Н. В. Султанов. 

ОСТАТКИ ЯКУТСКАГО ОСТРОГА

 И

НЕКОТОРЫХ ДРУГИХ ПАМЯТНИКОВ ДЕРЕВЯННАГО ЗОДЧЕСТВА

В СИБИРИ.

ГЛАВА I.

ГЛАВА II.

ГЛАВА III.

III.

Мы уже говорили, что по свидетельству письменных памятников история русских деревянных укреплений начинается со времен Игоря и Ольги, а на самом деле начало их относится ко временам гораздо более отдаленным.

Действительно, первое свидетельство наших летописей о «деревянном городе» на Руси мы встречаем в известном повествовании о мести Ольги древлянам. Вот подлинныя слова летописи:

«Ольга же устремися со сыном своим на Искоростень град, яко те бяху убили мужа ея, и ста около града с сыном своим, а Древляне затворишась в граде, и боряхусь крепко из града: ведаху бо яко сами убили Князя, и на что ся предати. И стоя Ольга лето, и не можаше взяти град, и умысли сице: посла ко граду, глаголюще: «Что хощете доседети, а вси гради ваши предашась мне, и ялися но дань, и делают нивы своя и земли своя, а вы хощете измрети гладом, не имучись по дань». [63] Деревлянеж рекоша: «Ради быхом ялись по дань; но хощеши мщати мужа своего». Рече же им Ольга: «Яко уже аз мстила мужа своего, егда приидоша к Киеву, и второе, и третье, когда сотворихом трызну мужу своему, а уже не хощу мстити, но хочу дань имати по малу, и смирившесь с вами пойду прочь». Рекоша Деревляне: «Что хощеши у нас? ради даем и медом и скорою». Она же рече им: «Ныне у вас несь меду ни скоры, но мала у вас прошу; дадите ми от двора по три голуби, да по три воробьи; аз бо не хощу тяжки дани возложити, якож муж мой, по сего у вас прошу мала». Деревляне же ради бывше, собраша от двора по три голуби и по три воробьи, и послаша ко Ользе с поклоном. Ольга же рече им: «Се уже ся есте покорили мне и моему дитяти, да идете в град, а я заутра отступлю от града, и пойду во свой град». Деревляне же ради бывше, внидоша в град, и поведаша людем и обрадовашась людие в граде. Ольга же раздая всем по голубю комуждо, а другим по воробью, и повеле к коемуждо голубю и к воробьеви привязывати церь ¹) и обертываючи в платки малы, ниткою перевязывати, и яко смерчесь, повеле Ольга пустити голуби и воробьи воем своим. И воробьевеж и голуби влетеша во гнезда своя; голуби в голубятницы, воробьевеж под застрехи, и тако возгорахуся голубятницы, ово клети, ово вежи, ово ли одрины, и не бе двора, иже не горяше, и не льзе гасити; вси бо дворы возгорешася, и побегоша людие из града. И повеле Ольга воем своим имати я, якоже взя град и пожже, и старейшины же града изыма и прочая люди, овех изби, а другия предаст работе мужем своим, а прок их остави платити дань, и возложи дань тяжку, две части дани идет к Киеву, а третья ко Вышеграду ко Ользе; бе бо Вышегород град Олжен ²).

Конечно, в этом предании много баснословнаго, как на него и смотрит, напр., Карамзин, но никто не мешает нам отделить историческую основу от народнаго вымысла и воспользоваться этими данными.

[64] Самым невероятным представляется, разумеется, зажжение города с помощью воробьев и голубей, которое могло быть создано народной фантазией для вящшаго прославления «хитрости» княгини Ольги.

Но с другой стороны в параллель ему мы можем привести «исторический» факт сравнительно недавняго времени, сомневаться в котором нет ни малейшаго основания: мы знаем, что в XVII-м веке сибирские инородцы пытались иногда зажигать русские остроги, пуская в них стрелы с зажженным трутом.

Заменим птиц стрелами и получим первобытный боевой прием Х-го века, повторяемый при одинаковых условиях в XVII-м!

Оставляя затем в стороне выдумку о xитрости Ольги, мы не имеем никаких причин отвергать самую осаду Коростеня, а это факт для нас весьма важный, ибо Ольга стояла под ним безплодно целое лето и в добавок едва — ли не с лучшим войском того времени, т. е. с отборною дружиною, вскормленною походами Олега и Игоря и привыкшею громить самый Царьград. Слово «затворишась» показывает, что Искоростень был обнесен стеною, а упоминание о вежах дает указания на то, что в нем были «башни». И эти укрепления, т. е. стены и башни, были очень сильны, если целая дружина лучших воинов своего времени стояла под городом целое лето и ничего не могла с ним поделать!

Из какого — же материала были эти стены и башни?

Ответ мы находим в том — же предании: самая басня о сожжении могла возникнуть только при том условии, что город и его стены были сплошь деревянные, ибо только тогда он мог быть сразу объят пламенем: «вси-бо дворы возгорешася», говорит летописец, у котораго в это время очевидно рисовалось представление о городе «деревянном».

В этом смысле мы, несомненно, должны признать только что приведенное место летописи за первое известие о наших «деревянных» крепостях.

Но если во времена Ольги были уже столь «сильныя» крепости, то оне дошли до этой степени совершенства только постепенно, путем последовательных улучшений, а значит появились гораздо ранее Х-го века. Точных указаний на время их перваго появления нет, но к нему можно подойти с помощью ряда исторических соображений, которыя приведут нас к тому выводу, что они были порождены торговлей, развившейся в VIII — IX веках.

[65] Крайне остроумныя соображения делает по этому поводу В. О. Ключевский; они убеждают нас в том, что среди разбросанных дворов славян возникли сборные пункты, которые стали сперва местами промышленнаго обмена, а потом превратились в города. Когда — же нахлынувшие с востока кочевники стали угрожать их торговле, они стали вооружаться, ограждать себя стенами и заводить боевыя дружины ³).

[66] Все эти соображения, несомненно, доказывают, что у нас издревле существовало сильно развитое деревянное зодчество, которому мы обязаны главным образом сооружением городов наших.

То же самое подтверждается и несколько более поздними свидетельствами летописей: «Владимир», говорит летопись, по возвращении из Корсуня «повеле рубити церкви и поставляти их по местом идеже стояша кумиры». А затем, вскоре после этого, найдя, что край около Киева мало заселен, тот же Владимир «нача ставити городы по Десне и по Встру и по Трубежеви и по Суле и по Стугне». Нет сомнения, что эта обширная строительная деятельность не могла производиться привозными греческими мастерами, вызов которых каждый раз отмечает летописец, и если Владимир мог повелеть «ставить и церкви и грады», то только потому, что было кому повелеть, т. е., иными словами, что в его распоряжении было множество людей знакомых со строительным делом. Киев славился своею красотою не только в России, где он слыл «матерью городов русских», но и на Западе. Так, напр., Дитмар, епископ Мерзебургский, живший в конце X в. и начале XI в., говорит о нем, что в нем 400 церквей, 8 торжищ», а народу несметная сила; а Адам Бременский, во второй половине XI в., называете его «соревнователем царьградскаго скипетра и славнейшим украшением России».

[67] Несомненно, что этот блеск города был создан русскими, а не византийскими руками, и что занесенное к нам византийское зодчество было для нас новостью только потому, что оно было каменное, что подтверждается и летописью; так, напр., повествуя под 1089-м годом о строительной деятельности епископа Ефрема в Переяславле и о том, что он «заложи город⁴) каменный и строение банное каменно», летописец замечает: «сего же не бысть прежде в Руси». Следовательно, это чужеземное строительное новшество застало уже у нас сильно развитое гражданское зодчество и, по своей относительной слабости, весьма долго существовало с ним рядом, не мешая ему развиваться и совершенствоваться вполне самостоятельно. Все это, взятое вместе, разумеется, убеждает нас в правоте нашего второго предположения и заставляет относить начало наших деревянных крепостей — «городов», по крайней мере, к IХ-му веку.

Но если за «начало» их следует принимать наши древние города половины IX века, то «концом» их, несомненно, является Якутский острог исхода XVII века, ибо вслед затем наступает Петровская реформа, а вместе с нею приносятся к нам новые приемы европейской фортификации, и наши средневековые «остроги» и «города» отходят в область преданий.

И так, целых девять веков (IX — XVII) «деревянныя» стены оберегали русския силы и закрепляли русскую власть в покоряемых странах. Любопытно было — бы выяснить, на много — ли они подвинулись вперед, в смысле усовершенствования обороны, за этот громадный промежуток времени и много ли должно быть разницы между стенами Коростеня и Якутска?

И. Е. Забелин путем сопоставления летописных свидетельств с данными, представляемыми нашим «деревянным» зодчеством, пришел к одному весьма важному выводу. «Остается одно очень верное предположение, говорит он, что как бытовыя, так и художественныя, и по преимуществу, строительныя формы, при неизменяемости общих начал жизни, точно также существуют неизменно целые века и подвергаются лишь тем переменам, которыя сами собою нарождаются из постепеннаго, последовательнаго развития самой жизни, т. е., видоизменяются в частностях, но никак не в основных чертах. Тем более это соображение становится достоверным в отношении к зодчеству, памятники котораго, сооружаемые даже из дерева, стоят не только по сту, но даже и по двести лет и всегда [68] служат целому ряду поколений заветными образцами для новых сооружений» ⁵).

Повидимому, тот - же вывод мы должны сделать и относительно крепостных оград. Оборонительныя особенности Якутскаго острога до того просты, первобытны и естественны и до того подсказаны условиями самой обороны, что вряд — ли оне сильно разнятся от тех — же особенностей городских оград Х-го века, тем более, что и вооружение нападающих было почти то же: мечи или сабли, копья, стрелы и топоры, так как огнестрельнаго оружия у инородцев не было.

К тому — же выводу мы придем, если проследим сооружение деревянных стен по «летописным» данным. Вот что говорит по этому поводу Ф. Ласковский:

«Начало употребления деревянных оград в виде венчатых стен надобно отнести к половине IX столетия; обширные леса, покрывавшие большую часть древней России, составляли неистощимый материал для их построения; причем дубовый лес предпочитали всякому другому. Старинныя сказания не оставили нам положительных сведений о частном расположении древнейших деревянных оград; известно только, что стены рубили тарасами.

Основываясь на том, что деревянныя жилища Славян в IX столетии состояли из венчатых срубов, можно с достоверностию заключать, что и деревянныя ограды сначала устраивались также из срубов или по тогдашнему, городней, один возле другого поставленных. В позднейшее время мы встречаем в летописях, хотя и весьма редко, указания на деревянныя ограды, составленныя из «городней».

Длина срубов определялась величиною имевшагося под рукою леса; а глубина их — тою толщиною стены, какая была необходима для помещения и свободнаго действия войск. Срубы, составлявшие бока ограды, имели вид продолговатаго прямоугольника. Стены подобнаго устройства имели тот важный недостаток, что места соединения срубов подвергались наибольшему гниению от дождя и снега, а потому представляли слабыя части ограды; при том каждый сруб, составляя отдельную часть, получал с течением времени не одинаковую осадку, что вредило прочности всей ограды и затрудняло самыя действия обороны. Нет сомнения, что эти недостатки, [69] еще и в то время замеченные, заставили наших предков прибегнуть к устройству стен тарасами.

Стены, рубленныя тарасами, состояли из двух венчатых стен, расположенных параллельно между собою на толщину ограды: оне соединялись под прямым углом другими поперечными стенами, образуя глубокия  клетки,  которыя наполнялись  землею и камнями. Участок деревянной ограды между двумя поперечными стенами и составлял собственно тарасу; протяжение его в длину изменялось вообще между 3 и 4 саж. Участок ограды, имевший, приблизительно, половинное протяжение в длину, получал название полутарасы.

В старинных городовых описях иногда принимали тарас за единицу при измерении протяжения стены между двумя смежными башнями или, по тогдашнему, прясла стены» ⁶). (Черт. 22, 23 и 24).

[70] Отсюда ясно следует, что способ устройства стен в течении веков изменился только в «частностяx», а не в «общем», ибо стены рубленыя «тарасами» отличаются от стен из «городней» только тем, что их наружныя продольныя стены— «цельныя».

Таково было начало и происхождение наших «городов», т. е. древних деревянных крепостных оград.

Перейдем теперь к рассмотрению последней стадии их развития, — к третьему Якутскому острогу.

Говоря до сих пор об Якутске, как об укрепленном месте, мы безразлично называли его и острогом, и крепостью, и городом. Но теперь, приступая к изучению его, как оборонительнаго сооружения мы должны разобраться в точном значении этих названий.

Присматриваясь к изображениям городов, которыя мы видим в Чертежной книге Сибири Семена Ремезова, мы замечаем там три рода укреплений:

1). Место, огражденное тыном или частоколом (черт. 2, 13 и 25).

2) Укрепление, состоящее из замкнутой рубленой стены с башнями (черт. 1, правый нижний угол, черт. 4 — вверху и черт. 26).

и 3) Городок, огражденный тыном, усиленным многими башнями (черт. 1, левый верхний угол, и 12, 14 и 16). На чертежах Ремезова «рубленая» стена и стена из «частокола» показаны весьма различно: первая оставлена обыкновенно белой и на ней только назначены точками или маленькими штрихами бойницы, как напр, на изображении г. Пелыма (черт. 1, правый нижний угол, и черт. 26); тогда как вторая всегда заштрихована вертикально для обозначения тына (ibid. левая и верхняя сторона и черт. 2, 6, 13, 14 и 16). Нельзя не заметить при этом, что тыновая ограда, как более простая, преобладала в сибирских укреплениях; по крайней мере у Ремезова «рубленая» стена показана только в трех городаx: в ПелымЕ (черт. 1), в Новой МангазеЕ (черт. 26) и в Якутске (черт. 4, вверху, прямая стена). Кроме того, она несомненно была явлением позднейшим. И, в самом деле, где мы ее видим? — В третьем Якутском [71] остроге, сооруженном в конце XVII века, и в Новой Мангазее, построенной после Старой, которая имела ограду из «частокола» ⁷).

Надписи над укреплениями перваго рода неизменно называют их «острогами», напр., «острог Уртам» (черт. 25), «острог Кецкой» (черт. 2), «Балаганской острог» (черт. 13) и т. д.

Когда эти «тыновыя» ограды усиливались четырьмя башнями, это не препятствовало им сохранять свое прежнее наименование, как мы видим на черт. 6-м, где прибавление угловых башен не помешало Верхоленскому укреплению называться «острогом».

Что — же касается до укрепленных мест второй и третьей категории, то надписи неуклонно называют их «градами», т. е. «городами». За примерами ходить недалеко: «град Илимск» (черт. 14), «град Епанчин» (черт. 16), «город (?) Енисейск» (черт. 12) и т. д. А отсюда ясно, что в конце XVII-го и начале ХVIII-го века тыновая ограда называлась «острогом», а рубленая стена и тыновая ограда со многими башнями - «городом».

Это подтверждается, между прочим, и другими документами, как, напр., рукописным планом XVII века Большого Тихвинскаго монастыря ⁸), где на рву, проходящем около деревянной монастырской крепостной ограды, стоить надпись: «ров возле города». Здесь слово «город» означает, очевидно, самую стену, ибо внутри ея никакого города нет, а есть лишь монастырь.

Обращаясь затем к тому виду укреплений, где поселение обнесено тыном, усиленным башнями, мы видим, что он представляет собою переход от «острога» к «городу». Особаго названия таковая ограда не имела и, по-видимому, одинаково именовалась «острогом», судя по некоторым надписям Ремезова, называющего тыновую ограду, усиленную башнями, также «острогом». Примером в этом случае может служить у Ремезова изображение города Пелыма (черт. 1), где около тыновой ограды написано (слева вверху) — «кругом острог мерою 1020 саж.», а около рубленой стены (справа внизу) — «кругом мерою город 120 сажен.»

Ласковский, за неимением определеннаго древняго слова, называет такия стены «тыновыми городскими оградами», но прибавляет, что в летописях, — с Воскресенскаго списка и Ипатьевской, — подобная тыновая ограда названа «столпием» ⁹).

[72] В плане Якутскаго острога (черт. 19) мы видим две ограды: наружную — тыновую и внутреннюю — рубленую.

Щукин называет «крепостью» вторую, внутреннюю ограду, а Словцов и «Описание» к плану (черт. 18 и 19) обозначают этим словом первую, а вторую называют «замком». Но ни то, ни другое название не верно, ибо слово «крепость» употреблялось в XVII веке главным образом в смысле отдельных приспособлений для усиления обороны целаго, а «замок» означает собой укрепленное жилище средневековаго феодала. В сущности — же разсматриваемое нами третье Якутское укрепление конца XVII века представляло собою «острог», внутри котораго был расположен «город».

Правильность такого определения подтверждается «документальными данными: в «Ведомости 1701 года» мы читаем: «Якутцкой город. . . . Около города острог стоячий». То же повторяет «Росписной список 1759 г.», где значится: « Город деревяной рубленой ветхой. . . . Кругом города острог деревянной ветхой». Следовательно, предложенное нами наименование частей Якутскаго укрепления оказывается вполне правильным.

Что — же касается до удержавшагося за ним названия «Якутскаго острога» вообще, то оно, конечно, является наследием первоначальнаго укрепления, основаннаго Бекетовым и перенесеннаго потом на урочище Сай-сар.

Разсмотрим теперь общее оборонительное расположение Якутскаго острога и определим его относительное положение среди прочих сибирских укреплений. Превосходным материалом в этом случае является атлас Ремезова, на таблицах котораго помещены все укрепленные города Сибири конца XVII столетия.

Чертежи эти представляют собою весьма обширный материал для сравнений. Мы приводим здесь наиболее типичные образцы, вполне достаточные для наших выводов (черт. 1, 2, 4, 6, 12, 13, 14, 16, 25 и 26).

Как первичную или простейшую форму мы можем разсматривать простой «острог», т. е. только замкнутую ограду из тына или частокола прямоугольной или круглой формы (черт. 2, 13 и 25). Дальнейшее развитие этой формы заключается в том, что она усиливается башнями (черт. 6), сохраняя прежнее свое название «острога». Затем для лучшей обороны частокол заменяется рубленою стеною и острог превращается в «город» (черт. 25).

Такие города и остроги были почти всегда прямоугольными, как мы можем судить по многим образцам у Ремезова (черт. 1,12 и 16).

[73] Кроме этих двух видов укреплений, встречаются еще, как мы уже говорили, укрепленныя поселения смешаннаго типа, который заключается в том, что «город» соединяется с «острогом», при чем в первом располагались наиболее важныя здания и наиболее ценные запасы населения, а второй окружал «посад», т. е. обыкновенные обывательские дома, примыкавшие к «городу». Это — самый сильный способ укрепления городов, который мы видим у Ремезова. Но «городовое дело» XVII-го века в Сибири, поводимому, на этом не остановилось, но пошло еще далее и сказало свое последнее слово в постройке третьяго Якутскаго острога: мы уже видели (черт. 19), что он состоял из «города», окруженнаго со всех сторон «острогом», тогда как во всех предыдущих примерах острог защищал посад и только часть «города», а затем этот последний оставался открытым с поля с двух (черт. 1) или даже с трех сторон, как, напр., в Томске ¹⁰).

О превосходстве этого новаго расположения в оборонительном смысле и говорить нечего. Лучшим доказательством этого служит то обстоятельство, что западные строители прибегали к нему уже в средние века¹¹). Наши — же сибирские строители не применяли его раньше, вероятно, потому, что слишком презирали безпорядочныя и плохо вооруженныя толпы своих врагов. Что — же касается до самаго приема, то они его, несомненно, знали, уже хотя — бы потому, что в громадном масштабе он был применен в Москве, где стены Белаго и Земляного города окружали двойным кольцом Кремль и Китай-город.

Познакомившись с общим расположением Якутскаго острога, разсмотрим теперь подробно оборонительные и строительные приемы его стен и башен на основании данных, представляемых снимками с натуры (табл. V, VI VII, VIII и IX) и моделью, хранящеюся в Императорской Археологической Коммиссии (табл. XI, XII, XIII и XIV).

Здесь мы считаем нужным оговориться, что сравнение модели со снимками с натуры показало ея замечательную точность, следовательно данныя, ею представляемыя, безусловно можно считать документальными.

Мы начнем наше разсмотрение со стен, как с оборонительнаго сооружения преобладающаго характера и притом наибольшаго протяжения.

[74] Выясним сперва те требования, которым должна удовлетворять такая деревянная крепостная стена. Они сводились, главным образом, к следующим условиям:

1) Стена должна быть достаточно устойчивой и прочной, чтобы нападающий неприятель не мог сделать местнаго обвала ил пролома, который открыл — бы ему доступ внутрь города.

2) Она должна быть удобною для живой обороны, т. е. для ея защитников, которых надо размещать так, чтобы они могли наиболее сильно поражать неприятеля, оставаясь в то же время сами защищенными от действия его оружия.

и 3) Оборонительныя части ея должны быть устроены так, чтобы не только можно было поражать неприятеля издали, когда он еще подступает к крепости, но и отбивать его, когда он находится у самаго подножия стены и лезет на приступ¹²).

Первое условие соблюдено в Якутской стене в том отношении, что она представляете собою не простой легко опрокидываемый забор, а состоит из устойчивых срубов в 1¹/₂ саж. длины и 1¹/₂ саж. ширины, причем наружныя и внутренния стены этих срубов — общия и цельныя, схваченныя короткими поперечными (табл. XI, рис. 2); значит, иными словами, стены Якутскаго города срублены «тарасами». Таким образом опрокинуть эту стену нельзя, вследствие ея значительной устойчивости и общей связи по длине. Что — же касается до связи в углах, т. е. до соединения стен с башнями, то оно также не просто сделано «в притык», а устроено очень прочно, причем часть бревен стены входить в пазы, сделанные в боку башни, а другия проходят насквозь его и закрепляются извнутри, как мы это ясно видим на модели (табл. ХII, левый бок башни). Прекрасное доказательство прочности этого соединения мы находим на снимке с натуры у левой, северной башни (табл. VI): уцелевшия верхния бревна крайняго прясла стены сошли со своей нижней опоры и провисли, но держатся на весу только потому, что левый их конец врублен в стену башни ¹³).

[75] Рубка стен сделана «в обло», «с остатком», как это ясно видно и на снимках с натуры (табл. V, рис. 2, и табл. VIII) и на модели (табл. XI, рис. 2). Для неспециалистов заметим, что рубкой «в обло» называется такое соединение концов бревен между собою, при котором одно бревно входит на половину своей толщины в выемку, сделанную в другом бревне (черт. 27), причем концы этих бревен выступают за поверхность стены на 4 или 6 вершков и называются «остатками».

Таким образом, стена эта устроена достаточно прочно.

Конечно, странно было бы утверждать, что она была бы в состоянии сопротивляться тем стенобитным машинам, которыми, напр., татары разбивали стены Киева, или какия применялись при осадах замков в средние века. Но не надо забывать, что эти «города» строились не против неприятеля, вооруженнаго всеми познаниями тогдашняго инженернаго дела, а для защиты от беспорядочных и вооруженных только холодным оружием скопищ сибирских дикарей, которые могли лишь или прорубить себе проём при приступе или просто опрокинуть стену, навалившись на нее живою массою. Вот для сопротивления подобным усилиям Якутская стена была достаточно прочна и устойчива; это доказывается тем обстоятельством, что Якутский острог ни разу не был взят инородцами, несмотря на неоднократныя нападения.

Высота нижней части стены до верхняго выступа— 2 саж., а высота этого выступа или «облама» — 1 саж. Эти размеры мы определяем по модели [76] и по чертежам Киприанова (табл. X). Щукин утверждает, что вышина нижней части 2¹/₂ саж., а всей стены - 3 саж. 2 четверти (?)¹⁴).

Повидимому, высоту в 2 саж. надо считать более правильной, так как на чертежах, представленных в Т. - С. Комитет М. В. Д. в 1870 году Якутским Областным Управлением (черт. 8, 9, 10 и 11 и табл. XI, черт. 1), она показана всего 5 аршин ¹⁵). Кроме того, секретарь Якутскаго Областнаго Статистическаго Комитета А. Попов, в своем ответе на запросы Академии Художеств, сообщает, что стена эта срублена из 6-вершковаго леса ¹⁶), а на снимке с натуры (табл. V, рис. 2) мы видим, что она имела от 16-ти до 17-ти венцов. Умножая 6 вершков, т. е. толщину бревна, на 16 или на количество венцов, получим:

6 вершк. × 16 = 96 вершк. = 2 саж.

Отсюда ясно, что высоту стены, показанную на модели, надо считать более правильной.

Если мы обратимся теперь к длине стены, то найдем еще более разноречивыя показания, и надо только удивляться, как возможны такия грубыя ошибки при простом обмере прямолинейной стены!

Вот сведения, сообщаемыя об ея длине.

Данныя Словцова, как явно нелепыя, мы оставляем в стороне. Итак, одни источники определяют ея длину в 52 саж., а другие — в 80 с. Разница так велика, что для решения вопроса остается, кажется, взять только среднее арифметическое! И, как это ни странно, мы получим при этом результат довольно близкий к истине:

[77] Действительно, Щукин пишет, что длина каждой тарасы или сруба равна 1¹/₂ саж., что подтверждает и г. Попов. Но на снимке с натуры (табл. V, рис. 1) мы видим, что каждая половина стены, между средней и боковой башнями, состоит из 18-ти тарас, а вся стена — из 36-ти тарас.

Следовательно, длина одной только стены, без башен, будет:

1¹/₂ с. × 36 =54 саж.

Но к этому надо еще прибавить ширину двух угловых башен, по 3 саж. каждая, и ширину средней башни, равную 4 саж., или

6 с.+ 4 с = 10 саж.

А 54 с. + 10 с. = 64 саж., т. е. величине очень близкой к среднему пропорциональному.

Мы ее можем принять за верную, так как она не много разнится от показания г. Попова (65 саж.), описи 1701 года (60 саж. без выступов башен) и определения самаго Щукина (62¹/₂ саж.)¹⁷).

Внутренность каждой тарасы служила для помещения защитников, которые стреляли в отверстия, проделанныя в наружной стене и известныя под названием «подошвеннаго боя». Таких отверстий в каждом отделении стены было два, что ясно видно на рисунке Щукина (рис. 20), на чертежах 1870 года (табл. XI, черт. 1 и черт. 8, 9 и 10 в тексте) и на чертеже Киприанова (табл. X, черт. 1). Судя по модели и по чертежам, теперь этот «подошвенный бой» расположен очень невысоко от земли, примерно на 1 арш. 4 вершка, из чего Щукин заключает, что стреляли, вероятно, «лежа или стоя на коленях» (стр. 197). Но стрелять «лежа» через бойницу, расположенную на 1 арш. 4 в. выше, можно только в небо, а стрельба «с колена» — необычна. Кроме того, на изображениях обороны у Ласковскаго и у Пальмквиста¹⁸) [78] (черт. 28 и табл. XI, рис. 3) защитники стреляют стоя; поэтому нам кажется вернее предположить, что бойницы находились прежде выше, но затем спустились ниже, вследствие «вростания в землю» древних построек, что можно и до сих пор еще наблюдать в старых избах, у которых окна чуть не на земле.

Такое «вростание» объясняется, с одной стороны, сгниванием нижних венцов, положенных прямо на землю, без фундамента, а с другой стороны постепенным механическим наростанием почвы в древних населиях ¹⁹).

Но с другой стороны в «обламе» бойницы помещены примерно на той же вышине: на чертежах 1870 года на уровне 1 аршина (черт. 9 и 10), а на модели — на половине четвертаго венца, следовательно на следующей высоте:

3¹/₂ × 6 в. = 21 в. = 1 арш. 5 в.

Пол верхняго яруса стены был сделан на одном уровне с низом облама, как показано у Щукина (рис. 21). Вместе с тем нельзя не принять в разсчет и такого соображения: при стрельбе «с колена» локоть левой руки опирается на колено левой согнутой ноги, следовательно при таком положении ружье получает наиболее твердую опору, что было весьма важно при тяжелых казацких «самопалаx».

[79] Поэтому мы оставляем этот вопрос открытым и полагаем, что решение его возможно только путем изучения самаго памятника.

Тарасы соединены между собой и с башнями, по свидетельству г. Попова, «низкими ходами»; ходы эти были, конечно, необходимы для прохода внутри всей стены и кроме того для того, чтобы защитники не были наглухо разделены, а могли поддерживать взаимно друг друга, собираясь туда, где грозила наибольшая опасность. Незначительная высота этих проходов как — бы подтверждает нашу мысль, что стена «вросла в землю»: ясно, что через «высокий» проход сообщение легче, нежели через «низкий»; нелепо — же делать проход, чтобы «облегчить» сообщение, и в то же время сделать его «низким», чтобы «затруднить» то же сообщение.

Нам, быть может, укажут на низкия двери изб, но указание это здесь не может иметь места: там низкая дверь делается для сохранения тепла, а здесь ни о каком тепле и речи быть не может. Следовательно, мы вправе предполагать, что эти проходы были прежде выше; хотя, с другой стороны, нельзя отрицать и того обстоятельства, что казаки, привыкнув к маленьким дверям-лазам жилищ сибирских инородцев, просто не имели потребности в больших дверях. Поэтому окончательное решение этого вопроса приходится также ожидать от изсдедования памятника на месте.

[80] С внутренней стороны стены каждая из тарас имела прямоугольное отверстие, что мы видим на модели (табл. XI, рис. 2) и на рисунке Щукина (рис. 21-й). Отверстия эти расположены на высоте 1¹/₂. арш. от земли и имеют 1¹/₂ аршина ширины и 1 аршин высоты. Они, повидимому, служили для освещения, потому что для входа внутрь тарас мы видим двери, как у Щукина (рис. 21), так и на модели (табл. XI, рис. 2), около 2 арш. 6 верш, высотою и 1 арш. 2 вершка шириною. Впрочем, в случае надобности, можно было выскочить и в световое отверстие, хотя с меньшим удобством. Очевидно, что в обычное время внутрь стены входили через двери и затем направлялись боковыми проёмами по тарасам.

Затем вверху этой стены был балочный настил с полом или так называемый «мост»; на модели мы его не видим (табл. XI, рис. 2); это объясняется тем, что он давно уже сгнил и провалился. Но что он несомненно был, мы заключаем из того, что иначе по стене нельзя ходить, и защитникам второго яруса не на чем было — бы стоять. Поэтому-то мы видим «мост» везде на чертежах древниx русских деревянныx башен и стен (черт. 29 и 30 и табл. XI, рис. 3). Кроме того, пол очень заметен на изображении Щукина, во времена котораго он, очевидно, еще частию был цел, как это заметно на правой стороне его рисунка, изображающаго задний фасад стены (рис. 21).

Стены, рубленыя «тарасами», заполнялись обыкновенно землею и камнями. Но в XVI веке это устройство должно было несколько измениться, вследствие применения новаго более сильнаго способа обороны стены с помощью обстреливания лежащей впереди местности «огнем в несколько ярусов». С этою целью делались в стене три горизонтальных ряда бойниц или так называемые «верхний», «средний» и «нижний» или «подошвенный бой». Для образования «подошвеннаго боя» некоторыя части тарас приходилось оставлять не засыпанными, образуя потолок из сплошного накатника, как это видно на черт. 23-м. А устройство «средняго боя» заставило совершенно отбросить в сторону засыпку стен и делать их полыми или пустыми ²⁰), что мы и видим в Якутском остроге.

Это последнее устройство гораздо выгоднее в смысле обороны, нежели первое, ибо при нем защитники помещаются в каждой тарасе, а при засыпке землею — через тарасу (черт. 22), и следовательно огонь обороны [81] будет вдвое слабее. Эти — же соображения заставили, очевидно, сделать полыми и якутския стены, хотя мы видим в них всего только два боя: «подошвенный» — у низа стены и «верхний» — в выступе (черт. 10 и табл. X).

ПРОДОЛЖЕНИЕ ГЛАВЫ III

ГЛАВА IV.

ГЛАВА V.

ГЛАВА VI.

ТАБЛИЦЫ (ГРАФИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ).

П р и м е ч а н и я

¹) В "Библиотеке Росс." (1767 г.), откуда мы приводим это место летописи, слово "церь" пояснено словом "фитиль". Карамзин заменяет его выражением "трут с серою", а С. Соловьев — словами "сера с огнем" (?); но для "фитиля" нужно масло или сало, "трут с серою" сами собою не загорятся, а "огонь" привязать нельзя. Поэтому ии одно из этих объяснений не может быть принято, и естественнее всего предположить, что Ольга приказала привязать к птицам куски трута, подожженые и тлеющие со свободнаго конца.

²) «Летопись Несторова с продолжателями по Кенигсбергскому списку до 1206 году». Спб. 1767, стр. 50 — 51. («Библиотека Российская историческая. . . ». Часть I).

³) «Большая перемена произошла, говорит г. Ключевский, в экономическом быту восточных Славян, разселившиxся по Днепру, его притокам и далее к северу, в области озера Ильменя. Своим низовым течением и левыми притоками Днепр потянул славянских поселенцев к черноморским и каспийским рынкам. Это торговое движение вызвало разработку естественных богатств занятой поселенцами страны. Если мы представим себе нашу равнину в том виде, какой она имела десять или одиннадцать веков тому назад, то легко можем разделить ее на две полосы, на северо-западную лесную и юго-восточную степную. Восточные Славяне заняли преимущественно первую; самый город Киев возник на рубеже между обеими полосами. Эта лесная полоса своим пушным богатством и лесным пчеловодством (бортничеством) и доставляла Славянам обильный материал для внешней торговли: меха, медь, воск стали главными статьями русскаго вывоза.

Одно внешнее обстоятельство особенно содействовало успехам этой торговли. С конца VII в. по южно-русским степям стала распространяться новая азиатская орда Xозары; они скоро стали покидать кочевой быт и обращаться к мирным промыслам. Раскинувшись на привольных степях по берегам Волги и Дона, Хозары основали средоточие своего государства в низовьях Волги. Здесь столица их Итиль скоро стала огромным разноязычным торжищем, где рядом жили магометане, евреи, христиане и язычники. Хозары покорили племена восточных Славян, жившия близко к степям, Полян, Северян, Вятичей. Но хозарское иго доставляло покоренным большия экономическия выгоды. С тех пор для них, как данников Хозар, были открыты степныя речныя дороги, которыя вели к черноморским и каспийским рынкам. Под покровительством Хозар по этим рекам пошла бойкая торговля из Поднепровья. Мы встречаем ряд указаний на успехи этой торговли . . . . . Есть и прямое указание на время, когда завязалась эта торговля. В области Днепра найдено множество кладов с древними арабскими монетами, серебряными диргемами. Большая часть их относится к IX и X веку, ко времени наибольшаго развитая восточной торговли Руси. Но есть клады, в которых самыя поздния монеты не позже начала IX века, а ранния восходят к началу VIII века; изредка попадаются монеты VII века и то лишь самых последних его лет. Эта нумизматическая летопись наглядно показывает, что именно в VIII веке завязалась торговля Славян днепровских с xозарским и арабским востоком. Но этот век был временем утверждения Хозар в южнорусских степях; ясно, что Хозары и были торговыми посредниками между этим востоком и русскими Славянами.

Следствием успехов восточной торговли Славян было возникновение древнейших торговых городов на Руси. Повесть о начале Русской земли не помнит, когда возникли эти города: Киев, Чернигов, Смоленск, Любеч, Новгород и др. В ту минуту, с которой она начинает свой разсказ о Руси, эти города являются уже значительными поселениями. Но довольно беглаго взгляда на географическое размещение этих городов, чтобы видеть что они были созданы успехами внешней торговли Руси: большинство их вытянулось длинною цепью по главной речной дороге Днепра — Волхова. Возникновение этих больших торговых городов было завершением сложнаго экономическаго процесса, завязавшагося среди Славян на новых местах жительства. Восточные Славяне разселялись по Днепру и его притокам разбросанными одинокими дворами. С развитием торговли возникали среди этих дворов сборные пункты, места промышленнаго обмена, куда сходились звероловы и бортники для торговли. Мелкие сельские рынки тянули к более крупным, возникавшим на особенно бойких торговых пунктах. Из этих крупных рынков, служивших посредниками между туземными промышленниками и иностранными рынками, и выросли наши древнейшие города по Днепру и его притокам. Города эти служили торговыми центрами и главными складочными пунктами для образовавшиxся вокруг них промышленных округов.

С начала IX века xозарское владычество начало заметно колебаться. Причиной этого было то, что с востока в тылу у Хозар появились новыя орды Печенегов. В первой половине IX в. варвары прорвались сквозь хозарския поселения и распространились по южно-русским степям. Есть указания, что Печенеги уже около половины IX века успели придвинуться близко к Киеву, отрезывая среднее Поднепровье от черноморских и каспийских рынков. Хозарская власть, очевидно, уже не была в состоянии оберегать русских купцов на востоке. Главные торговые города Руси должны были сами взять на себя защиту торговли и торговых путей. С этой минуты они начали вооружаться, опоясываться стенами, вводить у себя военное устройство и запасаться ратными людьми». ("Кр. пос. по Русск. ист.", стр. 17 — 19. Москва. 1900).

⁴) Т. е. "городския стены".

⁵) Ив. Е. Забелин, "Русское искусство". Москва, 1900 г., стр. 67.

⁶) "Материалы для ист. инж. дела в России", стр. 81 — 83.

⁷) См. в атласе Ремезова лист 12.

⁸) Хранится в библиотеке монастыря под № 2248.

⁹) "Мат. для ист. инж. иск. в России", часть I, Спб. 1858, стр, 103 — 104.

¹⁰) См. в атласе Ремезова, табл. 13.

¹¹) См. Е. Viollet le Duc, "Dictionnarie raisonné de l archit. francaise". Tome III, page 98, fig. 14. Paris MDCCCLXXМV.

¹²) Не надо забывать, что предполагаемый противник. т. е. в данном случае сибирские инородцы, ни артиллерии, ни огнестрельнаго оружия не имели.

¹³) То же самое мы видим на самом последнем снимке Якутскаго острога на восточной стороне северной башни. См. П. Головачев, "Сибирь" Москва. 1905, стр. 381, рис. 92.

¹⁴) Стр. 197 и 198.

¹⁵) См. отн. Як. Обл. Управл, от 31-го декабря 1870 г., за № 3653. (Архивное дело Xозяйственаго Д-та М. В. Д. 1877 — 79 гг., № 607 —№ 605).

¹⁶) Отн. Як. Обл. Ст. К-та от 22-го декабря 1877 г., за № 162 (ib.).

¹⁷) Но этим мы не считаем вопрос окончательно решенным и оставляем его открытым, ожидая решения его от тех, более нас счастливых изследователей, которые будут обмерять памятник в натуре.

¹⁸) Эрих Пальмквист, артиллерийский капитан, был в Москве в составе шведскаго посольства в 1673 г. Он составил весьма любопытный альбом чертежей и рисунков под заглавием "Nägre widh Sidste Kongl. Ambassaden till Tzaren Muskou giorde observationer over Ruszland . . . Anno 1674, т. е. "Некоторыя наблюдения, сделанныя при посольстве к Московскому царю о России". Альбом недавно издан шведским правительством. Эти оба автора — люди военные, следовательно на авторитет их в этом деле можно положиться.

¹⁹) Оставляя в стороне базилику св. Климента в Риме и другие общеизвестные в литературе примеры, ми утверждаем, на основании личных раскопок, что почва в московском Кремле, против Николаевскаго дворца, наросла на три сажени.

²⁰) Об этом см. подробно у Ласковскаго, стр. 87—88.

Источник:чник:

«И3ВЕСТИЯ ИМПЕРАТОРСКОЙ  АРХЕОЛОГИЧЕСКОЙ КОММИССИИ», 1907г, Выпуск 24.,С.-ПЕТЕРБУРГ

Сетевая версия – В. Трухин, 2009