|
Н. В. Султанов.
ГЛАВА I.
ГЛАВА II.
[31]
II
По свидетельству Словцова первый Якутский острог, заложенный Бекетовым, стоял на правой стороне Лены, ниже настоящаго места на 60 верст, на горе Чабыдале или Гимадае
1). К этому известию Щукин добавляет2), что перенос острога был сделан 10 лет спустя после первоначальнаго построения, к урочищу Сай-Сар, названному так по имени озера, и что название это значит «приятная весна», название, прибавим мы от себя, довольно поэтичное для сибирских дикарей. На этом новом месте он стоит и до настоящаго времени.
 Место, занимаемое городом, лежит на левом протоке Лены, на равнине, имеющей около 60-ти верст длины, с востока на запад, и 10-ти верст в − ширину, с юга на север, и издалека охватывается лесистыми горами и множеством озер
3). Река разливается иногда верст на 10 и под городом запружена множеством островов. Это отлично видно на карте, приложенной у Серошевскаго (черт. 7)4). Мастерскую картину Лены под Якутском рисует нам Гончаров 5).
 «На другой день, при ясной и теплой [32] погоде, я с пятью якутами переправился через Лену, т. е. через узенькие протоки, разделявшие безчисленные острова…. Вдали уже сияли главы церквей в Якутске…. У одного острова якуты вышли на берег и потянули лодку бичевою вверх. Дотянув до конца острова, они сели опять и переправились уже не помню через который узенький проток и пристали к берегу, прямо к деревянной лесенке.... Нельзя сказать, чтобы было весело. Трудно выдумать печальнее местности. С левой стороны Лена — я уже сказал какая, — пески, кусты и луга; с другой, к Якутску — луга, кусты и пески. Вдали, за всем этим, синеют горы, которыя, кажется, и составляли некогда настоящий берег реки. Якутск построен на огромной отмели, что видно по пространным пескам, кустам и озеркам. И теперь во время разлива Лена, говорят, доходит до города и заливает отчасти окрестныя поля».
Несколько далее Гончаров характеризует самый город, как скучу почерневших от времени одноэтажных деревянных домов», и добавляет, что в нем был «единственный каменный дом, занимаемый земским судом», и «остатки крепости, уцелевшей от времен покорения области», в виде «старинной, полуразрушенной стены и нескольких башен».
Вот в общих чертах внешний вид Якутска и его окрестностей пятьдесят лет тому назад; того самаго Якутска, который имеет столь важное значение в истории Сибири и в средине котораго доживают свой век [33] драгоценные и едва — ли не единственные в своем роде образцы древне-русскаго деревянного «городового дела». Перейдем теперь к их изучению.
 Первыя оффициальныя данныя об этих остатках мы имеем от 1870 года, в виде чертежа общаго фасада стены, препровожденнаго в Т. — С. Комитет М. В. Д. Якутским Областным Управлением по приказанию Министра В. Д.6) Мы прилагаем здесь значительно уменьшенный снимок с
этого чертежа (табл. XI, черт. 1) и снимки отдельных фасадов четырех башен (черт. 8, 9,10 и 11) в величину оригинала. Чертеж этот был представлен при самом коротеньком «отношении», где говорится только, что «эти здания находятся в полуразрушенном состоянии,— мер - же к сохранению и исправному содержанию с
самаго
основания оных принимаемо не было, а потому и особаго описания не прилагается» 7).
Затем мы имеем об остатках Якутскаго острога более поздния оффициальныя известия.
[34] Они относятся к 12-му декабря 1887-го года и заключаются в ответе секретаря Якутскаго Областнаго Комитета, г. А. Попова, на циркулярный запрос Академии Художеств о памятниках древности в Империи
8).
 Данныя, сообщаемыя им, настолько важны, что мы считаем нужным привести их здесь целиком.
«Из старых городских укреплений, говорит он, сохранились в гор. Якутске четыре деревянныя башни — остаток древней крепости, построенной в первой половине ХVII столетия казаками, завоевателями Восточной Сибири. Крепость находится в самой западной части города и уцелевшим своим фасом выходит в поле. Башни, равно и срубы, соединяющие их, построены из 6—7 вершковых сосновых бревен, первые в присек, а последние в обло. Высота стен двух крайних башен (А и В) равна
[35]
111/2 аршин, средней (Б) и отдельно стоящей (Г)—12 арш., высота крыш 41/2 аршина 9).
 На двух крышах (В и Г) сохранились наблюдательные или сторожевые посты. Первыя две башни (А и В) занимают площадь в 3 квадр. сажени каждая, другия две (Б и Г) — по 4 кв. саж. Уцелевший фас укрепления состоит из трех башен, связанных между собою 36 крытыми срубами, по 41/2 квадр. аршин каждый; вся длина фаса равна 65 саженям. По расположению башен на площади (см. план) и по остаткам частокола у башни, отдельно стоящей (Г), следует предположить, что укрепление имело вид правильнаго четырехугольника, длиною в 82 и шириною в 65 сажен. В двух средних башнях (Б и Г) ворота устроены на пролет, с деревянными
двухстворчатыми полотнищами, в двух крайних ворот вовсе нет, а сделаны только низкие ходы с внутренней стороны укрепления, причем в одной из башен (А) виден ход и в ноле (вероятно для вылазок). Срубы соединены между собою подобными же ходами и кроме того, из каждаго сруба идет особый ход во двор укрепления. Остатки галлереи,
устроеннойнад срубами, видны только в одном месте (между башнями Б и В). Была ли галлерея крыта, трудно сказать, так как никаких следов стропил
[36]
или балок не оказывается. У одной башни (Г) сохранились над воротами два крытых балкона; следы существования таких балконов видны и у другой (Б). Раскатов на башнях, повидимому, не было, ружейныя же бойницы проделаны в стенах башен, срубов и галлерей, где в два, где в три яруса, в башнях от 4 до 6 бойниц в ярусе, а в срубах и галлереях от 2 до 3-х. Внутри стен кладовых, палаток и комнат не сохранилось; о погребах под башнями и о подземных ходах ничего неизвестно. Укрепление не подвергалось никакой переделке и, вообще, никогда не было возобновляемо.
 Для более нагляднаго ознакомления с остатками укрепления, приложен при сем план и вид его в трех отдельных фотографических снимках».
План, приложенный к ответу г. Попова, помещен у нас на табл. IV, а снимки с фотографий — на табл. V—IX
10).
Вся прочая оффициальная переписка сводится, как мы увидим далее, к пожеланиям местнаго начальства снести эти остатки и к заботам ИмператорскойАрхеологической Коммисии об их сохранении.
Возвращаясь, затем, к описанию г. Попова, мы видим, что, по его предположению, Якутский острог представлял собою «прямоугольник длиною 82 саж. и шириною 65 саж.», обозначенный на его плане (табл. IV).
Предположение это является весьма соблазнительным, ибо очень многие сибирские «остроги» и «города» построены по этому образцу, как напр., Енисейск (черт. 12), Балаганск (черт. 13), Илимск (черт. 14), Пелым (черт. 1) и разные другие. Но три стены показаны на этом плане пунктиром,
т. е. предположительно, и притом лишь на основании того соображения, что башня Г (отдаленная) была симметрична башне Б
и что
[37]
стена крепости представляла собою в плане правильный прямоугольник Следовательно, принять это предположение за незыблемое основание нельзя. И действительно, обращаясь к старинным изображениям Якутска, мы видим нечто иное.
 Древнейшим из них надо считать то, которое находится в известной «чертежной Книге Сибири», составленной в 1701 году Семеном Ремезовым (черт. 4). 3десь мы видим во 1-х, внизу рисунка овальное место, обнесенное тыном, с колокольней слева и несколькими церквами внутри; во 2-х, в средине рисунка идет стена с тремя башнями, из коих две по концам, а одна по середке; и наконец, в 3-х, вверху рисунка, как-бы параллельно этой стене, — вторая такая-же стена, но уже с пятью башнями, из которых одна высокая, с орлом, — по середине, а остальныя четыре — по две с каждаго конца, причем крайния показаны рублеными из дерева. Сзади этой стены идет, приблизительно полувосьмиугольником, частокол, который охватывает собою, судя по характеру построек, повидимому, главную часть города.
 Итак, мы замечаем здесь три как-бы совершенно отдельныя части. Для определения этих частей весьма важно было — бы выяснить их ориентировку по странам света, принимая во внимание, что общепринятое теперь расположение карт, с севером на верху, не соблюдалось в ХVII-м веке, а Ремезов но образованию был, конечно, человеком ХVII-го века.
С правой стороны рисунка, но направлению сверху вниз, показано течение р. Вилюя; в правом нижнем углу рисунка, но направлению снизу вверх, обозначено течение р. Алдана; и наконец внизу рисунка идет несколько вкось, с протоком со стороны города, широкая Лена. Но на самом деле Алдан - правый проток Лены, а Вилюй—левый; оба они при впадении в Лену имеют одно и то — же направление, по широте, т. е. с востока на запад и наоборот. Лена, между ними, течет с юга-востока на северо-запад (табл. и). Отсюда ясно, что если мы повернем рисунок Ремезова так, чтобы верх пришелся слева, а низ — справа, то реки получат должное направление и чертеж будет ориентирован правильно (черт. 15).
При этом нижняя группа строений окажется восточной, а верхняя — западной, что для нас весьма важно, так как впоследствии это поможет нам разобраться, при дальнейшем изложении, в частях города, а здесь
[38]
мы считаем долгом оговориться, что наше определение правильной ориентировки рисунка по течению рек обусловлено тем обстоятельством что у нас приведена лишь очень небольшая часть чертежа Ремезова; но если мы будем разсматривать таблицу 19-ю его атласа, где изображен Якутск, то сразу заметим, что устье Лены показано справа, а Пенжинская губа — снизу чертежа, следовательно он ориентирован западом наверх, севером направо, а востоком вниз.
Другое изображение, почти одновременное с первым, мы видим в сочинении Витзена о Северной и Восточной Татарии, хранящемся в библиотеке Императорской Археологической Коммиссии 11) (табл. II, рис. 2).
Прежде чем говорить что-либо о Витзеновом изображении Якутска, скажем вообще несколько слов о рисунках, приложенных к его сочинению. В рисунках этих мы должны различать, во 1-х,
[39]
содержание, а во 2-х форму. Что касается до перваго, то оно, провидимому, основано на хороших источниках, а потому обыкновенно ничего невероятнаго не представляет; но, что касается до формы, то, с нашей современной точки зрения, она ниже всякой критики: сходства с изображаемым предметом или существом почти никакого. Так, напр., на рисунке стр. 669 у него изображены два якута: один на лыжах, а другой в санях, запряженных одним оленем; у перваго якута к поясу привязана мчащаяся собака. Все это по существу совершенно естественно и возможно. Но посмотрим, как это изображено в смысле формы. Сани, в которых сидит якут, — не легонькия оленьи нарты, а тяжелый длинный ящик, переходящий спереди в завиток стиля Возрождения. Олень и собака — не северные сибирские олень и лайка, а красивый классический олень и классическая-же борзая, с какими обыкновенно изображались Диана на западных гравюрах ХVII—ХVIII вв. Лицо якута на лыжах — чистейшаго голландскаго типа, а вместо шеста у него в руках тирс с классическими кедровыми шишками по концам.
 [40] 3атем на рисунке стр. 660 у Витзена представлен конный бурят в халате и меховой шапке, с луком и стрелами, но на таком-же точно коне, на каком сидит Константин Великий в притворе храма св. Петра в Риме!
Наконец на рисунке стр. 643 у него изображена «монгольская монахиня» (?) (Mungaelsche Nonne) с четками в руках; но если снять с нея меховую шапку и жиденькую меховую оторочку ворота и косой полы то мы получим полнейшую голландскую женскую фигуру с гравюры ХVII в.
Hа
этом мы пока остановимся, ибо приведенных примеров совершенно достаточно для выяснения нашей мысли.
Все это мы говорим совсем не с тою целью, чтобы критиковать Витзена, ибо нелепо предъявлять требования ХХ-го века к писателю ХVII-го. Нет, мы просто хотим выяснить тот способ, которым создавались рисунки его книги.
 Имея корреспондентов даже в таких отдаленных странах, как Персия и Япония, он, очевидно, собирал возможно достоверныя сведения, которыя доставлялись ему или в виде простых описаний или, быть может, в виде описаний с набросками и чертежами; а затем какой-нибудь
[41]
голландский художник, конечно никогда не бывавший в описываемых Витзеном странах, составлял иллюстрации к его книге на основании данных ему описаний или набросков. При этом он, разумеется, пропускал их через свое собственое художественое миросозерцание и давал такия изображения, какия он привык видеть у себя дома, в Голландии, на мифологических, исторических или бытовых картинах. Выяснение этого процесса для нас чрезвычайно важно, ибо оно раскрывает способ изображения видов разных сибирских городов, находящихся в сочинении Витзена.
Присматриваясь к этим изображениям, образцом которых могут служить приводимые нами виды Якутска (табл. II, рис. 2) и Епанчина (рис. 17), мы замечаем прежде всего, что, несмотря на их кажущуюся реальность, они вполне условны: города у Витзена изображены «с высоты птичьяго полета», т. е. так, как их в натуре никогда не увидишь. Чтобы увидеть их с такой точки зрения, надо или подняться на воздушном шаре, или взлесть на очень высокую гору. Но так как ни то, ни другое в данном случае не допустимо, то очевидно, что виды городов Витзена сделаны не с натуры, а с каких-то чисто условных набросков, которым приданы только более реальныя черты.
[42] Присматриваясь затем к характеру зданий, мы замечаем, что эти русския на первый взгляд башни, церкви и дома Якутска являются, в сущности, голландскими. За примерами ходить недалеко: укажем хотя — бы на «дом коменданта» (4), городской собор (1), дом направо от «башенки с боем и часами» (5) и т. д. Все это не русския «шатровыя» постройки, а голландския «шпилевыя». То же самое мы можем сказать и о прочих изображениях сибирских городов у Витзена.
Эти соображения невольно наводят на мысль, не имел-ли Витзен каких-либо русских изображений сибирских городов, которыя и были ему «грамотно» перерисованы в Голландии? А если это так, то от кого он мог их получить?
Здесь уже сам собой приходит на память его корреспондент Андрей Виниус, дьяк Сибирскаго Приказа, которому Семен Ремезов, по царскому указу, представил составленный им «Чертеж Сибирской земли». А равным образом припоминается и то обстоятельство, что у Ремезова каждый город изображен условным видом с высоты птичьяго полета (черт. 1, 2, 4 и 13), и что па тех -же чертежах Ремезова мы видим
голландский перевод
русских надписей (черт. 1, 4, 12 и др.).
Но если на чертежах Ремезова русския подписи переведены на голландский язык, то спрашивается, для чего — же? Очевидно — для отсылки в Голландию. А если это так, то чертежи Ремезова могли послужить образцами для рисунков Витзена12). Значит, для решения этого вопроса надо только сравнить одни с другими. Сделанное нами сравнение дало поразительное подтверждение нашей догадки: Витзеновы изображения Енисейска (стр. 666), Красноярска (ibid.), Березова (стр. 729), Нарыма (ibid.), Кузнецка (стр. 848), Туруханска или Новой Мангазеи (ibid.), Иркутска (стр. 757), Тары (стр. 823) и Епанчина (ibid.) составляют точнейшее повторение чертежей Ремезова. В доказательство приводим изображение города Епанчина у того и у другого (черт. 16 и рис. 17). Простого сравнения обоих рисунков достаточно, чтобы убедиться в верности нашего заключения.
Но изображения Верхотурья и Якутска у Витзена совсем не похожи на чертежи их у Ремезова. Мы уже разбирали изображение Якутска в Чертежной Книге Сибири (черт. 4). Если обратимся теперь к изображению Витзена, то увидим совсем другое (табл. II, рис. 2): на правой стороне рисунка стена [43] идет по трем сторонам прямоугольника, причем она имеет девять башен, а затем к этому прямоугольнику примыкает круглая стена, которая охватывает остальную часть города и имеет двенадцать башен. Эти изображение не только противоречит первому, но идет гораздо дальше его, ибо дает такия подробности, о которых в первом и думать нечего, как напр. все главнейшия постройки внутри, каковы собор, монастырь, дом коменданта, тюрьма, цейхгауз (1, 2, 4, 6 и 9) и т. д.
Но которое-же из этих изображений правильнее и кому из них верить? Витзену или Ремезову?
Для решения этого вопроса мы пока привели слишком мало данных. К Витзенову изображению мы еще вернемся и тогда выясним этот вопрос, а теперь обратимся сперва к третьему старинному изображению Якутска на гравюре XVIII века, оттиснутому со старой доски из собрания Императорской Академии Художеств 13) (табл. III, рис. 1 и 2).
Изображение это в подлиннике слишком велико (421/2 сант. длины), почему и не могло уместиться на пределах нашей таблицы, или — же вышло — бы слишком мелко, а потому его пришлось разделить на две части и правую сторону поместить отдельно (табл. III, рис. 2). Но одного взгляда на эти рисунки достаточно, чтобы убедиться в том, что левый край рисунка второго есть продолжение праваго края рисунка перваго, и представить себе общую картину.
Здесь мы видим прежде всего реальное изображение города с соблюдением естественной перспективы: это несомненно— вид, рисованный умелым художником с натуры, причем русский характер зданий соблюден вполне, не исключая, напр., таких подробностей как «кресчатая бочка». которую мы замечаем в левой части рисунка 1-го под четвертой луковичной главой, считая слева вправо.
Затем мы замечаем в этом изображении много аналогии с чертежом Ремезова (черт. 15), в особенности если этот последний ориентировать
[44]
как следует, т. е., в данном случае, положить на бок. Во 1-х, в восточной окраине города мы видим группу зданий и церквей, обнесенных отдельною оградою (табл. III, рис. 2); во 2-х, в значительном отдалении от нея изображены первыя три башни, стоящия в ряд (ib.
рис. 1, между мачтами правых и средних барок); и в 3-х, еще несколько дальше на запад и в западном конце города мы замечаем большую группу зданий с шатровыми покрытиями (рис. 1, слева), которая отвечает верхней или западной группе построек на изображении Ремезова. Всматриваясь внимательнее в эту группу, мы замечаем, что одни шатровыя покрытия ея принадлежать церквам, а другия — башням, причем первыя ясно отличаются от вторых крестами, что дает нам возможность определить число башен в этой группе. Первую башню мы видим слева между мачтами двух левых барок (рис. 1); от нея идет вправо на горизонте тын или частокол, который закрывается группою зданий с четырьмя шатрами, из коих самый низкий не имеет креста: это вторая башня. Рядом с нею стоит колокольня, а подле нея низкий шатрик, который принадлежит третьей
башне. Наконец еще правее, за мачтами двух средних барок, изображены целых пять шатров. Итого в этой группе всего восемь башен.
Точно также восемь башен мы видим в верхней ограде у Ремезова (рис. 4): одна башня посредине с орлом: от нея направо на углу — две башни; от нея налево на углу— три башни; наконец посредине частокола, немного правее орла главной башни, — еще две башни. Итого тоже восемь башен!
Все это показывает, что чертеж Ремезова верен, а рисунок Витзена неверен, но не решает еще вопроса о размерах и действительном расположении Якутской крепости, ибо нельзя-же в самом деле представить себе крепость, часть оборонительных сооружений которой представляли — бы собою отдельно стоящия три башни, соединенныя прямою стеною (черт. 4 и 15), потому что всякое укрепление должно представлять собою убежище, замкнутое и защищенное со всех сторон.
Итак древния изображения Якутскаго острога и чертежи его остатков не разрешают поставленнаго нами вопроса. Так как мы не находим на него графическаго ответа, попытаемся поискать его в письменных свидетельствах и посмотрим, что говорят о нем историческия данныя.
Военный инженер Ф. Ласковский один из лучших знатоков древнерусскаго крепостного дела, сообщает, впрочем без указания источника, что [45]
«при царе Алексее Михайловиче оборонительная ограда Якутска состояла из острога с башнями, оrружавшаго посад, и внутренней ограды из деревянной рубленой стены с 6-ю башнями» 14).
Затем Словцов утверждает, что «Якутск, еще в то время, как стоял на степени города разряднаго или областного, обстроился деревянным четыреугольником, коего сторона продолжалась на 320 саж, с 16 башнями, в средине же его включался замок, также деревянный,
с 6 башнями, и занимал площадь в 540 саж., с каменным помещением для воевод. В таком виде Якутск существовал и в IV период». (1742—1765 г.) 15).
Видевший в 30-х годах остатки Якутскаго острога Щукин говорит следующее об его расположении: «Она (т. е. крепость), была квадратная, каждый бок ея имел 631/2 сажени. По углам были башни в несколько этажей, а в средине ворота. . . . Вся крепость, на разстоянии ружейнаго выстрела, обнесена была высоким частоколом или палисадом с воротами и башнями» 16).
Наконец, в наше время г. Латкин утверждает, но тоже без указания источника, что «в 1678-м году воевода Бибиков обнес крепость новым частоколом, углубил ров, а пять башен на крепостных стенах огородил палисадом» (?) 17).
Позднейшее описание г. Попова (1887 г.) мы уже приводили (стр. 35).
Таковы свидетельства нашей исторической литературы, которыя не только разногласят между собою, но даже прямо противоречат друг другу в подробностях, как напр. в размерах; но за то нельзя отрицать у всех их некоторую одинаковость представления об общем расположении Якутскаго острога, что у Словцова и Щукина объясняется тем, что оба они «очевидцы»18). Тем не менее все эти показания, взятыя вместе, не только не выясняют вопроса, а скорее затемняют его.
Положение казалось бы безнадежным, если бы выходу из него не помогли
[46] некоторыя другия литературныя данныя и, главным образом, один старинный план из архива Техническо-Строительнаго Комитета Министерства Внутренних Дел, а затем «Ведомости» и «Росписные списки» г. Якутска 1701 и 1759 гг.
В Иркутских Епархиальных Ведомостях 1873 г. напечатана статья неизвестнаго автора под заглавием «Якутский Спасский монастырь» 19). В ней есть следующее крайне любопытное для нас место: «В 1632-м году поставлен был в Якутах сотником Петром Бекетовым острог, на месте тесном и низменном, так что его каждую весну затопляло разливом воды при проходе реки, а потому в 1643-м году, при воеводе Петре Головине, выше этого острога верстах в 10-ти на Чеповом лугу построен другой острог с 5-ю башнями, в окружности 333 саж.; при нем находились казенные амбары, воеводской дом и две церкви: во имя живоначальной Троицы и преподобнаго Михаила Малеина, но участь и этого острога была не лучше перваго. В 1683-м году, при воеводе Иване Приклонном, по грамоте блаженныя памяти Государя Федора Алексеевича, по челобитию городских жителей построен на том-же лугу по р. Лене выше стараго острога 580 саж. новый город о четырех стенах с башнями, часть которых видна у нас и в настоящее время. Тут построены были воеводский двор, таможня, казенные амбары, гостиный двор и соборная церковь».
Таковы сведения, сообщаемыя об Якутском остроге неизвестным сотрудником Иркутских Епархиальных Ведомостей, которыя, как мы увидим далее, много содействуют разъяснению нашего вопроса.
Что — же касается до стараго плана г. Якутска, хранящагося в архиве Т. — С. Комитета М. В. Д. 20), то он представляет весьма любопытныя данныя: с одной стороны на нем показаны кармином, в линиях, правильные кварталы Высочайше утвержденнаго плана города, а с другой стороны нанесена с натуры вся существующая крайне безпорядочная его деревянная застройка, как она сложилась историческим путем (черт. 18).
Ни числа, ни года, ни подписи его составителя на нем нет, но мы всетаки-же можем с уверенностью сказать, что он составлен в начале XIX-го столетия, во 1-х, но виду бумаги, во 2-х, но характеру почерка надписей, и в 3-х, по обозначению вверху: «План уезднаго города Якутска».
[47] Оставляя в стороне первые два признака, как более или менее спорные, обратимся к третьему, который в данном случае является документальным: Якутск был «уездным» городом лишь с 1805-го но 1822-й год, следовательно наш план мог быть составлен только в этот семнадцатилетний промежуток времени, т. е. он относится к первой четверти XIX-го века.
Мы прилагаем здесь копию с него в уменьшенном масштабе (черт. 18) и выкопировку одной части (черт. 19) в величину подлинника. Первая представляет собою полностью план Якутска, каким он был в начале XIX века, но без Высочайше утвержденнаго проекта урегулирования города, которое тогда было только что предположено к осуществлению. Что — же касается до второй, то она является изображением плана самаго острога в том виде, в каком он дошел до начала XIX столетия.
Обращаясь затем к старинным «описям» XVIII-го века, мы читаем в «Ведомости Сибирским городам» 1701 года 21) следующее описание Якутскаго острога:
«Якуцкой город»
«По росписному списку 206 г. новой рубленой мерою в длину и поперег с поля по 60 саж. стена, а внутри в городе по 57 саж. стена, крыт в один тес; да в том же городе на правом углу в стене церковь новая о дву службах, вверху и внизу олтари выпущены за город; а у города в стенах 7 башен, в том числе 2 башни проезжие.
Около города острог стоячий; а по мере того острогу от передней
городовой стены к востоку к Лене реке и к старому посаду до острожной стены 60 саж.; а от городовых стен до острогу по 40 саж.; да в том же остроге на углах и в стенах 8 башен, в том числе 2 башни проезжие; да в остроге ж тайник водяной копаной не доделан покрыт землею» 22).
Таков был вид Якутскаго острога в 206 (1698) году. Но жизнь брала свое и он, конечно, не мог оставаться всегда в таком состоянии. Действительно, спустя шестьдесят лет с небольшим острог представляется уже в значительно измененном виде:
[48]
"Описание примечательных мест и строений" 23).
|
Церкви.
2. Спаской мужской
монастырь
каменной
(Б).
4. Рожеству богоматери
каменная.
5. Преображения господня
деревянная.
6. Иоанн а предтечи
деревянная.
7. Одигитрия богоматери
деревянная.
8. Старая и ветхая о 8 башнях крепость, деревянная (А). |
11. Областное правление помещено в партикулярном
доме.
12. Уездной суд помещен в партикулярном
доме.
13. Земской суд.
14. Градская
полиция.
15. Правианское
коммисионерство.
16. Городовой магистрат и градская дума. |
17. Почтовая
кантора.
18. Уездное училище.
19. Провианския
магазейны.
21. Винныя магазейны.
26. Городовой
говшпиталь.
27. Военной лазарет.
29. Казачей полковой дом.
30. Торговой рынок.
32. Кузницы.
33. Судовая
пристань.
32. Кирпичныя сараи24). |
[49] Вот как описывает его «Росписной список» 1759-го года 25): «Росписной список бытности в Якуцке воеводы коллеж. ассесора Лесли по смене его в отдачу колл. асс. и воеводе г-ну Павлуцкому города, городовым ключам, канцелярии и в ней делам и протчаго казеннаго интереса по нижеписанным званиям 1759 г.
"Описание примечательныx мест и строений"
26).
|
1. Соборная каменная церковьвоимя пресвятые троицы.
3. Воимя святителя Николаячудотворца каменная.
7. Одигитрия богоматери деревянная.
8.Старая ветхая о 8 башняхкрепость. деревянная. |
9. Замк внутри крепости о 6-ти башнях.
10. Уездное казначейство каменное.
13.Земской суд.
16. Городовой магистрат и градская дума.
20. Соляныя магазеины. |
22. Гостиной двор.
23. Пороховой погреб.
21. Тюремный острог с гобвахтою.
25. Цейхгаузы.
28. Ротной дом.
31. Питейные домы.
34. Обывательское строение. |
Город деревянной рубленой ветхой, в том числе забор рубленой в лапу, в нем 5 башен, да 2 стены каменныя между канцеляриею и церковию каменною в вышину по 2 саж. и по 2 арш., в тех каменных стенах 2 прикалитки; кругом того города мерою 211 саж., да 5 башен, из вышеписанных башен на проезжей задней башне образ
[50]
местной на цке Господа Вседержителя, а во оной проезжей башне и у ворот 2 засова железных больших с ключами . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . .
Кругом того города острог деревянной ветхой, а в том остроге в стенах и на углах 8 башен, в том числе 2 проезжих, крыты тесом, кругом того острогу и с башнями 558 саж».
Таковы данныя, представляемыя нам не литературными повествователями и историками, а документами в виде снятых с натуры подлинных планов и оффициальных описей, сделанных во время почти полной еще сохранности острога.
Попытаемся теперь с их помощью разобраться в указанной уже нами путанице противоречивых показаний и выяснить окончательно прежнее устройство Якутской крепости.
Начнем со статьи о «Спасском
Якутском монастыре». Указания ея весьма существенны: из нея мы узнаем, что перенесенный в 1642 (?) году на новое место Якутский острог простоял лишь до 1683 года, после чего, по просьбе граждан, был заменен новым, о чем нам не сообщает ни один из других авторов и что, в сущности, совершенно разъясняет дело.
На этом основании мы заключаем, что Якутских острогов было собственно три:
Первый, основанный
в 1632
году сотником
Бекетовым на правом. берегу Лены,
па горе
Чебыдале.
Второй, перенесенный
в 1642
(?) году
на
урочище (Сай-Сар,
на
нынешнее
место города
на левом
берегу Лены.
И, наконец, третий, построенный
в 1683
году воеводою
Иваном Приклонным
на
Чеповом
лугу, на
580 сажен
выше
второго по
течению Лены.
Затем, на основании этих-же данных, мы можем сделать весьма важный для нас и
притом
вполне достоверный вывод, что все остатки Якутских укреплений, которые до нас дошли а равно и все имеющияся у нас изображения и письменныя свидетельства относятся к этому
третьему
острогу, потому что все они — ХVIII-го столетия и следовательно позже 1683-го года, т. е. времени его сооружения.
Обратимся теперь к архивному плану Т. - С. Комитета (черт. 18).
На нем мы видим прежде всего широкий проток Лены от 100 до [51] 200 саж. шириною, названный здесь Леною 27) и текущий с юго-запада па северо-восток. На высоте двух третей его части, показанной па плане, в него впадает слева другой узкий проток саж. 20 шириною, который отделен от перваго тремя песчаными отмелями.
Но левому берегу узкаго протока и по левому-же берегу широкаго протока
или
Лены, ниже их слияния, расположен самый город, который имеет около 21/2 верст длины и одной версты ширины. В нем мы видим два главных древнейших пункта: в восточном конце прямо против слияния протоков, саженях в 150-ти от берега, мужской Спасский монастырь (Б), основанный в 1664-м году; и в западном конце, в 300-х саженях от берега и в полутора верстах от монастыря, выше по течению, остатки старого острога (А), которые и составляют предмет нашего исследования. Так как изображение его на этом плане представляет новыя и притом, повидимому, достоверныя данныя 28), то мы и приводим здесь это изображение в самой точной выкопировке (черт. 19).
Что-же мы видим на этом плане? Во-первых, внутреннюю ограду трапецоидальной формы, близкой к квадрату, с пятью башнями, из коих три угловых и две средних (9). Четвертая угловая была, по всей вероятности, сломана для постройки каменной соборной церкви во имя св. троицы (1). Эта внутренняя ограда обнесена такой - же наружной, почти параллельной ей и тоже в виде неправильного прямоугольника с восемью башнями, из которых также четыре угловых и четыре средних (8, 8, 8 и 22).
Вот данныя, которыя помогут нам разобраться в хаосе противоречивых показаний.
Указание Ф. Ласковскаго относится к острогу времен царя Алексея Михайловича. Но мы знаем, что при царе Феодоре Алексеевиче был выстроен в 1683 году новый острог, остатки котораго продержались до настоящаго времени. Следовательно показания Ласковскаго, как относящияся к другому, более древнему острогу, отпадают сами собой.
[52] Равным образом отпадают сведения, сообщаемыя г. Латкиным, ибо они относятся к 1678 г., т. е. ко второму острогу, а не к третьему, с которым мы имеем дело: кроме того, они касаются поправки (замена частокола) и особаго укрепления отдельных мест (палисад около пяти башен), а значит никаких общих указаний не дают.
Затем остаются свидетельства Словцова и Щукина. Что касается до перваго, то на этот раз он, как будто, изменяет себе: свое «Историческое обозрение» он постоянно основывает на документальных данных, а здесь, поводимому, руководствуется какими-то неверными словесными сообщениями и потому в подробностях значительно противоречит истине. По его словам, Якутский острог состоял из внешняго «четыреугольннка», который имел 320 саж. в стороне и на стенах которого возвышалось 16 башен; внутри этого прямоугольника было другое меньшее укрепление, «замок», как он его называет, с 6-ю башнями, занимавшее площадь в 640 саж. Таким образом «общее» расположение, им указываемое, не противоречит ни чертежу 19-му, ни «ведомости 1701-го года», но когда обратимся
к
подробностям,
- увидим ряд неточностей.
Если площадь внутренняго «замка» была 640 кв. саж., то сторона ея [53] должна приблизительно равняться 2529) саженям. –
Но длина существующей стены внутренняго «города» равна 64
сасаженям а по ведомости 1701 года — 60 саж. Взявши среднюю величину т. е. 62 саж., получим приблизительно для него 62×62=3.844 квадр. саж. т. е. величину в шесть раз
большую площади, указываемой
Словцовым. Точно так-же спутано и число башен: по его словам выходит. что башен было всего 22, из коих 16 во внешней ограде и 6 во внутренней. Между тем на основании провереннаго плана Якутска мы знаем что башен было всего 16, из которых 8 было во внутренней ограде и 8 во внешней (черт. 19). Таким
образом
6 башен, о которых отдельно говорит Словцов, входили в число 16-ти, приписываемых им только одной внешней ограде. Значит показания его, как основанныя на неверных данных, также не следует принимать во внимание.
Остается свидетельство Щукина,
который
посвящает
Якутскому
острогу два рисунка (рис. 20 и 21) и почти все ХLI-ое письмо из своей «Поездки в Якутск».
подобно Словцову, он имеет правильное представление об общей форме острога, но сбивается в подробностях, что мы выясним ниже.
[54] Описание Щукина, несмотря на всю его наивность и неумелость, полно таких любопытных подробностей, что мы считаем нужным привести его здесь целиком, поскольку оно относится непосредственно к нашему вопросу.
«Якутский город, говорит он, заложен в 1632 году, на урочище Гимадай, но спустя 40 лет перенесен на нынешнее место. Старая ли крепость разобрана и перенесена сюда, или построена новая, о том никто в Якутске не знает; многия, однакож, задымившияся и обозженныя бревна заставляют думать, что нынешняя крепость построена из стараго леса; а знаки, поставленные на каждом бревне, как делается при переноске деревянных строений, еще более убеждают к этом мнении 30).
Крепость стоить на ровном месте, в версте разстояния от Лены. Она, как видно по остаткам, была квадратная, каждый бок ея имел 63 1/2 сажени. По углам были башни в несколько этажей, а в средине ворота (рис. 20). Крепостныя стены построены срубами, длина каждому 1 1/2 сажени, ширина 4 аршина 2 1/2 четверти, а вышина 2 1/2 сажени. В каждом срубе, с внешней стороны, прорезаны два небольшим отверстия для стреляния из ружей: следовательно в каждом из них помещалось по два казака, которые стреляли, вероятно, лежа или стоя на коленях, судя по недальному разстоянию отверстий от земли. Срубы примыкают
один
к другому и составляют нижнюю и главную стену, на которой сделана другая стена, в одно бревно толщиною, также с отверстиями для стреляния. Эта стена, вышиною в сажень, подпирается со внутренней стороны небольшими бревенчатыми будками с двумя амбразурами для наружных выстрелов (рис. 20). Будки эти простираются не во всю стену всплошь, но через сруб, т. е. будка, потом простая стена, потом опять будка, и так далее. Длина каждой будки 5 аршин, вышина 1 сажен и 2 четверти, ширина 2 аршина. Верхняя стенка висит над основанием крепости на четверть аршина, для того чтоб неприятеля, подошедшаго к стене можно было обливать горячею водою, или бросать на него каменья. Наконец вся стена покрыта кровлею на два ската и
со внутренней стороны имеет галлерею. Высота стены вообще 3 саж. 2 четверти, толщина 4 аршина 2 1/2 четверти. Как ворота, так и башни выдаются вперед от стены на одну сажень и для перекрестнаго огня имеют амбразуры. В некоторых [55]
башнях сделаны подлазы, т. е. отверстия, в которыя осажденные выходили на вылазку, а на сторонах, обращенных в поле, видно по четыре отверстия для ружейной стрельбы. Каждый бок башни в 3
сажени. Ворота шириною в 3 1/2 сажени; дверь в них сделана из толстых досок, с калиткою, и закладывалась брусьями в несколько рядов. Вся крепость, на разстояние ружейнаго выстрела, обнесена была высоким частоколом или палисадом с воротами и башнями. От этого укрепления остались теперь только одни ворота. За палисадом, вероятно, стояли и пушки, потому что на главной стене видны только отверстия для ружейных дул. Достойно примечания, что крепость построена хотя из леса очень тонкаго, но до сих пор, т. е. более двух сот лет, сохранилась» 31).
Из этого описания ясно, что в общем представлении об Якутском остроге Щукин еще ближе подходит к истине, нежели Словцов. В самом деле, по его свидетельству «крепость» состояла из двух оград: одной внутренней, построенной «срубами», и другой внешней, образованной «высоким частоколом с башнями и воротами», что совершенно верно, как свидетсльствуют нам документальныя данныя. Но затем он неоднократно путается в подробностях. Так, напр., он утверждает, что верхние срубы или «будки», как он их называет, имели длины 5 арш., но ведь эти
«будки», по его - же рисунку (рис. 21), были расположены над нижними срубами, т. е. имели поперечныя стены общия; каким - же тогда образом разстояние между этими стенами могло быть внизу 11/2 саж. или 41/2 арш., а вверху 5?
Очевидная ошибка, обусловленная неверным обмером и непониманием азбучных строительных приемов.
Или, напр., он говорит в другом месте: «Каждый бок башни в 3
сажени. Ворота в 31/2 саж. . . .». Странное, заметим от себя, сооружение, в котором «ворота», т. е. «пролет», шире самого сооружения! На чем - же оно тогда держалось? Но дело объясняется очень просто: на чертежах (черт. 10) и на модели ворота имеют 4 аршина, что волне нормально.
Оставляя в стороне эти недочеты, мы должны сказать, что свидетельства Щукина, как очевидца и крайне добросовестнаго описателя, весьма важны для нашего вопроса: он сохранил нам такую массу драгоценных подробностей, какой мы ни у кого не находим.
[56] Чтобы покончить с письменными данными, нам остается сравнить между собою самые документы, т. е., иными словами, проверить нашу точку отправления.
Сравнивая выкопировку из архивнаго плана Т.-С. Комитета, № 264-й (черт. 19), с «Ведомостью 1701 г.» и с «Росписным списком 1759 года» мы находим, с одной стороны, весьма точныя данныя, а с другой стороны замечательное тожество их показаний.
«Ведомость 1701 года» определяет внешний диаметр внутренняго укрепления в 60 саж., а внутренний — в 57; разность между ними равна 3-м саженям. Что — же она означает? Разумеется, толщину двух стен. Но если толщина двух стен равна 3-м саженям, то толщина одной стены будет равна 11/2 саж., т. е. той толщине, о которой свидетельствует Щукин и которая показана на модели.
Затем «Ведомость» эта говорит о церкви в одном из углов ограды, алтари которой выпущены за стену; и действительно, мы видим на плане (черт. 19) в юго-восточном углу внутренней ограды церковь (1) с алтарями, выступающими за линию степы.
Наконец она утверждает, что «у города 7 башен». И это верно, ибо их несомненно было 8, но на месте юго-восточной башни была поставлена церковь и башен осталось 7. Нас не должна удивлять замена башни церковью. Это, повидимому, практиковалось в сибирских городах, причем, вероятно, службу башни несла колокольня. Но крайней мере это не единственный пример, потому что мы видим тот - же прием и в других городах, напр., в г. Епанчине (рис. 16 и черт. 17), где церковь выходит боком за линию ограды, а колокольня является надвратной башней. Что — же касается до разницы в числе башен, которых показано пять
на плане и семь по «Ведомости», то это объясняется тем, что первый моложе второй на целый век, в течение котораго, как мы это увидим далее, недостающая две башни исчезли.
Перейдем теперь к внешней ограде или к «острогу». По свидетельству «Ведомости», от его стены до стены внутренняго укрепления было с трех сторон по 40 саж., а с четвертой, восточной, — 60 саж. Обращаясь к плану, мы видим, что восточная стена действительно удалена от средняго укрепления больше чем остальныя и что разстояние между стенами на плане с запада, севера и востока вполне отвечает разстояниям, указанным в «Ведомости», т. е. равняются 40 с. на западе и севере и
[57]
60-ти саж. на востоке; есть только маленькая разница в разстоянии на юге, где показано 46 саж. вместо 40 саж. Что - же касается до числа башен — 8, то оно одинаково в обоих документах, а следовательно они оба верны и лишь подтверждают друг друга.
Если мы обратимся к «Росписному списку» 1759 года, то найдем в нем еще больше сходства с планом, так как между ними по времени всего около полувека разницы.
Из «списка» видно, что к 1759-му году оставалось всего только 5 башен; те же 5 башен мы видим и на плане 32). «Список»
говорит о двух «каменных» стенах между церковью и канцеляриею; эти две стены показаны и на плане с западной и северной стороны церкви (черт.
19,-1).
Наконец - общая длина стены также согласуется приблизительно в обоих документах. На плане общая длина деревянной стены, кроме каменных, выходит около 240 саж., а в «списке» длина той — же деревянной стены («городу») определена в 211 саж., без башен; но длина этих последних по фасаду определяется следующим образом:
3-х угловых 33) − (3с.+3с.) × 3 = 18 саж.
34) и 2-х средних = 4с. + 4с. = 8 саж.
Всего 26 саж. Откуда общая длина всего города будет:
211с. + 26с. =
237 с.,
что разнится от 240с. всего на 3 саж., которыя легко могли быть промерены.
Таким образом верность всех этих документов взаимно подтверждается и принятое нами основание должно считать правильным.
Обратимся теперь к рисункам и попытаемся разобраться в них на основании приведенных данных.
На
нашем
достоверном плане № 264-й (черт. 18) мы видим на
[58]
восточном краю города Спасский монастырь, а на западном - остатки стараго острога; между ним и монастырем, но
прямой
линии, около 11/2 версты или 750 саж.
Но мы знаем, что этот последний или третий острог был поставлен на 580 саж. выше по течению Лены против второго или прежняго. Следовательно второй острог находится между третьим острогом и монастырем, на 580 саж. ближе к этому последнему и в 170 саж. 35) от него. Отсюда ясно, что зрителю конца ХVII — начала
XVIII века, смотревшему на город из-за реки, представлялась такая картина: на правом конце города—монастырь: левее его, в 170-ти саж., могли быть остатки стараго или второго острога; а еще левее, в 580 с. от этого последняго, третий или последний острог, который тогда был еще новый. Между ними были разбросаны в самом живописном безпорядке сбегающие к реке 36) обывательские дома.
Если мы обратимся теперь к чертежу Ремезова и ориентируем его как следует, т. е. расположим низом направо, а верхом налево, то увидим совершенно ту же картину (черт. 15): справа будет монастырь, обнесенный частоколом, с колокольней с южной стороны; левее будет стена с тремя башнями или остатки второго острога; и наконец в левом конце—новый острог. Эти остатки совершенно подобны тем, которые мы имеем теперь от третьяго острога в виде прямой стены с тремя башнями, идущей с юга на север.
Тем, что это «остатки» второго острога, объясняется та кажущаяся нелепость, па которую мы уже указывали и которая заключается в том, что это укрепление не имеет змкнутаго характера. А что это действительно было место стараго острога, лучше всего доказывается следующими данными, находимыми на самом чертеже: у Ремезова за этой стеной на совершенно
свободной площади начерчены домики и написано - «гостин двор востроге», т. е. «гостиный двор в остроге» (ib.), а между тем «острога» вокруг никакого нет, ибо по бокам открытая площадь. Как же тогда объяснить эту надпись? Объясняется она очень просто: когда стены второго острога были большею частью разобраны, гостиный двор очутился «вне» крепости, но, но старой памяти, назывался «в остроге», что и [59] записал Ремезов, составлявший свой чертеж не только по письменным документам, но и
но
«опросам».
Наконец, налево мы видим замкнутую ограду с восемью башнями
и частоколом,
которая
и
представляет
собою
третий
острог. Таким
образом верность
изображения
Ремезова
может считаться
доказанной.
Обращаясь теперь к академической гравюре, мы видим то же самое: справа — монастырь (табл. III, рис. 2), а слева — башни крепости (рис. 1. ib.).
Под вопросом остается только одно: за что считать линию трех башен, которую мы видим между мачтами средних и правых барок? За остатки второго острога, показанные у Ремезова, или за три башни внешней восточной стены третьяго острога?
Последнее предположение надо считать более вероятным на основании следующих соображений.
1) Второй острог был в 170 саженях от монастыря и в 580 от третьяго острога; между тем эти башни помещены как раз наоборот, т. е. очень далеко от монастыря и очень близко к третьему острогу.
2) Чертеж Ремезова относится к 1700 —1701 гг., а академическая гравюра — ко второй половине
XVIII в. Если при первом остатки второго
острога еще существовали, то во времена автора второй их уже, конечно, не было.
3) До начала XIX века уцелело тринадцать или четырнадцать башен 37), которыя, очевидно, существовали и
в
ХVIII-м веке, а следовательно должны быть изображены на академической гравюре. Но мы видим на ней всего одиннадцать башен. Это объясняется тем, что недостающия две или три закрыты вследствие перспективы двумя высокими церквами и колокольней; если — же предположить, что правыя три башни третьему острогу не принадлежат, тогда недочёт целых шести башен остается необъяснимым.
Все эти данныя вполне подтверждают верность чертежа Ремезова и вида академической гравюры, но вместе с тем совершенно опровергают достоверность рисунка Витзена (табл. II, рис. 2).
В
1-х,
у него показана масса каменных зданий, между тем как Якутск и в начале ХIХ столетия их не имел; по крайней мере в описи к плану Т. - С. К-та отмечено лишь три каменных церкви и каменное уездное казначейство (черт. 18). Кроме того, Гончаров, бывший в Якутске в начале [60] 50-х
годов, свидетельствует, как мы уже
видели
выше, что в это время там был всего один каменный дом.
Во 2-х, тот - же план убеждает нас в существовании двух оград, одной в другой, а у Витзена представлены две соединенных ограды: правая прямоугольная, а левая круглая.
В 3-х, Витзен изображает крепость на берегу реки, а она от нея в версте.
В 4-х, у него монастырь (Ilet
Clooster, 2) показан налево, а крепость (Het Casteel)
38) направо, т. е. как раз наоборот действительности.
В 5-х, мы знаем,
что наибольшее число башен было 16, а у Витзена нарисована 21-я.
И, наконец, в 6-х, у него даже неверно понято назначение зданий: так, напр., на его рисунке изображен гостиный двор (12), а в объяснении сказано — «гостинница с лавками» («Gasthof vol Winkels»).
Все это показывает что вид Якутска у Витзена нарисован из головы на основании какого-то дурно понятаго описания и никакой достоверности не имеет, а потому никаким объяснительным или дополнительным материалом служить не может.
Обратимся теперь к позднейшим изображениям XIX века и разсмотримъ их в хронологическом порядке. Все они относятся, само собою разумеется, к остаткам третья го острога.
Старейшими из них являются рисунки Щукина, которые хотя и помещены во втором издании его писем 1844 года, но были сделаны очевидно в 1833-м году. Рисунки эти, исполненные на глаз, конечно отличаются некоторою неточностью пропорций, но за то весьма важны в том отношении, что сохранили нам, во 1-х, вид крыши на стене, а во 2-х — устройство верхних срубов с ея внутренней стороны (рис. 21). Таким образом рисунки Щукина вносят свою долю в дело изучения прежняго вида Якутскаго острога.
Вторыми по времени являются чертежи, помещенные у Киприанова 39). Как
ни мало имеет научнаго значения его чисто диллетантская книжка, впрочем по своему времени весьма удовлетворительная, но чертежи эти (табл. X) являются несомненно серьезным материалом.
[61] Не надо забывать, что Киприанов был инженер путей сообщения, а Главное Управление Путей Сообщения и Публичных Зданий ведало тогда всей строительною частью в государстве, и следовательно в руках его мог быть какой-либо точный оффициальный чертеж; поэтому изображение Якутскаго острога и отличается у него таким серьезным характером по сравнению с другими, довольно слабыми рисунками частных зданий. Его чертежи важны для нас в том отношении, что представляют собою полностью устройство верхняго хода или галереи с внутренней стороны стены, чего мы в других изображениях не видим, не исключая рисунков Щукина.
Затем следует чертеж, представленный в 1877 г. в Министерство В. Д. (табл. XI, черт. 1); по условиям нашего издания мы даем его, как мы уже говорили, в четвертую долю подлинника, но за то чертежи башен прилагаем в том же масштабе (черт. 8, 9, 10 и 11). Чертеж этот, несмотря на свое оффициальное происхождение, отличается значительными неточностям; так, напр., вся длина стены показана на нем всего в 52 сажени, а самая стена изображена как-бы обшитой досками, а не бревенчатой. Прочия неточности мы оставляем в стороне.
Десять лет спустя, в 1887-м году представляется ответ г. Понова 40) с приложением фотографических снимков (табл. V — IX), которые являются, конечно, самыми документальными данными.
Предпоследними изображениями Якутскаго острога являются рисунки, помещенные у Серошевскаго 41). Из них один представляет собою южную башню совершенно в том виде, как она изображена на нашем снимке (табл. VIII); а в другой - общий вид крепости, тоже совершенно подобный нашему (табл. V, рис. 2), хотя и взятый с несколько иной точки. Снимки эти ничего новаго не дают, но показывают впрочем, что состояние острога в 1896-м году было почти совершенно такое — же, как в 1887-м году.
После этого, около трех лет тому назад, летом 1904-го года поступила в Императорскую Археологическую Коммисию превосходно исполненная модель, которая представляет, следовательно, Якутский острог в его нынешнем состоянии.
Наконец, почти одновременно с этим выходит в свет книга г. П. Головачева «Сибирь» 42), где на стр. 380 и 381 мы видим новые
[62]
снимки Якутскаго острога. Но в «археологическом» отношении они не дают ничего новаго 43), а лишь представляют собою последния данныя относительно современнаго положения его остатков, впрочем вполне согласныя с данными модели, о чем будет сказано в своем месте.
Таковы материалы, которые находятся в нашем распоряжении для изучения Якутскаго острога в строительном и крепостном смысле.
Попытаемся-же теперь выяснить все его особенности в обоих этих отношениях.
ГЛАВА
III.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ГЛАВЫ III
ГЛАВА IV.
ГЛАВА V.
ГЛАВА VI.
ТАБЛИЦЫ (ГРАФИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ). |
UcoZ системойой
