Н. В. Султанов. 

ОСТАТКИ ЯКУТСКАГО ОСТРОГА

 И

НЕКОТОРЫХ ДРУГИХ ПАМЯТНИКОВ ДЕРЕВЯННАГО ЗОДЧЕСТВА

В СИБИРИ.

ГЛАВА I.

ГЛАВА II.

ГЛАВА III.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ГЛАВЫ III

ГЛАВА IV.

ГЛАВА V.

V.

На основании архивных данных 70-х годов XIX-го столетия памятники древности сохранились еще в следующих населенных местах Прибайкалья: в городах Илимске и Балаганске и в селениях Братском и Бельском (черт. 3).

Начнем с перваго, как с места наиболее богатаго остатками старины. Мы уже указывали на обстоятельства его основания (стр. 7). В настоящее время бывший «град Илимск» (черт. 14) представляет собою «заштатный город» Иркутской губ., Киренскаго округа, имеющий вид большого села.

Он расположен на правом берегу р. Илима и вытянут по одной улице. На площади стоит Спасская церковь XVIII века (1787 г.). В делах Т. — С. Комитета М. В. Д. имеется ея вид, но мы его здесь не помещаем, потому что церковь эта лишена всякаго стиля, представляя собою плохое «деревянное» повторение западных каменных форм того времени.

Несравненно более любопытны уцелевшие башни его острога (табл.XV, рис. 1 и табл. XVI рис. 1.) и три древних церкви: две — Казанская и Введенская — в самом городе (табл.. XVII) и одна, Иоанна Предтечи, — в 5 верстах от него, в вековом лесу, на правом берегу Илима (табл.XVI, рис. 2).

В препроводительном «отношении» Иркутскаго Общаго Губернскаго Управления ¹), при котором были присланы эти чертежи, говорится, что описание всех этих древних построек помещено в «Записках и [120] Трудах Иркутскаго Губернскаго Статистическаго Комитета ²). Действительно, мы находим там весьма толковое, хотя, конечно не «специальное» описание составленное Киренским окружным исправником С. В. Поповым³).

Кроме того, священник И. Сизой поместил в Прибавлении к Иркутским Епархиальным Ведомостям 1883 года, №№ 4 — 6-й, довольно обстоятельную статью под следующим заглавием: «Заштатный город Илимск, его древние памятники и некоторыя черты из его прежней церковной жизни, достойныя примечания».

В виду оффициальнаго характера описания г. С. Попова приводим его здесь без всяких изменений, оставляя за собой возможность пополнить его далее некоторыми специальными замечаниями, а также данными, имеющимися в статье о. Сизого.

Мы начнем с башен, которых, как видно на чертеже Ремезова, было восемь (черт. 14), а уцелело до 70-х годов прошлаго столетия всего три (табл. XV, рис. 1, табл. XVI, рис. 1, черт. 39 и 40).

Вот, что говорит г. С. Попов по поводу Илимских башен: «В городе Илимске есть три старинныя башни: Спасская, Никольская и Знаменская; все оне деревянныя четырех-угольныя и устроены в виде высоких огороженных дворов с воротами на обе стороны. По настоящее время сохранилась хорошо только одна Спасская башня; она построена в три этажа, два широких и один самый верхний узкий, законченный [121] острообразно, на верху котораго прикреплен двуглавый орел. Положительных сведений о времени постройки башен не имеется; но полагать надо, что оне построены раньше 1679 года ⁴), т. е. времени постройки Казанской церкви. По разсказам местных жителей старожилов, башни эти составляли центральные пункты укрепления, обнесеннаго тыном, следы котораго виднеются в некоторых местах города и теперь; а как Казанская церковь построена за Спасскою башнею, то никак не могло случиться, чтобы покорители тунгусов в свое ограждение, устроив укрепление с башнями, устроили церковь вне укрепления на явное разорение врагов. К этому же заключению приводит и то обстоятельство, что при всех сохранившихся ныне башнях устроены были, как должно полагать, небольшия часовни по обеим сторонам башенных стен, имевшия вид балконов. Назначение двух башен, т. е. Никольской и Знаменской, не понятно, потому что внутри их на возвышении нельзя предполагать жилых помещений, а можно эти две башни считать воротами для входа в укрепление и выхода из него. В башне же Спасской во втором этаже нужно считать существование главной часовни, так как тут сохранилась и теперь большая доска, на которой была написана икона, но какая это была икона, за совершенным повреждением ея, определить нельзя; жители же, по преданию, объясняют, что она укреплена была по средине втораго этажа; самый же верхний этаж, составляющий очень небольшое помещение, вероятно, служил сторожевым пунктом, откуда производились наблюдения за инородцами; а из перваго этажа производилась стрельба по наступавшим на укрепление. Только одна Спасская башня и сохранила свой первоначальный вид, и то потому, что была поддерживаема поправками, остальныя же две совершенно разрушаются».

Ворота и крытый выступной балкон — совершенно такие — же, как в Якутских башнях, но лестница на крытые балконы сделана внутри башни, у правой от зрителя боковой стены, что, как мы уже говорили, менее удобно для защитников.

Принимая во внимание это обстоятельство, а равно и устройство «глухой» вышки, следует придти к тому заключению, что Якутския башни представляют собою более совершенный тип в крепостном отношении, нежели Илимския.

Обращаясь затем к Никольской башне (табл. XVI), мы видим, что она уже совсем простая, так как вместо дозорной вышки имеет двускатную крышу, если только эта последняя не является позднейшей переделкой. Во всяком случае, для нас представляется здесь любопытным устройство наружнаго хода на крытый балкон, следов котораго мы не замечаем в Якутских «проездныx» башнях.

Что — же касается до описания Илимских башен у о. М. Сизого, то перенос икон снаружи внутрь сбивает с толку и его и заставляет видеть в этих чисто крепостных сооружениях — «башни-часовни», при чем, по своему незнакомству со старинными оборонительными приемами, он считает надвратные выступы принадлежностями «часовни»: «С восточной и западной стороны этого помещения (второго этажа), говорит он, во всю ширину башни, на особых выдавшихся от нея наружу балках, независимо от самой башни, сделаны пристройки, крытыя сверху и по сторонам тесом, а с лицевой стороны имеющия открытыя окна ⁵). Вот эти-то пристройки и служили местом удовлетворения религиозных потребностей набожнаго русскаго населения Илимскаго острога. В них до сих пор сохраняются местночтимыя иконы Спаса Нерукотвореннаго, св. Николая и др. Жители города Илимска и теперь усердно чествуют находящияся в башнях иконы. При осмотре башен я имел приятный случай убедиться в этом: пред иконою Николая Чудотворца, находящеюся в Никольской башне, в простом, сделанном из дерева и не окрашенном даже подсвечнике стояло несколько обожженных свечек из белаго воска; очевидно, что горожане [124] все еще не забывают подражать доброму примеру своих славных прадедов» ⁶).

Все это — очень любопытныя подробности из современной жизни башен, но совсем не доказательство основного положения, ибо то — же самое могло быть и при позднейшем превращении башни в часовню, когда она уже утратила свое военное значение. Допустить — же первоначальное назначение башен для обеих целей невозможно, во 1-х, по беспримерности такого случая, а во 2-х по набожности старых русских людей, которые никогда не решились — бы построить часовню с тем, чтобы она потом была местом яраго боя. Правда, мы знаем случаи обороны в соборах и церквах, но это явления исключительныя, имевшия место лишь тогда, когда храм оказывался последним убежищем от врага!

Но затем, за исключением этого ошибочнаго предположения, о. Сизой сообщает много любопытных данных в виде фактическаго материала. От него мы узнаем, что башня имеет четыре этажа, из коих нижний 3-х саженной высоты, что в каждом этаже, кроме верхняго, есть внутренняя лестница и что навесыя бойницы облама приходятся в третьем этаже. Ширина «навесных бойниц», или «щелей», как он их называет, «до полуаршина», а сами оне находятся на высоте около полутора аршин от уровня пола третьяго этажа, в стенах котораго были также бойницы для поражения неприятеля из огнестрельнаго оружия.

Это превышение навесных бойниц над полом весьма замечательно, потому что оне везде показаны на одном с ним уровне (черт. 29, 33 и табл. XI, черт. 3).

Назначение вышки у о. М. Сизого определено совершенно верно, но новаго ничего не дает, а потому его дальнейшия сообщения о башнях мы пока оставляем в стороне.

Изображения этих обеих башен мы видим у Ласковскаго (черт. 39 и 40), которыя сходны во всех своих частях с только что разобранными нами рисунками, чем и подтверждают их достоверность. Разнятся они лишь пропорциями, что сейчас — же бросается в глаза при совместном разсматривании, и тем, что на чертеже Ласковскаго нет почему-то орла на Спасской башне. Малый подъем крыши, на которой стоит дозорная вышка у этой башни (черт. 39), объясняет, почему этой крыши не видно на рисунке, доставленном из Иркутска (табл. XV, рис. 1).

[125] Затем в 5-й части «Путешествия Наследника Цесаревича на Восток» ⁷) мы видим изображение деревянной крепостной башни и около нея —направо — древнюю деревянную церковь. Подпись под этим рисунком гласит только «Из остатков старой допетровской Сибири», но полное сходство этой башни с Илимской Спасской башней, а церкви — с Илимской Казанской церковью (табл. XVII, рис. 1) заставляет думать, что там изображен уголок города

Когда был построен первый храм в Илимске — неизвестно, но по свидетельству о. М. Сизого, около нынешней Спасской церкви, о которой мы уже говорили, есть его следы с восточной стороны в виде огромной земляной насыпи и деревянной часовни с тремя деревянными — же крестами.

Кроме того до нас дошли от него, по словам того — же свидетеля, следующие священные предметы:

1) Евангелие 1712 года — вклад воеводы Лаврентия Родионова сына Ракитина.

2) Крест со святыми мощами, XVIII-го (?) века, — вклад священника Петра Максимова.

и 3) старинные оловянные сосуды, из коих на дискосе имеется следующая характерная для всего времени подпись: «Блюдо всемиластевийшаго Спаса Илпмскаго острогу, церковное положение Богдана Денисовича Оладьина, человека его Дементия, Ананьина сына» ⁹). Таким образом никому не известное имя Б. Д. Оладьина сохранилось, благодаря вкладу его крепостного»!

Обратимся теперь к древнейшей из ныне существующих в Илимске церквей — Казанской Божией Матери (табл. XVII, рис. 1). Вот что сообщает о ней г. С. Попов:

«Подробнейшаго описания, а в особенности истории построения церквей в заштатном городе, Илимске доставить нет возможности в настоящее время потому, что в архиве города Илимска никаких документов касающихся построения их, не нашлось. Из клировых же ведомостей видно, что самая древнейшая из церквей, построенных в приходе, принадлежащем городу Илимску, и в самом городе находящихся, есть церковь Казанская, построенная по показанию клировых ведомостей в 1679 году ¹⁰).

Церковь эта деревянная одпопрестольная, низменная, одноэтажная с одним довольно большим куполом, покрыта тесом на два ската гладко, купол же околочен небольшими дощечками, порезанными зубцами и [127] наложенными одна на другую. По местному выражению подобная покрыша называется «лемяхом». На куполе крест железный золоченый; но крест этот относится постройкою к недавним временам.

Окна в храме квадратныя, мерою не больше аршина, в них вместо стекол вделана слюда; в западной стене по обеим сторонам входной двери имеются подобия окон, также задельныя слюдою, мерою в вышину до полуторых четвертей, а в ширину по стене около полуторых сажен.

Особой наперти нет, а заменяет ее решетчатое крыльцо. Внутреннее расположение разделено на пять отделений: алтарь, место для клира (по местному преданию и для воеводы), отделение для мущин, отделение для женщин и самая церковь; отделения, назначенныя для мущин и женщин, отгорожены глухою переборкою, составленною из икон, писанных в рост человека, живопись икон на обеих сторонах переборки. Потолок храма у крашен иконами, писанными на полотне, и, судя по стилю живописи, надо предполагать, что вся иконопись древняя и относится ко времени построения самаго храма¹¹). В правом отделении храма находится икона Божией Матери, писанная на полотне. Эту икону местные жители именуют Казанскою; но по рисунку следует именовать ее Тихвинскою. Вся утварь в церкви ветхая, но относится ли к древностям или вызвана только крайностью по бедности прихода, положительно сказать нельзя, по невозможности определить это по надписям или каким-либо документам. Еще есть две шитыя шелками и золотом иконы, бывшия как должно предполагать на хоругвях; но действительно ли это были хоругви, положительно удостоверить нельзя, потому что некоторые из местных жителей считают их знаменами, занесенными еще казаками при первоначальном появлении их на Илиме для покорения и объясачения инородцев».

Описание это дает очень много любопытнаго, в особенности относительно внутренняго устройства. Скажем несколько слов об архитектурных особенностях этой церкви по весьма понятной причине пройденныx молчанием г. Поповым.

Сколько можно судить по рисунку, Казанская церковь состоит из высокаго четырехугольнаго сруба, составляющаго восточную часть храма, к которой примыкает широкая и низкая западная трапеза, с крылечком на западной стороне.

[128] Восточный сруб возвышается примерно на 1 саж. (9 венцов) над крышею трапезы и покрыт двускатою крышею; в верхней трети это покрытие переходит в крышу «бочкой», обращенную лицом на запад, а на ребре бочки поставлена луковичная головка на тонкой шее. Таким путем выделена в уборном смысле главная восточная или алтарная часть храма. Луковичная главка и верх бочки покрыты деревянной черепицей, обрезанной в нижнем конце с обеих сторон сходящимися «зубчатками», обыкновенно с тремя прямоугольными уступами с каждой стороны, которая на месте называется «лемехом».

Восточныя боковыя части крыши трапезы не заканчиваются за восточной ея стеной, но идут далее вплоть до восточной стены алтаря и перекрывают собою входящие углы, образованные боковыми стенами алтарной части и трапезной. Что находится в северном углу, на рисунке не видно; но в южном углу сделана лестница, как это можно заключить по наклонным перилам, которая ведет в восточную часть церкви, т. е. в алтарь или к воеводскому месту, что вполне возможно. Может быть, даже было устроено так: с одной стороны была лестница для воеводы и его семьи, а другая для духовенства, так как из описания г. С. Попова очевидно, что воеводское место было в этой части храма. Но, как это ни странно, на рисунке ни на восточной стороне трапезы, ни на южной стороне алтаря входной двери не показано, а нарисованы лишь два окна. Это можно объяснить только ошибкою в рисунке, ибо зачем — же делать лестницу, когда по ней никуда нельзя попасть? Очень страннаго вида были окна в западной стене, если только г. С. Попов не ошибся в их размерах: шесть вершков вышины и полторы сажени ширины, т. е. ширина в двенадцать раз более высоты? Да ведь это какия то горизонтальныя щели, каких мы в  прочих памятниках или вовсе не встречаем, или встречаем в иной пропорции, как напр. на Башне-часовне в г. Балаганске (табл. XVIII, рис. 2) ¹²)! Впрочем и сам г. С. Попов называет их не «окнами», а «подобием окон». Во всяком случае, мы оставляем на его ответственности точность этих размеров.

Очень любопытно внутреннее устройство трапезы: подобно древнехристианским базиликам она была разбита на три нефа, отделенных друг [129] от друга не колоннами, а «глухими» переборками, украшенными с обеих сторон «иконами, писанными в рост человека" (?) ¹³), причем правый неф предназначался для мужчин, а левый для женщин.

Разделение полов в церкви и до сих пор еще встречается во многих глухих местностях России: не только по селам, но даже и по городам в церкви мужчины становятся на право, а женщины на лево. Но особенно строго это соблюдается у старообрядцев. Поэтому разделение трапезы на три части глухими переборками в связи с указаниями священника Карнакова на «старообрядческую» иконопись заставляет предполагать, что церковь эта была сооружена старообрядцами, которых в Сибири всегда было достаточно.

Относительно внутренняго убранства церкви много любопытных подробностей сообщает о. М. Сизой.

Вот распределение росписи в трапезе, согласно его описанию:

В основу этой росписи, как видно из ея схемы, положена известная руководящая идея: в плафоне, соответствующем небу, помещены Господь Саваоф и Иисус Христос. Далее, на перегородках, в среднем нефе, мы [130] видим справа — святителей Русской церкви до никоновскаго времени, Петра, Алексия, Иону и Филиппа, а слева — отцов Вселенской церкви, Иоанна Златоустаго, Григория Богослова, Василия Великаго и Николая Чудотворца, из коих первый и третий — творцы обеих наших восточных литургий.

В правом, мужском отделении святые князья русские, и притом князья воины, которые, очевидно, особенно чтились нашими казаками завоевателями: Борис, Глеб и Александр Невский. В левом женском отделении свв. великомученицы Варвара и Параскева, имена коих весьма часто встречаются в нашем народе.

Как изображен Господь Саваоф, о. М. Сизой не упоминает, но если на персях у Бога-Отца изображен Св. Дух, то здесь на лицо имеются все три ипостаси Св. Троицы, и тогда роспись потолка будет вполне понятна. Совместное — же изображение только Бога-Отца и Бога-Сына, без Святого Духа, является совсем не обычным.

Затем, конечно, рождается вопрос, к какому времени относится эта роспись? Вопрос решался бы очень просто, если бы можно было иметь под руками хотя — бы фотографии. К крайнему нашему сожалению, таковых в Археологической Коммисии не имеется и в нашем распоряжении находятся лишь данныя, сообщенныя г. С. Поповым и о. М. Сизым.

По их свидетельствам, образа писаны «па полотне» и, кроме того, в плафоне изображен Господь «Саваоф».

Эти два признака указывают, повидимому, на их сравнительно позднее происхождение, ибо наши древния иконы писались обыкновенно на досках, а отдельные священные лики, фигуры и события — прямо на стенах, а не на полотне, набитом на  рамах; Бога — же Саваофа стали писать у нас лишь во второй половине XVII-го столетия. Но г. С. Попов очевидно на основании указаний местнаго дуxовенства, утверждает, что, «судя по стилю живописи», надо предполагать, что  «вся иконопись древняя» и относится ко времени построения самаго храма. Кроме того, священник Корнаков пояснил ему, что вся эта иконопись «есть старообрядческая» ¹⁴). Свящ. М. Сизой о времени происхождения всех этих образов ничего не говорит, но несомненно, быть может даже против своей воли, подтверждает их «старообрядческое» происхождение, хотя, конечно, по цензурным и административно-полицейским условиям своего времени он не решается этого сказать прямо. За то в одном месте он сообщает, что на перегородках укреплены [131] писаныя на полотне иконы до-никоновской живописи (?) ¹⁵); а в другом месте он говорит следующее: «И замечательно еще то, что митр. Филипп и св. Алексей написаны с поднятою правою рукою и таким сложением палацев на ней: большой, мизинец и безымянный, вместе стоя, соединены оконечностями; указательный и средний, стоя вместе, расположены отдельно от первых. Хотя такое сложение и напоминает благословляющую руку священно — пастыря, но далеко не тождественно с нею» ¹⁶).

Эти крайне осторожныя слова о. М. Сизого показывают только, что он не мог сказать того, что видел перед глазами. Ведь описанное им сложение десницы есть ничто иное, как «двуперстие», столь горячо отстаиваемое старообрядцами; поэтому «старообрядческое» происхождение образов несомненно. Но это ни на волос не подвигает вопроса о времени их написания. Мы даже не можем сказать, какие они, — «иконописные» или «живописные», — ибо и г. С. Попов и о. М. Сизой, как неспециалисты, очевидно, эти понятия путают: первый шипеть, что «судя по стилю живописи, вся иконопись древняя», а второй толкует о какой-то «до-никоновской» живописи! Одно из двух: или «иконопись», или «живопись», и эти термины для специалиста сразу решают вопрос. Тут же все сбито в одну кучу, а потому данных для решения вопроса нет.

Что же касается до домысла о. М. Сизого, что образа эти писаны не в Илимске, а присланы издалека, ибо самое изображение на полотне обличает их доставку, с этим можно только согласиться. В самом деле переслать писанную на полотне икону весьма легко: для этого стоить только проложить её с лица масляной бумагой, накатать обратной стороной на скалку и зашить сперва для чистоты в полотно, а потом в кожу для защиты от сырости, и тогда она никакой пересылки не боится; можно везти хоть на вьюках, причем и самая цилиндрическая форма упаковки совсем не громоздка и очень удобна для укладки. Тогда как икона на «дцке», в особенности большая, требует громоздкаго ящика и самаго тщательнаго укрепления в нем доски, чтобы не получилось в дороге царапин и потертыx мест. Кроме того ящик иначе как «гужом» везти нельзя, причем на дурном проселке, да еще в распутицу, его всегда можно случайно разбить. Но если этот домысел о. М. Сизого верен, то с другим его предположением никак согласиться нельзя: он полагает что все эти иконы «по заказу [132] писались в Тобольске, где в то время существовала иконописная школа при митрополичьем дворе». Сам же он описывает двуперстое сложение десниц у этих икон; как же можно допустить, чтобы при митрополичьем дворе было допущено «двуперстие»! Да ведь это дело совершенно невозможное. Поэтому вернее предположить, что эти образа были написаны в XVIII веке в Москве, где было всегда много богатейших старообрядцев, которые, конечно, были готовы придти на помощь «своему» храму, хотя бы и в отдаленном Прибайкалье. На XVIII-же век указывают, во 1-х, образа на полотне и на «подрамках», во 2-х, изображение Саваофа в плафоне и, в 3-х, одно выражение о. М. Сизого, которое определяет скорее «живопись», чем «иконопись». «К тому же, говорить он, самая живопись икон принадлежит довольно искусной кисти» ¹⁷). Вряд ли он выразился бы так об «иконном» письме. Впрочем, все это только одни предположения, и окончательнаго решения вопроса мы ждем от местных археологических сил, ибо, в свою очередь «живопись» никак не вяжется со «старообрядчеством».

Кроме этих сведений об украшении трапезы, о. М. Сизой сообщает в качестве очевидца, и другия подробности о внутренном устройстве храма, которыя мы считаем нужным привести здесь для полноты картины.

«В отделе старцев ¹⁸), говорит он, поражает размерами икона Бсжией Матери Троеручицы, писанная на холсте, без всяких украшений, в раме простой работы; выш. икона 2 ³/₄ арш., шир. около 3 арш.; устоем под нею служить простая деревянная лавка; пред иконой стоить нехитрой работы деревянный некрашеный подсвечник. Трапеза отделяется от церкви собственно деревянною решеткой, в средине которой устроена дверь для входа и выхода. Эта часть весьма незначительна по своим размерам. Она, если не брать во внимание едва заметнаго возвышения, заменяющаго солею и амвон, шир. 5 арш., длин. около 2 арш., с особо устроенными по ту и другую сторону дверей небольшими скамеечками. Эта часть назначалась в свое время для воеводы, его семьи и близких к нему людей чиновных. Этим объясняются сравнительно ничтожные размеры ея; это же дает повод предполагать, что описываемая церковь построена была одним из воевод, которому, в виду его особой попечительности о распространении храмов Божиих, и дана была привилегия пользоваться особым помещением в храме. Иконостас самой [133] простой работы: он составлен из двух досчатых некрашеных рам и двух икон, находящихся в них: св. Иоанна Устюжскаго¹⁹) в рост человека и образа Нерукотвореннаго Спаса, очень искусно вышитаго на шелковом плате шелком, золотою и серебряною мишурою, в квадрате 1¹/₂ арш. По сторонам плата также искусно вышит текст тропаря образу. На верхней части плата находятся девять шелковых петель, сделанных, очевидно, с тою целью, чтобы удобно было посредством шнура, или тонкой палки, вешать его. В таком именно виде находится он прикрепленным и теперь по правую сторону царских врат. Нижняя часть плата украшена несколькими, сделанными из шелка же, кистями. Царския врата имеют в ширину около аршина (?), в высоту 2¹/₂ арш., створки сделаны из простых досок, закругленных сверху: внизу оне не доходят до пола около 2 четв. В алтаре, так же как и в трапезе, весь потолок укрыт изображениями на холсте, над св. крестом находится изображение Господа Саваофа. Св. престол в ³/₄ арш. в квадрате и жертвенник того же размера. На юго-восточной стене алтаря, около горняго места, находится другая вышитая золотом икона — Знамения Божий Матери: она почти во всем похожа на икону Нерукотвореннаго Спаса, только немного меньше ея, без петель и кистей» ²⁰).

В этом описании прежде всего бросается в глаза разнагласие его со сведениями, сообщаемыми г. С. Поповым относительно образа Богоматери в правом отделении храма.

Г. С. Попов говорит, что местные жители именуют ее «Казанской», а по рисунку ее следует именовать «Тихвинской»; а о. М. Сизой называет ее «Троеручицей», хотя и оговаривается, что «некоторыми» она принимается за «Казанскую».

Это разногласие тем страннее, что если возможно еще спутать по некоторому сходству изображения икон Казанской и Тихвинской Божией Матери ²¹), [134] то это уже совершенно невозможно относительно Троеручицы, так как, во 1-х, лико Ея обращено в противную сторону (влево), а во 2-х она имеет такой резко характерный признак, как три ручки: одну левую и две правых.

Подробности, сообщаемые в описании о. Н. Сизого о шитом образе Нерукотвореннаго Спаса, поводимому, подтверждают предание, что он был прежде казацким знаменем: подвесных образов в иконостасах мы не знаем, да и, кроме того, на иное назначение этого образа указывают нижния кисти. Что же касается до подобнаго же образа Знамения, у котораго нет ни петель, ни кистей, то ведь оне могли быть и отпороты при его новом назначении.

Описание царских врат важно в том отношении, что указывает способ навески наших древних царских дверей, створы которых нередко бывали ниже роста человека: эти створы просто приподнимались на пол-аршина от полу.

Наконец обращают на себя внимание малые размеры престола и жертвенника — 3/4 аршина в квадрате, тогда как теперь престол делается обыкновенно 1 1/4 или 1 1/2 арш. в стороне, что объясняется, конечно, сравнительной роскошью и большими размерами современной церковной утвари, а в особенности огромными размерами Евангелий, пошедшими у нас в ход главным образом с половины XVIII столетия.

Что касается до общих размеров этого храма, то, по свидетельству того же г. Ровинскаго, он так невелик, что снаружи можно руками достать до крыши, а внутри высокий человек может коснуться головою потолка. Очевидно, впрочем, что это относится только к западной, низкой трапезе.

Время его основания он относит, вопреки приводимому г. Поповым показанию клировых ведомостей, почему то к 1676-му году, а не к 1679-му, что впрочем, не существенно.

Этими замечаниями мы полагаем возможным закончить разбор тех сведений, которыя мы имеем о Казанской Илимской церкви.

Введенская церковь Илимска (табл. XVII, рис. 2) несколько напоминает Казанскую по внешнему виду, но существенно отличается от нея внутренним устройством.

[135] Вот что сообщает об ней г. С. Попов:

«Кроме Казанской церкви к Илимскому приходу принадлежат: церковь, находящаяся в двух верстах от города Илимска, также деревянная, построенная, как свидетельствуют клировыя ведомости, в 1693 году. Она имеет два купола и два престола, один во имя Введения во храм Пресвятыя Богородицы, а другой во имя Святителя и Чудотворца Николая, алтари совершенно равные и разделены бревенчатою стеною. Наружиыя стены церкви сложены из толстаго и длиннаго леса, и самое здание довольно высоко. Внутри церковь разделена на два отделения капитальною стеною, но не глухою, потому что сделаны в ней отверстия на подобие больших окон. Потолок в церкви уже переделан, пол же перестлан только в передней половине. Около клиросов поставлены два больших деревянных креста, замечательных своею массивностью; мерою они до двух сажен в вышину. На кресте, поставленном около праваго клироса, с лицевой стороны изображено красками Распятие, а на оборотной Архангел Гавриил ²²); затем перед этим крестом находится деревянный раскрашенный на подобие парчи подсвечник с надписью «7193 ²³) года Февраля в 20-й день»; на кресте же, утвержденном у леваго клироса, с лицевой стороны изображено Распятие, а на стороне оборотной вырезана славянскими буквами надпись следующаго содержания: «лета 7193, Апреля в день ²⁴) поставил сей Святый и животворящий крест Господень стольник и воевода Илья Андреевич Змеов».

По внешности своей Введенская церковь еще проще Казанской: поставлены рядом два сруба одинаковой ширины, из которых западный — низкий и короткий, а восточный — высокий и длинный, и покрыты каждый отдельной двускатой крышей; на крыше восточнаго сруба поставлен небольшой квадратный срубик, покрытый «бочкой», повернутой поперёк главной оси здания, а на бочке две одинаковых луковичных главки, которыя символизуют, как мы увидим далее, сущность внутренняго устройства этого храма.

Размеры церкви не велики: в длину она имеет около 5 саж., а в ширину 4 саж. Более, по рисунку, никаких особенностей не заметно, но о. М. Сизой описывает еще западную паперть.

[136] «С западной стороны храма, говорит он ²⁵), во всю ширину его, устроена досчатая крытая галерея, заменяющая собою нынешнюю паперть. Вход в галерею открывает довольно длинная узкая лестница, один конец которой утвержден на земле, а другой, на высоте нескольких аршин от нея, соединяется с самою галереею. С обеих сторон лестницы укреплены деревянныя перила. Над лестницею, на подобие балдахина, возвышается тесовая крыша, имеющая, в соответствие лестнице, наклонное положение».

Эта лестница подобна совершенно той, которую мы видим у храма Рождества Иоанна Предтечи (табл. XVI, рис. 2). Так как помещенный у нас рисунок ц. Введения — 1870 года, а статья о. М. Сизого —1883-го, то можно предполагать, что эта паперть позднейшаго происхождения.

Кроме того, относительно наружности вида церкви он замечает, что она имеет «лишь немного» обыкновенных, т. е. позднее устроенных окон, а все остальныя — маленькия, «волоковыя». Наконец, первоначальные кресты храма были деревянные, обитые жестью, которые хранились в нем еще в 1883-м году.

Внутри церковь разделяется на три части: трапезу, собственно церковь и алтарь. Первая помещается в более низкой западной пристройке. В капитальной стене, отделяющей ее от высокой, собственно церковной части, прорезано дверное отверстие и два других по бокам на подобие окон, для более удобнаго слушания богослужения. В высокой части храма, с западной стороны, помещается самая церковь, а восточная ея половина разделена на две равныя части бревенчатой стеной, вследствие чего образуются два совершенно равных алтаря.

Это деление восточной части на два алтаря и заставило поместить «бочку» поперёк конька, ибо только при этом условии каждый алтарь будет иметь свою главу. Таким образом верхняя надстройка не только делает свое дело в уборном отношении, но и строго логична в символическом смысле; эти две главки рядом «во очию» знаменуют два рядом стоящих под ними алтаря.

Иконостас, по свидетельству о. М. Сизого, новый, крашеный и потому, конечно, ничего особеннаго не представляет. Гораздо любопытнее Распятие, поставленное воеводою Змеевым, и подсвечник перед другим крестом, потому что оба они имеют дату и относятся к 1685-му году, а потому наводят на размышление относительно времени сооружения храма. Что же [137] касается до «деревяннаго подсвечника, раскрашеннаго на подобие парчи», то это, очевидно, так называемая «поклонная», «тощая» или «поставная» свеща, которая попадается еще в наших старых церквах. Она обыкновенно представляет собою большой цилиндрический подсвечник, примерно вершков 5 в диаметре, высотою около 1¹/₄ аршина, расписанный пестрым орнаментом; внизу он оканчивается металлической подставкой, а наверху увенчивается металлическим же фигурным колпаком со вставными гнездами для свечей ²⁶). Такия свечи ставились, по большей части по обету, перед местными иконами, в качестве неугасимой лампады.

Чтобы покончить с внутренним устройством церкви, воспользуемся деталями, сообщаемыми о. М. Сизовым о прежнем ея отоплении. Оне тем ценнее для нас, что в настоящее время отопление переделано, а потому следы прежняго уже исчезли: но устройство его крайне любопытно, ибо оно показывает, с чем могли мириться первые русские обитатели Сибири!

В старой московской Руси, в зависимости от способа отопления, избы разделялись на «черныя» и «белыя». Это деление и до сих пор удержалось в России, потому что и теперь еще во многих заxолустьяx существуют так называемыя «курныя» избы. Разница между ними заключается в том, что в «белой» избе делается печь с трубою, а в «черной» или «курной» избе устраивается очаг прямо на полу или печь без трубы и дым выходит в открытую дверь или в отверстие в потолке, как в самоедском чуме ²⁷). Затем, по свидетельству поляка Маскевича ²⁸), бывшаго в Кремле во времена «московской розрухи», большия палаты отапливались там особыми печами, помещавшимися в подвалах и подававшими вверх тепло каналами и отдушинами. Следовательно в XVII веке русские были знакомы также с «духовым» отоплением. Отопление трапезы Введенской церкви представляло собою странную смесь «духового» отопления с «курным». Вот что пишет по этому поводу о. М. Сизой:

[138] «В настоящее время трапеза имеет совсем другой вид, чем прежде. Находящаяся в ней печь устроена была иначе, нежели как теперь: она помещалась под полом и совсем не имела трубы. Во время топки весь дым шел в трапезу, и только потом, в прорубленное в верхней части стены окно, мало-по-малу выходил наружу. Такой способ топки, от осаждавшейся на стены и потолок трапезы сажи делал их совершенно черными — лоснящимися. Во избежание прохода дыма во внутренния отделения храма, имевшияся в поперечной стене двери и окна во время топки наглухо закрывались. Когда, по окончании топки, дыма не оставалось в трапезе, — «куталась ²⁹) печка», открывались двери и окна, таким образом, нагревались и остальныя части храма» ³⁰).

Итак, по идее (обогревание снизу) это отопление «духовое», а по исполнению (без трубы) — «курное». Трудно себе представить более варварский способ обогревания храма Божьяго, но он весьма любопытен в смысле определения степени «нетребовательности» покорителей и первых просветителей сибирских инородцев, а потому мы должны быть благодарны о. М. Сизому за то, что он сохранил для нас эти характерныя подробности.

В заключение нам остается сказать лишь несколько слов о годе основания описываемой церкви.

Г. С. Попов приводить запись клировых ведомостей, по которой она основана в 1693-м году. Но год этот кажется весьма странным в виду того, что крест воеводы Змеева поставлен в 1685 году. Поэтому надо думать, что запись клировых ведомостей неверна и год в ней поставлен наобум. Повидимому, гораздо более прав г. Ровинский, который относит основание церкви, хотя и без указания источника, к 1673 году ³¹) и считает её самой древней в городе и стоящей в пределах перваго острога, «Первоначально, говорит он, Илимск был построен выше по Илиму па одну версту, где теперь несколько дворов и никаких признаков стараго острога, называемаго по преданию «верхним», но есть церковь самая старая из существующих там: именно от 1673 года, во имя Введения во храм».

Не считаем возможным обойти молчанием того значения для края Введенской и Казанской Илимских церквей, которое так определяет г. [139] Ровинский: «Замечательно, что эти церкви послужили прототипом для некоторых церквей по Лене, гораздо позднейшаго времени — даже в деталях внутренней орнаментировки».

Обратимся теперь к третьей и последней церкви города Илимска, о которой говорит г. С. Попов (табл. XVI, рис. 2).

Вот что он об ней сообщает: «Другая церковь, также принадлежащая к Илимскому приходу, находится на так называемой заимке в 6-ти верстах от города, в лесу; церковь эта также одноэтажная; построена, как значится по клировым ведомостям, в 1707 году, во имя Рождества Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. Архитектурой она сходна с церковью, находящеюся в слободе, исключая только того, что однопрестольная, а вследствие этого и с одним куполом».

В отношении своего зодчества церковь эта представляет собою верх безыскуственности и простоты: это в сущности обыкновенная изба, с западной стороны которой пристроена паперть в виде крытаго крыльца, а на крыше устроена не менее первобытная главка; нижняя часть ея, или постамента, по своей общей форме, — такая же изба, только маленькая, поставленная поперек нижней или главной избы. Этот постамент по коньку своей крыши увенчан крохотною луковкою на очень тонкой шее.

Оба сруба, и нижний большой, и верхний маленький, срублены «без остатка», — «в лапу», что ясно видно на рисунке.

Церковь имеет два окна с южной стороны и две двери с паперти: одну с запада, а другую с севера. Паперть охватывает церковь с боков и заканчивается у алтарей. Пол ея приподнят над уровнем земли на два аршина, что объясняется, конечно, толстым зимним слоем снега. Относительно внутренности церкви заимствуем у о. М. Сизого некоторыя подробности, о которых умалчивает г. С. Попов.

«Клирос в церкви, пишет о. Сизой, один правый. У клироса на пьедестале утверждено резное изображение на кресте Христа Спасителя, с таковыми же изображенными по сторонам Божией Матери и Евангелиста Иоанна. Иконостас самой простой работы, незатейливо сколоченный из досок и балок, на которых также просто укреплены местныя иконы, писанныя на холсте. Из икон останавливают на себе внимание икона Спасителя по правую сторону царских врать и икона Божией Матери по левую. Та и другая древней (живописи, весьма схожей с нынешней, так называемой суздальскою. На св. престоле до сих пор сохраняется деревянная дарохранительница с [140] несколькими помещениями, крашеная. Как в алтаре пред св. престолом, так и в самой церкви пред местными иконами все подсвечники деревянные, сохранившиеся, наверно, с самаго построения храма. Храм освещается семью небольшими окнами, в которыя, вместо стекол, вделана слюда. Венчающий церковь купол, с утвержденным на нем крестом, устроен совершенно так же, как и у предыдущих храмов. Для совершения божественной литургии при храме имеется св. антиминс, священнодействованный митрополитом тобольским Филофеем в 1704 году» ³²).

По поводу этого описания считаем долгом заметить, что если в очерке Введенской церкви о. М. Сизой как будто дает повод предполагать, что под словом «живопись» он подразумевает письмо западнаго характера, то здесь оказывается, что «живописью» он называет также и «иконопись», что явствует из следующаго его определения письма местныx икон: «та и другая древней живописи, весьма схожей с нынешней, так называемой суздальской». Это выражение, несомненно, показывает, что мы здесь имеем дело с «иконописью». Вместе с тем это выражение наводит на сомнение относительно Введенской церкви: не иконопись — ли и там? А потому, повторяем, вопрос этот может быть решен только или на месте, или присылкой фотографии в Археологическую Комиссию, что, конечно, крайне желательно. Если же там «иконопись», то в связи с «двуперстием» это обстоятельство только подтверждает нашу догадку о происхождении икон из Москвы, как из главнаго центра старообрядчества. Желательно бы также иметь и фотографы древней утвари этих церквей. Особенно должны быть любопытны шитые образа и большая свеча Введенской церкви и деревянные подсвечники с такой же крашеной дарохранительницей. Первые, как произведения развитого русскаго искусства XVII столетия, а вторыя — по первобытности своей формы. Может быть, их изображения и станут когда-нибудь достоянием русской науки.

Мы уже упоминали вскользь о главной Спасской церкви г. Илимска, рисунков которой не поместили в виду того, что сравнительно более поздния формы ея XVIII века лишены народнаго характера и потому мало любопытны. Тем не менее, мы считаем небесполезным привести здесь сведения, сообщаемыя о ней г. С. Поповым.

«Наконец, 4-я церковь, пишет он, наxодящаяся в самом городе [141] Илимске невдалеке от церкви Казанской, именуется Спасскою, и есть главная церковь прихода; построена она в 1783 году. Наружный вид Спасской церкви представляет уже новейший стиль. Она имеет четыре купола, обитые жестью; на куполах железные вызолоченные кресты; покрыта и обита тесом, двухэтажная; в нижнем этаже два престола, а в верхнем один. Внутреннее расположение церкви в первом этаже разделено на два отделения; в верхнем же разделения нет. В первом отделении, со входа в нижний этаж, около стен и на правой стороне при колоннах, подкрепляющих потолок, устроены скамьи; а со входа на паперть верхней церкви по северной и южной сторонам устроены перила, поддерживаемыя как с той, так и с другой стороны четырьмя деревянными колоннами. Окна в нижнем этаже из слюды с железными решетками, а в верхнем стеклянныя. Живопись в нижней церкви древняя, а в верхнем этаже позднейших времен. Верхняя церковь расписана историческими картинами ветхаго и новаго завета, которыя писаны, как видно из находящейся в алтаре на правой стене надписи, в 1815 году — «усердием купца Авива Козлова, писал А. С.».