|
ОГЛОБЛИН
Н.Н.
ЯКУТСКИЙ РОЗЫСК О РОЗНИ БОЯРСКИХ ДЕТЕЙ и КАЗАКОВ.
(Очерк из жизни XVII века).
ГЛАВЫ
I.
II.
III.
IV.
Казачья «войсковая скаска» начинает с обвинений, направленных против боярскаго сына Матвея Сосновскаго, занимавшаго
[382]
первое место среди боярских детей, как старый якутский служака из ссыльных поляков
3). Сосновскаго казаки обвиняли в тайном винокурении, которым он занимался не только в Жиганском зимовье, где он сидел «на приказе», но и в самом Якутском остроге: везде он «вино курил и пиво варил».
Второе обвинение против него: однажды ему было поручено перевезти государевы хлебные запасы на Чичюйский волок и в Илимский острог. Но Сосновский «на государеве барке приплавил свои хлебные запасы с 1.000 пуд, а государев запас покинул вверху, и по те запасы ходили мы, служилые люди, вдругоряд летом...»
Сосновский оправдывался так: при прежнем якутском воеводе Иване Голенищеве - Кутузове сидел он шесть лет «за приставом и за караулом» (за какую вину — не говорит), следовательно не мог тогда ни курить, ни продавать вина, так как к нему никого не пропускали. Однако, он ничего не говорит о позднейшем времени, когда его «всем городом оправили», и он стал свободным человеком... Но Сосновский сознается, что в Жиганском зимовье велел «высидеть пуда с два» вина и пиво варил, но только для себя — «оцынжал»-де тогда, — «а не на продажу».
Относительно же истории с «государевой баркой» Сосновский, видимо, путается и чего-то не договаривает... Он уверяет, что весь государев хлеб доставил «сполна», но илимский воевода «ложно-де» уверил якутскаго воеводу Кутузова, что Сосновский «покинул» дорогою хлебные запасы. Кутузов зато взял в казну собственный хлеб Сосновскаго в количестве 600 пудов, пока не будет доставлен государев хлеб. Сосновский должен был нанять торговаго человека Василья Протопопова с товарищи для доставки государева хлеба. В то же время Сосновский сознается, что вез на государевой барке 1.000 пудов своего хлеба, который доставил в Якутск «для хлебной скудости», но государевой казне «оттого никакого убытка не было, потому барка — де плыла на низ безработно». Барка была так «велика», что он поднял бы на ней и государев хлеб, если бы он был.
Более серьезныя обвинения выставлены казаками против боярскаго сына Федора Пущина, довольно известнаго якутскаго служилаго человека 4). Начинают они с общаго обвинения, что Федор Пущин с сыном Григорьем «на заимках и в Жиганах на приказе» вино курили и пиво варили. Затем казаки уверяют, что Григорий Пущин, [383]
разъезжая по якутским
«улусам» с толмачом новокрещеным
Афонькою, «с якутов головщину имал лет
за десять и за пятнадцать, всяким
животом и скотом», за что при воеводе
Голенищеве - Кутузове оба они «в
застенке были и в том деле винились...»
С Федором Пущиным, -
продолжают казаки, - было послано «вверх
по Олекме, на Аргунь», 50 служилых
людей. Но Пущин, «дли своей бездельной
корысти, на Аргунь не пошел, а сплыл
вниз по Амуру», где соединился с отрядом
служилых людей, бывших под командою Онуфрия Кузнеца. Здесь, в борьбе с инородцами, Пущин «своим самовольством потерял» 44-х служилых людей...
Он же на Ламе, в Охотском острожке, своим небереженьем потерял служилых людей 50 человек...» Он писал якутскому воеводе «ложно, будто он поставил на Охоте реке город, а города на Охоте - реке не бывало...» Там же Федор Пущин, вместе с боярским сыном Архипом Лыткиным, «вешали иноземцев, которые великому государю прямили и про измену сказывали...»
Федор Пущин сознался, что в Жиганском зимовье «вина усидел для своей болезни, про себя, а не на продажу», за что «и заповедь взята». Относительно аргунскаго похода Пущин уверял что казаки «солгали» на него: вверх по реке Аргуни он ходил десять дней, с 50-ю служилыми людьми, но «иноземцов не нашел», и когда «хлебные запасы оголодали», он двинулся обратно на устье Аргуни и здесь поставил зимовье. 43 казака из отряда, «его, Федора, покиня, побежали» на Амур к Онуфрию Кузнецу с товарищи. В Аргунском зимовье осталось всего семь человек. Сам Пущин бросился догонять ушедших, нагнал их уже на Амуре и остался с ними зимовать «в Гиляках». Весною, собравши соболиную казну, пошел в Якутск с двадцатью казаками. Остальные его «не послушали», остались на Амуре, «и без него» инородцы «их побили», Кроме двух казаков, вернувшихся позже в Якутск. Один из них Андрей Иванов, подтвердил ссылку на него Пущина и добавил, что часть оставшихся на Амуре казаков погибла «голодною смертью», а другие побиты «богдоскими людьми».
Далее Пущин уверял, что казаки «солгали» и про его охотскую службу. Действительно, пятьдесят служилых людей погибли, но не от его «небереженья...» Они были посланы, под командою казака Потапа Мухоплева, «на неясачных людей на кукигир» (т. е. на юкагиров). Мухоплев с товарищи взяли у них семь аманатов, «с женами, и с детьми, и с их животы» и оставили стеречь их
[384]
шесть казаков. Остальные казаки «разошлись в разныя места для своей добычи» и по частям были побиты тунгусами: «и о том - де убойстве те иноземцы в винах своих, и отчего убойство учинилось, прислали в Якутский острог челобитную за свои знамены...»
«Иноземцев, которые великому государю прямили», Пущин «не вешивал». Но Архип Лыткин, по воеводскому наказу, повесил двух инородцев, а Пущин повесил трех инородцев, за то, что они убили двух служилых людей и «приступали к острогу», так что русские «сидели в осаде...» На реке Охоте Пущин «город ставил», но не мог его докончить - «иноземцы лесу возить не дали...»
Таким образом, Федор Пущин в сущности подтвердил все обвинения казаков, но дал им только иное толкование, конечно в свою пользу... Сын его Григорий Пущин голословно отвергал взведенное на него обвинение в незаконном сборе «головщины» с инородцев.
V.
VI.
VII.
Примечания.
|
UcoZ системойой
