Церковное служение и деятельность приходского духовенства на территории Иркутской губернии в XVII-XVIII вв. - Санников А.П. - С - Каталог статей

Одним из ключевых вопросов в истории православной церкви на восточных окраинах Российской империи является деятельность приходского духовенства, поскольку при религиозном общении подавляющее большинство русского и коренного православного населения наиболее часто сталкивались непосредственно с ними. Образ священника должен был являть пример нравственного поведения, а приходское духовенство - привлекать население в лоно церкви, поддерживать религиозные чувства прихожан. Поэтому церковное служение приходского духовенства, несомненно, заслуживают особого рассмотрения. Представленная работа является попыткой освещения данной деятельности в XVII-XVIII вв. на территории Иркутской губернии, по материалам Прибайкалья, объединявшего Иркутское, Балаганское и Киренское духовные правления.

Церковное служение каждого священника или причетника всегда начиналось с обряда посвящения (рукоположения). Обряд служил своеобразной вехой, разделявшей "мирской" и "церковный" периоды жизни. Отличие это не просто закреплялось законодательно, но и подчеркивалось церковной одеждой. Отныне он принадлежал к духовному сословию и входил в состав неподатного населения.

Условия церковного служения в Восточной Сибири существенно отличались от условий Европейской России. Территориальные рамки прихода здесь были значительно больше, а поселения входящие в его состав зачастую оказывались разбросанными на несколько десятков верст. На территории большинства из них присутствовало коренное население, что требовало организации миссионерской деятельности. Православная церковь в регионе не имела монопольного положения. Ей приходилось сосуществовать с другими конфессиональными объединениями, такими как язычество (шаманизм), буддизм, старообрядчество. Накладывало свой отпечаток всевластие воевод и чиновников. Кроме того, в течение всего рассматриваемого периода в регионе продолжалась активная колонизация, что приводило к увеличению численности русского населения и необходимости формирования новых приходов. Поэтому границы приходов постоянно перекраивались, что создавало дополнительные трудности.

Церковное служение в каждом из новообразованных приходов начиналось примерно одинаково. Во вновь возникших поселениях освящались все дома и жилища прихожан. Священник с причетниками терпеливо проводили этот обряд. В день проводилось по несколько освящений. В зависимости от количества дворов в приходе на это уходило от недели до двух месяцев. Только после этого считалось, что новое поселение получило покровительство от "небесных сил".

Закончив с освящением домов, священник принимался за совершение крещений. Крещение проходили все новорожденные и представители коренного населения, пожелавшие этого. После этого священник приступал к венчанию всех невенчанных семейных пар. О парах, живущие совместно, но не желавших венчаться, следовало немедленно сообщать архиерею и гражданским властям. Такое сожительство, в XVII-XVIII вв., считалось "блудом" и преследовалось по закону.

Для большей действенности, церковные власти не ограничились только увещевательными мерами, но и ввели большой денежный штраф. Тобольский митрополит Павел 1 сентября 1691г. направил во все приходские церкви распоряжение с требованием: "...В городах, в слободах и в острогах, в селах и в деревнях, кто объявитца мужска полу и женска полу в блудном воровстве с девками и с женками, имать с них в архиерейскую казну пенных и черевных денег с мужика по 2 рубли по 8 алтын 2 деньги, с женки или с девки потомуж"¹. Митрополит Игнатий в 1696г. увеличил размер штрафа до 5 руб. с виновного лица². Однако донесений о "прелюбодейных деяниях от этого не убавилось.

Примечательно в этом плане дело винного откупщика Киренского острога Василия Бубнова, рассматривавшееся в том же 1696г. Винный откупщик Василий Бубнов "явился в прелюбодействе и в прижитии младенца от законныя своей жены со вдовой Матрешкою Барчихою". При этом все штрафные деньги он выплатил сполна и фактически открыто отказался от православной церкви. В поступившем донесении от киренского священника Михаила Данилова сообщалось, что "он Васька от законной своей жены ворует, в церковь Божию никогда не ходит и учения себе от Божественного писания не принимает и архиерейских указов ни в чем не слушает и ставит ни во что". В ответ последовало отлучение от церкви. Однако это не испугало киренского винного откупщика. В этой ситуации тобольский митрополит Игнатий пошел на крайние меры. Он приказал десятильнику Федору Дедереву арестовать Василия Бубнова и направить в Киренский Троицкий монастырь, где "держать во всяких монастырских трудах скована пока придет в полное покаяние". Имущество винного откупщика выставили на правеж, из "доправленной суммы" 25 руб. направили в Тобольск. Его сожительницу "женку Матрену" предписывалось "послать в Иркутский острог в Знаменский девич монастырь на вечное житие до кончины живота ея"³. Подобными жесткими мерами духовные власти стремились пресечь в корне все антицерковные настроения в регионе.

Однако больший эффект приносила постоянная и действенная работа священника с православным населением своего прихода. В большинстве случаев приходскому духовенству удавалось не доводить ситуацию до принятия крайних мер при регулировании семейно-брачных отношений.

Заботой каждого священника являлась организация кладбища. Оно должно было находиться на незатапливаемом водой месте, при этом желательно недалеко от самой церкви. По сложившейся в XVII в. традиции первых русских поселенцев хоронили непосредственно при церкви. В результате рядом с храмом образовывался своеобразный некрополь. Учитывая тот факт, что церковь со временем становилась центром поселения, нахождение здесь кладбища было нежелательным для гражданских властей. Поэтому власти, начиная со второй половины XVIII в., определяли особые места для захоронений. Например, в Иркутске губернатор Адам Бриль в 1768г. запретил захоронения при Спасской церкви, указав "чтоб отныне при оной Спасской церкви мертвые телеса отнюдь не погребали". Затем подобные указы разослали и в другие городские церкви Иркутска. При этом власти определили: "Погребать оные при городской Троице Сергиевской [Крестовоздвиженской - авт.] церкви и об оном священникам объявить приходским людям"⁴.

Одновременно с разрешением этих вопросов духовенство организовывало регулярные богослужения. Для этого требовалось в первую очередь обеспечить церковь всем необходимым. Поэтому священник проводил ревизию всего имущества и договаривался со старостой о приобретении недостающих вещей, пошиве риз и облачений. Обязанности по сохранению и поддержанию в чистоте и порядке церковных вещей возлагались на причетников.

Регулярные церковные служения проводились по разработанным и канонизированным правилам. После церковных реформ начала XVIII в. их изменений или вольных трактовок не допускалось. Например, запрещалось читать хвалебные религиозные стихи, написанные самими прихожанами. В указе консистории, поступившем в приходские церкви региона в 1797г., в соответствии с требованиями Синода, четко предписывалось: "Запретить при божьих службах придуманные стихи исполнять"⁵.

Неотъемлемой частью церковного служения являлось требоисполнение. К требам относились крещения, венчания и отпевания. Количество треб, исполняемых приходским духовенством, постоянно увеличивалось. Имеющиеся в нашем распоряжении данные позволяют проследить объемы требоисполнений за последнюю четверть XVIII в.: в 70-е гг. один священник исполнял примерно 70 треб, в 80-е. гг. этот показатель увеличился до 90, а в конце века он превышал 110 в год. В каждом из духовных правлений Иркутской губернии показатель требоисполнения был разным. За период с 1770 по 1800гг наибольшее количество треб - более 110 в год - приходилось на Балаганское духовное правление. Около 100 треб в год проводили священники Иркутского духовного правления. В Иркутске их совершалось около 80. Наименьший показатель отмечался в Киренском духовном правлении - около 70 в год. Это во многом определяло условия церковного служения.

Наиболее благоприятными для служения, по мнению духовенства, являлись иркутские приходы, локальные по территориальному охвату, и с относительно невысоким показателем требоисполнения. В Киренском духовном правлении, несмотря на наименьший показатель требоисполнения, условия значительно усложняла разбросанность поселений по приходу, особенно на севере. Особые условия сложились в Балаганском духовном правлении, где показатель требоисполнения был наибольшим, при этом размеры приходов также оставались достаточно большими.

Кроме объема требоисполнений священник исполнял не меньший объем молитв. Наиболее часто прихожане просили священника совершить молитву об урожае, умножении скота, здоровье роженицы, поминальную молитву по умершим родителям, пасхальные молитвы и т.п. Иркутские купцы, связанные с мореходством, обязательно заказывали молитвы об успехе торговли и мореплавания.

В архивных материалах XVII-XVIII вв. не сохранилось точных данных о количестве совершенных молитв, поэтому их расчет можно провести только условно. Предположительно, молитву об урожае заказывала почти каждая семья, т.е. их количество равнялось числу дворов в приходе. Обязательной для каждой семьи, в которой ожидалось прибавление, считалась молитва о здоровье роженицы. Поэтому их количество можно соотнести с числом крещений. Число заупокойных молитв также примерно соответствуют числу отпеваний. Пасхальные молитвы проводились в большинстве дворов прихода, за исключением наиболее удаленных поселений. Таким образом, священник одноприходной церкви, в среднем, совершал около 300 молитв в год.

Для совершения подобного объема требоисполнений и молитв приходское духовенство выработало ряд профессиональных приемов. Например, венчания проводились по нескольку пар в течение одного дня. Обычно наибольшее число свадеб приходилось на Покров или первые месяцы нового года (январь-февраль). По мере возможности приходские священники стремились приурочить несколько крещений к одному дню. Получила распространение практика объединений нескольких молитв или прочтения нескольких в течение дня.

Некоторые священники читали молитвы в церкви, другие приходили непосредственно в дом просителя. С XVIII в. Синод постепенно стал вводить четкую регламентацию их проведения. Например, последовало определение о порядке проведения молитв о здоровье рожениц: "Молитвы родильнице надобно читать непременно в присутствие самой родильницы, а следовательно в том доме, где она родит. А потому совершенно должен быть оставлен тот обычай, существующий у нас в некоторых местах, в силу которого помянутые молитвы читают не в домах над родильницами, а в церкви, или над повивальными бабками, приходящими для получения имени дитяти"⁶.

С чтением молитв у прихожан Прибайкалья сложилось довольно много суеверий. Например, жители отдаленных деревень и заимок при невозможности прибыть в церковь или пригласить священника нередко просили прочитать "молитву на шапку", с последующей передачей этой шапки просителю. "Одна женщина-прихожанка приходит ко мне и просит отслужить поминальную молитву по ея муже живом, - сообщал один из священников, - я спрашиваю у ней откуда явилось в голове ея такое сумасбродство. Она отвечала, что ей присоветовали так сделать добрые люди, чтоб муж перестал пьянствовать"⁷. Подобных примеров в практике церковного служения встречалось довольно много.

Неисполнение духовных потребностей прихожан со стороны церковнослужителей приводило к конфликтам между прихожанами и духовенством, которые сопровождались жалобами жителей епископу или в консисторию. Например, в июне 1796г. в консисторию поступила жалоба на жилкинского священника Алексей Попова, в которой говорилось: "... священник Алексей Попов ни на какие наши потребности не приезжает за своей леностию и каждоденными гуляниями а хотя же в прошедшую четыредесятницу и был в нашей слободе за некоторыми исправлениями но на зове тамошнего крестьянина Сергея Баландина для окрещения младенца не пошол а в место того взяв вина упражнялся с воным в церкви нашей но после вина пошол к тому крестьянину но младенец уже помер"⁸.

Консистория стремилась по возможности разбирать каждое дело, и если оказывалось, что виноват священник, то следовало суровое наказание. При этом иркутские архиереи неоднократно напоминали приходскому духовенству, что церковное служение - их основная обязанность. Иркутский епископ Михаил призывал священников взять за правило: "Если заболишь - не можешь идти, приползи в церковь, соверши через силу Божественную литургию, причастись и будешь здоров"⁹.

Еще одной задачей, ставившейся перед приходским духовенством епархиальными властями, являлась борьба со старообрядчеством. В конце XVII в. борьба со старообрядчеством велась не только силами духовенства, но и представителями гражданских властей. В этой борьбе государство и церковь выступали единым фронтом. В Прибайкалье по данному вопросу между священниками и воеводами или приказчиками острогов также особых разногласий не было. При этом гражданские власти порой вели себя более решительно. Например, илимские воеводы предпочитали избавляться от лиц, заподозренных в приверженности старой веры, путем отправления в Якутск или иные поселения, находившиеся вне воеводства.

В XVIII в. правительство смягчило свою позицию по отношению к старообрядцам. При Петре I с них взимали двойной подушный оклад, а Екатерина II признала некоторые из старообрядческих объединений¹⁰. Позиция же православной церкви оставалась неизменной. В связи с этим основная тяжесть по борьбе со староверами ложилась на плечи приходского духовенства. При этом их возможности заметно сократились. Если ранее они могли напрямую обращаться к гражданским властям и ждать от них помощи, то теперь они вынуждены были первоначально направить донесение епископу, и лишь он мог обратиться за содействием к губернатору или вице-губернатору.

В Прибайкалье во второй половине XVII-XVIII вв. случаи появления старообрядцев имелись, но носили единичный характер и не приняли массового движения, как в других регионах Сибири. Духовные власти довольно быстро пресекали все очаги старой веры. Наиболее показательна в этом отношении это ситуация в Оекском селении сложившаяся в 30-е гг. XVIII в.

В это время здесь образовалась небольшая старообрядческая община. Известно о ней стало совершенно случайно. В 1733г. умер 68-летний крестьянин Иван Краснояр. Как оказалось, он не посещал ни исповеди, ни причастия. Перед смертью, под давлением семьи, он согласился пригласить священника, исповедался, сообщив о приверженности старообрядчеству, но причастие из его рук принимать отказался¹¹.

В ходе расследования этого случая выяснилось, что распространителем старообрядчества являлся "чернец Алексей Никитин". Он проживал в уединенной избушке, ходил за милостыней по крестьянским дворам и при этом распространял свои идеи. Узнав об этом, иркутский епископ Иннокентий (Нерунович) приказал доставить его для разбирательства в Иркутск. На следствии, которое архиерей проводил лично в 1735г., Алесей Никитин не отрицал своих убеждений и приверженности старой веры. Не сумев убедить старообрядца отказаться от своих взглядов, епископ приказал навечно заключить его в Вознесенский монастырь¹².

Оекскому священнику Якову Филипову Образцову предписывалось более внимательно следить за своей паствой, обращать пристальное внимание на лиц, не являвшихся на исповедь или причастие и немедленно доносить непосредственно епископу. Он должен был "последить: не осталось ли в приходе последователей Никитина или совращенных им"¹³.

После данного случая каждый приходской священник Прибайкалья в обязательном порядке сообщал епископу, имеются ли в его приходе старообрядцы, а заказчику поручалось проверять достоверность предоставляемых сведений: "А священников допросить по священству в правду с подтверждением неведали ли они где в своих приходех тайных или явных раскольников церкви православной противных и не таят ли оные и взять с них сказки и привесть в архиерейский приказ"¹⁴.

Других сведений о распространителях старообрядчества в регионе сохранилось мало. В 1737г. епископу поступило доношение, что в Иркутском духовном правлении появился поселенец Михайло Корела, который ходил по харчевням и "рассеивал раскольническое лжеучение"¹⁵.

В начале 40-х гг. XVIII в. в Иркутске появился торговец Иван Васильев Дубовский, который открыто объявил себя старообрядцем. При себе он имел грамоту, в которой говорилось: "Генваря в 26 день нынешняго 720 года хамовной слободы города Москвы Иван Васильев сын Дубовский в доношении своем написал, чтоб ево Ивана и жену ево и с пасынком Василием Харитоновым и с женою ево Марьею от исповеди уволить и быть в староверстве, и взять бы на них положенный оклад вдвое. И по указу Великого государя Петра Алексеевича, упомянутого Дубовского с помянутыми домовыми ево приходскому священнику к исповеди не принуждать, а призывать волею"¹⁶. Этот случай стал первым открытым появлением старообрядцев в Иркутске, с которым церковные власти вынуждены были смириться.

В целом в Прибайкалье ситуация со старообрядцами, с точки зрения православного духовенства, выглядела более благополучно, по сравнению с другими регионами Сибири. В начале XIX в. 98% священников Иркутской губернии показали, что в их приходах "раскольников не обретается". В тоже время нельзя полностью исключить возможность сокрытия священниками фактов появления в своих приходах старообрядцев.

Не менее актуальной для приходского духовенства являлась миссионерская деятельность. На территории большинства приходов региона проживали представители коренного населения, придерживавшиеся в основной массе шаманизма. Задача их вовлечения в орбиту православия ставилась архиереями перед приходским духовенством неоднократно. Однако ее выполнение вызывало у священников затруднения.

Представители коренных народов, привыкшие почитать своих предков, обожествлять силы природы, поклоняться духам, вести свое происхождение от мифологических животных-прародителей (орла, медведя и т.д.) с большим трудом представляли себе догмат о пресвятой Троице, не понимали рассказов о Палестине, или Иордань, и иные библейские сюжеты. К тому же иногда преградой становился языковый барьер. Священнику приходилось общаться через переводчика, что не способствовало установлению откровенного общения.

Более действенными средствами христианизации коренного населения являлись подарки для каждого принявшего православие. В 1725г. Синод издал постановление, предписывавшее "принявшим православную веру выдавать деньги на платье и подарки"¹⁷. Эти подарки представляли собой небольшую иконку, нательный крест и прочие предметы культа. Однако финансовые возможности приходского духовенства не всегда позволяли им этого сделать. Никаких дополнительных доходных статей, направленных непосредственно на работу среди коренного население у священников не имелось.

Единственным действенным механизмом, оказавшимся в руках приходского духовенства, являлась выдача новокрещенным "билета для льготы по ясачному сбору". Он был введен в 1724г. совместным постановлением Синода и Сената и давал право на освобождение на 3 года от выплаты ясака. Это несколько оживило миссионерскую деятельность.

Темпы и характер миссионерской деятельности развивались неодинаково. Во второй половине XVII в. приходское духовенство региона практически не занималось этой работой. Считалось, что это прерогатива специальных миссий, которые направлялись в это время в Сибирь. Первой такой миссией стала Даурская, направленная из Москвы в 1681г. В начале XVIII в. этой деятельностью было предписано заниматься приходским священникам. При этом какого-либо особого давления на них не оказывалось. Епископ Иннокентий (Кульчицкий) особо подчеркивал, что крещение должно совершаться добровольно и осознанно. Число крестившихся инородцев в это время было невелико не более 3-5 чел. в год на 1 приход. Увеличение числа новокрещенных всегда отмечалось епископом. Например, в 1734г. священник Братского острога Никифор Иванов крестил "9 лиц тунгусского рода" - 2 мужчин и 7 женщин. По указу епископа Иннокентия (Неруновича) священнику объявили благодарность, а новокрещенных освободили от выплаты венечных и лазаретных денег¹⁸.

Миссионерская деятельность приходского духовенства особо активизировалась во второй половине XVIII в. Это связано с деятельностью епископа Софрония (Кристаллевского). 1 февраля 1769г. он разослал по всей епархии особый указ, касавшийся миссионерской деятельности: "...Чтобы священники живущих близ парохии их идоляторов всемерно старались по Апостольской заповеди обращать и просвещать святым крещением в Грекороссийскую Православную веру; ибо де в некоторых местах за помощью Божиею самым делом и исполняется, но в протчих видно, что почти от единой лености и небрежения к таковому о приведении оных из заблуждения в Богопознание душ священники не прилежают, но только репортуют, что в такой-то половине года в парохии их никто крещено идоляторов не было"¹⁹.

Для контроля за христианизацией коренного населения епископ Софроний ввел особые "Реэстры о новокрещенных". В них заносились все крестившиеся в данной церкви инородцы за год. Каждый священник был обязан ежегодно отчитываться перед заказчиком о числе новокрещенных в своем приходе, а заказчик - ежегодно предоставлять епископу сводные данные по духовному правлению. Введение этих форм привело к погоне за количеством новокрещенным. Священники стали приводить к крещению каждого желающего, зачастую в ущерб качественной стороне.

"Инородческое население" восприняло подобную практику по иному. Они принимали православие, получали льготу и пользовались ей 3 года. После истечения срока они вновь крестились, но уже в другой церкви, надеясь на новые льготы. Таким образом, крещение для них превратилось не в осознанное принятие новой религии, а в способ уклониться от уплаты ясака или налогов. Данная практика получила широкое распространение, особенно в Балаганском духовном правлении. Искоренять ее пришлось иркутскому епископу Михаилу (Миткевичу). 26 июля 1778г. он издал особое предписание, гласившее: "Некоторый Иркутской епархии священник пришедшую к нему крещеную уже прежде назвавшуюся некрещенной обманом братских женку безовсякого о ней разведывания необучившие ее молитвам и святой веры вторично оную крестил. <...> Подтверждаем указом, чтоб священник крестить желающих не спешил, но разведал бы не были ли крещены прежде и обучал бы молитвам и святой веры. Ежели сего исполняемо не будет то за сие они священники лишены будут своих чинов"²⁰. Таким образом, епископ призывал приходское духовенство направить основной упор в своей деятельности на качественный подход к христианизации и не торопиться с крещением.

Иногда миссионерская деятельность приходского духовенства наталкивалась на ожесточенное сопротивление со стороны коренного населения. Подобный случай произошел со священником Тункинской Николаевской церкви Афанасием Поповым в 1796г. В этом году он убедил около 200 "инородцев" отказаться от "бусурманства" и принять православие. Местные шуленги воспрепятствовали этому. Они избили и выгнали священника и причетников, сорвали с них кресты и разодрали одежду. Новокрещенных, "отошедших от бусурманства" высекли и угнали их скот²¹. Гражданские власти не оказали духовенству реальной помощи. Они затянули рассмотрение дела в нижней расправе и не приняли никакого решения.

Все же, несмотря на все трудности и ошибки, христианизация коренного населения продолжалась. К концу XVIII в. в составе многих приходов Прибайкалья появилась особая категория - "ясашные" или "инородцы", объединявшая православную часть коренного населения. Их численность колебалась. В 1799г. по ряду приходов крещеные аборигены составляли: в Яндинском приходе - 12 чел., в Новоудинском - 169, в Илгинском - 35, в Нижнеудинском подгородном - 632, в Бирюсинском - 17, в Тулунском - 35, в Нижнеудинском городском - 350, в Барлукском - 94, в Кимильтейском - 962, в Большеокинском - 18, в Братском - 12 чел.²² В среднем в Прибайкалье удельный вес новокрещенных в составе приходов составлял 5-10% от общего числа верующих. В целом же к концу XVIII в. доля принявших православие представителей коренного населения Прибайкалья не превышала 15%. Тем самым оставался огромный простор для миссионерской деятельности в дальнейшем.

Кроме религиозного служения на приходское духовенство в XVIII в. правительство возложило ряд полицейско-административных функций. Оказавшись в ходе преобразований начала XVIII в. в единой государственно-бюрократической системе, православная церковь была обязана выполнять все возложенные на нее обязанности, даже противоречащие канонам или церковным уставам.

Одной из новых обязанностей стал учет гражданского состояния православного населения Российской империи. Это было достигнуто путем введения метрических книг и исповедальных росписей. 14 апреля 1702г. Петр I подписал указ "О подаче в Патриарший духовный приказ приходским священникам ведомостей о родившихся и умерших"²³. В начале 20-х гг. XVIII в. Синод провел унификацию этих ведомостей и направил во все епархии стандартную форму, которая получила название метрическая книга. Она состояла из 3-частей: записи о родившихся, сведений о вступивших в брак, данных об умерших. Обязанности ведения метрических книг возлагались на священников и дьяконов. Они же отвечали за достоверность сведений. Подписывались книги всеми членами причта. Метрические книги вскоре стали основным документом, подтверждавшим сословное происхождение, на них опирались во время проведения ревизий и при составлении рекрутских списков.

Первоначально метрические книги составлялись в одном экземпляре и хранились при церкви. Однако из-за частых пожаров и иных стихийных бедствий порядок составления и хранения данных документов был изменен. В 1773г. иркутский епископ Михаил (Миткевич) распорядился составлять метрические книги в 3-х экземплярах: 1-ый оставался при церкви, 2-ой направлялся заказчику, 3-ий отсылался в консисторию. За нарушение порядка заполнения данных документов следовало суровое наказание, вплоть до лишения сана. Таким образом, власти подчеркивали особую значимость метрических книг в государственном делопроизводстве.

Важным документом являлись исповедальные росписи. Они представляли собой поименный список всего прихода, с пометкой был ли данный верующий в этом году у священника на исповеди и причастии. Исповедальные росписи составлялись в двух экземплярах. Один хранился при церкви, другой направлялся в консисторию. О лицах, пропустивших исповедь, священники были обязаны докладывать в консисторию и светским властям.

Помимо контроля за регулярным посещением исповеди священники, начиная с 1718г., были обязаны раскрывать властям ее тайну в интересах государства. 2 мая 1722г. Синод направил духовенству подробную инструкцию о том, как поступать в подобных ситуациях: "Если кто при исповеди объявит духовному отцу своему какое-нибудь не совершенное, но замышленное воровство, наиболее же измену или бунт на государя или государство, или на фамилию его величества, то о таком лице немедля да будет объявлено властям предержащим. Сим объявлением духовник не преступает правила, но еще и исполняет веление Господне"²⁴.

В то же время необходимо признать, что в архивах иркутской духовной консистории не сохранилось ни одного подобного заявления. Это свидетельствовало о том, что духовенство региона оставалось верно тайне исповеди.

Еще одной важной функцией, возложенной на духовенство в XVIII в. стало информирование властей о лицах, проживавших в приходе, но не попавших в окладные списки. Для Прибайкалья это было особо актуально. Дело заключалось в том, что в регионе постоянно происходила миграция населения, а ревизии проводились со значительным интервалом, поэтому появлялась категория лиц, оказавшихся неучтенными, и не плативших подушного оклада. Для исправления ситуации власти прибегли к помощи духовенства, которое по долгу своей профессиональной деятельности было обязано вести учет прихожан. Священники должны были сообщать властям о фактах появления в приходе новых лиц. Подобных донесений сохранилось много. Например, в 1797г. священник Бирюльской Покровской церкви Дмитрий Копылов сообщал в приказную избу: "По новым спискам в деревне Кривошеинской показан у Родиона Иванова Чувашова сын Козма, 25-ти лет, токмо ни в какие окладные ведомости не показан почему и оплат не производит"²⁵.

Помимо этого правительство в начале XVIII в. вменило приходскому духовенству ряд новых повинностей. Начиная с 1700г. священнослужители и причетники были обязаны "ходить в караулы к рогаткам" (т.е. нести полицейскую службу), дежурить на съезжих дворах и в домах офицеров, являться на пожары.

Особенно неприятной для духовенства стала постойная повинность. Присутствие в доме духовенства солдат или офицеров нарушало устоявшийся быт и в определенной мере влияло на нравственный облик, так как постой нередко сопровождался пьянством, игрой в азартные игры и проч. Кроме того, духовенство было обязано участвовать в постоянных денежных сборах, регулярно проводившихся по всей стране (драгунский сбор лошадьми, сбор в помощь полковому духовенству и т.п.). Избавление от этих повинностей и повышение своего социального статуса стало основной задачей для приходского духовенства вплоть до начала XIX в.

На это оказался направлен основной вектор деятельности, как приходского духовенства, так и архиереев. В результате им удалось отстоять статус духовного сословия как неподатного, в 1736г. удалось добиться освобождения от полицейской повинности, в 40-е гг. XVIII в. от пожарной и караульной. При императоре Павле I окончательно были отменены сборы и пошлины с домов священнослужителей и причетников. Тогда же они получили право быть награжденными профессиональными знаками отличия за образцовое служение: фиолетовой скуфьей и камилавкой, бронзовым или серебряным крестом и т.п.

Таким образом, помимо религиозного служения духовенство в XVIII в. приобрело ряд полицейско-административных функций, ранее ему не свойственных, но навязанных государством. Надо признаться, что справлялось оно с ними весьма успешно. В результате в священнической должности удивительным образом сочетались совершенно несовместимые функции духовного наставника и православного чиновника.

При выполнении своих служебных обязанностей приходскому духовенству приходилось решать целый ряд вопросов совместно с гражданской администрацией. В связи с этим отношения, складывавшиеся между священнослужителями и чиновниками, приобретали особую значимость.

По большинству вопросов представителям церкви и государства удавалось находить взаимоприемлемые решения. Одним из таких вопросов стал контроль за посещением богослужений. Так, в Усть-Кутском остроге в 1736г. власти обнародовали следующее предписание: "Велено всем прихожанам и протчим обывателям ходить в церкви божии... Того ради усть-кутская приказная изба имела смотрение, а наипаче принуждение, чтоб обыватели к церкви божией приходили, а за леностию не отговаривались"²⁶. Начиная со второй половины XVIII в. представители гражданской администрации в обязательном порядке участвовали в приходских сходах.

Основным вопросом, по которому приходское духовенство и гражданские власти находили общие точки соприкосновения, стал сбор штрафов с неисповедавшихся. Механизм этого сбора сформировался довольно быстро и действовал безотказно в течение всего XVIII в. Первоначально приходской священник по итогам года составлял "список неисповедавшихся" своего прихода и направлял его в духовное правление. Заказчик составлял сводный список и направлял его в воеводскую канцелярию. Воеводская канцелярия, в свою очередь, производила непосредственно сбор с жителей. Число таких лиц в XVIII в. было довольно значительным. Например, в Илимском уезде в 1753г. пропустивших исповедь оказалось 605 чел., в их числе 144 "второгодично" и 20 чел. "третьегодично". Сумма штрафа составила 85 руб. 55 коп. В 1754г. сумма штрафных денег с 603 чел. составила 60 руб. В 1755г. штрафу подверглось 378 чел., из них повторно 33. Штрафы в этом году составили 70 руб. 05 коп."²⁷

В тоже время между гражданскими властями и приходским духовенством случались и конфликтные ситуации. Их причинами могли быть "разборы", постойная повинность, единовременные сборы, пропуск служб в "Табельные высокоторжественные дни" и т.п. Так, в Братском остроге приказчик выпорол священника за то, что тот указал ему на неподобающее поведение с женским населением. Священник Мичурин, в свою очередь, написал донос и добился смещения приказчика после появления на свет незаконнорожденного ребенка. Дело это было поднято еще раз в 1776г. в связи с определением сословной принадлежности ребенка²⁸.

В 1759г. произошел конфликт между священником Илгинского острога Антоном Лукиным и приказчиком Березовским. Поводом для него явился спор о земельных владениях. Приказчик конфисковал у священника 1000 пудов муки, священник, в свою очередь, избил приказчика и пригрозил расправой. В итоге Березовскому пришлось уехать из Илгинского острога²⁹.

Таблица 1.
Количество богаделен в Прибайкалье к началу XIX в.³⁰

С деятельностью приходского духовенства связана попытка учреждения в регионе системы социального призрения. Она создавалась на основе богаделен, строившихся в XVIII в. при приходских церквях. Их строительство началось в Иркутске, затем распространилось в Иркутском духовном правлении и впоследствии по всему Прибайкалью. К началу XIX в. в регионе было открыто 26 богаделен. Их распределение по духовным правлениям представлено в таблице1.
В богадельню помещались лица, оказавшиеся не в состоянии себя обеспечить по различным причинам: болезнь, старость, увечье, а также малолетние лица. Для того чтобы попасть в нее требовалось подать прошение на имя архиерея, дождаться решения вопроса в консистории. В случае положительного решения кандидат получал "билет", после чего помещался в богадельню.
Вот один из таких "билетов": "Определить нижнеудинской слободы крестьянина Ивана Гаврилова Назарова в богадельню при Крестовоздвиженской церкви за старостию и слепотою. Питать из средств на госпиталь, равно против протчих. 29 декабря 1787г."³¹ Первоначально богадельни были общими. Их разделение на мужские и женские в Иркутске произошло при епископе Софронии в 1753г. В богадельнях при сельских приходах разделения, как правило, не проводилось.
Содержались богадельни за счет различных источников: церкви, государства и частных жертвователей. Производился особый "гошпитальный" сбор во время богослужений. На содержание богаделен поступала часть средств от штрафных сборов с "неисповедавшихся", выделялись средства из приказа общественного призрения. Кроме того, они сами занимались сбором милостыни. В целом же, собранных денег едва хватало на содержание богадельщиков, а все работы по ремонту здания возлагались на приходскую общину.
Недостаток средств приводил к тому, что богадельщики пытались сами обеспечить себя различными способами. Об одном из таких способов, получивших распространение в Иркутске в 70-80-е гг. XVIII в. сообщалось в распоряжении консистории: "Находящиеся здесь в городе Иркутске состоящия из разного звания и обоего пола нищие, из коих иные еще оказываются здоровые и лет не престарелых, а потому пристойными трудами и пропитание себе снискивать могущие, а особливо определенные от сей консистории в богадельни богадельщики, которыя не только по городским обывательским домам для прошения себе милостыни ходят, но при том еще в праздничные и воскресные дни и во святых церквях по окончании всякого божественного славословия безстыдным образом становясь у церковных или у трапезных дверей и протягивая руки свои у исходящего из церкви народу просят милостыни, а некоторые из них во время службы и по церкви с места на место переходя оную прозьбу употреблять дерзают, что само по себе есть неблагопристойно и предосудительно"³². Консистория строго предписывала подобные беспорядки в церквях прекратить, ответственность при этом возлагалась на священников: "Вам священникам наблюдение иметь, дабы впредь в праздничные и воскресные дни богадельщики при церковных и трапезных дверях для прошения у исходящего из церкви народа милостыни отнюдь не становились ни под каким видом сего неблагопристойства чинить отнюдь бы не дерзали, тем паче, что на пропитание оных богадельщиков в надлежащие времена при церквах производится гошпитальный сбор, а при том и от приказов общественного призрения отпускаема быть имеет на них пристойная сумма, о чем вам священникам и находящимся при церквях церковным сторожам учинить от себя надлежащее подтверждение и в слышании и во исполнении сего указа имеете вы священники каждой под сим подписаться"³³.
В свободное время богадельщики занимались обустройством церковной территории, следили за состоянием церковных кладбищ, убирались в церкви или занимались разведением огорода, если такая возможность существовала.
Лица, оказывавшиеся в богадельне, довольно сильно различались по своему социальному составу. Среди них были ссыльные, отставные солдаты, крестьяне, разночинцы, вдовцы, бобыли и проч.
Взаимоотношения между богадельщиками складывались трудно. Поэтому приходскому духовенству приходилось постоянно вмешиваться в их быт, разрешать, по-возможности, возникавшие проблемы, а порой и прибегать к наказаниям. Малейшее ослабление внимания к делам богадельщиков приводило к жалобам в консисторию или епископу. Например, 2 декабря 1790г. епископу Вениамину поступила жалоба из женской богадельни Спасской церкви от Ненилы Инжаковой, иллюстрировавшая положение дел в ней: "Назат тому лет с тридцать бывшим господином преосвященным Софронием <...> определена я в граде Иркутскую Спасскую богаделну в коей и поныне жительство имею и веду себя добропорядочно во всякой благочинии. А как поселены в тое богаделну из ссыльных женки то от оных претерпеваю себе немалую обиду и ругательствы а временем и бьют, а за что не знаю. И то в частых своих пьянствах, а вчерашнего числа ссылная Окулина Степанова дочь напившись пьяная мертвецки ухватя железную клюку незнаемо за что била. <...> Болшей части меня ненавидят что говорю им почасту чтоб ссыльных и солдат в богаделну ночевать не приглашали да к томуж и не пьянствовали. <...> В коем пьянстве украли у меня 2 рубли и пропили."³⁴ Епископ приказал священникам навести в богадельне порядок. Однако священники не обладали правом проводить исключения из богаделен, что существенно уменьшало возможность их влияния на положение дел.
Роль приходского духовенства в общественной жизни Прибайкалья в XVII-XVIII вв. была довольно незначительной. Правительство не допустило его к активному участию в общественно-политической жизни. Например, приходское духовенство, как и крестьянство, оказалось лишено права выдвижения кандидатов из своей среды для участия в работе Уложенной комиссии. В связи с этим ему не удалось четко определить свои позиции и сформировать предложения к правительству. После 1703г. власти не разрешили проведения ни одного церковного собора сибирского духовенства. Тем самым приходское духовенство оказалось лишено возможности сформировать свои корпоративные интересы и открыто объявить о них.
Продолжительность церковного служения в рассматриваемый период возрастным цензом не ограничивалась. Священник мог оставаться при церкви до тех пор, пока мог исполнять свои обязанности. Многие священнослужители пребывали на службе при церкви до самой кончины. Наиболее яркий тому пример судьбы священника Ильи Ивановича Карамзина. Он родился в семье служивого человека в 1678г., начал свое служение при Троицкой-Петропавловской церкви, с момента ее основания, с причетнических должностей. 11 июля 1719г., во время пастырского посещения Иркутска митрополитом Филофеем, он был посвящен в сан дьякона. На следующий день - 12 июля 1719г. - митрополит рукоположил Карамзина "во священники". Священник Илья Карамзин оставался верен своему приходу и своей Троицко-Петропавловской церкви, при которой прослужил всю жизнь. Он встретил первого иркутского епископа Иннокентия (Кульчицкого), пережил второго епископа Иннокентия (Неруновича), лично встречал третьего архиерея Софрония (Кристаллевского). Скончался Илья Карамзин в 1760г. в возрасте 82 лет, при этом на священнической должности он оставался 52 года³⁵.
По иному сложилась судьба его брата Ивана Ивановича Карамзина. Он начал служение при Крестовоздвиженской церкви Иркутска, став в 1717г. ее первым священником. Прослужил он при церкви 13 лет. В 1730г., по причине вдовства и бездетности, он отказался от церковного служения и постригся в монахи Вознесенского монастыря под именем старца Иоакима³⁶.
Подобная длительность церковного служения была характерна не только для Иркутска, но и региона в целом. Так, священник Балтуринской (Чунской) Петропавловской церкви Иван Семенович Попов находился на должностя священника 53 года (с 1760 по 1813гг.). Он родился в 1730г. в семье священника, обучался дома, прошел все причетнические должности. В 1760г. он получил назначение в отдаленную Балтуринскую церковь, при которой и прослужил более полувека. В 1813г. он ушел за штат, а спустя 10 лет, в мае 1823г. скончался в возрасте 93 лет³⁷.
В среднем по Прибайкалью продолжительность церковного служения составляла 30-35 лет. После этого священник уходил за штат или переходил на причетнические должности.
Духовенство, много делавшее для создания системы социального призрения, как ни странно само оказалось необеспеченным. Уход за штат моментально лишал священнослужителя или причетника всех церковных доходов. Он мог рассчитывать только на помощь детей, накопленные сбережения или свои силы для ведения личного хозяйства. Он, по-прежнему, оставался неподатным, но не имел никаких пособий. Поступление в богадельню для заштатного духовенства или членов их семей разрешалось в исключительных случаях или по крайней нищете. Поэтому большинство священнослужителей и причетников стремились всеми силами продлить срок своего пребывания на церковных должностях.
В тоже время приходское духовенство предпринимало робкие шаги для выхода за рамки религиозного служения, искало свою нишу в общественной жизни, точки приложения своих знаний, умений и навыков. Основным из них стало распространение грамотности. Первые шаги в этом направлении сделали иркутские священники. Они стали обучать грамоте купеческих и мещанских детей. В 1786г. протопоп Киренской Спасской церкви Лаврентий Мордовский учредил в Киренске школу, в которой в свободное время обучал детей русской грамоте, чтению, письму и пению³⁸. Однако подобные примеры в XVIII в. были в Прибайкалье единичными и представляли собой только первые ростки самостоятельности приходского духовенства.

________________________________________
1. Древние церковные грамоты Восточно-Сибирского края (1653-1726).- Казань, 1875.- С.41.
2. Там же.- С.60.
3. Там же. С.61-62.
4. Государственный архив Иркутской области (ГАИО), ф.276, оп.2, д.1, л.105.
5. ГАИО, ф.275, оп.1, д.1, лл.46-46об.
6. Иркутские епархиальные ведомости (ИЕВ). Прибавления.- 1875.- С.466.
7. ИЕВ. Прибавления.- 1871.- С.80.
8. ГАИО, ф.50, оп.7, д.45, л.21.
9. ИЕВ. Прибавления.- 1864.- С.78.
10. Мальцев А.И. Староверы-странники в XVIII - первой половине XIX вв.- Новосибирск, 1996.- С.22.
11. ИЕВ. Прибавления.- 1867.- С.182.
12. ИЕВ. Прибавления.- 1867.- С.188.
13. Там же.
14. ГАИО, ф.50, оп.1, д.4., л.37об.
15. ИЕВ. Прибавления.- 1867.- С.187.
16. ИЕВ. Прибавления.- 1867.- С.188-189.
17. Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного вероисповедания Российской империи.- Т.5.- СПб., 1881.- N1590.
18. ИЕВ. Прибавления.- 1866.- С.44.
19. ИЕВ. Прибавления.- 1874.- С.524.
20. ГАИО, ф.275, оп.1, д.1, лл.11-11об.
21. ГАИО, ф.50, оп.7, д.42.
22. Посчитано по: ГАИО, ф.50, оп.1, д.509; оп.7, д.62.
23. Полное собрание законов Российской империи (ПСЗ-1).- Т.IV-. N1908.
24. Субботин Ю.К. Православные таинства.- М., 1990.- С.69.
25. ГАИО, ф.147, оп.1, д.6, л.110.
26. Шерстобоев В.Н. Илимская пашня.- Иркутск, 1957.- Т.2.- С.576.
27. Там же. С.576-577.
28. ГАИО, ф.50, оп.1, д.578.
29. Подробнее см.: Шерстобоев В.Н. Илимская пашня...- Т.2.- С.562-569.
30. Посчитано по: ГАИО, ф.50, оп.1, д.491, 501, 546, 567, 570, 646, 666, 3783, 3840, 3843, 3879, 3883, 3902, 3941, 4196, 4181, 4183, 4184, 4185, 4198, 4199, 4269, 4271; оп.3, д.1, 15, 102, 221, 222, 223; оп.7, д.36, 37, 53, 54, 60, 62.
31. ГАИО, ф.50, оп.1, д.348, л.58.
32. ГАИО, ф.276, оп.2, д.1, лл.164-164об.
33. Там же.
34. ГАИО, ф.276, оп.2, д.1, лл.180-181об.
35. ИЕВ. Прибавления.- 1870.- С.517.
36. ИЕВ. Прибавления.- 1864.- С.420.
37. ИЕВ. Прибавления.- 1872.- С.124-125.
38. Национальный государственный архив Республики Татарстан, ф.10, оп.5, д.517, л.27.

КОНФЕССИИ НАРОДОВ СИБИРИ В XVII - НАЧАЛЕ ХХ ВВ.: РАЗВИТИЕ И ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ
Материалы Всероссийской научной конференции
(3-4 февраля 2005г.)