Н. В. Султанов.
ГЛАВА I.
В 1683-м году, при царе Феодоре Алексеевиче, был поставлен в городе Якутске новый острог.
Остатки этого укрепления существуют и в настоящее время и состоят из четырех деревянных башен и двух прясел такой — же стены (табл. V, VI, VII, VIII и IX). Они представляют собою едва — ли не единственный
во всей Русской
Империи
образец нашего древняго деревяннаго
[2] крепостного зодчества, ведущаго свое начало, по летописным данным, от времен Игоря и Ольги, а в действительности — от времен гораздо более отдаленных.
Не
взирая
на бури и на «сибирския» непогоды, целых двести двадцать лет простояли эти почтенные остатки древне-русской твердыни; и, быть может, простояли-бы еще очень долго, если-б не появился новый враг, гораздо более страшный, чем бури и непогоды.
Начиная с
70-х
годов прошлаго столетия, местныя власти, во имя ложно понимаемаго городскаго «благообразия», начинают делать неоднократныя и весьма настойчивыя представления о сломке этих остатков. Императорская Археологическая Коммисия до сих пор довольно успешно сопротивлялась подобному вандализму, но что будет дальше, — сказать трудно.
Поэтому, помня приведенныя в эпиграфе слова Щукина, мы решились закрепить память об остатках Якутскаго острога, хотя — бы в археологической литературе.
Но, прежде чем разбирать самый памятник, мы считаем нужным сделать краткий исторический обзор тех обстоятельств, которыя обусловливали его сооружение, и вместе с тем проследить его дальнейшую судьбу.
Еще задолго до Ермака русские были хорошо знакомы с северо-западною частью Сибири 1).
Затем в 1557-м году Иван Грозный послал двух атаманов, Ивана Петрова и Бурнаша Ялычева за Сибирь, на юг, и снабдил их дружественными грамотами к государям тех народов, которых им придется встретить 2). Эти смельчаки прошли всю Сибирь и Монголию, проникли за Китайскую стену и добрались до Пекина, откуда не только благополучно
возвратились
назад, но даже подали «доезд по наказу своему»
3), т. е., иными словами, доклад о своем путешествии. Таким образом уже в половине XVI-го века русские имели письменныя сведения о пути через всю Сибирь до Пекина. Затем в конце XVI века Ермак покоряет часть Западной Сибири. С этих пор русские с неудержимою силою [3]
стремятся вперед и
в течение полутораста лет захватывают ее всю: только океан полагает преграду этому стихийному движению.
Начатое при
Грозном
завоевание продолжалось и при его преемниках, но особенно много сделал для
Сибири
Годунов.
«Мы, сыны Сибири, говорит Словцов — один из основательнейших историков Сибири, — должны в лице Бориса Феодоровича Годунова чтить искуснаго хозяина, разумно и деятельно принявшагося за дело нашей родины, не смотря на худую славу, какую он наследовал за изуродование Архангельской промышленности, при царственном зяте, чрез непомерное угождение вольностям Английскаго
торга4). Устроитель Сибири, сперва в
[4]
качестве ближайшаго сановника, потом в сане Государя, дабы безвозвратно связать Сибирь с Россиею, развил в течение 20-ти лет, от подошвы Урала к Енисею, непрерывную прогрессию сил, ряд замков и
городов,
взаимно себе помогавших, как ряд редутов, надвое разрезавших племена подозрительной верности. К северу очутились отделенными Вогулы, Остяки, частию Татары, Самоеды, Тунгусы — племена в идее подданства движимыя,
как
их стрелы, и также виляющия после минуты направления. Параллельная северная линия, разъединив в свою очередь однородцев и надзирая за их расположениями, совершенно с севера обезопасила главную просеку водворений».
«С картою в руке не лучше можно бы распорядиться. Укрепления в Обдорске и на Тазе, заставы на западном берегу Оби со стороны Обдорска и
другия
заставы к Енисею, по правилу подражания позднее брошенныя, представляют в Борисе Государя, умеющаго раскидывать сеть таможенную; в самом деле, если уже решено, что между Сибирью и Россиею все привозы и вывозы подлежат в Верхотурье пошлине, то нет и побочных дорог, кроме указной» 5).
И действительно мы видим, что в короткий промежуток времени, с 1585-го по 1601 г., т. е. в период властвования Годунова, вся западная Сибирь покрывается сетью русских острогов и крепостей. За это время были основаны Белгородский острог на Оби, Тюмень на Туре, Тобольск на Иртыше, Тавда на Лозве, Березов на Сосве, Пелым на Тавде (черт. 1), Тара на Иртыше, Сургут на Оби, Обдорск на Полуи, Нарым на устье Кета, Кетский острог на Кете (черт. 2), Верхотурье и Туринск на Туре, Мангазея между устьями Оби и Енисея, и наконец самым последним Томск на Томи в 1601-м году.
Мы не знаем плана, по которому действовало московское правительство в это время, но во всяком случае ясно, что оно действовало не наобум, что и совершенно правильно отмечает Словцов, и о чем мы можем заключать также по аналогии с действиями того — же московскаго правительства во второй половине XVII века, план которых выясняется найденным г. Оглоблиным «Чертежным описанием Сибири».
[5] «Это чертежное описание, говорит он, представляет найденная мною «роспись против чертежу» 1668 г. 6) Вот начало ея:
«Роспись против чертежу... Сибирских земель городом и
острогам
и слободам, и где меж слобод Тобольскаго и
Верхотурскаго
уездов построить какия крепости, и реки, и озера, и
сколько
где крепостей, по высмотру стольника и воевод Петра Ивановича Годунова с товарищи, посадить драгун, и к
Китайскому
государству ход, и Китайские городы, и рубеж, и азбука — почему знать городы и остроги и
слободы»
и проч., «за свидетельством всяких чинов людей», которые в тех краях бывали и те страны «знают подлинно» и т. д.
«Итак, помимо цели общаго географическаго описания Сибири, заключает он, чертеж 176 (1668) года был составлен и по специальному поводу, именно для описания тех местностей, где следует «построить крепости» и «посадить драгун» в Тобольском и Верхотурском уездах, для защиты их «от прихода воинских людей». Об этих специальных целях составления чертежа 176 г. говорят 4-я и 5-я статьи «росписи», которыя отмечают те местности, где назначено «быть драгуном» и проч. 7).
А отсюда ясно, что при основании острогов московское правительство руководствовалось военно-стратегическими целями для объясачиванья инородцев и покорения края.
С 1601 года наступает некоторый перерыв в русском строительстве в Сибири, вплоть до 1617 года, что, впрочем, вполне понятно, так как во второй половине своего царствования Годунов заботился главным образом о том, чтобы удержаться на престоле; затем появляется Самозванец и наступает «московская разруха», когда и самое владычество русских в Сибири было поколеблено, ибо инородцы стали волноваться и местами нападать на русския поселения, узнав, что в Москве нет Царя.
Но с воцарением Михаила Феодоровича русския действия в Сибири принимают прежний характер, хотя и не столь напряженный как раньше, ибо государство лишь медленно поправлялось от пережитаго погрома. Тем не менее, независимо от постройки дополнительных острогов в Западной Сибири, московское правительство продвигается понемногу вперед и на восток и утверждает свое господство в верхнем конце средняго течения Енисея.
[6] С этою целью оно основывает в 1617 году Енисейск на Енисее (черт. 3),
два
года спустя Маконский острог на Кете, правом притоке Оби, почти на параллели Енисейска, и затем в 1627-м году Красноярск на устье Качи, впадающей в Енисей, подвигаясь, следовательно, к верховьям последняго, который таким образом становится в конце 30-х годов XVII-го столетия русскою границею.
Но, конечно, Енисей не мог удержать поступательнаго движения русских, и действительно мы видим, что уже в следующем году после основания Красноярска русские переходят Енисей и основывают Канский острог, почти на параллели Красноярска, на р. Кане, правом притоке Енисея (черт. 3).
Так как все дальнейшее движение русских совершается отдельными мелкими походами, направляемыми почти исключительно по течениям рек,
[7] а власть их закрепляется с
помощью
основания в покоренных землях крепостей, или по тогдашнему «острогов», то для более яснаго уразумения событий необходимо следить за ними по карте, которую мы здесь и прилагаем (табл. I).
По
отстройке
Енисейска начинается целый ряд походов на восток, которые однако не дают особенно ощутительных итогов, ибо русские встретили очень сильное сопротивление со стороны бурят. Тем не менее атаман Максим Перфильев основывает в 1631-м году на правом берегу Ангары, против устья ея леваго притока 0ки, Братский острог 8), от котораго до Лены было, по сибирски, что называется, рукой подать (черт. 3) 9).
Оставляя в стороне мелкие казацкие набеги, заканчивавшиеся лишь сбором ясака, мы перейдем теперь к завоеванию бассейна Лены, которое началось с похода атамана Галкина, посланнаго в 1630-м году из Енисейска. Галкин пошел по Верхней Тунгуске в ея левый приток Илим и, поднявшись по нем, перешел волоком в р. Куту, левый приток
Лены.
Здесь на том самом месте, где надо было переволакиваться с Илима на Куту, он построил зимовье, которое переименовано было в 1649-м году в г. Илимск (черт. З) 10), и отправил своих людей для разведок и за ясаком вверх и вниз по Лене. В следующем году он спустился по р. Куту и при устье ея основал другое зимовье, которое послужило ядром будущаго Усть-Кутскаго острога 11). На смену Галкина был прислан в 1632 г. боярский сын сотник Бекетов, который поднялся сперва вверх по Лене, но после неудачной встречи с бурятами должен был вернуться назад и заложил Тутурский острог 12) при устье Тутурки, праваго притока Лены. После этого он спустился далеко вниз по Лене и в том — же 1632-м году заложил Якутский острог (табл. I и черт. 4), который явился в это время самым передовым местом русских поселений на дальнем Северо-востоке и сделался тем средоточием, из котораго распространилось русское владычество в восточной Сибири.
По основании Якутска московское правительство, повидимому, долго не давало себе яснаго
отчета
об его географическом положении, потому что
[8] на первой общей карте Сибири, составленной в 1668 году под наблюдением стольника и
Тобольскаго
воеводы Петра Ивановича Годунова 13), он показан близь устьев
Лены,
т. е. почти у Ледовитаго океана (черт. 5).
В карте этой
с
перваго взгляда разобраться довольно трудно, затем, при внимательном разсмотрении, вопрос разъясняется. Прежде всего мы [9]
замечаем
внизу,
направо надпись Ziever. j e.
Nord, т. е. «Север или Норд», а затем вверху чертежа в верховьях реки
показано
справа озеро, с надписью «os. Baikal». Итак, если север внизу, а
Байкал
на верху, то карта оказывается перевернутой низом вверх по сравнению с
современной
ориентировкой,
в чем, впрочем, страннаго ничего нет и что мы замечаем даже на многих старинных европейских картах, как напр. на карте Украйны Боплана 1650 г.
14) и др. Тот — же прием, как мы увидим далее, встречается и гораздо позже, в 1701-м году, в «Чертежной карте Сибири» Тобольскаго сына боярскаго Семена Ремезова.
[10] В предисловии к изданию этой книги, сделанном Императорской Археографической Коммиссией 15), совершенно справедливо замечено по этому поводу следующее: «Север полагается не по греческому обычаю, усвоенному ныне в виде общаго правила, а
по
хранившемуся
до XVI века арабскому, внизу листа, или даже его положение изменяется по произволу».
Переходя затем к
очертаниям
морей на карте Годунова, мы видим, что истинный их вид был совершенно неизвестен ея составителям, вследствие чего они
обозначали
их по предположению и наивно располагали берега параллельно рамке чертежа, причем Лена оказалась впадающей в левое море, т. е. в Ламу или Охотское море, а не в Ледовитый океан. А что слева предполагалось Охотское море, лучшим доказательством служит то, что на берегу его написано: «Wostok j. e. Osters», и что в него же показан впадающим Амур. Что — же касается до Якутска, то он помещен на чертеже налево от картуши с надписью, недалеко от устьев Лены, где изображены два домика и написано: «Iakutscskoy».
Затем эта ошибка, очевидно, выясняется, ибо уже в «Списке с чертежа Сибирския земли 1672 года» мы читаем следующее: «А от Якутскаго острогу, по Лене реке, вниз до моря ходу три недели» 16).
Поселившиеся в Якутске казаки получили в 1635 году название «Якутских» и с этого времени стали предпринимать походы во все стороны. В том — же году сотник Бекетов заложил Олекминский острог на левом берегу Лены, немного выше ея праваго притока Олекмы, примерно, верстах в 500-х выше Якутска. Таким образом захвачено было все верхнее и среднее течение Лены, где было расположено пять острогов: Верхоленский 17), Усть-Кутский, Киренский 18), Олекминский и Якутский (черт. 3 и табл. I). Но первоначально дела шли неудачно в виду соперничества с казаками других острогов, напр. с мангазейцами. Эти неурядицы не могли укрыться от зоркаго глаза московскаго правительства и побудили его образовать в 1638-м году самостоятельное «Якутское воеводство», первыми воеводами котораго были стольники Петр Головин и Матвей Глебов; они прибыли в
Якутск
в 1641 году и скоро водворили там
[11] должный порядок. В состав их воеводства вошло все верхнее течение Лены и
земли
по рекам Илиму, Вилюю и Алдану (табл. I).
Прибытие воевод благоприятно отразилось не только на упорядочении местных дел, но
и
на изучении края и ознакомлении с ним московскаго правительства. Они не
только
составили подробный маршрут своего пути, но тотчас — же по
прибытии
на место занялись изучением страны.
Любопытныя сведения мы
находим
в этом отношении у Е. Е. Замысловскаго: «В 1640 — 1641 гг., говорит он, были составлены следующия росписи: 1) «роспись против чертежю рекам и
порогам
от Енисейскаго острогу вверх до Ленскаго волоку, по которым шли на государеву службу на великую реку Лену в Якутцкой острог из Енисейскаго острогу столники и воеводы Петр Головин, Матвей Глебов, дьяк Еуфимей Филатов, во 148 году, и сколько до которой реки судового ходу, и сторонним рекам, которые пали в Тунгуску и в Илим реку». 2) «Роспись против чертежу от Куты реки вверх по Лене реке и до вершины, и сторонним рекам, которые впали в Лену реку, и сколько от реки до реки судового ходу, и пашенным местам и роспросные речи тунгускаго князя Можеулка про Брацких людей и про Тунгуских и про Ламу, и про иные реки».
Но этими росписями они не удовольствовались и в том же 1641-м году те же Ленские воеводы доносили царю о приисках служивыми людьми новых земель и о том, что они послали на Витим реку письменнаго голову Еналея Бахтеряева для ясачнаго сбору и прииску новых землиц, для серебряной, медной и свинцовой руды и хлебной пашни. «Да ему ж, государь, Еналею, велели мы, холопи твои, Витиму реке и падучим в нее сторонним рекам и Чибиру озеру и Шилке реке до устья, и какие люди по тем рекам живут, и много ли их, и серебряной руде, и медной, и свинцовой, в которых местех те руды есть, и проход в Китайское государство, по распросу иноземцев, велели сделать чертеж и роспись»
19).
С своей стороны московское правительство живо интересовалось Якутским краем, доказательства чему мы находим у того — же Е. Е. Замысловскаго.
[12] «В наказе Ленским или Якутским воеводам Василию Пушкину и Кириллу Супоневу и дьяку Петру Стеншину, 1644 года февраля 10-го, говорит
он,
об управлении тамошним краем находим следующее любопытное известие: «Да о том о
всем
и про весь свой высмотр, что на Лене реке учинят, велено им столнику и воеводе Петру Головину с товарищи отписати, и Лене, Алдону, и Чаю, и Вилюю, и иным рекам, и новым землицам, которые по тем рекам проведают, да и
Ленскому
острогу, каков они поставят, и прежним острожкам и дорогам, которыми они на Лену реку из
Енисейскаго
острогу пойдут, роспись и чертеж прислать к государю к Москве. И столники и воеводы Петр Головин в прошлом во 150 году писали к государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всея Русии, и прислали великой реке Лене и иным сторонним рекам только один чертеж с Ленскаго волоку» 20).
Благое дело изучения края Якутское воеводство продолжает и в следующие года, уже в царствование Тишайшаго Государя Алексея Михайловича, что видно из следующих данных:
«В наказе Якутскаго воеводы Димитрия Францбекова Ерофею Хабарову, 1649 года марта 6-го, о походе в Даурскую землю говорится: и тобе Ерофейку, с тою государевою ясачною и поминочною казною послать в Якуцкой острог, сколько человек пригоже, и той государеве казне ясачныя именныя книги и рекам чертеж, и многоль по тем рекам людей живет, и какие люди и о том отписать в Якутцкой острог, в съезжую избу к воеводе
Дмитрию
Андреевичу Францбекову да к дьяку Осипу Степанову».
Хабаров исполнил это поручение, и в отписке к царю Дмитрия Францбекова, 1650 года мая 26-го, находим следующее известие: «А в тех князь Лавкаевых в городах и в улусех луги великие и пашни есть, а лесы по той великой реке Амуре темные большие, соболя и всякаго зверя много, и будет Бог поручит твоим государским счастием аманатов, и тебе государю будет казна великая». «Да послали мы, холопи твои, ко государю его князь Лавкаевых городов и земли чертеж» 21).
Отсюда ясно, что заброшенный на край света Якутск уже в половине XVII века нес не одну ратную службу, но и другую великую службу, службу русскому просвещению, и
вносил свои
вклады не только в русскую,
[13] но
и
в европейскую науку.
Ниже мы увидим,
что составитель
знаменитой
«Чертежной книги
Сибири» Тобольский
боярский сын
Семен
Ремезов пользовался всеми росписями
и чертежами своих
предшественников, а
его
книгой в
свою очередь пользовался
голландский ученый
Витзен,
сочинение котораго
«О странах
северной и восточной
Азии и Европы»
современники ставили
так высоко,
что считали его
автора «новым
Колумбом»
и «открывателем
северо - восточнаго
Света».
Таким образом Якутск стал той средой, из которой русская власть широкою волною разлилась на
юг,
на север и на восток.
При изложении этих событий можно держаться одного из двух путей: хронологическаго или географическаго. Но первый из них, в данном случае, является неудовлетворительным, ибо представляет собою, в силу самаго характера русских завоеваний в восточной Сибири, такую пеструю смесь личных и географических имен, мелких и крупных событий и их хронологических дат, что разбираться в ней очень трудно; в особенности если принять во внимание, что многия события совершались одновременно и притом нередко в противоположных концах этого огромнейшаго края.
Поэтому мы остановимся на географическом способе изложения, так как, во 1-х, он позволяет распределить события по определенным местностям, а во 2-х, исключает более или менее одновременность событий и тем дает возможность изложить их в последовательной связи.
Руководствуясь этим, мы можем разделить все действия Якутскаго воеводства на пять частей:
1) Завоевание стран, прилегающих к северо-западным берегам Байкала.
2) Попытки утвердиться на Амуре.
3) Покорение берегов Ледовитаго океана на восток от устьев Лены.
4) Покорение западнаго берега Охотскаго моря
и 5) завоевание Камчатки.
Начнем с борьбы на юге. Тут русским пришлось встретиться с воинственным племенем бурят, около Байкала, и даже с войсками богдыхана
на
Амуре. Поэтому их успехи были здесь совсем иные, нежели в борьбе с дикими и сравнительно мирными северно-сибирскими инородцами.
Бурят русские покоряли лишь с большим трудом, а овладеть Амуром им не удалось совсем, несмотря на безумную отвагу казаков и многочисленныя
попытки,
повторявшияся
более сорока лет (1643—1684 г.).
[14] В виду всего этого мы оставим в стороне попытки утвердиться на Амуре и
сделаем
лишь краткий обзор действий Якутскаго воеводства на верховьях Лены, где жили тунгусы и буряты.
Енисейские воеводы неоднократно пытались их объясачить, но это им
не
удавалось. Так как с учреждением самостоятельнаго Якутскаго воеводства верховья Лены были к нему приписаны, то вновь прибывшие воеводы немедленно приняли меры к его закреплению за русскою властью. С этою целью в 1641-м году снаряжен был поход под начальством сына боярскаго
Василия Власова с отборными людьми. Победы Власова над бурятами заставили их смириться, и главный из князей их, Куршум, даже явился в русский стан для принятия подданства.
Но ограничиться этим набегом Якутское воеводство, конечно, не могло и не хотело. Чтобы стать твердою ногою в этом крае, необходимо было прибегнуть к старому и уже испытанному средству, т. е. поставить там острог.
И действительно, мы видим, что в том-же 1641-м году мера эта приводится в исполнение.
Пятидесятник Мартын Васильев с товарищами, в 1641 году мая 30-го, был послан ленскими воеводами Петром Головиным и Матвеем Глебовым «на государеву службу вверх Лены реки и велено им в Братской земле на устье Куленги поставить острожек». Мартын Васильев с товарищами исполнили поручение и августа 29-го известили ленских воевод о походе к верховьям Лены и основании острога 22).
Верхоленский острог (черт. 3) 23) действительно послужил опорою в борьбе русских с бурятами. Три года спустя после его основания управлявший им пятидесятник Курбат Иванов внезапно напал на бурят за Ангарой, разбил их и вернулся с богатой добычей назад.
Наружно смирившиеся буряты вскоре обнаружили свое вероломство, возстали в 1644 году и, подступив к острогу, держали запершихся в остроге Казаков в осадном положении, едва не уничтожив совершенно в I646 году посланное воеводами под начальством Бедарева к острогу подкрепление до 130 человек.
В 1648-м г. возстание верхоленских бурят сделалось общим; они [15] ряззорили русских поселенцев, поселившихся около острога, и
намерены
были двинуться
к
Усть-Кутскому острогу, но 200 ч. промышленников под началом московскаго дворянина Василия Нефедьева успели придти на помощь к Верхоленскому острогу и, отразив бурят, положили конец возстанию.
В 1643-мъ году русские дошли до озера Байкала, а пятидесятник Курбат Иванов с
75-ю
промышленниками
проник до острова Ольхона на оз. Байкале
24).
Таким путем шли завоевания Якутскаго
воеводства
на юге, в верховьях Лены.
Теперь мы могли бы перейти к его действиям на севере, но предварительно должны сказать несколько слов о тех обстоятельствах, при которых состоялось заложение Братскаго
25) и Балаганскаго острогов
26), потому что они находится в этом же крае и заключают в себе остатки древних зданий, которые мы будем разсматривать ниже.
Среднее и верхнее течение Ангары уже издавна привлекало русския силы, даже гораздо раньше основания Якутска. Любопытный очерк этого движения дает г. Ларионов. Вот что он говорить по этому поводу: «Корыстные замыслы, слухи о богатых серебряных рудах на р. Лене и вообще в землях бурят, богатый пушный ясак увлекали предприимчивых покорителей; и сведения, имевшияся о воинственности, большой военной силе, оружии народов, обитавших за рекою Енисеем, не удержали в 1627 году Максима Перфильева решиться с 40 удалыми товарищами пуститься из Енисейска вверх по р. Верхней Тунгузске (Ангаре) для объясачения тамошних народов. Попытка эта не обошлась ему дешево: хотя он и собрал значительный ясак, но на обратном пути был настигнут тунгусами и в сильной схватке потерял много из своих товарищей ранеными и одного убитым, едва сохранив добычу».
«Затем в 1629 г. воевода енисейский Яков Хрипунов, уже по приказанию из Тобольска, сам должен был отправиться для поисков серебряной руды в землях бурят. Поднявшись по Ангаре до устья р. Илима, [16] отсюда Хрипунов пошел сухим путем вверх по Ангаре; но у устья р. Оки встретил огромное скопище
бурят, где, в схватке с ними, хотя и остался победителем, однако повернул назад, расположившись станом у устья Илима. Смерть Хрипунова разстроила предприятие и собранные люди спешили возвратиться по домам».
«В
1631
году Перфильев снова отправился по этому же пути, с 2 пушечками и 80
казаками,
для заложения острога на этом пути. Доплыв по р.
Ангаре
до Падунскаго порога, он остановился тут для постройки острога, не решившись заложить его на устье р. Оки, как было ему указано; и, построив острог несколько ниже порога, назвал его «Братским», который потом постепенно передвигали до самаго устья р. Оки (черт. 3)».
«Заложение Братскаго острога (1631 г.) есть краеугольный камень начала завладения местностью, занимаемой нынешней Иркутской губерниею».
«Подчинение же русскому владычеству племен, населявших центр этой губернии и юг, шло уже чрез Братский острог. В 1654 году, по приказанию енисейскаго воеводы Пашкова, вышедшим из Братскаго острога сыном боярским Дмитрием Фирсовым построен был в самом центре бурятских стойбищ на р. Ангаре «Балаганский острог» (черт. 3). Под управлением Фирсова, влияние Балаганскаго острога росло и распространялось между местными племенами; и Фирсов начал готовиться к распространению владычества русских далее вверх по Ангаре; но поступивший на его место управитель Иван Похабов своим чрезмерным корыстолюбием и жестокостью довел покорных бурят до того, что в 1658 г. они возстали поголовно, убив собиравших с них ясак, и бежали все в Монголию. Яков Тургенев, прибывший на смену Похабова, не мог уже поправить дела в безлюдной стране и должен был только посылать розыскивать беглецов».
«Похабов же, отправленный за караулом в Енисейск, бежал и явился в Илимский острог; снова вошел в милость и в 1661 году появился па берегах р. Иркута среди
бурят, еще прежде им объясаченных, и при впадении р. Иркута в Ангару основал острог, назвав его «Иркутским», на месте котораго стоит в настоящее время губернский город Иркутск».
«Основанием «Иркутскаго острога» раз навсегда было закончено утверждение русской
власти в крае
27)».
[17] Обратимся теперь к завоеваниям на
севере
28).
Первый поход был
предпринят
в 1632-м году, т. е. во время основания Якутска, и направлен на тунгусов Долгинскаго и Жиганскаго родов. Он очень удался, вследствие чего было устроено Жиганское зимовье на
протоке
Лены, теперь г. Жиганск, приблизительно в 600 верстах ниже Якутска (табл. I).
Шесть лет
спустя,
т. е. в 1638 году, сотник Иванов с 50-ю енисейскими
казаками пошел из
Якутска
разыскивать реку Яну, которая течет почти прямо на север и впадает в
Ледовитый океан верстах в 300 (по прямой линии) на восток от устьев Лены (табл. I). Он дошел до Верхоянскаго хребта, тянущагося справа от Лены, перешел его и открыл верховья Яны. Вслед затем, верстах в 500 восточнее, он открыл также верховья Индигирки и объясачил живших там юкагиров. После этого он сам вернулся в Якутск, а для укрепления русской власти в этих местах оставил отряд в 16 казаков.
Эти смельчаки не
долго просидели на месте и спустились в 1640 г. вниз по Индигирке; когда — же в следующем году к ним пришла помощь из Якутска, они направились далее на восток
29). Но действия их выходят уже из пределов разсматриваемаго нами севернаго направления, а потому мы оставим их пока в стороне и обратимся к более ранним предприятиям Якутскаго воеводства, направленным к покорению восточных земель и землиц.
До прибытия самостоятельных воевод, Якутск зависел от Енисейска, а потому, страдая малолюдьем, обусловливаемым постоянной рассылкой людей в дальние
походы, просил помощи у енисейских воевод, а те обратились
в свою очередь к главной сибирской власти - к Томску. Вследствие этого Томские воеводы послали в 1636-м году казака Дмитрия [18]
Копылова с 50-ю товарищами, который в
следующем — же году поднялся по р.
Алдану,
т. е. правому восточному притоку Лены. Он застал уже
зимовья, основанныя раньше его на Усть —
Алдане
на Лене, затем верстами 300 выше на Усть — Амге, левом притоке Алдана, и
наконец
на Усть — Мае, правом притоке Алдана, берущем свое начало из Джугджурскаго хребта, близ Охотскаго моря. Но он ими
не удовольствовался и отправил в 1639 году
на
восток атамана Ивана Москвитина с
30
человеками казаков. Они поднялись вверх по
Мае, перевалили через Джугджурский хребет, открыли
верховья реки Ульи и спустились по
ней
к Ламе или нынешнему Охотскому
морю, которое казаки увидали здесь в первый раз. Река Улья небольшая, длиной около 200 верст, течет на северо-восток и впадает в море немного южнее нынешняго Охотска.
На устье Ульи казаками было поставлено зимовье, из котораго они обследовали в 1640 году побережье Ламы на юг до р. Уда, а на севере до Татуя, из
коих первый впадает в Удскую губу на С.-З. от устья Амура, а второй в море немного севернее Охотска (табл. I).
Восемь лет спустя на р. Охоте, в 3-х верстах выше ея устья, было основано
казаком Семеном Шелковниковым зимовье, вместо котораго год спустя, т. е. в 1649 году, уже после смерти Шелковникова, его спутники соорудили Косой острожек, давший начало нынешнему Охотску, сыгравшему столь важную роль в деле покорения Камчатки.
Таким образом русское владычество дошло до своего восточнаго предела и дальше ему итти
здесь было некуда.
Почти одновременно с действиями казаков на юго-востоке их собратья на севере также не дремали: казаки сотника Иванова, оставленные им на Индигирке
после его отъезда в Якутск, открыли в 1638 году реку Колыму, бассейн которой был заселен юкагирами. Вследствие этого, несколько лет спустя там начинает пускать корни русская власть, ибо уже в 1644 году
мы видим на Колыме три зимовья, из которых Нижнеколымское было основано казаком Михаилом Стадухиным. Здесь русские узнали от юкагиров о существовании чукчей, с которыми юкагиры были в враждебных отношениях. Стадухин отправился в Якутск и сообщил там
впервые об этом еще неведомом народе. Тогда Якутские воеводы послали его в 1647 году обратно, дав ему новый отряд. Целью посылки было выяснение земель на восток от Колымы и наложение ясака на народцев севернаго
побережья.
[19] Через два года Стадухин
прибыл
к месту назначения
и спустился
на
двух кочах
30) в море;
из них один разбило бурею, а на другом он пошел на
восток
и обогнул Шелагский мыс, но из-за голодовки должен был вернуться назад.
Почти одновременно
с этим является знаменитый поход Дежнева для розыскания
р.
Анадыря, которая считалась
золотым руном.
О морском походе Дежнева мы имеем сведения главным образом из
двух источников:
1) Из статьи
известнаго академика XVIII века Гергарда Миллера «Описание морских путешествий по Ледовитому и Восточному морю, с Российской стороны учиненных», где он сообщает первыя известия о Дежневе, добытыя им в Якутском архиве и извлеченныя из собственных «отписок» этого неутомимаго казацкаго морехода
31).
2) Из челобитных того — же Дежнева и отписок Якутских воевод об его службе, открытых в Московском архиве м-ва юстиции г. Н. Оглоблиным и опубликованных им в его любопытнейшем исследовании «Семен Дежнев (1638—1671)» 32).
Делая краткую сводку всем этим известиям, мы приходим к тому заключению, что морской поход Дежнева сложился следующим образом:
В 1648 году в Нижнеколымском остроге был задуман морской поход с промышленными целями на р. Анадыре, в состав участников которого входили промышленники и казаки. Во главе первых стоял Федот Алексеев, приказчик московского купца Алексея Усова, а «начальными людьми» у казаков были устюжанин Семен Иванов Дежнев и Герасим Анкудинов, причем первый еще в предшествовавшем 1647 году был назначен правительственными властями Нижиеколымскаго острога для участия в таком - же, впрочем, не удавшемся походе; при этом на него был возложен надзор за «государевой пользой» в пути, в виду чего он должен был собирать пошлину с добычи и объясачивать инородцев. Очевидно, что и во втором походе его обязанности были те же, и таким образом «служилое» значение дела Дежнева не подлежит никакому сомнению; да и сам он на него смотрит так же, ибо просит потом в Москве у правительства жалованья за свою прошлую службу.
[20] В июне 1648 года Алексеев и Дежнев вышли в
море
на шести кочах, имея с собою девяносто человек казаков и
промышленников,
и направились на восток.
Вскоре от
них
отделились три коча, дальнейшая судьба которых в точности не известна, хотя
есть темныя указания, что люди с них попали на северную оконечность Америки. Алексеев и Дежнев смело продолжали путь на
трех
оставшихся в их распоряжении кочах и достигли в конце августа «Большого
Каменнаго» или Чукотскаго носа, а в начале сентября вступили в нынешний, тогда .еще никому неизвестный, Берингов пролив. Но с этого времени неудачи начинают разстраивать поход. Во первых, у Большого Каменнаго носа разбило один коч, причем люди с него были сняты и посажены на уцелевшия суда, а Анкудинов перешел на
коч Алексеева. После этого, 20-го сентября, где-то немного южнее носа они высадились на берег, но подрались с чукчами, при чем Алексеев был ранен и Дежнев стал единственным начальником похода.
В конце сентября
начались страшныя бури, которыя и разлучили оба коча, после чего Дежнев уже более не встречался со своими спутниками, из коих Анкудинов и Алексеев умерли потом от цынги, а остальные частию бежали, а частию были перебиты инородцами.
По разлучении
кочей положение дела еще ухудшилось. После Покрова, т. е.
после 1-го октября, бури продолжали свирепствовать и утлое суденышко Дежнева
было их игрушкою, пока наконец его не выбросило на берег где-то за Анадыром, а где — неизвестно.
Тогда Дежнев с 24-ю оставшимися у него людьми сухим путем
пошел
к устью Анадыра, куда и добрался через десять недель с невероятными трудностями,
потеряв дорогою 12 человек от голода и холода
33).
В следующем, т. е. 1649 году, Дежнев заложил Анадырское зимовье на среднем течении Анадыра, превратившееся потом в острог того — же имени. Поднявшись
затем вверх по реке, он объясачил прибрежных жителей, имея в своем распоряжении, как мы только что указали, всего двенадцать
человек. К счастью, подоспела помощь с запада: казак Семен Мотора пришел к нему с отрядом казаков и промышленников в апреле 1650 года с верховьев реки Анюя, впадающей справа в устье Колымы. Он присоединился к Дежневу для совместных действий.
[21] Вслед за Моторой двинулся казак Стадухин; но
он
действовал самостоятельно и, избрав южное направление,
достиг
верховьев р. Пенжины, а по
ней
добрался сухим путем до Пенжинской губы, омывающей с запада северную узкую часть Камчатки.
В 1652 году Дежнев спустился к устью Анадыря и нашел там остров со множеством моржей, где и запасся моржевым зубом. После этого он плавал по
берегам
Олюторовскаго
моря и послал в 1654 году в Якутск подробную отписку о
своем
походе.
Таковы были
подвиги
Дежнева, по мнению его перваго историка Миллера. То же самое думают вместе с Миллером и иные историки, как напр. Фишер, Соловьев, Андриевич и др. Если это так, то Дежневу действительно принадлежит великая честь открытия пролива, соединяющаго Ледовитый океан с Тихим, который в таком случае совершенно неправильно называется Беринговым: его, по всей справедливости, следовало - бы назвать Дежневским.
Впрочем не все историки разделяют мнение Миллера. Особенно суровый приговор Дежневу мы находим у Словцова, который называет его Миллеровским «выведенцем» и говорит, что ему «немудрено было в отписках бахвалить с дерзостью»
34).
Точно также открытие Дежневым морского прохода между Азией и Америкой отрицал в XVIII веке англичанин Борней 35). Впрочем, в противовес им можно поставить мнения Ломоносова, Крашенинникова 36), Берха37), Врангеля 38) и других, вполне согласных с Миллером. Наконец последнее исследование г. Оглоблина вывело, повидимому, этот вопрос из области сомнений и решило
его
окончательно в положительном смысле.
Как - бы то ни было, но, принимая во внимание, что Дежнев дошел до устья Анадыра, а Стадухин — до Пенжинской губы, надо придти к тому заключению, что Якутское воеводство покорило к половине XVII столетия,
т. е. к началу царствования Алексея Михайловича, русской власти всю северо-восточную Азию, кроме Камчатки.
Но мы уже видели, что только одно море могло остановить казаков в их неудержимом стремлении
на
восток, а потому вопрос покорения
[22]
Камчатки был только вопросом времени, особенно если принять во внимание весьма удачное выражение Словцова, что якутское начальство, «верное ясаку, как магнитная стрелка полюсу», продолжало производить разведки, «нет ли где еще
человеческих
гнезд не объясаченных?».
И действительно, покорение Камчатки началось в конце двойственнаго царствования Петра и Иоанна, когда в Анадырский острог был отправлен в
1695
году пятидесятник Владимир Атласов.
Он послал сперва на предварительныя разведки казака Морозко с 16-ю товарищами, который, немного не доходя до
р. Камчатки, т. е. до средины полуострова, объясачил коряков и вернулся с этим ясаком к Атласову.
Если внимательно присмотреться к подобным походам, то невольно придется уплатить нравственный «ясак удивления» мужеству, смелости и выносливости казаков. Возьмем хоть — бы тот - же поход Морозко, имя котораго неизвестно никому, кроме небольшой горсточки лиц, интересующихся историей Сибири. Ведь, в сущности, какой громадный подвиг он совершает: только с 16-ю товарищами он смело пускается в дальний путь, к совершенно неизвестному народу, проходит по крайне суровой и негостеприимной стране около 1200 верст в один конец
39) и возвращается назад как ни в чем не бывало, да еще с богатым ясаком в руках. Это — ли не подвиг!
По возвращении Морозко в 1697 году Атласов сам пошел с ним на р. Камчатку, с несравненно более значительными силами: с ним было 120 человек казаков и юкагиров. Он спустился к Пенжинской губе и пошел западным берегом полуострова, а Морозко послал на восток. Они затем снова сошлись на западном берегу верстах в 600 ниже устья Пенжины и достигли верховьев Камчатки, где Атласов заложил Верхнекамчатский острог, чем было положено первое основание русской власти в Камчатке. После этого Атласов с богатым ясаком отправился в Якутск, оставив в остроге небольшой отряд казаков. Из Якутска Атласов был отправлен с этими добрыми вестями в Москву, а Тобольские воеводы, «князь Черкаский с товарищи», послали о нем следующую отписку в Сибирский Приказ:
«16-го декабря 1700 года явился в Приказной Палате Якутской казачей пятидесятник Володимер Отласов, который по
посылке из Якутцкаго был для прииску иных землиц иноземцев, которые Тебе,
[23] великому государю, ясака не
платили,
а живут по Камчатке и по иным рекам, подле Пенжинскаго и Люторовскаго морь (т. е. морей) разные языки» 40).
Но само собою разумеется, что устроение одного острога не могло упрочить там русской власти. И действительно, мы видим, что вся первая четверть XVIII века проходит в постоянных казацких походах на Камчатку, в возстаниях туземцев против русских, а казаков против своих начальников, причем кровь льется широкою рекою. Дела улучшаются лишь после того, как в
1717
году был найден туда более удобный и краткий морской путь, вместо страшно отдаленнаго сухого пути на Анадырский острог, после чего Охотск превратился в портовый город.
В всем этом завоевательном движении Якутск занимает выдающееся место и все походы, не исключая и морских, направляются
из
него.
Дело его кончается лишь в 1733 году, когда Охотск был сделан портовым городом и главным местом Камчатскаго управления. Кроме Камчатки, Охотску было подчинено тогда все побережье Ламы от самаго южнаго Удскаго острога и включая самый северный — Анадырский острог.
Таким образом уже в XVIII-м веке была намечена нынешняя Приморская область.
С этого времени историческая и завоевательная роль Якутска кончается: он вступает в ровное обычное существование русских областных городов и живет, так сказать, «по послужному списку», на что будет указано ниже.
Скажем теперь несколько слов о некоторых наиболее выдающихся личностях, стоявших во главе его управления.
Несмотря на отдаленность Якутска от Москвы и крайне медленные способы сообщения, зимой на санях, а летом на веслах по Лене, его власти сменялись. довольно часто. «Не считая управителей перваго 8-летия, говорит Словцов, после было воевод в нем 17 с 1640 до 1717 г., начиная со стольника Головина до ландрата Ракитина. После Якутск поступил в ведение Иркутска». Это составит, заметим попутно от себя, в среднем около 41/2 лет на каждаго.Из этих властей самыми замечательными были во 1-х основатель Якутска, умный и распорядительный стольник Бекетов, о котором Фишер говорит следующее: «Бекетов прославился уже между бурятами у Ангары и
[24]
Оки и Российскому государству оказал великия услуги также на Лене и через хорошее свое поведение исполнил он возложенную на него надежду»41). Во 2-х первые воеводы Петр Головин и Матвей Глебов, один приезд которых, помимо упорядочения края, внес, как мы видели, столько свету в его изучение.
Затем выдаются сменившие их воеводы Василий Пушкин
и
Кирилла Суконев. Первый из них, Василий Никитич Пушкин, был замешан в деле бояр Романовых и до своего воеводства, при Годунове, был сослан в Пелым 42),
а потом с воцарением Михаила попал в воеводы
43).
Они отстояли Верхоленский острог (черт. 6) и усмирили бурят. Им - же было поручено, как мы видели раньше, изследование края по притокам Лены.
В конце сороковых годов XVII столетия Якутским воеводой был Димитрий Францбеков. Он не только вторично выручил Верхоленский острог, но и раззорил ангарских бурят. При нем же казак Хабаров двинулся на Амур 44).
Из последующих воевод можно указать на двоих: Андрея Барнышева и сменившаго его в 1678 году Бибикова. Первый отличался необычайною свирепостью и казни при нем не прекращались. При втором край вздохнул свободнее и город стал разростаться. Бибиков, кроме того, усилил город как военный пункт: сделал новый частокол, прокопал глубже ров и обнес палисадом пять башен острога 45).
Затем в конце XVII столетия является в Якутск воеводою Иван Приклонный, весьма важный для нас в том отношении, что при нем был поставлен в 1683 году тот острог, остатки которого дошли до нашего времени.
[25] В начале XVIII века, как и следовало ожидать,
мы видим во главе Якутска немца — Трауэрнихта, а в 1717 году опять русскаго — Ракитина, но за то «ландрата».
Этот Трауэрнихт, повидимому, очень
обрусел, потому что его звали Дорофеем Афанасьевичем. «С Москвы, говорит ведомость 1701 года, в Якутцкой отпущен
воеводою
стольник Дорофей Афанасьев с. Траурнихт, да дьяк Максим Романов» 46).
Трауэрнихт получал неоднократныя
поручения
от центральнаго правительства по разследованию племен и
земель
восточной Сибири и по оправке военных отрядов в Камчатку.
Наконец последним воеводою, заслуживающим внимания, был полковник Елчин, который снарядил в 1714 году первую морскую экспедицию в Камчатку.
В XVIII
веке Якутск мало по малу теряет свое военное значение. Вокруг все было покорено и усмирено; от Амура Россия отказалась, а не вполне покоренная Камчатка была выделена в отдельное управление, — вот почему с этого времени судьба его представляет собой лишь ряд административных мытарств. В XIX столетии военное значение его падает окончательно, и в начале этого века большая часть его крепостных стен была разобрана. Наконец в 1822 г. он был назначен областным городом Якутской области, каковым остается до настоящаго времени.
Таким образом, начиная с начала ХVIII-го столетия, его дальнейшия судьбы можно просто проследить по Полному Собранию Законов, что мы и попытаемся сейчас сделать.
18-го Декабря 1708 г. именным указом Петр Великий разделил всю Россию «для всенародной пользы» на 8 губерний, и тогда Якутск или «град Якуцкой» вместе с восемнадцатью прочими городами вошел в составь Сибирской губернии
47).
В 1733 году, т. е. в царствование Анны Иоанновны, правительство нашло нужным выделить Камчатку из-под власти якутскаго начальства. Причины этого решения настолько любопытны и характерны, что мы приводим начало указа, изданнаго по этому случаю.
[26] Вот оно:
«Известно Нам
учинилось, что во отдаленных Наших Сибирских владениях в якутском ведомстве и на Камчатке, как от Воевод, так и от
посланных
для сбора с ясашных людей ясаку, Коммисаров и других сборщиков чинится
Нашим ясашным подданным, как в платеже излишняго ясаку, так и от взятков многое разорение, наипаче ж приметками своими жен и детей отнимают, и развозя перепродают; того ради Мы, Императорское
Величество, призирая их ясачных Княжцов и прочих всякаго народа и звания, домами и юртами живущих и кочующих, Всемилостивейше повелели сими Нашими печатными указами объявить им Княжцам и прочим ясачникам Нашу Высочайшую милость и призрение, что отправлены и отправляются нарочные особливые знатные люди, сыщики, которым повелено в вышеупомянутых разорениях и обидах не токмо жестоко разыскивать, но пущих разорителей и смертию казнить, а взятые с них лишние сборы и пограбленныя их имения, сколько отыскано будет, возвращать; также, которые из них ясачники неволею побраны и разпроданы, из тех, кои не приняли веры Христианской Греческого исповедания и не крещены, отпустить в прежния места, а которые и крестились, таким дается свободное житье в городах и уездах между Христианами собою и у кого хотят; а впредь для веегдашняго содержания их ясачных людей в порядке и покое без обид, выданы и объявлены им будут особливые публичные наказы, как с ними в сборе ясаку и впрочем должны Воеводы и Коммисары поступать. А
в Охотск
и
все Камчатския и тамошния
ж северныя
земли определяются
особою от Якутска командою,
и будет главной командир жить для близости в Охотске, и чтоб они Княжцы и ясачные люди, видя такую Нашу Императорского Величества милость, жили в своих местах без боязни в покое, и платили б в казну Нашу ясаку только то, что с них по их обычаю положено, или впредь положится, без тягости, а лишних никаких ясаков и взяток Воеводам, Коммисарам и сборщикам, кои они напред сего с них своими вымыслами с разорением неволею брали, не давали»48).
Указ этот окончательно лишил Якутск его прежнего назначения — быть исходным местом завоевательнаго движения на крайнем Востоке и свел его на мирную дорогу.
[27] В 1764-м году Сибирь была разделена на две губернии, Сибирскую и Иркутскую, при
чем
Якутск вошел в состав последней.
В начале царствования Императрицы Екатерины II, в 1768 году, для оживления розничнаго торга и
удешевления
товаров сенатским указом от 25-го июня приказано было учредить в Восточной Сибири ярмарки: первую в Иркутске, вторую в Селенгинске, а третью в Якутске. «Третью ярмарку, говорится в
этом
указе, учредить надлежит в г. Якуцке; время-ж на то определяется летом июня с 1-го августа по 1-ое число, да зимою весь декабрь месяц ...
»
49).
Затем, из Высочайше утвержденнаго доклада Сената от 31-го января 1775 года
50) мы узнаем, что в том - же 1768 году Якутск был сделан «провинциальным» городом, оставаясь попрежнему в составе Иркутской губернии
51).
«Высочайшим Вашего Императорскаго Величества указом, говорится там, данным Сенату 1764 года октября 11 дня, повелено: по получении от Губернаторов о Губернских, Провинцияльных и Воеводских Правлениях и их уездах росписаний и мнений, разсмотреть, где какому Правлению по нынешним обстоятельствам быть, и которыя по неудобности отменить, а вместо оных или Коммисарства учредить, или и вовсе без всякого правления оставить, ... и что сверх того Сенат к лучшему изобрести может, и все сие к апробации представить Вашему Императорскому Величеству. Сенат, разсматривая присланныя от Губернаторов, окроме Иркутскаго, о всех сих Правлениях росписании и мнении, в поднесенном 1768 года Генваря 11 дня докладе представил учиненное им о городах положение на Высочайшую апробацию Вашего Императорскаго Величества а в разсуждении Иркутской Губернии упомянуто об оном городе Якутске, чтоб в оном учредить Провинцияльное Правление...»
Из того — же доклада мы узнаем не только о дальнейшей судьбе Якутска, но также и некоторых иных городов, древностей которых мы будем касаться, как напр. Илимска, Балаганска и других, следовательно он для нас вдвойне любопытен. Из продолжения его мы видим, что Сенатом было приказано Иркутскому губернатору прислать «росписание о городах с приложением о каждом своих примечаний и мнения».
[28] Об итогах этого приказа мы получаем сведения из следующих слов доклада: «Бывший Иркутский Губернатор Генерал-Поручик Бриль, собрав из всех ведомства его городов потребныя для того сведения, и по
разсмотрении
оных обще с Губернскою Канцеляриею, за необходимое почёл учредить вновь разныя Провинцияльныя, Воеводския и Комммсарския Правления... В следствие чего, сообразуясь с
особливым
Иркутской Губернии положением, в отвращение таких затруднений полагает: 1. Губернским городом оставить по прежнему Иркутск, а Провинциальными
быть пригороду Удинску и назначенному от Сената городу Якутску. 2. Из
Илимска,
за неудобностию там места, где всегда летом водою заливает, и по отдаленности его от принадлежащих к оному жилищ, Воеводское Правление перенесть в Усть-Керенской острог и переименовать, а в Илимске оставить Коммисарство, да из числа земских начальств в двух же местах, а именно: в Балаганском остроге и на реке Алдане, с названием по сей реке, учредить Воеводския Канцелярии. 3. . . . и напоследок в смотрение
Якутской Провинции
поручить Коммисарства в Ижигинском, Верьхоянском и в Среднеколымском зимовьях, да в Алекминском остроге и в Верховилюйской волости, также город Илимск, который ныне состоит с Воеводским Правлением». Все эти адимнистративныя преобразования были необходимы, по мнению Бриля, в силу «отчасти малолюднаго, в разсуждении обширности Иркутской Губернии,
заселения;
отчасти же, что тамошние жители, ради чрезмерной дальности, в платеже Государственных поборов и в нарядах для доставления из места в место казенных надобностей, чувствуют великое отягощение, а иногда убегая дальных переездов,и должной по правосудию законов помощи лишаются; сверх того надлежит принять в уважение и сие обстоятельство, что за малоимением жительств и дальним одного от другаго разстоянием, не только медленность, но и сущая неудобность в делах произходит».
Сенат уважил его «резоны», а Императрица утвердила доклад и таким образом дело было решено.
В конце царствования Екатерины был узаконен герб Якутска, а именно 26-го октября 1790 года удостоился Высочайшаго утверждения доклад Сената «О гербах городов Иркутскаго Наместничества», причем Якутску оставлен его «старый» герб, который в данном случае был лишь «конфирмован» Государынею. Содержание его было таково: «В серебряном поле
орел, держащий в когтях соболя»
52).
[29] При Александре I-м
последовали новыя административныя преобразования: 22-го апреля 1805 года был издан Именной Указ Сенату, по которому вся
Иркутская
губерния была разделена на семь уездов, вместо прежних семнадцати, причем многолюднейшие из них были подразделены на коммисарства.
Это
преобразование
не миновало и Якутска, который сделался уездным городом Иркутской губернии; но
так
как условия, указанныя Брилем, повидимому, еще действовали, то в
нем
было учреждено «Областное Управление». В пункте
5-м этого указа причины подобнаго преобразования и самый строй его изложены так: «По великому пространству, разделяющему Якутской край от Главнаго Губернскаго Начальства, дабы доставить обывателям сего края более удобности как в суде и расправе, так и в других
отношениях
их к Начальству, учредить в городе Якутске особенное Гражданское Правление, под именем Якутскаго Областнаго Правления, которое
соединять в себе имеет часть Полицейскую, Судную и Казенную. Правлению сему подчинен
будет
Якутский край с его Коммисарствами . . . Председатель сего Областного Правления имеет быть Главным по гражданской части Начальником сего края, непосредственно зависящим от Генерал-Губернатора.
Председатель, Советник и Ассессоры сего Правления имеют быть определяемы не иначе, как по представлению Генерал-Губернатора в Правительствующий Сенат»53).
Таким образом, в силу чисто естественных условий, постепенно возрастает административное значение Якутска. Тем не менее невозможность управлять всею северовосточною Сибирью исключительно из Иркутска давала себя чувствовать попрежнему, что, конечно, не могло укрыться от зоркого глаза Сперанскаго, назначеннаго в 1819 году Генерал-Губернатором
Сибири.
Вследствие этого 22-го июня 1822 года было утверждено созданное по
его мысли «Учреждение для управления Сибирских Губерний».
Сибирь была разделена на Западную и Восточную; в состав последней вошла, как самостоятельная губерния, «Область Якутская». Она обнимала собою 5 округов: Якутский,
Олекминский,
Вилюйский,
Верхоянский
и Средне-Колымский. Областным городом был назначен Якутск 54).
[30] Наконец в последние годы царствования Императора Николая I, в 1851 году, во
главе
Якутской области был поставлен гражданский губернатор, непосредственно подчиненный Генерал-Губорнатору и Главному Управлению Восточной Сибири 55), т. е.
учрежден
порядок, действующий и поныне.
Таковы были историческия судьбы Якутска, этого старого передового
русскаго стана на отдаленном и неведомом Северовостоке Азии, этого казацкаго оплота, целых сто лет (1632-1733) непоколебимо отстаивавшаго славу русскаго оружия и
силу
русской власти, и этого орлинаго гнезда, питомцы которого, крепкие и лютые, как сибирские морозы, покорили своей родине более четырех миллионов квадратных верст!
Живыми свидетелями всех этих подвигов являются уцелевшия башни и стены Якутскаго острога. Этих воспоминаний достаточно, чтобы смотреть на них с благоговением, как на народную святыню, независимо от их археологическаго значения.
Конечно, если бы остатки эти принадлежали народу более, чем мы, почитающему свое историческое и народное достоинство, как напр. англичанам или немцам, над ними выстроили бы стеклянный колпак и гордились бы ими, как свидетелями своей старой славы! А у нас? Власти стремятся во что бы то ни стало уничтожить их, а у города с 7000 жителей,
с двумя ярмарками, торгующими в среднем на 2.000.000 руб. в год, с богатыми купцами-обывателями, не находится какой-нибудь тысячи рублей, чтобы подвести снизу огнившие венцы, а сверху сделать тесовую крышу и тем спасти от гибели лучшее свое достояние! Горько за памятник прошлой славы и обидно за современных русских людей!
Попытаемся теперь хоть на бумаге удержать для потомства дорогия очертания этих священных и последних остатков древне-русской твердыни.
ГЛАВА II.
ГЛАВА III.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ГЛАВЫ III
ГЛАВА IV.
ГЛАВА V.
ГЛАВА VI.
ТАБЛИЦЫ (ГРАФИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ). |