ОГЛОБЛИН Н.Н. 

СЕМЕН ДЕЖНЕВ (1638-1671 ГГ.).(НОВЫЯ ДАННЫЯ И ПЕРЕСМОТР СТАРЫХ).

Введение.

ГЛАВЫ

I.

II.

III.

[278] IV.

Взгляд Словцова на открытие Дежнева.

Отрицательное отношение Словцова ⁵¹) к подвигу Семена Дежнева не имеет за собою никакой фактической основы. Чтобы пошатнуть выводы Миллера и других лиц, говоривших об открытии Дежнева на основании его собственных показаний в отписках Якутским властям, Словцов прибегает к очень не хитрому приему: он заподозревает подлинность показаний Дежневских отписок и других современных ему документов. Словцов не верит тем актам, которыми пользовался Миллер и которых Словцов не видел (в целом виде они напечатаны были археографической комиссией уже после смерти Словцова — в 1851 г. ). Презрительно отзываясь об этих актах (".... отписки Дежнева, в Якутском архиве валявшияся и в 1736 г. Миллером поднятыя на показ.... "), Словцов решительно называет разказ Дежнева о своем морском плавании "сказкою", находит, что он в своих отписках "бохвалит с дерзостию", а потому не решается назвать его даже "предтечею" Беринга... В "посвящении" своего труда тому же Миллеру Словцов просит у него прощения за то, "что бессмертие, каким ты наделил казака Дежнева, он прекращает по недоказанности права" (с. VII)...

На чем же основан такой решительный приговор? Словцов не скрывает своего удивления перед величием подвига Дежнева и здесь-то именно и кроется главная причина его сомнений!... Он не верить, чтобы Дежнев на таком плохом суденышке, каким несомненно был его кочь, с неопытною командою, очень мало знакомою с морем, - мог пройдти тяжелый и неизвестный путь почти в 2. 000 верст (с реки Калыма до берегов Берингова моря), и "пройдти водяную черту (Дежневский пролив), не пройденную однакож ни Лаптевым, ни Шалауровым, не Биллингсом, ни Врангелем"

Да, нельзя не сознаться, что подвиг Дежнева чересчур велик, и удивительно, конечно, что совершение его выпало на долю "единаго от малых сих", а не на долю сильных опытом и знаниями [279] Лаптева, Биллингса и др. Но Словцов как будто не знает, что великия открытия и изобретения нередко посылаются судьбою именно на долю "малых", а не умудренных всеми богатствами разума и образования. Он забыл о слепом "счастье", не разбирающем своих избранников. Именно с таким счастьем приходится иметь дело и здесь. Счастливая звезда привела простого казака Дежнева к разрешению великой географической задачи, над которою долго еще потом ломали голову не знавшие о подвиге Дежнева русские и европейские географы XVIII века.

Необыкновенно благоприятное лето 1648 г., когда грозное "Студеное море" оказалось свободным от льдов у сибирскаго прибрежья и когда господствовали здесь попутные Дежневу ветры, помогло ему совершить тот путь, который в другие годы оказывался непроходимым и от массы льдов, и от противных ветров Такое благоприятное состояние Ледовитаго океана бывало не раз и после Дежнева, как бывало оно и раньше. И после Дежнева не раз русские люди предпринимали более или менее удачныя плавания к востоку от устья р. Колымы ⁵²). Происходили также впоследствии плавания из Камчатки к устью реки Анадыра, а оттуда к Дежневскому проливу. Вообще, по частям весь путь Дежнева не раз проходился русскими людьми. При том, мы знаем, что сам Дежнев собирался отправить государеву соболиную и моржевую казну с Анадыра морем в Колыму. Его остановило от этого намерения только неимение всех судовых принадлежностей, да разказы чукчей о том, что Студеное море не всякое лето бывает свободно от льдов. Все это вполне доказывает проходимость Дежневскаго пути в иные годы. А раз это так, - нет нечего удивительнаго, что стечение особенно счастливых обстоятельств помогло в 1648 г. кочу Дежнева совершить весь его славный путь.

Не нужно, при том, забывать, как выше уже замечено, что ни сам Дежнев, ни его Колымския и Якутския власти, ни высшая московская администрация — никто, словом, в XVII в. не подозревал о всем величии подвига Дежнева и никто его не превозносил вплоть до архивных открытий Миллера в XVIII в. Мы знаем, что сам Дежнев о своем морском плавании говорит так мало и на столько скромно, что даже Словцов счел нужным упрекнуть его за отсутствие подробностей в описании этого плавания. [280] Нигде, ни в одном слове Дежневских отписок и челобитных нельзя найдти того, что Словцов, сам не читавший их, голословно называет "дерзостью" и "бахвальством". Какая тут "дерзость", когда человек, приехавший в Москву бить челом государю о заслуженной награде (что было в XVII веке самым естественным явлением), смиренно упоминает (в третьей челобитной) О своей Анадырской службе и об открытии "моржовой корги", а о своем морском плавании ни слова не Говорит!.. Это плавание он считал таким неважным событием в Своей "государевой службе", что не находил нужным подробно говорить о нем им в отписках Якутским воеводам 1655 г., ни в первых двух челобитных царю 1662 и 1664 гг. В своих отписках он заговорил о плавании, как мы знаем, единственно для опровержения уже действительнаго "бахвальства" Стадухина, незаконно приписывавшаго себе честь открытия "Большаго Каменнаго носа" и "Анадырской корги". Не будь этого обстоятельства, мы, вероятно, не узнали бы из отписок Дежнева и тех ничтожных известий о его знаменитом морском плавании, какия случайно попали сюда, благодаря Стадухину.

Если же Дежнев, не придавая никакого значения своему морскому плаванию, разказывает о нем (в отписках и в двух первых челобитных) только между прочим, мимоходом, без всякой задней мысли, то нет никакого основания сомневаться, подобно Словцову, в правдивости Дежневскаго разказа, называть его "сказкою", упрекать в "дерзости" и т. п. Словно Дежнев мог знать, что мимоходом брошенныя им слова будут подняты почти через 100 лет внимательным архивным розыскателем (Миллером) и доставят Дежневу вечную славу!..

Вообще, Словцов видимо, что называется, придирается к Дежневу и его разказу. Например, он находит такое "противоречия" в нем: Дежнев полагал, говорит Словцов, "Чукотский нос от Анадыра - то в 3 днях ходу сухопутнаго и водяного, то опять в далеком разстоянии". Но Словцов, не читавший отписок Дежнева, не знает, что в первом случае Дежнев говорить не о трех днях, а о трех "сутках", — разница большая, при том — о трех сутках "доброго побега" судном, то-есть хорошаго хода, при попутных ветрах и проч. А трое суток "добраго побега" судна говорит именно о "далеком разстоянии".

В своей несправедливости к Дежневу Словцов, не понимая слов Миллера, доходить, намеренно, или не намеренно, до [281] положительной нелепости, которую он приписывает Дежневу. Так, мы знаем, по разказу Дежнева, что после известного боя его с чукчами где-то на берегу около Чукотского носа (20-го сентября, когда был ранен Федот Алексеев) оба коча — и Дежнева, и Алексеева — двинулись дальше по морю, но вскоре были разлучены бурею. Кочь Алексеева исчез неизвестно куда, а Дежневский кочь в октябре долго носило "всюда неволею", пока не "выбросало на берег в передней конец, за Апандыр реку". Разказ Дежнева - разказ очень простой и понятный, не заключающий в себе ничего удивительнаго. Но что же из него делает Словцов? Рисует удивительную нелепость, которую будто бы разказывает Дежнев. Именно, по Словцову выходит, как будто, во время боя с чукчами на берегу, оставленным без надзора суда уносятся в море "и одно из них выброшено к югу будто бы за Анадыром к Олюторской (?!) губе", русские же после боя и потери кочей отправляются сухим путем к Анадыру, куда и приходит через 10 недель. Изложив так неправильно разказ Дежнева. Словцов приходит в негодование: как это Дежнев, находясь на берегу, видит за сотни верст, куда попало его судно: "можно-ли так далеко видеть, и так наугад говорить, когда лучше бы запросто понимать, что судно или затерто во льдах, или исчезло из глаз за островом, за мысом. Да и до того-ли было при стычке, чтоб наблюдать за судном?... "

Немудрено, что, увидевши такую несообразность в разказе Дежнева, Словцов с негодованием относятся и к остальным его показаниям. Но мы знаем, что этой несообразности совсем нет у Дежнева: она или выдумана Словцовым, или как то непонятно выведена им из разказа Дежнева в передаче Миллера.

Остальные возражения Словцова также очень голословны. Так, он не верит, чтобы Дежнев обходил Чукотский нос, и полагает, что он смешал этот нос или с мысом Чаунским (около 300 верст к востоку от реки Калыма), или с мысом Шелагским (около 350 верст оттуда же). Мало того: Словцов полагает, что и реку Анадыр Дежнев смешал с рекой Чауном (около 400 верст от реки Калыма), хотя тут же рядом он не отвергает и того, что Дежнев был и на подлинной реке Анадыре, впадающей в Берингово море... Но Чаун такая небольшая речка в сравнении с рекой Анадыром, да и реку Анадыр [282] так хорошо узнали русские со времени открытия ея Дежневым, что смешения здесь не могло быть.

Несколько серьезнее представляется мнение Словцова относительно мыса Чаунскаго и мыса Шелагскаго. Он находит, что оба эти мыса своим положением соответствуют тому описанному Дежневым мысу, который он называет "Большим Каменным носом". Словцов уверяет, что и первые два мыса лежать также "между севером и востоком" и также "поворачиваются кругом до Анадыра". От одного из этих мысов Дежнев будто бы и двинулся к заливу Св. Креста, а оттуда на реку Анадыр.

Сходство в направлении и положении этих трех мысов, конечно, дело возможное, но отсюда никак не следует, что Дежнев не мог быть у Чукотского носа. Если даже предположить, что именно мыс Шелагский есть мыс Большей Каменный, по Дежневу, — тогда будет странно, что такое небольшое разстояние от реки Колыма до мыса Шелагскаго (около 350 верст) проходилось Дежневым с 20-го Июня до 20-го сентября — ровно 3 месяца! 350 верст даже слабый кочь Дежнева мог при благоприятной погоде пройдти в 5 - 10 дней, если даже не меньше. Дежневу же погода именно благоприятствовала до Чукотского носа и переменилась к худшему только за носом, уже в конце сентября и позже.

Очевидно, это возражение Словцова не выдерживает критики. Странно также, почему Словцов с мыса Шелагскаго направляет Дежнева в залив Св. Креста и заставляет его идти это пространство 10 недель. Правда, местность здесь очень гористая (отпрыски Станового хребта) и почти не населенная (и доселе здесь бродят только "оленные чукчи"), но пространство между мысом и заливом очень не велико (около 600 верст), чтобы на него тратить 10 недель. И почему Дежнев пошел именно к заливу Св. Креста, а не прямо на реку Ападыр (от залива до среднего течения реки около 400 верст), — Словцов не объясняет. Вообще, все это очень голословно.

Также голословен Словцов и в своем возражении относительно виденных Дежневым против Чукотского носа двух островов. Словцов недоумевает, о каком мысе идет здесь речь, так как и против мыса Восточнаго есть острова (группа Гвоздева), и против мыса Чукотского лежит о. св. Лаврентия, который мог "показаться Дежневу вдвойне". Тем лучше, значит: какой бы мыс ни разумел Дежнев под именем Большаго Каменного носа, [283] он был все-таки прав, разказывая о виденных им двух островах (в другом месте отписки он говорит не о двух островах, а просто о нескольких "островах"). Словцов же положительно неправ, когда в этом месте заподозревает даже Миллера во лжи, замечая относительно упоминания Дежнева об островах против носа, что "все это у Дежнева подделка поздняя".

Правда, известно ⁵³), что нередко Миллер извлекал акты из сибирских архивов крайне небрежно. Но в данном случае -относительно найденных Миллером отписок Дежнева 1655 г. — мы не имеем никаких оснований подвергать сомнению их подлинность, особенно после того, как сведения этих отписок подтверждаются данными открытых мною двух первых челобитных Дежнева 1662 и 1664 гг.

Также несправедлив Словцов, когда говорит, что "еслибы обход Чукотскаго носа был истинен, честь принадлежала бы не седоку, а хозяину, правившему судном", считая таким хозяином Федота Алексеева, а Дежнева признавая только "пассажиром". Но мы знаем, что главою экспедиции был именно Дежнев, как представитель правительственной власти. При том Ф. Алексеев не был единственным "хозяином" кочей: таким "хозяином" был на своем коче и Дежнев, на другом коче — промышленные люди Б. Астафьев и А. Андреев (прикащики "гостя" Вас. Гусельникова), на третьем коче—служилый человек Герас. Анкудинов и проч. Все они были "хозяевами" своих кочей. Но несомненно, что во главе промышленных людей стоял Ф. Алексеев. Конечно, честь открытия Дежневскаго пролива принадлежит и Ф. Алексееву вместе с Г. Анкудиновым, так как оба они прошли с Дежневым пролив и затем погибли неизвестно где и когда. Не будь этой гибели и дойди Алексеев с Анкудиновым, подобно Дежневу, до реки Анадыра, — их имена были бы так-же славны, как и имя Семена Дежнева и стояли бы рядом с ним. Теперь же приходится смотреть на Федота Алексеева и на Герасима Анкудинова только как на более крупныя жертвы Дежневскаго плавания.

Имя же Семена Иванова Дежнева по-прежнему должно стоять во главе этой первой по времени крупной географической экспедиции [284] русских, при том — экспедиции вполне удавшейся, хотя и предпринятой по инициативе и на средства частных лиц, а не администрации. Голословныя (а подчас и недобросовестныя) сомнения Словцова не отнимут у Дежнева вполне заслуженной им славы перваго из европейских мореплавателей, открывшаго морской проход из Севернаго Ледовитого океана в Восточный океан. С Словцовым следует согласиться в одном, что Дежнев не может быть назван "предтечею" Беринга... Да, Дежнев не мог быть "предтечею" того лица, которое само принадлежало к длинному ряду неудачных последователей Дежнева; Дежнев, открывший весь пролив, не может стоять рядом с Берингом, проплывшим едва половину "Дежневского пролива".

V.

VI.

Примечания.

Приложения.

а) Первая челобитная Семена Дежнева, 1662 г.

б) Вторая челобитная Семена Дежнева, от 2З-го сентября 1664 г.

в) Третья челобитная Семена Дежнева, 13-го февраля 1665 г,

г) Четвертая челобитная Семена Дежнева, 25-го февраля 1665 г.

Библиографическое описание:

 ЖУРНАЛ МИНИСТЕРСТВА НАРОДНАГО ПРОСВЕЩЕНИЯ, С.-ПЕТЕРБУРГ, часть CCLXXII, отд. 2, 1890г.

Сетевая версия – В. Трухин, 2008