (ДАИ, 1862. Т. 8. – С. 163).
Таким образом, можно увидеть, что служилым людям довольно часто приходилось ввязываться в ближний, рукопашный бой, сводивший на нет преимущество в огнестрельном оружии, во время такого боя использование индивидуальных средств защиты в значительной степени повышало шансы воина на выживание.
Вторым, может быть, даже более важным фактором, обусловившим потребность в широком применении доспеха, было употребление всеми народностями, с которыми приходилось сталкиваться служилым, лука и стрел. Кочевые татары и калмыки, киргизы и «мунгалы», буряты, дауры и дючеры, гиляки, тунгусы и якуты, коряки и чукчи, самоядь и многие другие – все применяли в бою лук и стрелы, сильно досаждавшие первопроходцам.
Нет смысла перечислять все имеющиеся в документах этому свидетельства, приведем лишь несколько показательных примеров.
Документы о подавлении якутского восстания в 1676 г. доносят до нас редкие для документов описания ближнего боя, в котором можно увидеть примеры применения лука и стрел не только противниками служилых людей, но и самими служилыми. «И он, Байга, казака Стенки не послушал великого государя указу, пустил из лука своего три стрелы, и на четвертую стрелу я, Василей, набежал, и он, Байга, лук стрелою на меня, Василья вытянул, и я из карабина выстрелил по нем, Байге, а его не убил, и в то де время под ним, Байгою, он, Стенка, лошадь подстрелил и копьем его ранил, и он, Байга, после того раненой сдался, и его взяли, и лук и стрелы отняли…», «…и того Айну настиг казак Ивашко Матвеев, и он, Айна, на него, Ивашка, из лука двого стрелял и у лука рог стрелою иверень вышибил; и я, Ивашко Матвеев против ево из лука стрелял и ранил стрелою в крестец и коня под ним подстрелил, и он, Айна, с коня слез и стоит у дерева… и он, Айна, не сдался, и казак Федотко Калмак приехал с стороны из иной дороги и того Айну из лука стрелою стрелял же и ранил против серца, и после того он, Айна, лук и стрелы покинул» (ДАИ, 1859. Т. 7. – С. 11).
Можно добавить, что применение лука и стрел в ближнем бою в ряде случаев оказывалось эффективнее использования огнестрельного оружия, вследствие малой скорострельности последнего. У служилых людей, вооруженных одним лишь огнестрельным оружием, в условиях ближнего боя просто не оставалось времени для перезаряжания своего оружия. Так, применение лука и стрел «брацкими людьми» спасло казаков от нападения монголов. В 1684 г. иркутский воевода Леонтий Кислянский отписал в Енисейск о нападении монголов на илимских и иркутских служилых: «…ночною де порою те мугалские люди 16 человек, умысля воровски, почали на карауле казаков сулемами и ножами рубить и колоть насмерть, и четырех человек ранили…» и «… почали у них пищаль и ружье отбивать и отнимать.», и буряты, приданные казакам проводниками, стреляли «…тех мунгальских людей из саадаков, и толко б не они брацкие люди их Сергушке, Исачку с товарищи пособили, и те б де мугальские люди их, Сергушку, Исачка с товарищи всех до одного человека сами побили», следует добавить, что все монголы были перебиты бурятами из луков (СДИБ, 1960. – С. 292-293).
Часто противники не стремились вступать со служилыми людьми в ближний бой, пытаясь с относительно безопасного расстояния просто засыпать их градом стрел. Например, при осаде в 1651 г. городка князя Гайгудара отрядом Хабарова дауры из города стреляли из луков «беспрестанно, и настреляли они Дауры из города к нам на поле стрел как нива стоит насеяна» (Артемьев А. Р., 1999. – С. 23-24), а в 1678 г. сын боярский Петр Ярыжкин пишет, что при осаде тунгусами Охотского острожка «тунгусы пошли валом на приступ и сына боярского Юрья Крыжановского за острожком во дворе обсадили, и у избы окна выбили, и под стену огня склали, и в казачьи дворишка засели, и из за двориков в острог стрелять учали, и стрел на острог полетело со всех сторон, что комаров» (ДАИ, 1859. Т. 7. – С. 280).
Из множества дошедших до нас описаний ранений служилых людей, подавляющее большинство ран нанесено служилым попаданием стрел: «…и он, Мещерка с родниками, учинился непослушен, и стали нас стрелять и убили служилого человека Семена Мотору, а служивого Пашка Кокоулина ранили в плечо и в стегно из лука, да Федотка Ветошку из лука ранили в колено, да промышленного человека Стенку Сидорова из лука ранили в руку» (ДАИ, 1851. Т. 4. – С. 19); «…и у него де, Евтюшки, пробили Гиляцкие люди на бою из лука горло на вылет, да правую руку пробили» (из отписки Семена Дежнева в 1655 г. якутскому воеводе о схватках с анаулами) (ДАИ, 1862. Т. 8. – С. 313); «…а по осмотру он, Пашка, застрелен из лука, пониже уха пробиты щели на обе стороны…» (из отписки 1652 г. Петра Бекетова о походах на реки Шилку и Нерчу), «… Якунка Анциферов ранен из лука стрелою в поясницу, а другом месте ранен в лоб, повыше правой брови…» (из отписки 1681 г. о службах служилого), (СДИБ, 1960. – С. 132); «…и за ним де прибежали с луками три человека Якутов, и как де он, Федка, от берегу отпехнулся, и его де ранили под левую пазуху железницею, и он де, Федка, от той раны упал в лодку, и в той де лодки его, Федку, стреляли и ранили в ногу трижды» (1676 г. из допросной речи Федора Васильева Недострела якутскому воеводе) (ДАИ, 1859. Т. 7. – С. 30). Можно продолжать подобные примеры, но и из приведенного видно, насколько сильно страдали служилые люди от применения лука и стрел. Подобное положение дел также делало просто необходимым применение служилыми людьми защитного вооружения.
Многие народности, с которыми приходилось сталкиваться служилым людям, использовали различное защитное вооружение, на что в своих отписках служилые часто обращают внимание: «…и скопясь брацкие многие люди куяшного тысяча з две и пришли на нас безвестно» (из отписки о походе против бурятов А. Бедарева в 1646 г.) (СДИБ, 1960. – С. 92), «…а тех де людех (калмыков) сто человек пищальных стрельцов, шездесят человек пансырников, двадцать человек куяшников; а сколько де в тех людех лучников и копейщиков, того де тот Кеченев Амманной сборщик Юруктука не сказывал» (отписка из Кузнецкого острога 1679 г.) (ДАИ, 1851. Т. 4. – С. 42), «…многие Тунгусы, болши человек 1000, пришли под Охоцкой острожек в куяках и в шишаках, и в нарышнях, и с щитами» (из отписки приказчика Охотского острога Петра Ярышкина 1678 г.) (ДАИ, 1859. Т. 7. – С. 279), «…а отборного де у них, татар, люду двести человек, а куячного де одежного люду пятдесят человек, а огненного де бою у них мало» (отписка из Ирбитской слободы 1662 г.) (ДАИ, 1851. Т. 4. – С. 291), «…изменника Балтугу с родниками (якуты), человек с семьдесят и болши, с копьи и с луками, а иные в куяках встретили на дороге, идет войною на Русских людей» (из отписки о восстании якутов в 1676 г.) (ДАИ, 1859. Т. 7. – С. 23). Таким образом, боеспособность противника связывалась с наличием у него в том или ином количестве защитного вооружения.
Активное использование противником в бою лука и стрел, частые рукопашные схватки делали необходимым употребление защитного снаряжения, которое в значительной мере увеличивало шансы воина сохранить здоровье и жизнь. «А у них де, государь, служилых людей, на том бою из охочих вольных людей убито 5 человек, да 2 человека ранены, потому что де, государь, те служилые и охочие люди были без одежны, пансырей и куяков у них ни у ково не было…» - отписал в Сибирский приказ в 1646 г. якутский воевода, в полной мере осознававший необходимость использования служилыми доспехов (СДИБ, 1960. – С. 63).
В документах второй четверти – конца XVII в. мы встречаем упоминания различных видов защитного вооружения, используемых первопроходцами. Так, например, в 1643 г. отряд В.Д. Пояркова получил для десетеро зарукавье (наручи – А.А.), двое наколенки» похода от якутского воеводы «…70 куяков якутских, 10 панцирей, 17 шапок» (Артемьев А.Р., 1999. – С. 18), в 1645 г. Курбат Иванов и Алексей Бедарев взяли для похода «в Верхоленском острожке из государевой казны куяки с наручми и шеломы и пансыри на служилых людей» (СДИБ, 1960. – С. 91), в 1655 г. Андрей Булыгин принял на Улье «у Бориса Оноковского государевой казны, хлебных запасов и подарочных товаров, и пищалей, и куяков, и аманатов: 2 пуда с четвертью муки ржаной, 9 пищалей, 34 куяка, 2 ветхия пансыря, четверы наручи бытые» (ДАИ, 1851. Т. 4. – С. 2).
С учреждением в Сибири рейтарских и других войск нового строя в употреблении были и латы. Так, «рейтарская рота» Тары имела на вооружении «латы и шишаки, и шпаги, и пищали съезжие» (Никитин Н.И., 1988. – С. 39). Однако, в связи с трудностями во внедрении войск нового строя в Сибири, использование данного вида доспеха, видимо, было крайне незначительным.
Например, в 1684 г. из всех служилых людей Иркутского острога, участвующих в принятии монгольского посла, один только пушкарь носил латы: «…а на дощаниках было по прапору, а людей было по тритцать человек, на роскате у пушек пушкарь один был в латах, а другой в цветном платье з зажженными фитилями» (СДИБ, 1960. – С. 275).
Вообще следует сказать, что используемые служилыми людьми виды доспеха не отличались особым разнообразием. Многие виды доспеха, используемые в Европейской части России, не упоминаются вовсе, и даже такие, казалось бы, распространенные элементы защитного снаряжения, как шишак и шелом имеют единичные упоминания. Главным образом в документах упоминаются 2 основных вида защитного вооружения – пансырь и куяк. Рассмотрим подобнее особенности употребления данного вида доспехов.
1. Пансырь. Источником поступления служилым пансырей была Москва. Снабжение государством служилых доспехом можно назвать одной из особенностей комплектования воинских формирований в Сибири и на Дальнем Востоке. В отличие от Европейской части России, где такие категории служилых людей, как стрельцы, пешие и конные казаки, либо не снабжались государством защитным снаряжением вообще (стрельцы), либо снабжались за свой счет (казаки), все эти же категории служилых, составлявших основные силы сибирских и дальневосточных гарнизонов, видимо, вполне могли рассчитывать на получение государственного доспеха.
Столкнувшись с острой необходимостью в защитном вооружении, служилые, осваивающие новые земли, просят его у государства. «Пажалуй, государь, нас холопей своих, вели на тех служилых людей с Москвы своего государева оружья прислать 200 карабинов да 200 пансырев да на пеших охочих людей 300 мушкетов, потому, государь, брацкие мужики воинские многие конные, бывают на боях в куяках и в наручах и в шишаках, а мы, государь, холопи твои, людишка неодежные, пансырей у нас нет…», - просят в 1646 г. в челобитной служилые Верхоленского острога (СДИБ, 1960. – С. 59). И.Ю. Москвитин говорит, что для освоения Амурского региона нужно «на меньшую статью тысяча человек, в сбруех, в пансырях или в латах» (Артемьев А. Р., 1999. – С. 18).
Принадлежность используемых пансырей государственной казне подчеркивается в документах. Так, это в отписке якутского воеводы в Сибирский приказ за 1646 г. о походе на икережей: «…в тех де, государь, икережских юртах в первом походе взяли… твоей государевы казны пансырь, да лоскутье пансырное, что побиты на Ламе, твои государевы служилые люди». ( В «статейной речи» того же воеводы аманатам брацких людей о тех же событиях написано: «…а того ныне побою у вас кирежей в вашем улусе на погроме сыскан государев пансырь» (СДИБ, 1960. – С. 56, 64).
Пансыри состояли на вооружении служилых людей вплоть до конца XVII в. и их использование было в порядке вещей. Например, в деле о «бунте заморских казаков» против иркутского воеводы Афанасия Савелова в 1696 г. написано: «И Афанасий Бейтон им говорил, чтобы они от города шли прочь, а если не пойдут, и на них де в городе затравлена пушка. И они де, Антошка и товарищи, видя иркуцких служилых людей в собрании с ружьем, и иных в пансырях, пошли от города прочь к дощаникам своим. А пансыря де в то время на нем, Антошке, не было» (СДИБ, 1960. – С. 429).
Однако поставки государством пансырей для служилых людей не могли быть регулярны и достаточны для существующей в них потребности. Часто государственная казна в связи с труднодоступностью и удаленностью осваиваемых земель по нескольку лет не могла обеспечить служилых самым необходимым – огнестрельным оружием, порохом и свинцом, документы сохранили огромное количество просьб о них от служилых людей. На этом фоне говорить о массовой присылке пансырей, да и любого другого защитного вооружения, тем более не приходится. Производство же пансырей непосредственно на месте не могло быть освоено по причине острой нехватки, а то и полного отсутствия в острогах бронников, да и просто кузнецов, доспех некому было не то что сделать, а просто починить (Артемьев А.Р., 1999. – С. 134-136).
Правда, тут следует отметить, что в Западной Сибири, расположенной ближе к центру, куда и поставки из государственной казны доходили реулярней, и мастеров прислать было проще, видимо, к концу XVII в. удалось либо наладить выпуск собственных пансырей, либо найти источник их приобретения помимо государственной казны. Царский указ от 14 марта 1675 г. предписывал: «…и ныне мы, великий государь, указали, по прежнему нашего, великого государя, указу, в Тоболску, в Томску, и Тоболского и Томского разряду, на Лене в Якуцком, в Илымском, в Даурах, и тех городов и острогов в уездех учинить заказ крепкой тайной, чтоб Русские всяких чинов люди, и служилые, и ясачные, и всякие иноземцы пороху, и свинцу, пищалей, сабель, копей, бердышев, ножей, топоров, пансырей, лат, шишаков, наручей, и никакого ружья, и ратные збруи Калмыком, и Мугалом, и Китайским людем, и Бухарцам, и Башкирцом, и всяким иноземцам нигде не продавали и ни на что не променивали; а пансыри, по нашему великого государя указу, велено в Сибири покупать в нашу государеву казну и присылать к нам, великому государю. А будет кто учинет мимо нашего великого государю указу, что кому заповедное продавать учнет, и за то тем людем чинить жестокое наказанье, а пансыри велеть покупать в нашу, великого государя, казну, а денги давать из тамошних доходов и присылать те пансыри к нам, великому государю, чтоб однолично никто мимо нашие великого государя казны пансырей не продавали, и к Руси не вывозили» (ДАИ, 1857. Т. 6. – С. 375). Из подобного же указа Верхотурскому воеводе Ф.Г. Хрущеву в июле 1675 г. можно узнать, что уже за 6 лет до этого «в Тоболску и Томском, и Тобольского и Томского разряду в городех» предписывалось купить «сто пансырей самых добрых» на деньги из местных доходов и «…присылати те пансыри к нам, Великому Государю, к Москве» (АИ, 1842. Т. 5. – С. 559-560).
Аналогичные указы издавались вплоть до конца рассматриваемого периода, В 1699 г. тобольским служилым по-прежнему наказывалось «…чтоб ружья, пищали, сабель, и топоров, и ножей, и копей, и пансырей, и никаких доспехов Калмыцким и приезжим Бухарцам ничего не продавали» (АИ, 1842. Т. 5. – С. 525-526).
Из текста этих указов можно предположить, что раз государственная казна сама покупала пансыри в городах, значит они не государственные, а произведены либо в частных мастерских, либо где-то приобретены на стороне, причем в достаточно большом количестве, раз служилые находили возможность их продавать (что следует из указа о запрете этой самой продажи).
Ю.С. Худяков и Л.А. Бобров отмечают приобретение русскими служилыми различных видов вооружения (в т.ч и защитного) у «кузнецких сибирских людей» - шорцев, снабжавших оружием также и енисейских кыргизов (Худяков Ю.С., 2003. – С. 124-125; Бобров Л.А, Ю.С. Худяков. 2004. – С. 137-139).
Впрочем, подобная ситуация характерна, пожалуй, лишь для городов Западной Сибири, в более отдаленных районах пансырей могло вообще не быть. Так, якутский воевода в 1676 г. отписал на вышеприведенный указ, что «…и в Якутском, государь, остроге, пансырей ни у кого у Русских людей и у иноземцев нет» (ДАИ, 1859. Т. 7. – С. 331).
Более доступным, а потому и более распространенным средством защиты служилых служил куяк, данный вид доспеха гораздо чаще упоминается в документах, что позволяет более подробно рассказать о его использовании.
2. Куяк. Основными источниками поступления куяков на вооружение служилым людям были «имание» и покупка их у подвластных «ясачных» иноземцев, а также захват их (куяков) в бою. Особенно четко «мирное» взятие куяков можно увидеть на примере отношений с якутами. В 1676 г. якутский воевода Андрей Барнешлев пишет царю, что «иноземцы, государь, Якуты и Тунгусы, куяки и палмы, и копья, и топоры, и ножи сами делают, и для твоих государевых служеб у Якутов в твою, великого государя, казну служилым людям куяки емлют» (ДАИ, 1859. Т. 7. – С. 331). В 1679 г. Фома Бибиков отправил из Якутска «на Охоту реку на выручку, летним путем, через гору, служилых людей Филку Щербатова с товарищи, 60 человек на лошадях, в куяках, а те де куяки взяты у ясашных окологородных иноземцев у якутов» (ДАИ, 1862. Т. 8. – С. 158).
Якут Тюбяка в допросе о причастности его к восстанию якутов и убийству служилых людей в 1676 г. доказывал свою непричастность тем, что «как де из города приехали в зимовье Василей Котовский с товарыщи по изменника по Балтугу, и он де, Тюбяка, дал им свои три куяка и лошади, да с ними ж на того изменника послал родников своих пяти человек» (ДАИ, 1859. Т. 7. – С. 23).
Определенная часть попадала к служилым людям в виде трофея. В 1680 г. Данило Загрязный отписал из Красноярского острога: «…а как приходили воинские люди под Красноярской и к городу приступали в два приходы, четырежды приступы были; и милостию Божию и великого государя царя… многие над ними поиски учинили, многих с города из пушек и из мушкетов побили, и на вылазках из пищалей и из луков перестреляли и переранили, и копьями скололи и саблями и сулемами порубили, и пики, и копья, и сулемы у них воров и изменников у многих отымали и убитых воров и изменников куяки и шишаки и бумажники сымали» (ДАИ, 1862. Т. 8. – С. 170-171).
Служилые отряда Ивана Курбатова, в 1645 г. воевавшие с бурятами, захватили в «первом походе 30 баб, в том числе икережского князца Бурина жена, да 18 робенков, да 11 куяков, 8 шеломов, 7-ры наручи…» (СДИБ, 1960. – С. 64). В 1676 г. служилые, подавлявшие бунт якутов отписали: «…да взяли тут в полон двух человек дядей его с детми, и с холопи, девять человек, да отбили у него пятдесят лошадей да четыре куяка, и из тех лошадей я, Василей с товарыщи, отдали Якуту Туругаю шесть лошадей, а достальные лошади и куяки розделили по себе» (ДАИ, 1859. Т. 7. – С. 10).
При нехватке защитного вооружения все трофейное могло изыматься в государственную казну. В 1646 г. изьятие захваченных у бурят куяков вызвало в Верхоленском остроге бунт: «…и как пришед в острог скот и живот, кони и коровы розделили и куяки почали имать на государя, и те ж промышленные люди… почали кричать, что то де заводы Курбатковы, он де у нас куяки отнимает» (СДИБ, 1960. – С. 71).
Из вышеприведенного примера видно, что служилые очень ценили наличие куяка в комплекте своего вооружения, что объясняется довольно высокими боевыми свойствами, которыми он обладал, являясь надежной защитой от холодного оружия и, что самое важное, стрел. Яркое этому подтверждение можно увидеть в документах.
Вот как описываются действия Стеньки Лаврентьева в бою с восставшими якутами в 1676 г.: «Василей, взяв его, Стенку да Евсютку Аргунова да Якуты Бугынаса да Тогурая Трекова, гнались за теми изменниками с товарыщи семеры сутки, и сугнал де того Балтугу да брата его Байгу наперед он Стенка один, и они де по нем стреляли и стрелы де их приходили в него в куяк, и он де Стенка боронясь смерти Байгу копьем в спину ранил и лошадь под ним подстрелил…», далее пишется, что Стенька один догнал второго изменника и тот «учал по ним Стенке стрелять же и убить его не мог, что на нем Стенке был куяк, и лошадь под ним Стенкою ранил» (ДАИ, 1859. Т. 7. – С. 15).
Выдерживал куяк и выстрел из старой пищали. Верхоленские служилые в челобитной 1646 г. жаловались, что «и с своих худых пищаленок их брацких Куяков не пробиваем, а у ково есть у нас нарочитые пищали, те их и побивают, а ис худых ничево им не учинить» (СДИБ, 1960. – С. 59).
Куяк служил символом защиты, готовности к отражению атаки. Осажденный бурятами в 1645 г. в Верхоленском остроге Курбат Иванов пишет, что «служилые де люди седат запершиеся, и в куяках в остроге» (СДИБ, 1960. – С. 54).
Численность куяков на вооружении отрядов служилых нельзя привести к общему знаменателю: в каких-то случаях она была очень высока, в каких-то ничтожно мала. Так, в 1652 г. казаки Хабарова, осажденные манчжурами в Ачанском острожке, вышли на вылазку в количестве 156 человек в куяках и с саблями (Артемьев А. Р., 1999. – С. 26), отряд боярского сына В. Котовского и десятника М. Аргунова из 23 служилых людей и 53 «союзных» якутов был практически поголовно снабжен куяками (интересно, что из Якутского острога отряд из 13 человек вышел без доспехов, их вместе с прибавкой людьми они получили в Вилюйском зимовье от казачьего десятника Микиты Савина, который «в подмог на прибавку казаков семь человек, да Якутов дал разных волостей сорок человек, да ему ж Василью дал двадцать куяков ратной одежди» (ДАИ, 1859. Т. 7. – С. 5-8, 24, 36).
Напротив, по «Росписи иркуцким и балаганским служилым и промышленным людям кому быть на службе великих государей за Байкалом морем Ыльинской слободе в полку стольника и полковника Федора Исаевича Скрипицына» в 1688 г. на 75 человек было только «три человека с куяки» (СДИБ, 1960. – С. 318-319, 321-322), среди описи имущества убитых в различных походах служилых и промышленных людей одного только «промышленного Матюшку Медника убили в куяке, и куяк у него унесли Юкагиры», у остальных из имущества была, как правило, одна пищаль (ДАИ, 1851. Т. 4. – С. 4, 5, 8), среди описи оружия Селенгинского острога 1700 г. из защитного вооружения значится только «мунгальские ветхие куяк с наполником да шишак» (СДИБ, 1960. – С. 440).
Жалобы на отсутствие доспехов не редкость: «…войною идти не в мочь, потому что за малолюдством, а пансырей и куяков и пороху и свинцу нет» (просьба казачьего десятника Микиты Савина якутскому воеводе А.А. Барнешлеву из Вилюйского зимовья в 1676 г.) (ДАИ, 1859. Т. 7. – С. 5), «…а ныне в Зашиверском острожке великих государей в казне сетей неводных и прядена для аманатского корму и оружья, пищалей, и свинцу, и пороху, и одежъ, куяков и пансырей, и котлов и всяких товаров нет да взять негде» (просьба боярского сына Козьмы Лоншакова якутскому воеводе Ивану Голенищеву-Кутузову из Зашиверского острога в 1668 г.) (ДАИ, 1853. Т. 5. – С. 339), «воевода Андрей Афанасьевич послал бы к нам на выручку в Охотский острожек казаков наскоро, и пороху, и свинцу, и мушкетов, и куяков, чтоб нам, сидячи в Охотском, голодною смертию не помереть и побитым не быть» (просьба приказного Петра Ярышкина якутскому воеводе А.А. Барнешлеву из Охотского острога в 1678 г.) (ДАИ, 1859. Т. 7. – С. 280).
Информация о численности защитного вооружения у того или иного противника могла влиять на исход боевых действий. Так, якут Балтуга, поднимавший восстание 1676 г., склоняя на свою сторону глав других родов, говорил, что у него «пятдесят человек в куяках и с копьи», тогда как в реальности у него было 7 куяков на 70 человек. Его отряд был деморализован и распался, получив информацию, что из Якуцкого острога на войну с ним вышло «двести пятдесят человек с оружием и с копьи, а сто человек в куяках», тогда как на самом деле отряд состоял из 23 служилых и 53 якутов, правда, все из которых действительно имели куяки (ДАИ, 1859. Т. 7. – С. 24-25).
Также следует сказать, что воеводы, «прибирая» воинов из «подъясачных» им народностей, требовали наличия у них защитного вооружения. Например, в указе 1688 г. о приведении в Иркутск 150 вооруженных бурят сказано: «…собрав в тех во всех родех и улусах брацких людей тотчас с коньми и с ружьем саадаки и с куяки и панцири» (СДИБ, 1960. – С. 312-313).
Таким образом, подводя итог можно сделать следующие выводы:
1. Вплоть до конца XVII в. служилыми людьми Сибири и Дальнего Востока активно использовалось защитное вооружение в связи с необходимостью вступать в рукопашный бой во время выполнения различных боевых задач и эффективным применением лука и стрел почти всеми противниками, с которыми им приходилось сталкиваться.
2. Государство осознавало острую необходимость в использовании служилыми людьми, осваивающими новые земли, защитного вооружения, всю его важность для них и пыталось обеспечить им служилых, причем те категории, которые в европейской части России из государственной казны вооружения не получали.
3. Основными видами употреблявшегося оборонительного вооружения были пансырь и куяк.
4. Пансырями служилых обеспечивало государство, однако это обеспечение видимо не было массовым и не носило регулярного характера, районы, расположенные ближе к центру (Западная Сибирь) обеспечивались лучше, отдаленные (Якутия, Даурия) хуже или вообще не обеспечивались.
5. Более доступным и эффективным видом защитного вооружения, употреблявшимся служилыми, был куяк, приобретаемый или захватываемый у сибирских и дальневосточных народностей, широко практиковавших этот тип доспеха в своем военном деле. Куяки в значительной мере компенсировали недотаток в поставках доспехов государством.
Вопрос об использовании служилыми людьми Сибири и Дальнего Востока защитного вооружения, требует дальнейшего изучения с использованием материалов документальных источников, иллюстративного материала, а также предметов защитного вооружения, находящихся в фондах музеев.

ЛИТЕРАТУРА
АИ, 1842, т. 4. Акты исторические. СПб.
АИ, 1842, т. 5. Акты исторические. СПб.
Артемьев А. Р., 1999. Города и остроги Забайкалья и Приамурья во второй половине XVII-XVIII вв. Владивосток.
Богоявленский С. К., 1938. Вооружение русских войск в XVI-XVII вв. // Исторические записки. Т. 4.
Бобров Л.А., 2002. Позднесредневековые шлемы из собраний музеев Красноярского края // Военное дело номадов Северной и Центральной Азии. Новосибирск.
Бобров Л.А., Худяков Ю.С., 2004. Этнокультурное взаимодействие русских с кочевниками Южной Сибири и Центральной Азии в военном деле в XVI-XVII вв. // Интеграция археологических и этнографических исследований. Алматы; Омск.
Бобров Л.А., Худяков Ю.С., 2003. Использование панцирей, изготовленных из органических материалов, воинами государств Центральной, Средней и Восточной Азии в периоды позднего средневековья и Нового времени// Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Т. IX. Ч. I. Новосибирск.
Васильев И. И., 2002. Вооружение русских казаков-первопроходцев первой половины XVII в. // Якутский архив. № 2.
Гордеев И. В., 1954. Русский оборонительный доспех // Государственная Оружейная палата Московского кремля. М.
Голыженков И., Степанов Б., 2001. Европейский солдат за 300 лет (1618-19180). Энциклопедия военного костюма. М.
ДАИ, 1851. Т. 4. Дополнения к актам историческим. СПб.
ДАИ, 1853. Т. 5. Дополнения к актам историческим. СПб.
ДАИ, 1857. Т. 6. Дополнения к актам историческим. СПб.
ДАИ, 1859. Т. 7. Дополнения к актам историческим. СПб.
ДАИ, 1862. Т. 8. Дополнения к актам историческим. СПб.
Денисова М. М., 1948. Поместная конница и ее вооружение в XVI-XVII вв. // Труды гоударственного исторического музея. Вып. XX.
Денисова М. М., Портнов М. Э., 1953. Русское оружие в IX-XIX вв. М.
Епифанов П. П., 1979. Оружие // Очерки русской культуры в XVII в. М.
Епифанов П. П., 1979. Войско // Очерки русской культуры в XVII в. М.
Калинычев Ф. И., 1954. Правовые вопросы военной организации Русского государства в XVII в. М.
Калинычев Ф. И., 1954. Русское войско во II половине XVII в. // Доклады и сообщения института истории. Вып. 2. М.
Кирпичников А. Н., Хлопин И. Н., 1958. Крепость Кирилло-Белозерского и ее вооружение. // Материалы и исследования по археологии СССР. № 77. М.
Марголин С. Л., 1953. К вопросу об организации и социальном составе стрелецкого войска в XVII в. // Ученые записки Московского областного педагогического института. Т. XXVII. М.
Марголин С. Л., 1948. Вооружение стрелецкого войска. // Труды ГИМ. Вып. XX. М.
Митько О.А., 2004. Люди и оружие //Военное дело народов Сибири и Центральной Азии. Вып. 1. Новосибирск.
Никитин Н. И., 1988. Служилые люди в Западной Сибири. Новосибирск.
СДИБ, 1960. Сборник документов по истории Бурятии XVII век. Вып. 1 / Сост. Г. Н. Румянцев, С. Б. Окунь. Улан-Удэ.
Худяков Ю.С., 2003. Защитное вооружение номадов Центральной Азии. Новосибирск.
Чернов А. В., 1954. Вооруженные силы Русского государства в XV-XVII вв. С образования централизованного государства до реформ при Петре I. М.

Источник
Русские первопроходцы на Дальнем Востоке в XVII-XIX вв. Историко-археологические исследования. Т. 5, Ч. 1. - Владивосток, 2007. - С.269-283